Глава 7. Алан проснулся от запаха куриного бульона

Алан проснулся от запаха куриного бульона. В голове у него стоял звон, и мысли метались в круговороте снов.

Он был в Италии или Греции, где-то на покрытых зеленью холмах, в лучах мерцающего света, выделявших силуэты всего, что находилось вокруг, – от темных кипарисов до богинь. Мимо протекала река, и Алан беспомощно лежал на пушистом мхе. Богиня спустилась к нему. У нее были маленькие руки, ясные глаза и непричесанные соломенного цвета волосы. Пытаясь протянуть к ней руку, он не смог пошевелиться от нахлынувшей любви. Богиней была Диана. Спустя целую вечность она вернулась к нему.

Очнувшись, он отправился на кухню, чтобы промочить горло стаканом воды. На разделочном столе он увидел незнакомый пакет. От него шел тот же запах, что и во сне. Умирая от голода, он разорвал бумажный пакет. Бульон еще не остыл, и в качестве добавки там лежал ломоть свежего хлеба.

Усевшись на стол, он выпил суп прямо из банки. Приходила ли сюда Диана на самом деле? Из-за болезненного состояния размышления давались ему с большим трудом. Да и с чего бы ей вдруг угощать его куриным бульоном? Она не была похожа на заботливую соседку, готовую пожертвовать своим временем у плиты. И, как правило, она не хотела иметь с Аланом ничего общего, если только это не касалось Джулии.

Среди всех, кого он сумел припомнить, Рейчел лучше других подходила на роль члена клуба доставки бесплатного куриного бульона. У него было несколько знакомых мамаш, которые вязали ему свитера, пекли пирожки или заглядывали на ужин с кастрюлей тушеных овощей. Его друг Малаки Кондон называл их БМО – Бригада Матерей Одиночек. То были приятные женщины, выражавшие свою благодарность за то, что он заботился об их бесценных чадах. Они были добрыми и щедрыми, их подарки попадали к нему аккуратно упакованными в корзинки из ивовых прутьев, украшенные цветами, шишками, морскими ракушками и шоколадками. Подношения всегда сопровождались проникновенными посланиями.

Суп стоял в пакете из плотной бумаги: несомненно, изготовленном вручную. Он покопался в обрывках, ища ключи к разгадке. Ни записок, ни цветов. Никаких признаков того, что его принесла Рейчел или кто-то другой.

Алан признавал тот факт, что умышленно изображал дурачка, принимая эти подарки. Некоторые женщины, приносившие продукты и вещи, были разведены, две рано овдовели. Он догадывался, насколько тяжело им было в одиночку растить детей. Эти женщины с искренней добросовестностью и вниманием читали книги о том, как быть идеальными родителями, и изо всех сил старались ими стать. Но одиночество давало о себе знать. Они всегда были готовы утешить ребенка, если ему приснился кошмар, напоить теплым чаем от больного горла и держать тазик, если его тошнило. После многих бессонных ночей холостой педиатр превращался в мечту наяву. Поэтому они вязали ему свитера и пекли пироги.

Кого-то из них Алан приглашал на свидания. Они прекрасно проводили время. Женщины были приятны в общении, остроумны, умны и обаятельны. Алан жалел о том, что не испытывал к ним серьезных чувств. Ведь слова «брак» и «семья» звучали очень заманчиво. Он начал гадать, чего же ему не хватало: почему он не мог любить этих женщин, которые, казалось, были от него без ума?

Он нашел лишь один ответ: они не были Дианой.

Когда Алан совершал выезды на дом в Галл-Пойнт, Диана открывала ему дверь с лицом, перекошенным от гнева. Она не скрывала своих чувств, и в ту пору они были воистину ужасны. С взъерошенными космами, безумными глазами, одеждой, заляпанной мочой и слюнями Джулии, она лишь отдаленно напоминала ту девушку, которую он когда-то возил в «Роузкрофт Инн». Она разговаривала с Аланом, но смотрела только на Джулию. Ни отвращения, ни привязанности, вообще ничего. В те времена Алан был для нее случайным гостем. Не деверем или мужчиной, с которым у нее один раз было свидание – бывшим другом, превратившимся в заклятого врага, – он был просто человеком, которого она вызвала, чтобы тот облегчил мучения ее дочери.

Она упомянула время. Она хотела узнать, смогут ли они – она, ее мать и Джулия – побыть вместе еще немного дольше. Он поглядел на висевший над телефоном календарь, разосланный всем жителям Хоторна компанией «Лейтон фармаси». На обложке была фотография маяка, у которого он гулял с Рейчел и заодно подхватил простуду. Снимок запечатлел то самое место, где они – Алан поискал подходящее слово – «совокуплялись». Любовью тогда и не пахло. Он сорвал фото и швырнул его в мусорную корзину.

Потом он посмотрел на числа. Белые квадратики, тянувшиеся через июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь. Семь страниц, семь месяцев. В голове у Алана гудело, а перед глазами висела мутная дымка. Он сомневался, что Джулия проживет больше семи месяцев, семи страниц календаря.

Но, с другой стороны, Джулия снова и снова преподносила ему сюрпризы. Он не ожидал, что она отметит свой первый день рождения. Он ни за что бы не поверил, что увидит праздник в честь ее пятилетия. Дети с подобными проблемами со здоровьем, как правило, умирали рано, поэтому каждый новый год был для них подарком небес. Но в этом году Джулия вдруг решила подрасти.

Алан потер переносицу. У него была всего одна племянница. Вперив взгляд в календарь, он видел, что до наступления лета оставалось совсем ничего. Джулия обожала море. Когда вода становилась достаточно теплой, они с матерью лежали на линии прибоя на закрытом для посторонних пляже рядом с маяком, тихо покачиваясь на маленьких волнах. Алан сам был свидетелем тому, как позапрошлым летом Диана держала Джулию на руках, а море кружилось и играло вокруг них. Прозрачный изумрудный прилив, кремовая пена и две белокурых головки.

Они выглядели такими свободными. Диана сбрасывала груз забот, Джулия нежилась в руках матери. Алан слышал пение Дианы, видел ее улыбку. Летнее солнце посылало на землю свои лучи, и вода постепенно убывала. После плавания Диана возвела из мокрого песка замок. Джулия безмятежно лежала рядом с ней, с довольным видом впитывая тепло желтого светила.

Замок был высоким, внушительным. Диана построила башенки и выкопала ров. Для украшения она использовала аномии, кусочки стекла и щепки от выброшенных на берег досок. Взяв ладошку дочки, Диана помогала Джулии приминать песок. Так что, сама о том не подозревая, Джулия тоже вносила свою лепту. Но на лице Дианы была неподдельная радость. Она играла со своей малышкой, и никто не мог бы сказать, что это было не так.

Семь месяцев, подумал Алан. Семь страниц. Он не знал, сколько еще раз ему удастся увидеться с ней, с Дианой – со смертью Джулии Диана исчезнет из его жизни. У Алана не останется причины для встреч с ней. И без Джулии они оба погрузятся в беспросветный мрак.

Белые квадратики на календаре. Алан хотел помчаться к Диане. Она спросила, смогут ли они побыть «вместе». Алан мечтал стать частью их семьи. Он хотел жениться на Диане. Помочь ей воспитывать Джулию тот короткий отрезок времени, что был ей отведен, и пройти с ней через все невзгоды. Девочка заслуживала отца. И он хотел взять на себя эту роль.

Держа банку с оставленным кем-то на кухне куриным бульоном, Алан рассматривал числа и гадал, какое из них станет для Джулии роковым. Он подумал о своем брате Тиме, который пропадал в море на рыбацком катере. Вдали от суши, под звездным небом он по-прежнему был причиной их душевных страданий. Алан хотел бы вернуть Тима на берег и заставить его уладить дела с Дианой. И с ним, Аланом. Чтобы все получили шанс сдвинуться с мертвой точки.

Пока не будет слишком поздно.

Люсинда Роббинс планировала провести вечер в дружеской беседе с дочерью. Но Диана приехала поздно, а участники кружка чтения Люсинды так увлеклись обсуждением Шекспира, что и не заметили, как пролетели лишних сорок пять минут. Потом Диана уложила Джулию спать, а Люсинда вернулась со своей вечерней прогулки в тумане. И наконец-то на кухне, кроме них, никого не было.

– Ну? – спросила Люсинда.

Диана стояла у плиты, размешивая плитку горького шоколада в кастрюле с кипящим молоком. Она надела белую ночную рубашку, и со спины выглядела такой тощей, словно понемногу уменьшалась до размеров Джулии.

– Почти готово, – ответила Диана.

– Я не про шоколад, – сказала Люсинда. – Я о другом.

– Как ваши чтения?

– Просто чудесно. Я бы даже сказала – восхитительно. Мы никак не могли понять, почему, учась в колледже, так и не удосужились прочитать «Тщетные усилия любви». При том что все мы специализируемся в английском языке, ни одна из нас не…

– Я больше не собираюсь этого делать, – сказала Диана.

– Что, милочка?

– Доставлять бульоны Алану Макинтошу.

– Почему? Он…

Диана покачала головой. Попробовав шоколад, она добавила молока и продолжила помешивать.

– Он спал. Я знаю, потому что он не ответил на дверной звонок, и я прошла в дом. Мне следовало оставить суп на веранде, но я хотела, чтобы он обязательно нашел его, – я такая дура.

– Но почему? Это нормальный заботливый жест.

– Это был твой заботливый жест, мама.

– У него никого нет, дорогая. Ты думаешь, что он великий доктор, но позволь я тебе скажу кое-что. По выходным он приходит в библиотеку, потому что ему очень одиноко. В этом они совсем не похожи с Тимом.

Диана выразительно посмотрела на мать. В ее взгляде не было улыбки, только предупреждение Люсинде, чтобы она замолчала.

– Давай лучше не будем, – сказала Диана.

– Дорогая…

– Мам, пожалуйста. Я не сумасшедшая. Клянусь. Меня полностью устраивает нынешнее положение вещей. Пусть Алан заботится о Джулии. Это его работа, понимаешь? И я не хочу все испортить куриным бульоном, визитами вежливости и раздумьями о том, что, возможно, когда-нибудь…

Люсинда наблюдала за тем, как она разливала шоколад по синим кружкам. У Дианы слегка дрожали руки, и поэтому ложка позвякивала об край. Стелла вспрыгнула на стол и принялась слизывать пролитое молоко, Диана наклонилась к ней и потерлась щекой о голову кошки.

– Когда-нибудь что? – спросила Диана.

«Когда-нибудь мы снова будем друзьями, как и прежде», – хотела сказать Люсинда, но ничего не сказала. Она мысленно перенеслась в первые дни знакомства Дианы с парнишками Макинтош.

Однажды, перед своим двадцатишестилетием, Диана расцвела. У нее прорезалась лучезарная красота: их собственный гадкий утенок превратился в плотника-лебедя. Сама того не понимая, Диана посеяла между братьями семена кровной вражды. Она и не догадывалась, по крайней мере сначала, что сильно ранила чувства Алана: ей было невдомек, что он влюбился. Но потом она, наверное, прозрела. Потому что его боль увидел бы даже слепой.

Тогда Диана начала гулять в компании приятеля и его брата – Тима и Алана, – и эта троица стала неразлучной.

– Эммету они нравились, – сказала Люсинда. Хотя она мечтала, чтобы Диана сошлась с Аланом, Эммету больше по душе был Тим. Люсинда считала Эммета самым умным мужчиной из всех, кого она знала, но у него, как у старого работяги, был свой пунктик насчет выскочек с дипломами. – Оба.

– Я знаю.

– Он хотел, чтобы ты была счастлива. – Люсинда подумала о годах, которые они прожили вместе. Эммет частенько рыбачил с Тимом. Он соорудил шкафы для смотровой комнаты Алана. Узнав о беременности Дианы, он радовался, словно ребенок, но умер от сердечного приступа месяц спустя. А потом уехал Тим. Двенадцать долгих лет назад.

– Папа даже не знал Джулию, – сказала Диана, скользя взором по пленке на поверхности своего какао.

– Не знал, но он был так взволнован и возбужден, когда ты сказала ему, что беременна, – сказала Люсинда, взяв дочку за руку.

– Тим тоже «был».

– Он не выдержал напряжения, – сказала Люсинда. – Бедняга.

– Но ведь он не видел ее, – сказала Диана. – Он просто сразу сбежал, бросив нас.

– Человек, который не способен принять действительность такой, какая она есть, – ответила Люсинда, – не заслуживает тебя.

– Он всегда говорил мне, что со мной его жизнь стала идеальной.

Люсинда поколебалась, но снова протянула руку через сосновый стол и погладила ладонь дочки.

– В этом и состоит его беда, – тихо сказала она. – Он думал, что у него все должно было быть идеально.

Люсинда наблюдала за Дианой. Пальцами другой руки Диана вела по сучкам и волокнам старого стола. Ее отец собрал его в первый год брака с Люсиндой.

– Я скучаю по папе, – произнесла Диана.

– Он ликовал, Диана. Вот единственное слово, которым можно описать его состояние. Он вышел во двор и кричал, обращаясь к звездам. Он вопил, что станет дедушкой.

– Но он умер до ее рождения, – сказала Диана.

Крепясь духом, Люсинда прокашлялась. Разговаривая об Эммете, пусть и через одиннадцать лет после его ухода в мир иной, она вновь ощущала его присутствие рядом с собой.

– О, я бы так не сказала, – возразила Люсинда. – И думаю, он тоже.

– Но, мама, – ответила Диана. – Он умер, когда я была на четвертом месяце…

– Да, но не говори, что он не был дедушкой, – сказала Люсинда. – Такими словами ты могла бы его ужасно огорчить! Он был очень привязан к твоей малышке, дорогая. А то, что они официально не встречались, не имеет абсолютно никакого значения.

– Увидев ее, он только расстроился бы.

– Он бы любил ее, – уверенно сказала Люсинда.

– Ее оставил собственный отец!

Тут уж Люсинде было нечем ответить. Такова правда – когда дело касалось болезней и проблем, у мужчин сразу появлялись сотни отговорок. Эммету не хватало терпения, чтобы ухаживать за Дианой, когда у той был круп, ветрянка или острый фарингит. Он не менял ее пеленки, а после того как однажды Люсинда попросила его почистить Диане уши, его начало тошнить.

– У нее есть мы, дорогая, – сказала Люсинда.

– Я знаю.

Люсинда видела, как она опустила голову, водя ногтем по волокнам столешницы. Люсинда обожала ночные кухонные посиделки, и у нее разрывалось сердце от сознания того, что у Дианы с Джулией ничего подобного не будет. Порой любовь принимала совершенно необъяснимые формы с настолько непредсказуемыми правилами, что было непонятно, как другим семьям удавалось сводить концы с концами.

– Эммет любил бы ее. Он был дедушкой этой крошки, – повторила Люсинда, посмотрев на потолок, где на втором этаже была комната Джулии.

Диана кивнула. Выглядя такой хрупкой и милой, она тем не менее обладала внутренней силой. У нее были тонкие изящные пальцы и огрубевшая, как у Эммета, кожа рук. Незнакомые люди останавливали ее на улице и выражали свое восхищение ее решением не определять Джулию в медучреждение. Люсинда знала, что Диана тайно хотела отыскать катер Тима и потопить его.

Обычно в моменты стресса Люсинда представляла себе образ мужа, так она поступила и сейчас. И вот он появился, сидя во главе стола. Его голова с львиной гривой седых волос одобрительно кивала, в голубых глазах светился покой. Он жевал один из желтых карандашей, что всегда носил с собой для разметки досок.

Жить с ним было отнюдь не просто. Своенравие и раздражительность дополнялись еще и скрытностью характера. Если бы Люсинда могла изменить прошлое, то они стали бы чаще бывать на природе. Устраивали бы званые обеды. Люсинда мечтала о литературных вечерах, где гости читали бы любимые стихи, разыгрывали сценки из пьес и угощались хорошим вином. Но за такие идеи Эммет наверняка бы поднял ее на смех.

Он очень рано переложил на ее плечи воспитание Дианы. Находясь рядом с малышкой, он испытывал нервное беспокойство, потому что боялся своим прикосновением навредить этому слабому созданию. Эммету еще предстояло осознать, что младенцы порой бывают крепче духом, чем иные взрослые. Поэтому Люсинде, работавшей библиотекарем на полной ставке, пришлось поставить детский манеж Дианы непосредственно за своей конторкой. Но когда Диана подросла, он начал брать ее с собой в поездки на грузовике. Они катались по городу, а она стояла на сиденье и обнимала худенькими ручонками его шею. Иногда для зарождения любви требовалось больше времени – даже любви отца к дочери.

Она подумала об Алане, о том, как он относился к Джулии. Пытаясь подобрать слова, которые заставили бы Диану увидеть его в другом свете, Люсинда улыбнулась и сказала:

– Ну, надеюсь, мой куриный бульон пойдет ему на пользу. В конце концов, он дядя Джулии.

– Он действительно выглядел заболевшим, – ответила Диана.

– Да, когда он вошел в библиотеку, я решила что передо мной сам мистер бледная Смерть с косой.

Диана рассмеялась. Ее пустой взгляд блуждал по стене, словно она увидела там что-то жутко веселое.

– Тебе кажется смешным, – сказала Люсинда, – то, что Алан Макинтош слег с простудой?

– Нет, – сказала Диана. – Я думала о его руках. Снаружи он похож на типичного профессора-очкарика, но под полинявшей синей сорочкой у него всамделишные мышцы.

– Странно, что ты раньше этого не заметила, – ответила Люсинда. Уж она-то с ее наметанным глазом и коллеги библиотекарши сразу просекли, что к чему.

– Эми без ума от него, – сказала Диана.

– Тебе нравится общество Эми?

– Да, – сказала Диана. Она прикрыла глаза, словно гоня неприятные мысли прочь из своей головы. – Смотря на нее, я вижу Джулию, если бы она умела разговаривать. И мне кажется, Эми очень привязалась к Джулии – она считает ее нормальным, полноценным человеком.

– О, милая, – прошептала Люсинда.

– Интересно, что с ее матерью…

– Может быть, у нее не получается поделиться с ней своими проблемами; и, возможно, она доверилась бы тебе.

– Похоже на то, – ответила Диана.

Люсинда решила не напоминать дочери, что это Алан познакомил их с Эми. Ее сватовские инстинкты включились на полную мощь, но она поняла, что ей лучше сбавить обороты. Люсинда не знала, как Диана в ее нынешнем состоянии приняла бы любое упоминание об их добряке-педиатре. Поэтому она просто улыбнулась, надеясь, что и дочь ответит ей улыбкой.

Дата добавления: 2015-08-05