Глава 1. К вопросу о концептуальных основаниях социальной виктимологии как части криминологического знания

В современной России сложилась крайне напряженная виктимологическая ситуация. Причем процесс интенсивной виктимизации населения протекает не просто «симметрично» относительно криминализационных процессов: меняется структура виктимности населения, трансформируется ее «расклад» по социальным группам.

Процесс виктимизации идет по нарастающей и нет никаких оснований рассчитывать на положительные изменения в этой динамике. По официальным данным правоохранительными органами ежегодно регистрируется почти 2 млн. потерпевших. По данным же независимых экспертов, только за 2001 г. от преступлений пострадало более 38 миллионов россиян.

Разумеется, процессы виктимизации и криминализации населения в России конца ХХ – начала ХХI вв. определяются общими закономерностями этих процессов, связанными с биопсихологическими особенностями человека, проявляющимися в той или иной мере в любом социуме. Наряду с этим им присущи и особенные свойства, формирование которых детерминировано изменением параметров российского общества, прежде всего – его социально-стратификационной модели.

Векторы развития социальных процессов в России начала XXI в. складываются в силовом поле взаимоналожения двух основных факторов: 1) последствий демонтажа в 90-е г.г. социалистической модели развития страны и 2) влиянием тех тенденций современного общества, которые принято обозначать понятием «глобализации».

Действие первого фактора обусловило появление целого комплекса негативных процессов, которые в обозримой перспективе развития общества являются необратимыми. Во-первых – это «стратификационный хаос», проявившейся для большинства граждан в росте социальной незащищенности, потере социальных ориентиров, маргинализации и десоциализации личности. Во-вторых, резкое снижение уровня жизни населения, формирование феномена хронической бедности. В-третьих, политизация социальных и межэтнических конфликтов, вплоть до гражданской войны на Кавказе. В-четвертых, девальвация традиционных нравственно-правовых ценностей и идеалов. Эти и другие негативные процессы и явления на фоне системного кризиса государственной власти привели к тому, что в обществе всерьез обсуждается вопрос о перспективах самого существования Российского государства.

В этих условиях резко возрастает степень криминализированности общества и как результат – уровень угрозы для личности стать жертвой различных видов преступлений.

Протекающие параллельно и во взаимопересечении с российскими социальными процессами мировые процессы глобализации амбивалентны по своим позитивным и негативным результатам. Однако то, что они по времени совпали с кризисом российского общества (или/и инициировали его, или/и были им инициированы), привело к актуализации для России преимущественно негативных результатов. Последние, находящие свое выражение как раз в виктимизации населения, прежде всего связаны с 1) аномизацией общества на уровне глубинных параметров существования и воспроизводства социума и 2) резким усилением позиций транснациональной организованной преступности на уровне эмпирически фиксируемых последствий.

Поскольку виктимизация личности в современной России обусловлена комплексом причин прежде всего социального порядка, то и поиск путей девиктимизации в первую очередь должен осуществляться в разрезе социального измерения криминологических исследований.

Такой подход корреспондирует общей тенденции развития криминальной виктимологии от преимущественного акцента на психологическом аспекте исследований жертвы криминальных посягательств до попыток анализа явлений виктимности, виктимизации, виктимологической ситуации с привлечением методологического инструментария и выводов наук об обществе, прежде всего – наук социально-правового комплекса.

На наш взгляд, в этом проявляется основная особенность виктимологической составляющей криминологической дисциплины. Исследования личности преступника и детерминант преступного действия исходят из общегуманистического представления о недопустимости какой-либо групповой, социальной, этнической, классовой ответственности за те или иные совершаемые преступления. Каждый должен нести ответственность пропорционально мере своей индивидуальной вины. Поэтому криминологи традиционно старались быть острожными и корректными там, где речь шла об изучаемых ими социальных детерминантах преступности. Преступность не имеет национальности. То же самое можно сказать и о ее социально-классовой принадлежности.

Напротив, приступая к криминологическому исследованию феномена виктимности, мы видим, что признание человека потенциальной жертвой преступления (в качестве представителя той или иной этнической или социальной группы) вовсе не может иметь для него негативного последствия, как это, практически, неизбежно случится, если назвать его потенциальным преступником. Скорее наоборот: перспектива девиктимизации будет для личности тем более достижима, чем более обстоятельно сумеют криминологи выявить все угрозы криминального характера, относительно которых личность уязвима в качестве представителя той или иной социальной группы. Поэтому уже сам предмет исследования открывает криминальной виктимологии путь к интеграции с социологическим и социально-правовым знанием. При этом она продолжает оставаться отраслью криминологического знания.

Те глубокие изменения в социальной структуре общества, в направленности социальных процессов, которые мы сегодня наблюдаем и которые принято обозначать понятием глобализации, настойчиво заставляют ученых сосредоточиться на социальных аспектах виктимологических исследований. Изучение истории развития этой науки за последние годы говорит о том, что мы имеем дело с устойчивой тенденцией. Внимание как западных, так и отечественных специалистов сегодня прежде всего привлекают не только морально-психологические, но и социальные характеристики (социальное положение, место непроизводственных, бытовых, семейных, досуговых и иных межличностных отношений, социальный статус или социальная роль), повышающие вероятность преступного посягательства в отношении данной личности. Ученые стремятся выяснить, каким образом само положение человека в обществе повышает вероятность совершения против него преступлений определенного вида, каково соотношение виктимообразующих факторов социального и индивидуального порядка, образа жизни и поведения индивида.

Ведущая идея предлагаемой нами теоретической концепции исследования виктимности социальных статусов заключается в следующем: общесоциальные факторы детерминации виктимности личности, связанные с ее статусными характеристиками и стратовой принадлежностью, определяют потенциальную уязвимость личности. Актуализация возможности стать жертвой преступления детерминируется на уровне свободного выбора индивидом той или иной модели поведения и образа жизни. При этом в условиях глобализации степень данной свободы и частичной независимости от детерминирующих факторов стратовой принадлежности несколько увеличивается. Соответственно, меры общесоциальной виктимологической профилактики должны быть направлены на подавление детерминирующих факторов первого уровня. Работа по индивидуальной виктимологической профилактике должна быть сосредоточена на коррекции модели образа жизни и поведения личности.

В настоящее время в отечественной криминологии сложилось несколько концептуальных подходов к рассмотрению основных виктимологических понятий, таких как понятия жертвы, взаимодействия преступника и жертвы (виктима), виктимности, виктимизации, виктимогенной ситуации.

Под жертвой в криминально-виктимологическом смысле принято понимать лицо или определенную общность людей на любом уровне их социальной организации, которым преступлением непосредственно причинен моральный, физический или имущественный вред или создана реальная угроза его причинения. В криминальной виктимологии не рассматриваются свойства жертвы стихийных бедствий, войны, эпидемии, катастрофы и т.п.

Под взаимодействием преступника и жертвы в криминогенной и криминальной ситуации обычно понимается систематическое осуществление обеими сторонами действий, имеющих целью вызвать соответствующую реакцию со стороны партнера. Преступное деяние трактуется как взаимодействие, «участниками которого являются хотя бы два человека, чьи личностные особенности детерминируют это взаимодействие посредством двух пересекающихся линий мотивации». Принимая в целом данную трактовку, считаем необходимым также указать на социальные детерминанты взаимодействия преступника и жертвы, которые действуют как непосредственно (обуславливая формирование виктимогенной ситуации), так и опосредованно (как система факторов, обуславливающих совокупность качественных параметров процесса и результата нравственно-правовой социализации личности).

Рассмотрим более подробно наше отношение к понятиям «виктимности» и «виктимизации», а тем самым, поскольку они являются основными, базовыми категориями для виктимологии, будет более точно обозначено место предлагаемой концепции в сложившемся комплексе направлений и течений криминологической науки. Особенности предлагаемой трактовки будут в основном связаны с проблемами соотношения и зависимости потенциальной и реализованной виктимности, а также момента возникновения потенциальной виктимности.

Как известно, в нашей стране термин «виктимность» был введен в научный оборот Л.В. Франком. Он выступил своего рода аналогом принятого в западной криминологической литературе понятия «виктимогенности». Франк определял этот термин как «реализованную преступным актом «предрасположенность», способность, стать при определенных обстоятельствах жертвой преступления или, другими словами, неспособность избежать опасности там, где она объективно была предотвратима».

Близкую по содержанию трактовку виктимности предлагает В.И. Полубинский. Он определяет виктимность как потенциальную способность личности оказаться в роли жертвы преступления в результате отрицательного взаимодействия ее личностных качеств с внешними факторами, как «свойство данного человека, обусловленное его социальными, психологическими или биофизическими качествами (либо их совокупностью), способствующее в определенной жизненной ситуации формированию условий, при которых возникает возможность причинения ему вреда противоправными действиями».

Принимая во внимание концепции Л.В. Франка и В.И. Полубинского, мы, во-первых, не можем согласиться с их выводом о том, что потерпевшим от преступления может стать индивид, вообще не обладающий какой-либо потенциальной виктимностью.

Как нам представляется, виктимность – это универсальное качество индивида, живущего в обществе. Личность не приобретает качества виктимности, она просто не может быть не-виктимной. Если далее конкретизировать эту мысль, то следует признать наличие специфического «фона виктимности» (условно назовем его так), присущего каждой социальной группе и выражающего потенциальную уязвимость принадлежащих ей лиц. «Фон виктимности» является динамической категорией, фиксирующей качественно-количественные параметры социальных процессов криминализации социума, применительно к конкретной социальной группе.

Во-вторых, В. И. Полубинский связывает виктимность прежде всего с субъективными качествами индивида. Социальным факторам он отводит роль реализаторов потенций виктимности.

В свою очередь мы предлагаем концепцию, основанную на прямо противоположной гипотезе. Основное содержание этой гипотезы состоит в следующем: социальные факторы, социальный статус личности, ее стратовая принадлежность определяют комплекс потенций виктимности, а личностные качества через определенные модели образа жизни и механизмы поведения (прежде всего отрицательного) являются реализаторами этих потенций. Социальная виктимность, понимаемая нами как совокупность специфических черт виктимности социальных страт, выступает для личности, относящейся к конкретной страте, основным фактором, делающим ее потенциально виктимной. Характерные для данной страты типы и способы социального взаимодействия и социальной коммуникации задают своего рода «фон» виктимности индивидуальной, определяют ее уровень и качественные параметры. Эта социальная виктимность индивидуализируется и реализуется под влиянием личностного и ситуационного факторов. При этом качественная характеристика первого находится в системной зависимости от второго.

Очень близкий подход мы находим в работах Д.В. Ривмана, особенно относящихся к раннему периоду его творчества. Он включал в свою концепцию виктимности характеристику объективно присущей личности (но не фатальной) способности стать при определенных обстоятельствах жертвой преступления. Нам представляется, что в трактовке Д.В. Ривмана, в отличие от ряда других, справедливо акцентируется аспект потенциальности среди характеристик предрасположенности личности стать жертвой преступления. Личность можно считать виктимной, если удается с достаточной степенью точности, в сравнении с другими категориями лиц, показать, что при определенных обстоятельствах (которые могут и не сложиться) она становится жертвой преступления. Если не принимать во внимание то, что понятие виктимности характеризует как реальное, так и потенциальное состояние объекта, то вряд ли можно даже правильно поставить научную проблему виктимности социальных статусов. Отметим, что потенциальный характер виктимности не просто усиливается, когда мы переходим от уровня личности к уровню социальной группы, но изменяется и сама природа, а также градация, степень «потенциальности» этой виктимности.

Давая трактовку виктимности как «способности», Д.В. Ривман в своем определении, фактически, указывает на ее качества потенциальности. Виктимность может быть реализована преступным актом или оставаться в потенции. Но в нашем понимании это - потенция, так сказать, второго уровня, которая сама является реализацией более глубокой, первичной, потенции социальной виктимности. Чтобы быть реализованной в действительности, т.е. в реально имевшем место преступном акте, социальная виктимность должна реализоваться через промежуточную потенцию индивидуальной виктимности. Из этого, в том числе, следует, что реально виктимной всегда является только конкретная личность.

К примеру, каждое лицо преклонного возраста является виктимным в силу особенностей как физиологического, так и (преимущественно) социального характера. Но эта виктимность, присущая всем членам данной социальной группы, не является или является очень редко непосредственной причиной превращения личности в жертву преступления. Только если человек ведет соответствующий образ жизни (для пожилого человека – одинокое проживание или конфликтные отношения с членами семьи младшего поколения, необходимость регулярно возвращаться домой по одному и тому же маршруту, излишня доверчивость и т.п.), также при условии возникновения криминогенной ситуации, он способен на деле превратиться в жертву преступления, которое детерминировано в том числе и данным комплексом виктимогенных факторов. Но в таком случае мы как раз и имеем дело с первичной реализацией социальной виктимогенности в форму индивидуальной виктимности.

Наша трактовка понятия виктимности не совпадает с подходом, заявленным по данной проблеме Л. В. Франком, В. И. Полубинским и некоторыми другими криминологами, но, как нам кажется, дополняет и конкретизирует результаты его анализа Д.В. Ривманом.

Уточнить данную позицию поможет дальнейшее критическое рассмотрение существующих в криминологии трактовок понятия виктимности. В учебном пособии «Криминология и организация предупреждения преступлений» виктимность трактуется как «массовое явление и... образ поведения... определенных людей, вызывающих повышенный к себе интерес лиц, склонных к совершению преступлений». Как нам представляется, в данном определении происходит неправомерное смешение собственно виктимности как характеристики личности или страты на уровне сущности с проявлением этих существенных черт в образе поведения. В результате указанное определение теряет конкретность. Тем не менее, само включение понятия образа поведения в данный контекст является ценным, поскольку оно, как нам видится, обращает внимание читателя на механизм реализации виктимности как существенного свойства личности, характеризующего ее в качестве потенциальной жертвы.

В исследовании С.Г. Войтенко виктимность понимается как определенный комплекс социально-психологических, физиологических свойств личности, обуславливающих во взаимодействии с внешними обстоятельствами, определенную «способность» человека стать жертвой преступления, т.е. как особое свойство личности, определяющее степень ее уязвимости в криминальном плане. Полагаем, что для идентификации способности человека стать жертвой преступления недостаточно указания на социально-психологические и физиологические свойств личности, поскольку эта способность может существенно различаться для представителей различных социальных статусов при относительном равенстве указанных свойств. Более того, социальные и личностные качества связаны с детерминантами, условно говоря, разного уровня действия: социальные детерминанты обуславливают общую предрасположенность к тому, чтобы стать жертвой преступления, а также меру этой предрасположенности, личностные же качества «запускают механизм» осуществления, реализации, актуализации виктимости.

Представляет интерес суждение К.А. Адигюзелова о том, что виктимность - это особое социальное качество, включающее в себя совокупность свойств объективного и субъективного характера, присущих потенциальной и реальной жертве, которые свидетельствуют о повышенной уязвимости данного лица перед преступными посягательствами. Действительно, содержание виктимности составляют личностный и ситуативный компоненты. Личностный компонент виктимности подразумевает наличие у данного человека свойств субъективного характера, делающих его повышенно уязвимым перед преступными посягательствами. Ситуативный компонент виктимности включает в себя определенный круг обстоятельств объективного характера, формирующих личностные компоненты, либо повышающих их роль и значение в процессе виктимизации данного лица. Данный подход не противоречит в целом нашей концепции. Однако мы стремились добиться большей структурированности в описании отношения личностного, ситуативного и социального компонента виктимности, ее объективных и субъективных факторов.

Как мы видим, практически, все трактовки понятия виктимности включают в себя указание на момент потенциальности существования человека в качестве жертвы. Чаще всего даются такие характеристики как «предрасположенность», «способность». Акцентируется и социальная природа виктимности.

Наша концепция в значительной мере строится на результатах анализа отношения реализованной и потенциальной виктимности. Причем, и это существенно, вводится представление о двухуровневой природе последней, так что виктимность социального статуса связывается с потенциальной виктимностью первого уровня (и первичной во времени), а индивидуальная виктимность трактуется как форма реализации социальной виктимности. Это, своего рода, виктимность «второго уровня», которая реализуется через механизмы образа жизни и поведения. Для реального превращения виктимной личности в жертву преступления она должна быть дополнена возникновением соответствующей виктимогенной ситуации. На данном уровне актуализации виктимности весьма перспективным представляется опыт ее рассмотрения в качестве формы отклонения от норм и правил безопасного поведения, поскольку такой подход предполагает возможность классификации форм виктимной активности в зависимости от интенсивности такого отклонения, а также возможность исследования социальных условий, определяющих виктимность личности. Впервые такую попытку предпринял Д.В. Ривман, указавший, что существует нулевой уровень виктимности, нормальная, средняя и потенциальная виктимность всех членов социальной группы, обусловленная существованием в обществе преступности.

В предметном поле нашей концепции находится также понятие виктимизации, которое уточняется в процессе разработки понятия виктимности. Виктимизацию обычно рассматривают как процесс, либо как результат повышения уровня виктимности лица или определенной социальной группы. В рамках предлагаемой нами концепции виктимизация трактуется как процесс перехода от первичного уровня виктимности личности, детерминированного ее социальным статусом и характеризующегося сугубой потенциальностью, к уровню вторичному, детерминированному индивидуальными качествами потенциального объекта преступления. Виктимизация есть, таким образом, «актуализация» виктимности, но еще не ее реализация. О «повышении уровня виктимности» здесь в самом деле можно вести речь, однако, это повышение характеризует, скорее, результат, а не содержание процесса виктимизации.

Виктимизация есть, таким образом, «актуализация» виктимности, но еще не ее реализация. Думаем, в данном случае уместно было бы вспомнить классическое учение Аристотеля о различных степенях потенциального и актуального бытия. С его учетом трактовка виктимизации как процесса повышения степени виктимности представляется нам оптимальной.

Реализация процесса виктимизации как подвижного и динамичного явления в большинстве своем оказывается обусловленной взаимодействием различных составных компонентов. В качестве подобных слагаемых частей виктимизации обычно выделяются преступник и жертва, степень виктимности, виктимогенные факторы и условия. Факторы виктимизации - это совокупность обстоятельств в жизни людей и общества, которые детерминируют процесс превращения данной личности в жертву преступления либо тем или иным образом способствуют и содействуют реализации этого процесса. Условиями виктимизации являются разнообразные явления объективного и субъективного характера, которые наращивают степень виктимности, существенно облегчают возможность возникновения конфликтов, нагнетают эскалацию виктимогенной ситуации. Факторы и условия виктимизации населения проявляются как на массовом (политические, социально-экономические, культурно-информационные), так и на индивидуально-групповом уровнях. Виктимизация на единичном уровне должна характеризоваться данными о виде преступления, времени, месте и способе его совершения, социально-демографических, психофизиологических, правовых и иных особенностях потерпевшего. Сложение и сопоставление указанных характеристик в рамках криминологического исследования при активном использовании методологического инструментария и данных социологической науки позволяют ученым получать обширную информацию об особенностях виктимизации социальных групп, имевшей место на определенной территории за определенный промежуток времени. В таком контексте нередко можно встретить трактовку виктимизации как процесса превращения лица в жертву преступления и результат этого процесса, как на массовом, так и на единичном уровне.

Нужно отметить, что с подобным подходом мы также вряд ли сможем согласиться. Нам представляется, с учетом данной выше характеристики виктимности, что виктимизация – это не просто процесс превращения личности или социальной общности в жертву, а скорее процесс превращения их в жертву потенциальную. Однако это – потенциальность с высокой степенью готовности к своей актуализации.

В криминологической литературе понятие «виктимизация» чаще всего связывают с размахом преступности и ее последствиями, причем с основным акцентом на количественную сторону этого явления. Согласно справедливому, на наш взгляд, мнению И.В. Лиманской, такое понимание виктимизации сужает ее смысловое значение и содержание, не учитывает ее соотношения с процессом криминализации, а также значимости ее проявления на индивидуальном уровне. Как было показано в работе названного автора, виктимизация и криминализация являются парными, в социальном плане тесно связанными криминологическими категориями. При этом виктимизация является составной, хотя и специфической частью процесса криминализации общества. Лишь единство этих показателей может дать представление о картине преступности в обществе, которая на сегодняшний день требует существенной коррекции с учетом того, что статистика правоохранительных органов (применительно к учету потерпевших) является весьма несовершенной, вуалирующей подлинную ситуацию и масштабы ущерба, причиненного населению и государству в целом.

В отличие от виктимизации понятие девиктимизации характеризует вид профилактической работы, имеющей целью нейтрализацию или устранение негативных последствий виктимизации. Девиктимизация также предполагает реабилитацию конкретных жертв преступлений, включая оказание им моральной, организационной, финансовой и т.п. помощи, а также возможную компенсацию нанесенного ущерба со стороны преступника и/или государства.

Осуществленный нами анализ обширного российского и зарубежного (прежде всего американского) криминологического материала подтверждает выдвинутую гипотезу о том, что стратовая принадлежность определяет комплекс потенций виктимности личности, причем различным стратам присуща различная степень динамики виктимизации. Прежде всего можно выделить а) страты со стабильной виктимностью и б) страты с изменчивой (лабильной) виктимностью. В комплексе детерминант первой преобладают факторы внесоциального происхождения. Речь идет прежде всего о виктимности женщины, ребенка, старика.

Лабильной может быть названа криминальная виктимность, в формировании которой определяющую роль играют собственно социальные факторы: положение в обществе; система общественных отношений, обуславливающих характер и способы взаимодействия с представителями конкретных социальных групп; уровень толерантности в обществе и др. Социальными процессами, особенно сильно влияющими на изменение параметров виктимности в современном обществе, являются, как уже отмечалось, миграция, урбанизация, неравномерность процессов социальной стратификации, десоциализация личности как социальный феномен и др.

Взаимосвязь стабильной и лабильной форм виктимности определяют ту основу, на которой может складывается стратификационная виктимологическая модель, характерная для того или иного конкретного общества, или, в обобщенном плане, модель виктимности как состояния общества.

Постараемся конкретизировать эту мысль. Как показывают результаты анализа материалов социокриминологических исследований, процессы глобализации имеют результатом общее возрастание степени виктимности населения планеты. Отдельные социальные группы включены в эти процессы в разной мере и в разной форме, соответственно и трансформация параметров виктимизации у них различна (для некоторых социальных статусов она даже может быть снижена, что не отменяет общей тенденции). Различен и комплекс факторов, обусловливающих изменения параметров виктимизации. На наш взгляд, можно выделить: 1) факторы, связанные прежде всего с процессами социальной трансмутации (миграция, развитие организованной преступности и ее транснационализация, падение уровня жизни отдельных страт и т п.); 2) факторы, связанные с морфогенетическими социальными процессами. Здесь речь идет о создании новых социальных групп и слоев; новых образцов культуры и субкультуры, форм организационного поведения. Говоря о виктимизирующем потенциале морфогенетических социальных процессов, прежде всего нужно иметь в виду аномию, являющуюся следствием дезинтеграции общественных структур и разрушением традиционных связей и устоев, вызванных глобализацией. Аномия закладывает долгосрочные тенденции виктимизации статусов.

Изменения в параметрах виктимизации женщин, к примеру, обусловлены комплексом трансмутационных процессов. Так, экономические процессы в современном обществе нацелены на более интенсивное вовлечение женщин в социальную деятельность в рамках экономической сферы и в то же время делают положение женщин в ней все более дискриминационным. Для определенных групп женщин (прежде всего относящихся в странах Северной Америки и Западной Европы к расово-этническим меньшинствам) это приводит к усилению факторов виктимизации. Кризис семьи и семейных ценностей снижает степень социальной защищенности женщины, делает ее более доступным объектом криминальных посягательств. В современных условиях этот параметр виктимизации усиливается за счет развития секс-индустрии, являющейся неотъемлемым элементом современной масс-культуры. Дополнительным и, видимо, самым мощным катализатором виктимизации женщин являются процессы миграции, в том числе и криминальной, связанной с незаконным перемещением женщин за границу и принуждением к оказанию услуг сексуального характера. Усиление транснациональной организованной преступности создает для этого новые стимулы и открывает новые возможности. Разумеется, в трансформации параметров виктимизации женщин существенную роль играют также и процессы аномии, но здесь они, скорее, лишь определяют общий социальный фон виктимизации.

При сравнительных исследованиях степени виктимности женщин и мужчин западные исследователи обычно опираются на результаты сопоставления индикаторов индивидуального образа жизни и основной деятельности (прежде всего – на работе). Соответственно гендерные различия в степени вероятности и типах преступных посягательств трактуются как своего рода функция отличительных особенностей мужчин и женщин относительно характера их деятельности вне дома, состояния в браке, статуса занятости на службе, уровня образования и материального дохода. Ряд исследователей предпочитают более детализированный анализ именно виктимности женщин, рассматривая многомерные факторы риска насилия исключительно для них.

Женщина будет виктимна в любых социальных условиях уже в силу своих физических данных и природных предрасположенностей. Так, по данным американских криминологов, одна из восьми женщин в США была изнасилована по крайней мере раз в жизни. Таким образом, в Соединенных Штатах было изнасиловано свыше 12 млн. женщин. Наряду с этим действуют и социальные детерминанты виктимизации женщин, параметры которых подвержены трансформации в изменяющимся мире.

Гендерный аспект глобализации представлен следующими основными факторами: а) растет число женщин, интегрированных в экономику, но на худших, чем мужчины, условиях; б) идет маргинализация женской рабочей силы; в) увеличивается рабочая нагрузка на женщин; г) возможности влияния женщин на процессы в социальной жизни одновременно расширяются и ограничиваются. В целом глобализация увеличивает различия между отдельными слоями женщин; ее воздействие неравномерно и зависит от уровня развития страны, от степени образования и профессиональной квалификации женщин, от характера их занятости и силы национальных традиций.

Если сравнивать наиболее уязвимые возрастные группы – молодежь и пожилых людей – то статистика заставляет делать вывод о большей степени виктимогенности первой группы. Люди в возрасте от 16 до 24 лет в четыре раза чаще становятся жертвами краж и в три раза более часто - жертвами угона транспортных средств, чем люди в возрасте старше 65 лет. Видимо, контрвиктимизирующим фактором здесь выступает образ жизни пожилых людей, который менее часто, чем молодые выходят на улицу, что уменьшает риск кражи или уличного насильственного преступления, а также менее часто посещают различного рода опасные места, ночные клубы, питейные заведения. Возраст и жизненный опыт также позволяют старшим людям выбирать оптимальные варианты поведения с тем, чтобы избегать опасных ситуаций или находить позитивные формы реагирования на криминальные посягательства. Наиболее виктимогенной средой является для стариков семья, а не улица.

Однако несмотря на то, что старики реже, чем представители молодежных возрастных групп становятся жертвами, виктимизация для них бывает тяжелее по своим последствиям. Виктимологи указывают на растущий страх перед преступлением. Он может стать самостоятельной фобией, хотя часто бывает не обоснован, в определенном объеме иррационален и основывается на искаженных представлениях о преступности в средствах массовой информации. Однако в связи с осознанием стариками своей особой немощи и уязвимости, он заполняет их полностью. Этот страх усиливает изоляцию и уязвимость. В итоге признается, что проблема виктимизации стариков заслуживает усиленного внимания, выходящего за рамки чисто статистического значения.

В целом, что касается отмеченного криминологами возрастания степени виктимности групп лиц, выделенных по возрастному принципу (прежде всего стариков и детей), то здесь новые параметры виктимизации напрямую обусловлены аномическими тенденциями, социальной дезинтеграцией, резким снижением эффективности регулирующего воздействия на социум норм морали, кризисом общественного правосознания и правовой культуры, т.е. процессы морфогенетического характера.

Однако и в том, и в другом случае мы можем говорить лишь о большей или меньшей степени трансформации параметров виктимизации, поскольку общий виктимизационный фон для этих групп граждан стабильно задается ее внесоциальными факторами (физиологическими, психологическими и т. п.).

Говоря о группах с доминирующим комплексом социальных факторов, обусловливающих виктимизацию, прежде всего нужно отметить неуклонно растущий уровень криминализации и виктимизации мигрантов на фоне усиления миграционных интернациональных и внутринациональных потоков. Кроме того, проведенные и на Западе, и в России исследования позволяют высказать суждение о том, что самым существенным фактором виктимизации различных социальных статусов в современных условиях являются сами процессы миграции, которая осуществляется в невиданных ранее масштабах.

Во-первых, мигранты как самостоятельная социальная группа являются наиболее виктимным слоем современного общества, что связано с их временной десоциализацией, рассогласованием с культурными традициями социума, проблемами с занятостью и другими подобными факторами. Это приводит к тому, что они чаще других становятся жертвами насильственных преступлений из-за сохраняющейся в любой стране мира значительной ксенофобии; в силу своей незащищенности по ряду существенных параметров притягивают к себе внимание различных преступных элементов; среда мигрантов в силу ряда факторов субъективного и объективного характера активно криминализируется, что, в свою очередь, ведет и к росту их виктимизации.

Во-вторых, формирование в современных государствах значительной мигрантской прослойки служит своего рода катализатором усиления виктимности самых различных социальных групп, в составе которых появляется «мигрантский сегмент».

Важным параметром виктимизации социальных групп становится мера их включенности и включенности их представителей в процессы криминальной миграции, а также степень любой причастности к ним. В наибольшей степени это характерно для низших социальных страт, входящих в контакт с криминально зараженными потоками мигрантов, контролируемых организованными преступными сообществами.

На процессы виктимизации общества и его отдельных социальных групп в условиях глобализации особенно активно влияет массовая миграция. Негативное отношение к мигрантам, усилившееся вследствие интенсификации этих процессов в последние десятилетия, выполняет роль катализатора негативного отношения к представителям коренных этнических групп. В итоге в Нью-Йорке в 1998 году 30 % всех инцидентов, связанных с насилием против национальных меньшинств, были совершены против негров, не являющихся мигрантами в первом поколении. Другие 30 % были совершены против евреев. В Лос-Анджелесе в том же году большинство расовых инцидентов было направлено против негров, более чем 90 % преступлений на почве религиозной ненависти - против евреев. В последнем случае, однако, следует признать воздействие сложного комплекса факторов виктимизации, на фоне которых указанный выше не представляется определяющим.

В целом выделяются следующие особенности жертв преступлений, совершаемых на почве расовой или религиозной ненависти, на почве негативного отношения к другой культуре, или, повторяя выражение Ю. Хабермаса, к «другому». Эти преступления имеют тенденцию быть совершенными многократными обидчиками в отношении незнакомых лиц, которые имеют четко выраженную принадлежность к той или иной этической, религиозной и т.п. группе. Они обычно совершаются в местах, хорошо знакомых жертве, которая с высокой долей вероятности будет испытывать после инцидента опасение повторного нападения. Жертвы насилия будут в большей степени и в течение более длительного периода времени переживать последствия насилия, возможны более глубокие психологические травмы, чем для жертв аналогичных преступлений, не связанных с культурологическими факторами.

В целом расизм, ксенофобия, нетерпимость продолжают оставаться значимой проблемой для современного общества. В том числе и проблемой криминологического порядка, поскольку ксенофобия нередко оборачивается насилием по отношению к этническим меньшинствам. Ее главной особенностью в эпоху глобализации является «опосредствование культурой»: представитель этнического меньшинства вызывает ненависть уже не просто как «чужой», а как носитель чуждой культуры – как «другой». Вместе с тем до настоящего времени нерешенной остается проблема учета особенностей культуры как преступников, так и жертв в уголовном процессе, в судопроизводстве, в практике индивидуальной профилактики правонарушений. В зарубежной виктимологии проблема насилия над этническими меньшинствами как представителями иной культуры корреспондирует изучению вопросов повышенной виктимности сексуальных меньшинств как носителей специфической субкультуры, так и вследствие особенностей их поведения, существующих предрассудков и фобий и т.п.

Процессы миграции ведут к криминализации и виктимизации городских пространств, тем самым резонируя процессам урбанизации, столь же характерным для эпохи глобализации. Трансляции урбанистической криминальной субкультуры самым разным слоям населения способствует расширение параметров информационного общества за пределы постиндустриальных государств, что также приводит к усилению степени виктимности различных социальных групп и городского и сельского населения.

Виктимность социальных групп всегда выступает как составляющая многих факторов. Суммируя сказанное, можно отметить, что для современных условий характерно возрастание роли таких факторов, как причастность миграционным потокам, десоциализация личности как следствие разрыва или деформации социальных связей, в несколько меньшей степени – принадлежность к этническим меньшинствам. Без сомнения, эти факторы выполняют роль своего рода катализаторов процессов виктимизации, однако их действие (как и действие других факторов виктимизации, сохраняющих свое значение на прежнем уровне) может различаться по характеру действия и результатам в зависимости от социально-демографических, экономических, политических особенностей региона.

Виктимизация различных слоев населения, связанная с их социально-стратовыми параметрами, создает объективные предпосылки и возможности роста преступности. Виктимный потенциал социальных статусов актуализируется под влиянием таких факторов как образ жизни, профессиональная деятельность, психологическая предрасположенность стать жертвой и т. п., которые, в свою очередь, также не являются только случайными, а связаны с задатками, особенностями характера или воспитания личности. Их социальная обусловленность проявляется прежде всего через механизмы социализации и десоциализации личности

Сама по себе повышенная виктимность социального статуса еще не является фактором криминализации общественных и межличностных отношений. Для того чтобы с большой долей вероятности предсказать переход жертвы из состояния потенциальной в состояние актуальной, необходимо еще констатировать включенность механизмов виктимогенной деформации личности, которые в значительной мере совпадают с механизмами ее десоциализации.

Десоциализация, во-первых, выступает своего рода катализатором процессов общей виктимизации личности и социума. Во-вторых, она может выступить «детонатором» в отношении насильственных преступлений против личности, где наиболее виктимными являются люди, утратившие устойчивые социальные связи, лишенные идеалов и стабильной системы нравственно-правовых ценностей и т. п. Десоциализация личности, ставшая массовым явлением на рубеже 80-90-х годов, является одним из важнейших факторов усиления виктимогенности общества.

Как было отмечено выше, и в глобализирующемся постиндустриальном, и в архаическом, и в любом другом обществе существует группа лиц, которые виктимны уже по самой своей природе. Это - женщины, дети, инвалиды, престарелые граждане и др. Сведения об их виктимизации и о проценте этих высоковиктимных статусов в каждом социальном слое должны составлять основной элемент общей виктимологической характеристики общества.

Такого рода подход может составить методологический фундамент для статистического сравнительного анализа виктимности социальных групп различных регионов, поскольку в совокупности лабильных параметров виктимности, обусловленных постоянной изменчивостью социальных процессов, будут заложены некоторые общеконстантные величины. Константность их виктимности обусловлена тем, что за основу выделения данного статуса берутся не социальные, а естественные характеристики: пол, возраст, состояние организма. Они внесоциальны, а потому неизменны относительно движения социума. Другая открывающаяся здесь возможность методологического характера связана с перспективой экстраполяции данных исследования виктимности социальных статусов и страт в одном регионе (стране) на социум другого региона, в том числе и при существенно различающихся социальных параметрах.

Таким образом, указанная схема виктимности социальных страт должна быть основана на принципе концептообразующей базисности данных о константной виктимности традиционно уязвимых групп населения. Введение в эту схему переменных показателей должно корреспондировать информации о характере и степени виктимизации страт с лабильной виктимностью. При этом показатели о миграции населения, виктимности и криминализированности мигрантов, характере и степени их взаимодействия с основными стратами общества-рецепиента и включенности в их структуры должны находиться под особым вниманием исследователя. К такому выводу нас подводит знакомство с материалами из зарубежных и отечественных источников.

Вместе с тем, существующий на сегодняшний день уровень конкретно-социологических исследований виктимологической направленности в Российской Федерации, подготовка российских ученых (не говоря уже о практиках) по вопросам теории и эмпирии социальной виктимологии, степень сотрудничества с зарубежными исследовательскими центрами, фондами, всеми заинтересованными субъектами научно обоснованной виктимологической профилактики – все это совершенно не соответствуют уровню задач, выдвигаемых практикой.

Поэтому сравнительный анализ взаимосвязанных процессов социальной стратификации и виктимизации населения в России и на Западе может иметь статус лишь предварительной гипотезы, трансформация которой в развернутую социолого-виктимологическую теорию возможно лишь вследствие: 1) инвентаризации имеющегося на сегодняшний день теоретического и эмпирического материала;

2) его научного обобщения на том уровне, который допускает состояние разработанности темы в России и на Западе;

3) определения комплекса целей и оптимальной методологии прикладного социолого-виктимологического исследования виктимности социальных групп и статусов в России с учетом возможностей сопоставления с аналогичными индикаторами и данными в других странах;

4) организации соответствующих эмпирических исследований в России силами отечественных и зарубежных криминологов и социологов, его научное обобщение, последующий мониторинг наиболее виктимных групп; 5) разработки комплекса рекомендаций и программы практических мероприятий по виктимологической профилактике преступности и девиктимизации населения страны;

6) осуществления с учетом возможностей научно обоснованной экстраполяции модели виктимизации населения в странах Запада на российский социум, прогнозирования тенденций криминализации и виктимизации различных социальных групп в России. Очевидно, что концептуализации научной гипотезы в таком случае будет осуществляться в тесном взаимодействии с практикой, результаты исследования теоретического и эмпирического уровня будут взаимно корректироваться, результат будет одновременно фиксироваться в разработке детально обоснованной научной теории и реализации системы практических мероприятий профилактического характера.

Степень достоверности научного обоснования и научного прогнозирования в области предупреждения преступности многократно увеличивается, если принять во внимание весь спектр социально детерминирующих факторов виктимологического характера. Актуальность их учета еще более возрастает в условиях масштабных трансформаций общественных процессов глобального характера, характерных для последних полутора-двух десятилетий. Очевидно, что всякие глубокие изменения в обществе требуют обновления методологического инструментария и концептуальных подходов, сложившихся на предшествующем этапе развития науки. Кроме того, борьба с преступностью не может быть достаточно эффективной, если не учитывать всех социальных последствий преступности, в числе которых важное место занимают обобщенные характеристики потерпевших и причиненного им вреда.

Как уже отмечалось, выделение концептуальных оснований отношения процессов виктимизации личности и виктимизации социальной группы связано с изучением проблем социализации и десоциализации личности. Без сомнения, эти категории, опосредствующие концептуальное пространство виктимологии социального и виктимологии личностного уровня, представляют существенный интерес при построении теоретической модели процессов криминальной виктимизации общества в современных условиях.

Дата добавления: 2015-08-05