Панихиду служит священник, он же мой учила религии: Гэндальф, тощий, низенький. Из-за миллиона мелких, подвижных морщинок на лице все в школе зовут его Гэндальфом, как волшебника из «Властелина колец».
На первой скамье сидит учила Арджентьери, чёрная снаружи, белая внутри. Утирает платочком слёзы, рядом её дети. Мужчина лет сорока и женщина немного моложе, очень даже ничего. Дети училы – это вечная загадка, потому что никогда ведь не знаешь, нормальные ли у учил дети: их же обучают с утра до вечера! Должно быть, это просто несчастье…
Однако Арджентьери плачет, и это мне не нравится. Под конец – и не нарочно же – встречаюсь с ней взглядом; она смотрит, и мне кажется, чего-то ожидает. Я улыбаюсь ей. Это единственное, что приходит мне в голову. Она опускает глаза и выходит следом за деревянным гробом. Я в самом деле какой-то пират. Могу лишь улыбаться, стоя перед женщиной, у которой скончался муж. Чувствую себя виноватым. Наверное, я должен был что-то сказать. Но разве я виноват, что в некоторых случаях не знаю, как себя вести?
Вернувшись домой, ни за что не могу взяться. Хочется побыть одному, но не выношу белого цвета. Включаю музыку и выхожу в Интернет. Говорим с Ником о похоронах.
Где-то сейчас муж Арджентьери.
Уже произошла реинкарнация?
Остался только прах?
Страдает?
Надеюсь, что нет, потому что столько уже настрадался. Ник этого не знает. Он думает, что после смерти что-то есть. Но вовсе не хотел бы превратиться в муху. Интересно, а почему именно в муху? Он объясняет: оттого, что дома ему все постоянно твердят, что он надоел, как муха.
Кстати, то есть, конечно, не совсем кстати, в общем, нужно не забыть о дне рождения Беатриче. Вот и пошлю ей сейчас эсэмэску: «Привет, Беатриче, это я, Лео, ну, из первого „Д", с длинными волосами. Скоро твой день рождения. Что думаешь делать? До скорого, Лео §:-)». Не отвечает. Я расстроился. Вот опять оказался в дураках. И что теперь думает Беатриче? Всё тот же недоумок, который снова шлёт сообщение? Это её молчание действует на меня, как появление маляра, который хочет окрасить стены в белый цвет, замазав имя Беатриче густым слоем краски. Мучительная боль, страх и одиночество исходят из моего немого мобильника, клещами разрывая у меня всё внутри…
Сначала похороны, потом молчание Беатриче. Две белые ставни закрываются, и к тому же на этом убийственном белом фоне написано: «Парковка запрещена». Закрываются, и ты должен отойти. И думать нечего. Но как это сделать?
Звоню Сильвии. Разговариваем два часа. Она понимает, что мне очень нужен кто-то рядом, и говорит об этом. Она с полуслова понимает меня, даже когда говорю совсем о другом. Сильвия, наверное, была ангелом в предыдущей жизни. Всё хватает на лету, и похоже, ангелы именно такие, иначе у них не было бы крыльев. Во всяком случае, так говорит Монашка (тоже из нашего класса, Анна, ревностная католичка): «У каждого человека всегда рядом его ангел-хранитель. Расскажи ему, что с тобой происходит, и он всё поймёт». Не верю в это. Но верю, что Сильвия – мой ангел-хранитель. Мне становится легче. Она раскрыла обе ставни. Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я мирно засыпаю, потому что всегда могу поговорить с ней. Надеюсь, Сильвия будет всегда, даже когда мы станем взрослыми. Однако люблю я Беатриче.
Прежде чем уснуть, смотрю на мобильник. Сообщение! Наверное, ответ Беатриче: я спасён. «Не можешь уснуть, звони. С.». Как бы мне хотелось, чтобы вместо С. в конце стояло Б…
Дайте мне мопед, хотя бы «полтинник», и я переверну мир. Ну да, потому что если приходишь на остановку у школы и видишь там Беатриче с друзьями, то уже ничего лучшего на свете быть не может. У меня не хватает смелости остановиться, вдруг она скажет при всех, что не хочет больше получать мои дурацкие сообщения. Поэтому я только прохожу мимо со своими выбивающимися из-под шлема волосами и, словно стрелу Купидона, мечу в неё взгляд, который замечает только она. Этого достаточно, чтобы я получил необыкновенный заряд. Да, потому что без этого заряда я в конце концов оказываюсь на порносайтах и мастурбирую. А потом чувствую себя совсем подавленным, и приходится звонить Сильвии. Ну, а поскольку сказать ей правду не могу, приходится говорить о другом. Но разве можно вообще с кем-нибудь поговорить об этом?
Хорошо ещё, что звезда с золотистыми лучами обернулась и посмотрела на меня. Она знает, что это я послал ей записку, и своим взглядом подтверждает, что моё существование на свете имеет какой-то смысл. Я спасён!
И потому лечу на своём мопеде по забитым машинами улицам так, словно они пусты. Весь воздух на свете ласкает моё лицо, и я вдыхаю его, как вдыхают воздух свободы. Пою «О тебе моя первая мысль, едва утро разбудит меня», и, когда на самом деле просыпаюсь, оказывается, что уже стемнело.
Я напрасно блуждал на своём ковре-самолёте, совсем позабыв о времени. Когда человек влюблён, время должно прекратить своё существование. Однако существует моя мать, она не влюблена в Беатриче и в гневе от того, что не знала, куда я подевался. Ну что я тут могу поделать? Это любовь. Таковы эти ярчайшие мгновения жизни: у них нет часов. Но можно узнать, что думает твоя голова? Взрослые не помнят, каково это – быть влюблённым. Какой смысл объяснять кому-либо то, что он уже позабыл? Какой смысл описывать цвет слепому? Мама не понимает и вдобавок хочет, чтобы я каждый день выводил Терминатора писать.
Терминатор – это наша престарелая такса. Ест, волочит свой полутораметровый живот и выпускает из себя миллионы литров жидкости. Вывожу её писать, только если не хочется делать уроки, и тогда позволяю ей писать два часа, а сам тем временем гуляю, рассматривая витрины и девушек. Кто знает, зачем люди покупают собак? Наверное, чтобы обеспечить работой прислугу – приезжающих с Филиппин девушек, которым приходится выводить их писать. В парке полно филиппинок и собак. Но если в доме нет прислуги-филиппинки, то отдуваюсь, разумеется, я. Так или иначе, животные всего лишь статисты. Терминатор, кроме как писать, больше ничего не умеет: собачья жизнь.
Не могу уснуть. Я влюблён, а когда влюблён, это самое малое, что может случиться с тобой. Даже самая чёрная ночь становится яркой и красочной. В голове теснится такое множество всяких мыслей, и тебе хочется обдумать всё сразу, и сердце никак не может утихомириться. И вот ещё что странно: всё вокруг вдруг представляется прекрасным. Живёшь себе как обычно, как всегда, в окружении всё тех же вещей и той же скуки. А когда влюбляешься, эта же самая жизнь становится огромной и словно преображается.
Едва только подумаешь, что живёшь на одной земле с Беатриче, как уж не имеет никакого значения ни твой плохой ответ на уроке, ни проколотое колесо мопеда, ни захотевший писать Терминатор, ни зонт, которого не оказалось, когда пошёл дождь. Ничто не имеет никакого значения, потому что понимаешь: всё это пройдёт, а любовь – нет. Твоя красная звезда всё время горит. Существует Беатриче, и огромная любовь в твоей душе заставляет тебя мечтать, и никто не в силах отнять её у тебя, потому что любовь находится там, куда никто не может проникнуть. Не знаю, как описать любовь: надеюсь, она никогда не пройдёт.
Так я и уснул, благодаря этой надежде в сердце. Когда есть Беатриче, жизнь каждый день предстаёт обновлённой. Это любовь делает её такой. Как верно всё, что я сказал: хорошо бы запомнить. А то ведь забываю уйму важных вещей, которые открываю для себя. То есть понимаю, что они могут мне пригодиться в будущем, но забываю, как и взрослые. И в этом причина по меньшей мере половины всех несчастий в мире. В моё время подобных проблем вообще не существовало. Вот именно. В твоё время!
Может, если запишу где-нибудь то, что открываю для себя, не забуду и не повторю тех же ошибок. У меня плохая память. Виноваты родители: у них бракованная ДНК. Есть только одна вещь, о которой не забываю: завтра у нас игра.
Это неверно. Есть ещё кое-что, о чём я не забыл: Беатриче не ответила на моё послание. И у меня нет никакой надежды. Накройте меня белой простынёй, как мумию.
Гэндальф – не человек, а ветер; кажется, в любую минуту может улететь, как воздушный шарик, и невольно задаёшься вопросом, как ему удаётся держать в узде орды лицейских варваров. Он, однако, всегда улыбается. Его улыбками устланы мраморные полы во всей школе. Встречаешь его, и он улыбается, даже когда входит в школу, в отличие от других учил. Кажется иногда, будто эта улыбка не его собственная.
Входит в класс, улыбается и молчит. Потом пишет на доске какую-нибудь фразу, и мы все ждём этого момента. Сегодня, начав урок, он написал: «Там, где таится твоё сокровище, окажется и твоё сердце»
Начинается обычная игра.
– Иованотти!
– Отсутствует.
– Макс Пеццали?
– Отсутствует.
– Элиза?
– Отсутствует. Уже давно…
– Баттисти?
– Отсутствует.
– Я тут!
Раскинув руки и предвкушая триумф, с задней парты кричу:
– Дядюшка Гусь!
Класс хохочет.
Гэндальф тоже улыбается. Смотрит на нас, потом говорит:
– Иисус Христос.
– Тут вечно какой-то обман, – говорю я. – Вы никак не можете обойтись без Христа.
– Ты думаешь, я носил бы эту одежду, если бы мог обойтись без Него?
– Но что означает эта фраза?
Улыбается.
– А вы как думаете?
– Так сердце Голлума принадлежит «сокровищу»: он постоянно о нём говорит и ни о чём другом больше не думает, – отвечает Монашка. Обычно она молчалива, но если открывает рот, то изрекает лишь очень глубокие мысли.
– Не знаю, кто такой этот Голлум, но, раз это говоришь ты, верю.
Гэндальф не знает, кто такой Голлум[10]; это кажется невероятным, но это так. Потом продолжает:
– Это означает, что когда нам представляется, будто мы ни о чём не думаем, на самом деле думаем о том, что нам ближе всего, что у нас на сердце. Любовь – это своего рода сила гравитации, такая же невидимая и всеобщая, как и физическая. Наше сердце, наши глаза, наши слова, притом что даже не замечаем этого, неизбежно оказываются в конце концов там, где находится то, что любим. Оно попадает туда точно так же, как яблоко, которое падает с дерева, благодаря силе гравитации.
– А если мы ничего не любим?
– Это исключено. Можешь себе представить Землю без силы гравитации? Или космическое пространство без силы гравитации? Тогда всё на свете непрестанно сталкивалось бы, как машинки в луна-парке. Даже тот, кто думает, будто ничего не любит, на самом деле что-нибудь да любит. И его мысли сами собой, даже без его ведома, направлены к тому, что он любит. Дело не в том, любим мы или нет, а в том, ЧТО любим. Люди всегда что-нибудь любят – красоту, ум, деньги, здоровье, бога…
– Как можно любить бога, к которому даже не притронешься?
– К богу можно притронуться.
– Где?
– К Его телу, во время причастия.
– Но, учитель, это ведь только так говорится… Образное выражение…
– А вы думаете, будто я стану рисковать жизнью ради образного выражения? Вот ты, Лео, что любишь, о чём думаешь, когда ни о чём не думаешь?
Молчу, потому что стесняюсь ответить вслух. Сильвия смотрит на меня, как человек, ждущий верного ответа во время опроса или готовый его подсказать. Я знаю ответ, мне хотелось бы прокричать его всему миру: Беатриче, она – моя сила притяжения, моя гравитация, моя кровь, мой красный цвет.
– Думаю о красном цвете.
Кое-кто смеётся, притворившись, будто оценил шутку, хотя я и не шутил.
Гэндальф это понял.
– А как выглядит красный цвет?
– Похож на ваши огненно-рыжие волосы…
Ребята смотрят на меня с удивлением, словно я накурился марихуаны перед тем, как войти в класс. Понимает меня только Сильвия, уж она точно на моей стороне.
Гэндальф внимательнее вглядывается мне в глаза. Улыбается:
– Мне он тоже таким кажется…
– Каким?
– Как Его кровь.
Теперь уже мы смотрим на него как на человека, который накурился марихуаны.
Он идёт к доске и молча пишет:
«Моя любовь белая и красная».
И снова начинается игра.
Вот так ведёт уроки Гэндальф – выстраивает их с ходу, и кажется, будто у него всегда наготове фраза, которую он извлекает из своей волшебной книги…
Эту фразу никто не знает, и когда Гэндальф сообщает нам, что она взята из Библии, никто не верит, и так мы попадаемся на удочку домашнего задания по религии: прочитать «Песнь песней».
Всё равно задания по религии никто не делает.
В жизни необходимо только то, за что тебе ставят оценку.
Что может быть лучше плана, который придумал Ник.
Лёгкий обед в «Маке» и гонки на мопеде.
Расслабляющий бой на игровой приставке у него дома: два часа за компьютерной игрой. Во всяком случае, электропилой мы нарезали на кусочки по меньшей мере пятнадцать полицейских. Такой получаешь адреналин, что потом просто необходимо разрядить его в схватке с командой противников: у них не остаётся ни малейшей надежды.
Готовимся к матчу с помощью домашнего допинга – бананового мусса, секрет которого знает только мама Ника. Мама Ника – наша страстная болельщица, потому и поставляет нам банановый допинг.
И вот наконец игра. Сегодня мы выступаем против «Фантакальчо»[11]. Эти знают своё дело: команда третьего класса. Мы победили их в прошлом году, но именно поэтому они настроены по-боевому и хотят отыграться. Это ясно уже по тому, как держится Вандал, их капитан. Так и буравит меня взглядом. Он не представляет, что его ожидает.
Никто не болеет за нас сегодня. Наверное, потому, что завтра нужно сдать домашнюю работу по биологии. Я предусмотрительно решил заранее: не буду её делать.
Разогреваем заржавевшие руки Губки прямыми ударами по низу. Чуб, похоже, сегодня не в тонусе. Значит, постараемся мы с Ником, подкреплённые банановым муссом и взбодрённые накопившимся после компьютерной игры адреналином. Трава только и ждёт, чтобы по ней прошлись наши бутсы.
В первом тайме никак не удаётся открыть счёт. Вандал неотступно преследует Ника, всё время опекает. Вздохнуть не даёт. Нужно что-то изменить, но не знаю что. Вижу только, что, когда Вандал снова наседает на Ника, налетая на него, словно неаполитанский мастино, не оставляя времени ни подумать, ни ударить, адреналин после GTA[12] выплёскивается, и Ник мчится за сумевшим забрать у него мяч Вандалом и бьёт его по пятке. Вандал кувыркается с отчаянным воплем. Просто чудо, что не сломал ногу. Он корчится, словно Голлум, укушенный тарантулом. Все толпятся вокруг него. Не успеваю подбежать, как чей-то кулак впечатывается Нику в нос; Ник складывается пополам, и руки у него залиты кровью. Недолго думая бросаюсь за парнем, который ударил Ника.
– Ты что, блин, делаешь? Недоумок!
Парень не просто взглянул на меня, в его глазах вспыхивает дьявольская злоба, и он, словно разжатая пружина, кидается на меня. От его удара взлетаю метра на два прежде, чем приземлиться на задницу почти бездыханным.
– Как ты меня назвал?
Ощущаю его мерзкое дыхание у самого носа. У меня не хватает решимости ответить. Он убьёт меня. И тут, к счастью, вмешивается судья, который удаляет с поля и Ника, и эту сумасшедшую горячую голову.
Без Ника игра идёт вяло. Вандал приходит в себя и с бесконечной яростью забивает мяч в наши ворота.
Один-ноль в пользу «Фантакальчо».
Когда прихожу в раздевалку, Ника уже нет.
Вандал ожидает меня у выхода со своими варварами. Это плохо кончится.
– Сегодня твоему приятелю ещё повезло. В следующий раз он не уйдёт с поля живым… Иди, утешь его… Козел!
Команда «Пират» всей своей ватагой уныло молчит, переживая поражение и унижение от орды охреневших варваров.
Ник пришёл в школу с двумя чёрными фингалами под глазами. Парень, который ударил его, будет отстранён от игры.
– Он мне ещё заплатит. Ты не представляешь, что я с ним сделаю. Ты не представляешь…
Ник и в самом деле весь чёрный, как его фингалы.
– Ладно, Ник, его дисквалифицировали. А ты тоже хорош… Напал на Вандала не слишком-то…
Ник смотрит на меня, сощурившись:
– И ты ещё оправдываешь его! Да ты что, педиком стал… Где твои яйца, дома оставил?
– Если бы ты взял себя в руки, мы не проиграли бы вчера…
– Ах вот что, выходит, я же и виноват ещё… Да пошёл ты, Лео, знаешь куда…
Он поворачивается и уходит, не дожидаясь моего ответа. День начался наилучшим образом.
Мечтатель вошёл в класс с небольшой книжицей в руках. Страниц в сто, не больше.
– Книга, которая изменит твою жизнь, – сказал он.
Я никогда не думал, что книги вообще могут что-то изменить, а уж тем более жизнь. То есть они меняют тебя, потому что приходится их читать, когда охотнее занялся бы чем-ни-будь другим. Мечтатель, однако, и есть мечтатель, только и может, что мечтать. Но какое отношение имеет эта книга к истории? Мечтатель сказал, что для того, чтобы понять время, которое будем изучать, нужно понять людей той эпохи, проникнуть в их сердца, и принялся читать книгу Данте Алигьери. Нет, не «Божественную комедию», этот космический кирпич, а тоненькую книжечку, историю любви Данте.
Не могу поверить: Данте написал книгу про Беатриче! Влюблённый, как и я. Книжка называется «Новая жизнь», она про то, что я уже сам для себя открыл: любовь всё обновляет. А может, я и есть будущий Данте? И вдруг на этот раз Мечтатель прав? Так или иначе, Данте посвятил книгу именно встрече с Беатриче и тому, как изменилась после этого его жизнь. Это невероятно: какой-то доисторический человек чувствует то же, что и я! Может быть, я – реинкарнация Данте?
Но попробуй скажи это училе Рокка, которая называет моё письмо неряшливым и корявым и никогда не ставит мне больше четвёрки с минусом, что ещё хуже, чем просто тройка… Выходит, никакая я не реинкарнация Данте! Однако если даже Данте сегодня непонятен, то, может быть, то, что пишу я, непонятно как раз потому, что я – будущий Данте… Как бы там ни было, даже если я – не Данте, Беатриче остаётся Беатриче, и я не могу не думать о ней и не говорить о ней, как и Данте, который признаётся: «Хочу рассказать вам о моей любимой не потому, что на похвалы уже нет слов, а потому, что хочу излить свои мысли о ней».
Данте всегда прав! Однако нужно прочитать его книгу, пожалуй, перепишу какое-нибудь стихотворение для Беатриче и посвящу ей. Более того, отправлю ей послание с самым лучшим отрывком из этой книги. На него-то она уж точно ответит. Не буду выглядеть дураком. Поймёт, что пишу серьёзно, как и Данте. Не могу отступать. Лев, который отступает, не лев. Пират, который отходит назад, не пират.
Она поймёт, потому что всё это проходила в прошлом году, а если не вспомнит, спросит меня… Беатриче учится во втором классе лицея. И очень хорошо учится. Отправлю ей послание: начало «Новой жизни»… Полный отпад: латынь, так круто получается. T9[13], правда, не работает с латынью, но Беатриче поймёт.
Только одно меня огорчает. Все считают, что Мечтатель уж чересчур нагло выходит за рамки своего статуса неудач-ника-сказочника, человека, приносящего беду. К сожалению, он весьма ничтожен и в моих глазах, и я не выношу его… Нужно будет как-нибудь поставить его на место – найти слабинку и нацелить на неё удар Пирата…
T9 – изобретение двадцать первого века. Сберегает тебе уйму времени и дарит немало веселья, потому что, когда хочешь написать какое-то слово, система предлагает совсем другое, иной раз противоположное по смыслу. Например, хочу написать «извини», и вдруг выскакивает «страх». Вообще-то совпадение, должно быть, не случайное, потому что, когда приходится извиняться за что-то, я всегда очень пугаюсь.
Мне нравится T9. Интересно, Данте, сочиняя все эти стихи, пользовался чем-нибудь вроде такого сервиса? Есть люди, встречаясь с которыми просто невозможно понять, как они научились тому, что умеют. У них определённо имеется предрасположенность к своему делу. Я ещё ничего не умею делать по-настоящему, но верю, что смогу. Учила английского говорит: у него есть способности, но он не использует их. Вот, значит, у меня есть способности, могу делать всё, но пока ещё не решился всерьёз заняться делом, как-то использовать себя. Я мог бы стать Данте, Микеланджело, Эйнштейном, Эминемом[14] или Иованотти[15], ещё не знаю. Нужно попробовать и понять, кем именно.
Послушать Мечтателя, так я должен найти свою мечту и превратить её в проект. Нужно будет спросить у него, а как находят свою мечту. Спросил бы, да только стесняюсь, и прислушался бы к нему… Однако эта причуда – заиметь мечту, когда тебе нет ещё и шестнадцати, – меня не убеждает. Но в любом случае я уверен, что в моей мечте есть и Беатриче.
Кстати, она опять не ответила на моё послание. Я очень расстроился, думал, что хотя бы Данте произведёт на неё впечатление. В желудке судорога, а сердце совсем побелело. Словно сама Беатриче хочет стереть меня с лица земли, замазав корректирующим «штрихом». Чувствую себя какой-то ошибкой, орфографической ошибкой. Мазок «штрихом» – и нет меня, как нет и ошибок. Страница остаётся чистой, и никому не видна боль, скрытая за этой белой каплей.
Поэзия – пустая рифмованная болтовня. Данте, да пошёл ты!..
У Беатриче огненно-рыжие волосы. У Беатриче зелёные глаза. У Беатриче… В полдень она стоит со своими друзьями у школы. У Беатриче нет парня. Я был у неё на дне рождения в прошлом году: мечта! И всё время просидел, спрятавшись где-то или за кем-то, и не спускал с неё глаз, стараясь запомнить каждый её жест, каждое движение. Мой мозг превратился в телекамеру, чтобы сердце могло в любую минуту снова просмотреть самый прекрасный фильм, когда-либо снятый на земле.
Не знаю, как у меня хватило смелости попросить у неё телефон. На самом деле так и не хватило… Телефон мне дала Сильвия, её подруга, после летних каникул. Но не помню, чтобы я говорил ей, будто он нужен мне. Может быть, поэтому Беатриче не отвечает. Может, не знает, что это я пишу ей. Она в моём мобильнике записана как «Огненная, красная». Красная звезда: солнце, рубин, вишня. Однако могла бы всё же и ответить, хотя бы из любопытства.
Так был я или не был львом в моей предыдущей жизни? Определённо был. Прячусь в чаще и в подходящий момент выскакиваю оттуда, выгоняю свою жертву в открытое поле, там ей не убежать от меня, и хватаю. Вот так же поступлю и с Беатриче. Окажется лицом к лицу со мной, и ей придётся выбрать меня.
Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она – нет. Она не умеет любить меня. Пока.
Сегодня разговаривал с Терминатором. Ну да, потому что знаю: когда нужно решать важные проблемы, бесполезно разговаривать со взрослыми. Или тебя не слушают, или говорят: и не думай, всё равно потом пройдёт. Или выкручиваются с помощью волшебного «когда-нибудь»: когда-нибудь поймёшь; придёт время; поймёшь, когда у тебя будут дети; рано или поздно у тебя будет работа, вот тогда и поймёшь.
Надеюсь только, что этот день никогда не наступит, потому что иначе на тебя обрушится сразу всё: зрелость, дети, работа… и мне кажется нелепым, что понять можно, только если всё это сразит тебя, как удар молнии. Разве нельзя было бы начать понимать уже сейчас, постепенно, потихоньку, не ожидая того проклятого дня? Сегодня. Сегодня хочу понять, а не когда-нибудь. Сегодня. Сейчас. Так нет же: когда тот день тебя опрокинет, будет слишком поздно, потому что ты, желавший поскорее всё понять, не нашёл никого, кто удостоил бы тебя ответом. И встретился тебе только тот, кто предрекал этот день, словно предсказывал смерть и гибель…
Не говоря уже об училах. Когда пытаешься серьёзно поговорить с ними, отвечают: не сейчас, что означает «никогда». Училы сразу всё сообщат тебе о плохом – об оценках, ответах, замечаниях, заданиях… А о хорошем ничего не скажут, иначе, считают они, станешь почивать на лаврах, хотя не думаю, чтобы они оказались такими уж комфортными. А больше с училами и не о чем говорить.
Папа и мама? О них и речи нет. Даже думать как-то неловко. Полное впечатление, будто им никогда не было пятнадцати лет. И потом, папа вечно приходит усталый после работы и хочет смотреть футбол. Мама? Я стесняюсь её. Я ведь уже взрослый и не могу говорить с мамой, как прежде. Выходит, если исключить учил, папу, маму и Ника, который не разговаривает со мной после той игры с «Фантакальчо», – кто остаётся? Терминатор. Он, по крайней мере, молчит и слушает, особенно если угощаю его потом печеньем со вкусом жареной кошки.
– Видишь ли, Терминатор, с тех пор как Мечтатель говорил о мечте, я всё время возвращаюсь к этой мысли, она, словно какой-то внутренний зуд, покоя не даёт и цепляет всё глубже. Ты, Терминатор, что собирался делать, что думал делать, когда вырастешь? Ты можешь только оставаться собакой: есть как собака, спать как собака, писать как собака и умереть как собака. Я же – нет. Мне нравятся большие желания. Большая мечта. Не знаю ещё, что это за мечта, – но мне нравится мечтать о мечте. Лежу в кровати в тишине и мечтаю о своей мечте. И больше ничего не делаю. Перебираю одну за другой разные мечты и выбираю, какая нравится. Кто знает, может, оставлю свой след в истории человечества? Только мечты оставляют след.
Терминатор тянет меня, даже он не умеет сосредоточиться, кто знает, что ещё ему надо. Идём дальше.
– Не перебивай меня! Мне хотелось мечтать. Мне нравилось мечтать. Но как найти свою мечту, Терминатор? Ты нашёл её уже готовую. Но я ведь не собака. Мечтателю помогли дедушка с его сказками и фильм. Может, нужно почаще ходить в кино, раз уж дедушки у меня нет, а бабушке нужно громко кричать, потому что она не слышит, и вдобавок от неё плохо пахнет, как от всех стариков, я не выношу этого и начинаю чихать. А может быть, нужно больше читать? Мечтатель говорит, что наши мечты таятся в окружающих нас вещах, в тех, которые любим, – в каком-то месте, на какой-то странице, в фильме, в картине… мечты, которые дарят нам великие творцы красоты.
Так говорит Мечтатель. Не понимаю до конца, что это значит. Знаю одно: мне нравится. Нужно попробовать. И посоветоваться, но не слишком полагаться на советы, потому что я из тех, кто крепко стоит на ногах. Жизнь без мечтаний – это сад без цветов, а жизнь с неосуществимыми, мечтами – сад с искусственными цветами. А ты что скажешь, Терминатор?
Терминатор вместо ответа останавливается у столба и писает. И длится это ровно столько, сколько все мои разговоры.
– Спасибо, Терминатор, вот ты действительно меня понимаешь…
Беатриче, должно быть, заболела. Многие сейчас подхватывают грипп, но я ещё ни разу… Не вижу её уже два дня. Без яркого блеска её огненных волос дни кажутся тусклыми и пустыми. Белыми, как в пасмурную погоду, когда нет солнца.
Возвращаюсь домой вместе с Сильвией, подвожу её на моём мопеде, и она всё время просит ехать потише. Женщина, понятное дело. Мы долго разговариваем, и я спрашиваю, есть ли у неё мечта, такая, о какой говорит Мечтатель. Рассказываю, что у Ника такая мечта определённо есть. Он сказал, что пойдёт по стопам своего отца. Его отец дантист. Ник выучится на дантиста и будет работать в кабинете у отца. Говорит, что это его мечта. А по мне так для мечты этого мало. Потому что уже всё известно. Мечта – если я правильно понял – должна быть немного загадочной: что-то в ней должно быть такое, что ещё нужно открыть. А Ник уже всё заранее знает.
У меня мечта ещё не определилась, но в этом-то и вся её красота. Моя мечта настолько неведома, что я волнуюсь при одной только мысли о ней. У Сильвии тоже есть мечта. Она хочет стать художницей. Сильвия очень хорошо рисует, это её хобби. Она делает копии картин известных художников. Очень мне нравится картина, на которой изображена женщина с белым зонтом. Особая картина, потому что одежда и лицо женщины и все краски на ней такие лёгкие, что кажется, будто сливаются со светом, который падает на неё. Кажется, будто фигура соткана из солнечных лучей, от которых заслоняется. И это единственный случай, когда белый цвет не пугает меня. Сильвия обманула его на этой картине. Мне нравится.
Раз пятнадцать едва не угодив в ДТП со смертельным исходом из-за моих тормозов, которыми давно пора заняться механику, приезжаем к дому Сильвии.
– А мои не хотят. Говорят, что живописью можно заниматься только на досуге и, уж конечно, рисование не должно стать моим будущим, это трудный путь, только очень и очень немногие приходят по нему к успеху, а кроме того, если не пробьёшься, рискуешь остаться без куска хлеба.
Взрослые определённо существуют на свете для того, чтобы напоминать нам о страхах, которых мы не знаем. Боятся только они. А я, наоборот, рад, что у Сильвии есть такая мечта. Когда она говорит о ней, глаза блестят, как у Мечтателя на уроке. Как блестели глаза у Александра Великого, Микеланджело, Данте… Горящие, живые глаза… По-моему, у Сильвии правильная мечта. Прошу её понаблюдать за моими глазами, когда стану говорить о чём-ни-будь, и сказать, если заблестят, тогда я, может быть, узнаю свою мечту, потому что сам я рассеянный, могу и не заметить. Она согласна.
– Когда увижу, что твоя мечта блестит у тебя в глазах, – скажу.
Прошу её сделать для меня копию той картины. Сильвия согласна. Глаза у неё загораются, и мне даже кажется, будто от её взгляда ощущаю тепло на коже. Голубые глаза блестят. Это её мечта. А у меня мечты пока нет, но чувствую, скоро появится. Только как узнать её? Синие круги под глазами. Да, у меня мешки под глазами, в них таятся все мои сновидения. А найду свою мечту, освобожусь от этих мешков, и тогда мои глаза засияют…
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 148 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Алессандро Д'Авения Белая как молоко, красная как кровь 1 страница | | | Алессандро Д'Авения Белая как молоко, красная как кровь 3 страница |