Начальник тайной стражи при Понтии Пилате защищается.

— Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы.
Я не сумел уберечь Иуду из Кирияфа, его зарезали. Прошу суд и
отставку. [...]

Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, запечатанный двумя печатями.

— Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом перво­священника. Кровь на этом мешке — кровь Иуды из Кириафа.[...]

— Где убитый?

— Этого я не знаю,— со спокойным достоинством ответил чело­век, никогда не расстававшийся со своим капюшоном,— сегодня
утром начнем розыск.

Прокуратор вздрогнул, оставил ремень сандалии, который никак не застегивался.

— Но вы наверно знаете, что он убит?
На это прокуратор получил сухой ответ:

— Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал
службу при Балерин Грате. Мне не обязательно видеть труп для
того, чтобы сказать, что человек убит, и вот я вам докладываю,
что тот, кого именовали Иуда из города Кириафа, несколько часов
тому назад зарезан.

Как видим, Афраний начал свой доклад с атаки. Зачем? Щекотливость положения, в котором он оказался, заключа­ется в том, что он пришел с докладом о выполнении приказа, который не был дан в явном виде. Перед начальником тайной стражи стоит трудная задача — отчитаться об исполнении намека, сообщить детали, но не дать повода обвинить себя в том, что он сам ясе и организовал убийство Иуды. Опасаться ему есть чего. Теперь, когда дело сделано, соотношение сил изменилось: Понтий Пилат снова стал сильнее, и ему нетрудно представить Афрания виновником убийства. Достаточно тому проговориться — и прокуратор вынужден будет наказать под­чиненного за самоуправство. Начальник тайной стражи своей атакой стремится лишить прокуратора возможности нападать. Когда же тот выразил некоторое сомнение, то даже позволил себе некоторую жесткость, что сразу же принесло свои пло­ды — Пилат впредь обращался к нему весьма учтиво.

— Простите меня, Афраний,— ответил Пилат,— я еще не про­снулся как следует, отчего и сказал это. Я сплю плохо,— прокуратор

усмехнулся,— и все время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вообразите. Будто бы я гуляю по этому лучу. Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? Садитесь, начальник тайной службы. [...]

— Я собираюсь его искать недалеко от масличного жоыа в Геф-
симанском саду...

Далее весь разговор можно было бы назвать «доработкой легенды», в ходе которого собеседники уточняли важные детали: место и мотивы убийства, возможные способы его организации и пр. Под конец разговора Афраний сделал решающую атаку в своей защитной кампании:

— Я немедленно начну искать убийц, которые выследили Иуду
за городом, а сам тем временем, как я уж докладывал вам, пойду
под суд.

— За что?

— Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, как
он покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого
еще не было в моей жизни. [...]

— Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас
под суд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире,— тут прокуратор
улыбнулся,— не сумел бы сделать больше вашего! Взыщите с сы­щиков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел
бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце
концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться от этом
негодяе! Да, я забыл спросить,— прокуратор потер лоб,— как же
они ухитрились подбросить деньги Кайфе?

Таким образом, Афраний получил полное — почти откры­тым текстом — одобрение своих действий. Более того, про­куратор выразил свое удовлетворение качеством проделанной им работы. Далее прокуратор, похоже, в основном наслаж­дался приятной новостью, с удовольствием расспрашивая о деталях.

— Видите ли, прокуратор... Это не особенно сложно. Мстители
прошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над
задним двором. Они перебросили пакет через забор.

— С запиской?

— Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор... [...]

— Воображаю, что было у Каифы.

— Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня
они приглашали немедленно.

Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата.

— Это интересно, интересно...

— Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно.
Скучнейшее и утомительнейшее дело.

Начальник тайной стражи теперь уже осмеливается не только возражать, но и разворачивать свою атаку до той отметки, когда прокуратору безопасней будет прекратить трудный для Афрания разговор.

— Да, Афраний, вот что внезапно мне пришло в голову: не
покончил ли он сам с собой?

О нет, прокуратор,— далее откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний,— простите меня, но это совершенно невероятно!

— Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через
самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу.

Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и ответил:

— Это может быть, прокуратор.

Похоже, начальник тайной стражи получил новое за­дание...

Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом... хотя и так уж все было ясно, и спросил даже с некоторой мечта­тельностью:

— А я желал бы видеть, как они убивали его.

— Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор,— ответил
Афраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора.

— Откуда же вы это-то знаете?

Это, однако, была уже запоздалая провокация со стороны Пилата.

— Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор,— от­ветил Афраний,— я вам ручаюсь за то, что кровь Иуды хлынула
волной. [...]

— Так что он, кончено, не встанет?

— Нет, прокуратор, он встанет,— ответил, улыбаясь философ­ски, Афраний,— когда труба Мессии, которого здесь ожидают, про­звучит над ним. Но ранее он не встанет!

— Довольно, Афраний! Этот вопрос ясен.

Глава 7

ИССЛЕДОВАНИЕ МАНИПУЛЯТИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Заявленная в начале монографии ориентация на герме­невтическую парадигму уже нашла свое воплощение в не­скольких моментах. Во-первых, в стремлении сохранить воз­можно более широкий контекст межличностного взаимодей­ствия, в рамках которого возникает и разворачивается ма­нипуляция. Во-вторых, в обращении к метафоре и образному языку, чтобы схватить понятие, переменную или процесс в его целостности. Особо следует отметить использование ме­тафоры при конструировании определения психологической манипуляции. И в-третьих, герменевтический метод свобод­ного истолкования был использован при анализе жизненных ситуаций и текстов, заимствованных из художественной ли­тературы. Сделано было это для иллюстрации и разъяснения авторской позиции по обсуждаемым вопросам. Поэтому в роли эксперта выступал сам автор — таким несколько упро­щенным способом решалась проблема квалификации толко­вателя.

Пришло время обсудить возможные методы исследования манипуляции и защиты от нее. Не претендуя на исчерпы­вающее описание всех возможных методов такого рода, я предполагаю рассмотреть лишь некоторые в качестве иллю­страции. А еще — сравнить использованные методы с точки зрения их возможностей и ограничений, оценить их герме­невтический потенциал.

Рамки заявленной парадигмы позволяют пользоваться до­вольно широким арсеналом методов. В настоящей работе использованы:

1. Анализ (интерпретация) жизненных ситуаций.

2. Свободное истолкование художественных текстов.

3. Кон тент-анализ рекомендаций специалистов в изучае­мой проблемной области.

4. Контент-анализ поведенческого репертуара литератур­ных персонажей.

5. Квазиэкспериментальное исследование.

С первыми тремя читатель уже знаком из предыдущих глав. В настоящей будут использованы методы под номерами 2, 4 и 5. Начнем с последнего.

Дата добавления: 2015-08-05