Патриотизм

Христианин и государство: прагматичный подход
На днях с друзьями мы обсуждали отношение уранополитов к государству и обратили внимание на текст из Послания апостола Павла к Тимофею: «Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2, 1–2). Этот священный текст хорошо известен, ибо цитируется на сугубой ектенье, но самое интересное в нем – это мотивировка. Зачем надо молиться за власти? Тут приходится слышать или бурю возмущений типа «За антинародный режим попы Бога просят» или «Надо молиться, чтобы власти образумились». Почему-то по-доброму относиться к власти у православных активистов, особенно патриотов, не принято. Но мысль апостола куда более прагматична. Мы молимся за власти, чтобы нам самим жить было хорошо. Мы заплатили налоги, исполнили другие требования власти, и все! Будем молиться, чтобы к нам больше не лезли! Любая бабушка у подъезда, которая говорит: «Лишь бы не было войны», – просит о том же, о чем говорит апостол. Евангелие дано для обычных людей, не для тех, кто подвержен той или иной идеологии, а для самых обычных частных лиц, которым не интересно по большому счету ничего, кроме судьбы их самих и их родных.

Вот именно к таким обычным, прекрасным людям, которые не борются за будущее России или за прекрасное будущее человечества, а заботятся исключительно об обычных реальных существах, и обращено Слово Божие. Купец, рабочий, коммунальщик, крестьянин, правитель (из исполнительной власти) – они прекрасно поймут простые и крайне важные слова Христа. Слова, которые рассказывают, как здесь, в сером быте, стать гражданином неба. В Евангелии есть здравый и очень трезвый расчет, как правильно вложить капитал (в небесном хранилище, конечно). Нет в нем призывов к спасению Америки, России или Римской империи, а есть простое и понятное желание – чтобы каждый был на своем месте, без нужды ни к кому не лез. Сам жил по-Божьи и другим также жить не мешал. И вот этому простому и прагматичному подходу нам надо заново учиться! Ведь для Слова Божия Небо не есть что-то далекое или никак не связанное с нашей обычной жизнью. Что здесь посеешь, то там и пожнешь.

Патриотизм и заповеди
Насколько вывернуто сознание у рядового патриота! Обычно патриот считает для себя возможным ругать существующие власти, антинародный режим и т.д., но при этом клянется в неземной любви к выдуманной им стране (не важно – России или США). Но Библия учит ровно противоположному. Существующие власти достойны почитания и уважения до тех пор, пока не требуют от нас нарушения Заповедей Божиих: «…начальствующего в народе твоем не злословь» (Деян. 23, 5; Исх. 22, 28). Эта заповедь тщательно исполняется уранополитами, но презирается многими патриотами. Считается, будто для укрепления государства обязательно требуется патриотическое воспитание. Но насколько я понимаю, патриотическая идеология разработана французским и немецким масонством XVIII века с целью уничтожения христианской имперской государственности. Французская революция проходила именно под патриотическими лозунгами, которые революционеры противопоставляли сверхнациональной сути христианства. Именно под патриотическими лозунгами разрушались великие христианские империи, которые как-то умудрились существовать без национально-патриотического воспитания в течение столетий.

Если государственная власть желает иметь крепкий фундамент своего существования, она должна опираться на библейские, уранополитические представления. Такой правитель ответственен не перед народом, а перед Всемогущим Богом, у него нет задачи идеологически обрабатывать население. Он обязан только предоставить гражданам безопасность и правосудие. И если он сможет это сделать, то большего от него Бог не потребует (речь идет о его деятельности как правителя, а не как отдельной личности, которая должна исполнять все заповеди Божии). Не в том долг правителя, чтобы любым способом устраивать рай на земле и возвышать тот народ, над которым он поставлен, а в том, чтобы не дать в своей стране воцариться аду. Эта задача, конечно, не такая глобальная, как у патриотов, но зато она исполнима и влечет за собой вечные последствия.
Григорий Богослов писал: «У всех одно отечество — горний Иерусалим, в котором скрыта жизнь наша. У всех один род, и если угодно смотреть на дольнее, – это прах, а если на высшее, – это дыхание, к которому мы стали сопричастны, которое заповедано нам хранить и с которым нам должно предстать на Суд и дать отчет в соблюдении горнего нашего благородства и образа. Поэтому всякий благороден, кто сохранил это дыхание добродетелью и стремлением к Первообразу, и всякий не благороден, кто осквернил его пороком и принял на себя чужой образ — образ дракона. Земные же эти отечества и породы суть только забава нашей временной жизни и лицедейства. Ибо и отечеством именуется то, что каждый украл или насилием, или собственным бедствием, и где все одинаково странники и пришельцы, сколько бы мы ни играли названиями».

Катехизис и патриотизм
В катехизисе есть такие слова: «Кто заступает для нас место родителей? Государь и отечество, потому что государство есть великое семейство, в котором Государь есть отец, а подданные – дети Государя и отечества. Как далеко должна простираться наша любовь к государю и отечеству? Наша любовь к Государю и Отечеству должна простираться до готовности отдать за них свою жизнь» (см.: Ин. 15, 13).

Такое отношение к царю связано с системой государственных взглядов свт. Филарета, аналогию которым можно найти в учении Феофана Прокоповича и всей европейской системе абсолютистской монархии. Государь – помазанник Божий, чтобы быть отцом народа.

Воздавать почтение власти естественно и нормально. Быть готовым умереть на войне по справедливому приказу власти не откажется никакой уранополит. Неуместно, на мой взгляд, употреблено здесь только слово «любовь». Достаточно подставить в это выражение определение любви, данное апостолом Павлом, как станет понятна неряшливость текста. Представим себе слова: «Мы должны долготерпеть отечество, милосердствовать к отечеству, не завидовать отечеству, не превозноситься над отечеством, не гордиться над отечеством, не бесчинствовать во имя отечества, не искать своего, а искать того, что нужно отечеству, не раздражаться отечеством, не мыслить зла об отечестве, не радоваться неправде отечества, а сорадоваться истине отечества, все покрывать в отечестве, всему надеяться в отечестве, всему верить в отечестве, все переносить в отечестве, любовь к отечеству никогда не перестанет, хотя и пророчества упразднятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... А теперь пребывают сии три: вера, надежда и любовь к отечеству, но любовь к отечеству из них больше (ср.: 1Кор. 13).

Абсурдность этой фразы, на мой взгляд, очевидна. Или фраза: «Бог есть любовь к отечеству, и пребывающий в любви к отечеству в Боге пребывает» (ср.: 1Ин. 4, 16) – разве не является кощунством? Так что слово надо употреблять или в библейском смысле, и тогда патриоты будут идолопоклонниками, поклоняющимися твари вместо Творца, или просто надо понять неточность фразы и заменить «любовь» словами «почитание власти», с чем уранополиты спорить никогда не будут. И еще раз напомню, что в Предание входит не то, во что верили отдельные отцы, а то, чему учили все, всегда и повсеместно. Признаками Предания являются древность, всеобщность и повсеместность. Уранополиты не имеют земного отечества и, соответственно, не отдают ничему земному своего сердца, несмотря на свидетельства патриотов о религиозном долге любить земную Родину.

Патриотизм и христианство – внутреннее противоречие
Патриоты мне написали: «Православные полностью согласны с уранополитами относительно Отечества Небесного и расходятся относительно Отечества Земного». Но мне тут не понятна одна вещь, как патриоты могут быть согласны с уранополитами в отношении к Отечеству Небесному? Разве они действительно чувствуют себя на земле странниками и пришельцами и помнят, что здесь они только в гостинице? Я уже приводил мысль святителя Феофана и еще раз повторю: «Пришлец я на земле, – эту мысль всякий должен носить в сердце своем, – не имею здесь пребывающего града, но грядущего взыскую; отечество мое не здесь: тут я случайно, на время, странник. Прямое отсюда следствие такое: если я странник, то мне нечего здесь заводиться всем на долгие лета или навсегда, что ко всему здесь я должен относиться, как к чуждому мне, не касающемуся меня, держать себя так, как в гостинице: отдыхать лишь, а там опять в путь; делать все мимоходом и принимать как мимоходное, имея одно только в мысли и желании – безостановочно шествовать верным путем в свое отечество».

Но разве такой подход совместим с тем пылом, с которым патриоты отстаивают интересы той страны, где они родились? Я повторю вопрос: «Как человек может подготовиться к жизни в Небе, отдавая хотя бы часть своего сердца земле?» Понятно, что, живя по заповеди, человек будет заботиться и о той стране, где живет, как заботится постоялец о гостинице, но все мысли его должны быть не здесь, а на Небесной Родине. Даже богоустановленный брак, освященный Церковью, должен помогать идти в Небо, а не обустраиваться на земле. А уж тем более не заповеданный Богом патриотизм как служение стране не требуется христианину и не помогает ему идти к Богу, не учит любви ко всем людям, независимо от того, подданными какого государства они являются.
Напротив, эта идеология просто мешает человеку исполнять евангельские заповеди, она привязывает к тленной земле и заставляет забыть о Небе. Еще раз повторюсь: чувство, что тебе нравится место, где ты родился, для спасения души безразлично. Это просто дело вкуса. Но превращать вкусовые пристрастия в добродетель – значит удалять себя от Бога Небесного. Это иудеи ждали Мессию, который даст им царство земное, а потому и отвергли истинного Царя Небесного. И Сам Христос запретил служить двум господам (Мф. 6, 24) и повелел сокровища собирать на Небесах, чтобы там было наше сердце (Мф. 6, 19–21). Зачем я должен отдавать свое сердце тому, что умрет раньше меня, зачем той стране, где я странствую, мое сердце?

Небесное гражданство и народы
Когда христианин начинает пытаться совместить свою веру с национализмом, его ждут огромные библейские проблемы. Сразу же в голову лезут «безродно-уранополитические» высказывания апостола Павла: «Нет уже ни иудея, ни язычника» (Гал. 3, 28); «…нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, 11). Мысль апостола ясна и понятна. Она не оставляет места для национализма в Церкви. И тут начинаются разные ухищрения. Одни говорят, что эти слова – не о Церкви, а о Царстве Небесном. Хотя очевидно, что апостол говорит это о нынешнем времени (теперь – Кол. 3, 8). Другие считают, что в Церкви наций нет, а вне ее – есть, как будто христианин имеет право в какой-то своей части разотождествлять себя с Церковью. Но апостол Павел прямо говорит, что «мы умерли для мира в крещении» (Рим. 6, 1–11, Кол. 3, 1–4). Иные говорят, что раз есть разделение на два пола, значит, и у христиан различие наций сохраняется, и это нормально. Хотя половое различие и преодолевается в монашестве, да и в христианском браке есть разные служения, но одинакова благодать, которая не зависит от пола. Да и то, к какой нации ты себя отнесешь, – вопрос скорее собственного мироощущения, а никак не объективной необходимости, в отличие от половой принадлежности.

Все возникает оттого, что из-за привязанности к тленной и смертной земле люди утрачивают чувство неотмирности Церкви. Но для Библии принадлежность к нации – это не есть нечто необходимое. Есть разные нации, и к ним относятся гои (язычники). Есть иудеи – это народ, разорвавший Завет, и есть особый народ – Церковь, народ Завета. Это нечто совершенно иное, чем все нации земли. Мы не гои, не язычники, чтобы относиться к нациям, мы христиане, нация Иисуса Христа: «…род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет, некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда не помилованные, а ныне помилованы» (1Петр. 2, 9–10).
Мы, бывшие русские, бывшие татары, бывшие евреи, бывшие американцы, а ныне – дети Бога, народ Святой Троицы, граждане Неба. Мы говорим на всех языках, из которых мы вышли, но мы иные, мы третий народ. И самотождество у нас должно быть не с бывшими своими народами, а с Церковью. Как для обычного язычника бедствие американца более далеко, чем бедствие своего, так и для христианина бедствие христианина ближе, чем бедствие чужого. Хотя мы молимся обо всем мире, и ради христиан мир и существует. Но мы – не граждане мира (почему нельзя быть космополитом). Те народы, из которых мы вышли, – это наше первое (но далеко не последнее) миссионерское поле. Но по сути – это чужбина. А все сердечные интересы для нас – в Церкви, в этом удивительном странствующем Царстве, чья Родина в Небесах. Ее интересы иные, чем интересы любого Царства земного, они могут совпадать, могут и не совпадать, но тождественными они не будут никогда. Церковь гораздо больше земли.

В трудах патриотов и националистов часто приходится видеть обличение тех, кто пытается совместить принадлежность к двум разным народам. Патриоты часто обличают тех, кто имеет двойное гражданство. Так почему же христиане забывают об этом?! Мы всегда христиане, и язычниками больше не будем никогда. В чине присоединения язычников Церковь молится: «Боже, Ты собрал из языков Церковь, народ Свой». Бог выбрал нас из языков, а мы пытаемся вернуться обратно. Это старое искушение Израиля – «Мы будем как все языки». Да не будет так! «Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак. 4, 4). И это следствие нашего самолюбия (как об этом хорошо сказал Карамзин). Господь лечит эту болезнь Своими наказаниями, чтобы мы не были осуждены с язычниками. Именно для того, чтобы вернуть это ощущение абсолютной неотмирности христиан и их глубинного сродства церковников, независимо от наций, я и проповедую уранополитизм. Это единственная естественная точка зрения для тех, кто ощущает себя церковником.

Св. Иоанн Златоуст в толковании Послания апостола Павла к Римлянам говорит следующее: «Что же это, спросишь, если Павел хотел быть отлученным для того, чтобы уверовали другие, то ему надлежало о том же молиться и за язычников, а если он молится только об иудеях, то показывает, что желал отлучения не ради Христа, а ради сродства с иудеями. И, конечно, если бы молился об одних только язычниках, то это не было бы так явно, а так как молится об одних иудеях, то ясно показывает, что заботится об этом для славы Христа. Знаю, что слова мои кажутся для вас странными, но если вы не будете производить шума, то я тотчас постараюсь объяснить их. Не без причины сказал [апостол] то, что сказал, но на том основании, что все, порицая Бога, говорили, что изгнаны и лишены чести те, которые удостоились именоваться сынами Божиими, приняли закон, познали Бога прежде всех народов, пользовались особенною славою, служили Богу прежде всей вселенной, получили обетования, были отцами своих колен и, что всего важнее, стали праотцами Самого Христа (это и значат слова: от них же Христос по плоти) и что вместо них введены люди из язычников, никогда не знавшие Бога. Так как, говоря это, они хулили Бога, то Павел, слыша это, терзался, скорбел о славе Божией и желал быть отлученным, если это было возможно, под тем условием, чтобы спаслись иудеи, — чтобы такое богохульство прекратилось и не казалось бы, что Бог обманул их прародителей, которым обещал дары. Павел желал быть отлученным, чтобы ты понял, сколько его сокрушало мнение, будто осталось без исполнения обетование Божие, данное Аврааму: “…потомству твоему отдам Я землю сию” (Быт. 12, 7). После же этих слов (апостол) присовокупил: “Не тако же, яко отпаде слово Божие” (Рим. 9, 6). Здесь он показывает, что готов все это претерпеть за Слово Божие, то есть за обетование, данное Аврааму. Как Моисей, по-видимому, ходатайствовал за иудеев, но все делал для славы Божией (говорил: “…прекрати гнев, чтобы не сказали, что Ты не мог спасти и изведе погубити их в пустыни” (Втор. 9, 28)), так и Павел говорит: я пожелал быть отлученным, чтобы не сказали, что обетование Божие осталось без исполнения, что Бог не сделал обещанного и слова Своего не привел в действие. Потому он говорит это не за язычников (им ведь не дано было обетования, они не служили Богу и не хулили Его), а молился об этом за иудеев, получивших обетование, и за прочих близких ему».

«Замечаешь ли, что если бы он молился за язычников, то не так ясно открывалось бы, что он делает это для славы Христовой; а так как он желал быть отлученным за иудеев, то особенно ясно показал, что он желал этого для Христа. Потому и говорил: их же всыновление, и слава, и служение, и обетование. У них, говорит [апостол], закон, свидетельствующий о Христе, с ними заключены были все заветы, от них произошел Сам Христос, из них были все отцы, получившие обетования, но тем не менее случилось противоположное, и они лишились всех благ. Потому-то и терзаюсь, говорит, и если бы можно было быть исключенным из лика Христова, отчужденным не от любви Христовой (да не будет этого, потому что он и делал это из любви ко Христу), но от блаженства и славы, я согласился бы на это под тем условием, чтобы мой Владыка не подвергался хуле и мне ни от кого не слышать, будто дела Его были тенью, будто одним Бог обещал, а другим дал, Христос от одних родился, а других спас. Он дал обетования предкам иудеев и, оставив их потомков, ввел во владение их благами тех, которые никогда не знали Его; иудеи трудились, поучаясь закону и читая пророков, а язычники, недавно отвратившиеся от жертвенников и идолов, сделались выше иудеев. Где же тут Промысел Божий? Итак, говорит [апостол], хотя и несправедливо это мнение, но чтобы не говорили этого о моем Владыке, я с удовольствием лишился бы царства и неизреченной той славы и потерпел бы все бедствия, считая величайшим из всех для себя утешением в скорбях не слышать более хулы на возлюбленного моего. Если ты еще не понял сказанного, то представь, что и многие отцы часто решались на подобное из-за своих детей и предпочитали быть с ними в разлуке, только бы видеть их благополучными, считая их счастье выше удовольствия жить с ними вместе. Но так как мы далеки от такой любви, то и не можем понять сказанного» (Иоанн Златоуст. Беседы на Послание к Римлянам. 16, 2).

Кто и когда создал государство
Главной проблемой современных православных публицистов является то, что все свои выводы они делают исходя не из Библии и учения отцов Церкви, а из своих предрассудков (то есть идей, заимствованных из мира сего и не осмысленных в свете Слова Божия). Вот и говоря о природе государства, выводы строят на Марксе, а не на Моисее и апостоле Павле. Итак, давайте по порядку рассмотрим этот вопрос. Было ли государство в раю? Нет. Об этом у нас ни свидетельств, ни возможности признавать такую возможность. Ни суд, ни армия, ни полиция, ни смертная казнь, ни налоги не могут быть возможными в безгрешном и бессмертном мире. Было ли государство до Потопа? Возможность его появления после грехопадения была, но опять-таки нет никаких свидетельств того, что нечто такое существовало. Ни Каин не подвергся никакому человеческому наказанию, ни Ламех – убийца. Из того, что мы знаем про древнейший мир, нам известно, что праведники пытались влиять на людей через убеждение и обличение (Енох, см. Послание Иуды; Ной, см. 2Петр.), а также удаляя себя от злодеев, но никак не сдерживая при помощи силы преступления злодеев. Книга Бытия прямо говорит, что Ной был праведным и непорочным в роде своем (Быт. 6, 9). То есть до Потопа люди жили родовым строем. Ни про какое государство (даже в форме военной демократии) Писание тогда не упоминает.
Но после Потопа Бог дает новую заповедь: «…кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9, 6).

Из этой заповеди следует, что Бог ввел такой инструмент сдерживания зла, как смертная казнь, и именно из этого повеления как раз и рождается государство. Ведь нужен тот, кто найдет убийцу, кто определит, виновен он или нет, и тот, кто приведет приговор в исполнение. А именно этим и занимается любое государство, вне зависимости от того, монархия ли это, демократия или аристократия. Так что слова апостола Павла, что «существующие власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1), фактически верны. Сам институт власти установлен Богом. Собственно, об этом и писал Златоуст в толковании Послания к Римлянам апостола Павла. А уже что лучше – монархия, аристократия или демократия – вопрос второй, на котором Библия особо не акцентирует внимание. Другое дело, что Библия обличает злоупотребление этим даром – в лице царей, приписывающих себе Божеские почести или нарушающих правосудие. При этом, конечно, Библия подчеркивает уникальный статус народа Божия, которого Царь – Сам Бог. А это заведомо лучшая форма правления. Но это никак не отрицало ни земного института правосудия, ни наказания за злодейство (достаточно вспомнить нормы Закона Божия). Даже пророк Моисей называется в Писании царем Израиля (Втор. 33, 5). Так что утверждение, что государство – это некое необходимое зло, противоречит Писанию, как противоречит ему и противление власти под предлогом легитимизма.

Зачем Церкви нужно государство
Прочитал две книги авторов противоположных взглядов и удивился их полному тождеству в отношении к государству. И ярый антисемит, и ярый либерал одинаково считают любую попытку Церкви договориться с властью проявлением слабости, беспринципности, неморальности и т.д. При этом вариант оправдания принимается только один. Мол, слаб человек (ну, в случае с антисемитом еще вариант есть – был наследственный царь-батюшка, а с тех пор как революция, так все едино). А мысль, что Церковь в принципе не имеет права поступать по-другому, почему-то в голову не приходит. А ведь если вникнуть в Писание, то становится очевидным, что иного пути, кроме поиска возможности симфонии, у Церкви нет именно из-за Ее Божественного установления. Ведь если происхождение Церкви от Бога ясно – Пятидесятница, то Писание как Ветхого, так и Нового Завета утверждает, что Сам Бог и устанавливает институт власти, и ставит правителей, как верующих, так и не верующих.
Бог наш Вседержитель, а не частичнодержитель. И именно поэтому ненормальной является ситуация конфликта между государством и Церковью. Понятно, что сферы деятельности Церкви и государства различны. Епископы не должны вести войн, а государи – устанавливать каноны и догматы. Но одно не должно противоречить другому. Ведь человек не сводится ни к тому, что он подданный государства, ни к тому, что он послушник духовника. Эти сферы в нем сосуществуют, но из этого не следует, что они должны быть в конфликте. Ведь полностью человек подчинен только Богу, Который и дает ему силу есть пищу, и обязывает платить налоги, и учит духовному росту, и защищает руками полиции. А потому нормальным является союз между теми общественными институтами, которые Бог установил и использует для жизни человека.

А потому всякий конфликт между властью и Церковью – это болезнь, а желание его узаконить – это шизофрения. И тут совершенно не важно, из-за чего это происходит – из-за «борьбы за права человека» или из-за идеи наследственной монархии. Главное, это разрыв между двумя богоустановленными институтами, который не может быть назван иначе, чем грехом. Собственно, из-за греха он и возникает. Это касается как желания клириков взять на себя функции государства (война, налоги, правила дорожного движения и т.д.), так и властей, которые или просто нарушают заповеди (например, обижая бедных, ведя неправедные суды, грабя слабых), или пытаются приписать себе не данные им Богом функции (образование граждан, церковное управление, идеология и т.п.). Вот это и является грехом, а не сам феномен государственной власти и союза с ней Церкви. Как отдельный человек не может всегда быть грешником (блудить или пьянствовать непрерывно не получается ни у кого), так и деятельность власти не может состоять из одного греха, иначе она рухнет под грузом своих беззаконий. Вот в той сфере, в которой власть и Церковь следуют воле Бога, и должно быть сотрудничество.

Национальная гордость
«Мы семя Авраамово, и не были рабами никому», – кричали иудеи Небесному Царю. И с тех пор попытки ввести в церковный обиход псевдодобродетель «национальной гордости» не утихают. Хотя можно было бы и подумать, как можно так подставлять свой народ. Ведь Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Зачем стравливать Бога и свой народ, раз уж ты не хочешь принадлежать к Единственному Народу Бога – Святой Церкви? Ведь Бог явно будет сильнее. Но почему-то некоторые говорят, что гордиться лично – грех, а за народ – вполне нормально. Но ведь прав был Ключевский, когда говорил, что любовь к своему народу рождается из самолюбия. Полностью с ним согласен. Только добавлю, что самолюбие – смертный грех. И из этого греха рождается национальная гордость. А она низводит на этот народ гнев Божий. И как небесному гражданину относиться к ситуациям, когда есть повод зародиться греху гордости? Например, когда мы видим красивый полет наших летчиков или вспоминаем славную победу нашего оружия (например, Куликово поле). Думаю, что тогда надо поступать так: нужно воздать славу Богу. Летит взвод самолетов – и мы говорим: «Благодарение Господу, давшему такой талант людям. Да обратят они его к славе Создателя». Вспоминаем победу и говорим: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты дал победу нашей стране. Упокой в Твоем Царстве души погибших!»

О патриотических чувствах и о Небе
При спорах вокруг уранополитизма одна из важнейших проблем – проблема языка. Я говорю о патриотизме как о конкретной идеологии, ставящей интересы земного отечества в качестве высшей ценности. Под патриотизмом я подразумеваю то, о чем говорит энциклопедия Википедия: «Патриоти́зм (греч. πατριώτης – соотечественник, πατρίς – отечество) – нравственный и политический принцип, социальное чувство, содержанием которого является любовь к отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы. Патриотизм предполагает гордость достижениями и культурой своей Родины, желание сохранять ее характер и культурные особенности и идентификация себя с другими членами нации, готовность подчинить свои интересы интересам страны, стремление защищать интересы Родины и своего народа». Вот с этой идеологией несовместимо небесное гражданство, ибо Бог не дал в Писании и Предании заповеди «любви к Родине», а потому недопустимо считать патриотизм религиозной добродетелью. То, чего Бог не заповедал, заповедью не является. Недопустима для христианина и «гордость достижениями и культурой Родины». Ведь Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Да и собственно наличие земного отечества для христианина вещь вовсе не самоочевидная. Консенсус патрум будет, скорее, на стороне тех, кто утверждает наличие у христианина только одного Отечества – Небесного. Другие мнения высказывались только редкими святыми последних двух веков, что противоречит принципу прп. Викентия: «Предание – то, чему верили все, всегда и повсеместно».

Другое дело – чувство любви к Родине. Для очень многих патриотизм – это именно такое чувство, а не идеологическая система. Как оценить это чувство с точки зрения Неба? Само по себе оно нейтрально и, как любое другое чувство, лишено самостоятельной ценности. В качестве примера приведу более примитивное чувство – чувство голода. Человеку ужас как захотелось ветчины. Плохо это или хорошо? Это безразлично. Но если это чувство проснулось в Страстную Пятницу, то это дьявольское искушение. И не потому, что ветчина злая или плохая, а потому что пост. Так же и любовь (в смысле привязанность) к месту и стране своего рождения – сама по себе вещь безразличная. Она может привести к благу, когда, например, движимый этим чувством человек будет обращать ко Христу своих соседей. Она может привести к злу, когда человек под предлогом этого чувства начинает оправдывать преступления, совершаемые во имя Родины, и тем более в них участвовать. Но само это чувство нейтрально.

Делать из этого чувства добродетель – бесполезно. Считать, что оно должно быть у всех, ничем не оправданно. У кочевых народов и у охотников его нет, а у жителей мегаполисов оно от природы слабо. У христианских народов оно было крайне слабо, пока Церковь формировала мышление людей. И люди старались отождествлять себя не по государственной или национальной составляющей своего бытия, а по тому, к какой религии они принадлежат. Оно не самоочевидно для человека, иначе не требовалось бы патриотического воспитания. Оно не требуется Богом, а потому, кто мы такие, чтобы требовать его от других людей. Так что, как хорошо заметила одна из моих оппонентов, патриотизм в этом отношении похож по значению на стремление хорошо и красиво накрыть стол. Ни грехом, ни добром это чувство не является. Но если это чувство мешает идти в Небо, то в этом случае его придется побороть.

Дата добавления: 2015-08-13