Глава 3. Тревога

От лица Изабеллы Свон (за три дня до аварии)

Шестьдесят секунд. Не больше. Может, пятьдесят. Нет, скорее всего только тридцать.

Цифры 05:59, моргнув, превратились в 06:00, и часы зазвонили.

У меня не было и тридцати секунд. Конечно! Я всегда ошибалась с количеством имеющегося у меня времени. Я повенулась к часам со вздохом... а потом вылезла из кровати и протопала в ванную. Я постаралась не смотреть на себя в зеркало, пока раздевалась; раздевшись, кинула в корзину с грязным бельем свою пижаму. Я включила душ и встала под холодную воду. У меня не было натроения смотреть на себя в эту минуту, я просто подставила лицо под струи и зажмурилась. Я натирала свое тело дочиста и старалась не обращать внимания на неровности, которые чувствовала каждый раз, когда руки попадали на шрамы. А чтобы не закричать, я кусала губы.

Вот уже несколько недель у меня не было такой ужасной ночи, как прошлая. Я просыпалась вся в поту, и не единожды. Мне снилось, что я задыхаюсь во время ланча, это повторялось снова и снова, все время по-разному. В первый раз Элис мне помогает. В следующий раз — нет, и все смеются, пока я медленно умираю. И самым плохим был сон, в котором они окружили меня, а я... я смотрела на них умоляюще, надеялась, что кто-то меня спасет. Мои надежды не оправдались.

История моей жизни: у меня никогда не было времени, о котором я думала, что оно имеется, и никто никогда не занимался моим спасением.

Вымыв все тело, я выдавила чуть-чуть геля с ароматом клубники на свои волосы; хотелось оставить в них запах. Он напоминал мне о том времени, когда я была нормальной — не изуродованной. Времени, когда моя семья все еще оставалась целой. Времени, когда я верила в хорошее и была уверена в том, что у меня есть будущее.

Это происходило в те дни, когда я была наивной и надеялась на то, что даже у такой девушки, как я, есть шанс в жизни, а потом эта жизнь преподала мне урок. И я поняла, что девчонки вроде меня никогда не получают шансов, мы не предназначены для свершений. Черт, мы не предназначены даже для обычной, посредственной жизни. Боль и разрушение — вот для чего мы рождены. И я чувствую, как это происходит. Медленное разрушение...

Я вышла из душа и вытерлась, снова стараясь не смотреть вниз. Это была самая тяжелая часть моего дня. Я бы лучше терпела издевки и насмешки, поджидавшие меня в школе; я терпела бы их вечность в обмен на то, чтобы не видеть себя больше голой.

Я надела банный халат и направилась в свою комнату, вытирая по пути полотенцем волосы. Вернувшись к себе, я бросила полотенце на пол и подошла к шкафу. Я никогда особо не задумывалась о том, что надеть: лишь бы с длинным рукавом и закрывало всю кожу. И я была рада тому, что живу в дождливом Форксе, где не бывает слишком жарко, а значит никто не обратит внимания на одежду, в которую я так плотно кутаюсь. Не то чтобы я привлекала чье-то внимание... Люди вспоминали обо мне только когда были настроены опустить кого-то. Они совсем не догадывались о том, что я не в состоянии упасть еще ниже. А я находилась на самом дне, это правда, и считала смерть единственной возможностью оттуда выбраться.

И я должна была получить рецепт, если действительно хочу воспользоваться этой возможностью. Рецепт... Это напомнило мне о звонке доктору, который я собиралась сделать накануне и не сделала. Мой отец слишком расстроил меня, когда вчера я вернулась домой после школы.

Я написала о звонке на стикере и прилепила его на дисплей компьютера. Расчесывая волосы, я думала, о каком лекарстве у меня получится спросить, не вызвав у доктора подозрений, и что потом с этим лекарством делать. Выпить смертельную дозу, конечно же. Или все будет по-другому?

Посмотрю на перемене в Гугле...

Я собрала свой школьный хлам в рюкзак и спустилась вниз. Мой отец уже уехал на работу, и на кухне царил бардак. Мужчина не способен помыть за собой посуду, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Отец всегда был неряхой, и я удивляюсь, как моя мать вообще мирилась с этим его дерьмом... Хотя... он мирится с ее гораздо большим дерьмом все то время, пока они женаты. Определенно, эти двое стоят друг друга.

Схватив последний чистый стакан, я полезла в холодильник за апельсиновым соком. Получилось нацедить всего ничего.

Мой стакан был наполовину пуст...

Я выбросила пустую коробку и добавила "апельсиновый сок" в висевший на дверце холодильника список других закончившихся продуктов. Список вырос длиннющим, и чтобы не остаться вечером голодной, мне нужно будет заехать в продуктовый магазин. Отец, я уверена, и не подумает об этом. Он никогда ничего не покупал: не покупал даже если я говорила ему, что у нас нечего есть. Он скорее пообедает в "Охотничьем домике", городском, громко сказано, ресторане, чем зайдет в магазин за продуктами. Плюс ко всему, он никогда не готовит. Он лентяй: не утруждает себя побеспокоиться о чем-либо, если под рукой имеется еще кто-то... кто-то, кто все сделает за него.

Забавно, если учесть тот факт, что мой отец — офицер полиции.

В глазах сослуживцев он был человеком ответственным. Беря на себя контроль над любой ситуацией, пока та не переставала быть управляемой, он думать не думал перекладывать свои обязанности на кого-то еще. Он делал свою работу, и, что удивительно, делал ее хорошо. Но мне все же кажется, что, когда отец решал после школы, кем быть, в первую очередь он думал о красивой форме и пистолете, мирно покоившемся в кобуре. Все мы знаем, как женщин привлекает форма. Именно из-за нее моя мать заметила его. Бедняга, у него не было ни единого шанса на побег с той самой минуты, когда эта обворожительная шатенка решила воткнуть в него свои коготки.

Люди до сих пор вспоминают о том, как мои родители любили друг друга, и как ничто не могло их разлучить. Они жили как в сказке, но эта сказка не продлилась и двух лет: поторопившись появиться на свет, я, сама о том не догадываясь, испортила их едва упевшую начаться счастливую жизнь.

Мой отец в отличие от матери никогда не винил меня в том, что произошло три месяца назад. Правда, мне кажется, и я могла прочесть это в его обращенных на меня глазах, что иногда, задумываясь о случившемся, он признает тот факт, что в какой-то степени я заслужила это для себя. И проживи я хоть тысячу лет, все равно не пойму как... Как отец мог искренне считать, что его дочь изуродована заслуженно?

Мне неприятно об этом думать, но временами нет никакой возможности избавиться от бесцеремонно влезших в подсознание мыслей, выкинуть их оттуда.

Я допила сок и, быстро вымыв стакан, поставила его на пустую сушилку. Я была зла. У нас не осталось ни чистых тарелок, ни чистых стаканов в кухонном шкафу, но, тем не менее, сушилка оказалась пустой. Неужели так тяжело помыть за собой посуду?

Я взглянула на часы; они показывали примерно полчаса. До начала уроков было добрых сорок минут. И если для других это много, у меня совсем другая история. Моя слишком старая машина не способна была развивать скорость больше сорока миль в час, и когда я пыталась прибавить газа, она, вместо того чтобы поехать быстрее, лишь грохотала и поднимала нездоровый шум. Он походил на адресованный мне вопль о том, что мой фургон развалится, не нажми я незамедлительно на тормоз. Но я все же любила этот большой красный фургон. Любила несмотря ни на что. Он был весь в трещинах, но и я тоже. Мы идеально подходили друг другу, и я ни на кого не променяю его.

Даже на дурацкий сияющий "вольво".

Я вышла на улицу, и заперла за собой дверь. Моросил дождь, а зонт я сломала еще на прошлой неделе.

Натянув на голову капюшон, я постаралась как можно быстрее преодолеть путь от дома к фургону. Уже у машины я чуть не поскользнулась и едва успела вовремя ухватиться за капот. Плюхнись я прямо на задницу в грязь, непременно опоздала бы в школу: пришлось бы идти переодеваться.

Моя машина была как обычно открыта: запирать ее я не видела смысла. Вряд ли кто-то захочет украсть этот кусок старого железа. Рванув на себя дверь, я влезла внутрь, стараясь действовать быстро — моя последняя попытка не дать дождю сделать меня еще более мокрой, чем я была сейчас.

В кабине пахло маслом. Не удивлюсь, если это отремонтированный всего несколько недель назад двигатель снова течет. Вздохнув, я повернула ключ в замке зажигания, и фургон с тяжелым грохотом ожил.

Находившееся у меня в машине ветхое радио сломалось еще летом, и я за все это время так ни разу и не побеспокоилась о том, чтобы отремонтировать его. Поэтому в школу я ехала в тишине. Шум работающего мотора был единственным окружавшим меня звуком, но этот шум не раздражал, напротив, я нахадила его расслабляющим. Он казался чем-то привычным, был той необходимой константой, без которой невозможно выстоять в постоянно меняющемся мире... мире, в котором я жила.

Я приехала в школу с запасом в десять минут. Когда я увидела, что Эдвард Каллен опять паркуется на директорском месте, мне захотелось закатить глаза. Он искал неприятностей. Догадываюсь, они его возбуждают точно так же, как и те маленькие приключения, свидетелем одного из которых я чуть не стала вчера: я видела, как он выходил из подсобки с Таней. Небрежно застегивая молнию на ширинке своих брюк, Каллен вел себя так, будто хотел, чтобы все, кто столкнется с ним, поняли, чем он был до этого занят. Таня, с которой он не попрощался даже взглядом, позорно вытирала уголки рта.

Не надо быть гением, чтобы понять, что на них оставалось. Или кто. И Эдварду вовсе не обязательно устраивать это шоу с публичным застегиванием штанов. Студенты средней школы Форкса давно знали о приключениях Каллена. Тупые во всем остальном, в сексе они разбирались.

Поступая так, как он поступал, я имею в виду директорское место, Каллен наверняка просто хотел быть пойманным. Неприятности — о них он мечтал. Если бы директором была женщина, Эдвард, вероятно, начал бы с ней флиртовать, все знают, Эдварду чуждо чувство стыда. Я всегда удивлялась, какого черта с ним происходит, почему он заставляет себя делать все это... Что он пытается доказать? То, что он еще больший осел, чем все вокруг думают?

Я быстро зашагала к корпусу. Дождь прекратился, но мы же в Форксе — не удивлюсь, если скоро он пойдет вновь.

Пересекая коридор, я смотрела в пол; мне казалось, это делает меня менее заметной. Добравшись до своего шкафчика, я бросила туда принесенные из дома вещи, взяла учебник истории, достала из рюкзака домашнюю работу и закрыла двурку ногой.

Притавщившись в класс, я заняла свое обычное место сзади. Никто никогда не садился со мною рядом, чему я была только рада. Мне трудно было контролировать свои эмоции, когда кто-то оказывался рядом. Даже вчера, когда Элис схватила меня, чтобы спасти, я испугалась. Зная, что она просто пытается мне помочь, я все же испугалась.

Последний, кто прикоснулся ко мне с любовью, был человеком, причинившим мне больше всего боли. Простите, но мне не нравиться, когда кто-то меня касается.

Остаток дня прошел без происшествий. Будучи осмотрительной, я решила не искушать судьбу очередным завтраком на публике; в конце концов поесть можно было, закрывшись в одной из кабинок женского туалета. Но сегодня я не захватила еды из дома, и поэтому мне пришлось пойти в кафетерий — купить себе ланч.

Очередь двигалась очень медленно. Я застряла между парнем из младших и хихикающими девчонками. Девчонки стояли сзади, и я буквально задыхалась исходившими от них ароматами. Запах духов был таким сильным, что казалось, будто эти двое в них искупались. Мои глаза заслезились бы от одного этого запаха, если бы я вдруг обернулась.

— Я клянусь! Она мне сама сказала! — воскликнула одна из девушек.

— С Майком Ньютоном? Но она могла найти себе кого-нибудь более... — не договорив, хмыкнула вторая.

— Сомневаюсь, — ответила первая. — Эдвард даже не взглянул на нее после того, как они переспали на той вечеринке. Я думаю, он даже не запомнил, как ее зовут. И ты видела ее нос? Таким, как она, не приходится выбирать. Она была обманута Эдвардом, и теперь согласна на любого. Кого Бог пошлет...

— Даже если это Майк Ньютон?

— Даже если это Майк Ньютон, — сказав это, девчонка разразилась истерическим хохотом. — Ты видела, с какими волосами она пришла утром?

— Мне почти стало ее жаль. Джессике следовало проконсультироваться с кем-нибудь, перед тем как делать перманент. Это словно... восьмидесятые вернулись. Серьезно, — выпалила с отвращением девчонка номер два.

Мне все же пришлось повернуться к ним; это случилось, когда я тянулась к кассе в попытке оплатить свой вегитарианский сэндвич, яблоко и бутылку воды. Девчонки продолжали хихикать, когда я уходила.

— Утка! — крикнула одна из них мне вслед.

— Гусь! — поддержала подругу вторая.

Студенты в очереди рассмеялись, но мне было все равно. Я не изменилась в лице, не закатила глаза, я вообще не стала им отвечать. Вместо этого я просто ушла и спряталась от них в туалете.

Заперевшись в кабинке, я опустила крышку унитаза и, недолго думая, села. После нескольких глубоких вдохов я сумела взять себя в руки и развернула наконец бутерброд.

—... она сделала что-то?

Я ухватила только самый конец предложения. В туалет кто-то вошел, я слышала, как стучали каблуки по полу. Медленно подтянув к груди колени, я обняла их, чтобы никто не смог увидеть из-под двери моих ног. Кто бы это ни был, у меня отсутствовало желание видеться с ними. Я просто хотела доесть свой ланч.

— Ты собираешься заняться этой девчонкой? Ты кем себя возомнила, Матерью Терезой? Вчера ты спасла ее от удушья, а теперь ты защищаешь ее репутацию в очереди за ланчем? Ну ты даешь! — произнесли пропитанным раздражением голосом.

Я навострила уши, ведь теперь стало ясно: речь обо мне. Кто еще вчера задыхался? Думаю, голос, который я только что слышала, принадлежит подруге Элис — Розали Хейл. Розали была единственной в школе девушкой, переплюнувшей по красоте Таню Денали. Она встречалась с жуткого вида старшим братом Эдварда — Эмметом. Каллен старший выглядел так, словно сидел на стероидах.

— Ясно, что она не желает защищаться сама, значит ее должен защитьть кто-то. Ведь так? — спросила Элис.

— Кто-то или никто, — в голосе Розали угадывалась скука. — Я только думаю, тебе ни к чему суетиться. Она безнадежна. Да и чем, если на то пошло, она заслужила твою защиту?

— Ничем, и, пожалуй, причина как раз в этом. Она не сделала ничего плохого, впрочем, как и ничего хорошего ни мне, ни кому-либо еще. Она вообще ничего не сделала, — произнесла Элис с осуждением. Мне захотелось в ответ фыркнуть. Да знает ли она хоть что-то обо мне?! Я сделала. Сделала достаточное количество ошибок, и шрамы на моем теле только доказывают это.

— Ну почему ты не можешь найти себе более нормальное хобби, заняться тем же, чем занимается большинство людей? — воскликнула Розали. — Что случилось со старым добрым шоппингом?

Элис рассмеялась, ее похожий на перезвон колокольчиков смех разнесся по помещению эхом.

— Я никогда не брошу шоппинг, и ты знаешь об этом, — ответила Элис жизнерадостно, — но помощь ближнему — не хобби, это обязанность каждого уважающего себя человека.

— Я так понимаю, кто-то опять насмотрелся доктора Фила, да? — усмехнулась Розали.

— То, что у тебя нет сердца, вовсе не означает, что его нет и у меня, — ответила Элис.

— Мне следует обидеться, но я не стану, — сказала Розали. — Ладно, пошли. Мы же не хотим заставлять парней ждать нас...

Элис снова рассмеялась, а потом я услышала, как открылась и через мгновение опять закрылась дверь.

Я не шевелилась какое-то время: я была очень зла. Мои ноги затекли, но я не шевелила даже ими.

Высокомерие — отличительная черта всех, кто достаточно хорошо общается с такими как Каллен. Элис дружила с Эдвардом, и именно поэтому чем-то на него походила.

Она думает, что я нуждаюсь в помощи, и меня это бесило; она считает, что я нуждаюсь в ком-то, кто защитит меня ото всех этих отвратительных вещей, что люди могут сказать мне или сделать. Словно она не могла сделать того же! Она не знает меня, я не знаю ее. Мы не друзья. Мы даже ни разу не разговаривали друг с другом, если не считать, конечно, тех нескольких слов, что были сказаны вчера. Так почему же она беспокоится?

Думаю, Розали права: Элис просто ищет себе новое хобби. Ей хочется заняться благотворительностью: найти кого-то и, не требуя ничего взамен, переделать под себя этого человека. Элис ошибается, если считает, что я ей подойду.

И это далеко не единственная ее ошибка; я не нуждалаюсь ни в ком, кто предоставил бы мне защиту. Неужели Элис не понимает, что я просто стараюсь, постепенно слившись с задним фоном, стать невидимой? Это и есть причина, по которой я никогда не даю отпор своим обидчикам. Не слишком ли долго Элис витает в облаках, раз не может отличить где лево, а где право, и не понимает, когда приходит время пойти на хер. Да, она мне спасла жизнь, но это не делает нас друзьями.

Сказанное Элис — пожалуй, обиднее, чем все то плохое, что я слышала от других и к чему старалась привыкнуть. Элис увидела во мне жалкое слабовольное существо, а я себя такой не считала. Слабовольное существо не беспокоилось бы о том, чтобы вставать с постели изо дня в день каждое утро.

Доедая остатки ланча, я безмолвно размышляла над произошедшим. Так же как и вчера, я ела все маленькими кусочками, стараясь не подавиться. Для того, кто желал смерти, я была на удивление осторожной.

Нарушивший тишину звонок оповестил меня о том, что пришло время оставить комфортную кабинку и тащиться на биологию. По пути в кабинет, я сделала небольшую остановку у своего шкафчика. Я точно не была настроена на это дерьмо. Я хотела просто поехать домой, позвонить доктору, взять у него рецепт... и умереть.

Интересно, когда? Когда я умру? Есть какая-то определенная дата? Я думала об этом, занимая пустое место в конце класса. В этом классе все рассаживались так, как того желали сами. Сидевшие за соседними партами болтали, и я отвернулась от них ото всех.

Может, я куплю цветы, разбросаю повсюду лепестки и зажгу свечи? Да или все же нет? Что если отец не найдет меня, и я сгорю до тла вместе с домом?

Нет! Никаких свечей. Но что тогда, если не свечи?

Может, написать записку? И что в ней будет? "Это все ваша вина, спасибо и прощайте"?

Я постаралась вытряхнуть из головы подобные глупости. Нет, я не буду ничего писать, и я не буду покупать эти бестолковые цветы. Я просто приму таблетки и пойду спать, и больше никогда не проснусь.

Нет человека — нет проблем.

Я откинулась на спинку стула, мое лицо украшала удовлетворенная улыбка... исчезнувшая сразу же, как только кто-то, кого я не разглядела, передал через дверь нашему учителю, мистеру Мелина, записку. Пробежавшись по ней взглядом, он повернулся ко мне и произнес:

— Изабелла Свон, тебя хотят видеть в кабинете директора.

Все замолчали и уставились на меня. Почувствовав, как заливаюсь краской, я быстро схватила свои вещи и выбежала из класса. Я даже не спросила, что в записке и почему меня вызывают. Я никогда не доставляла школе проблем, какого черта они хотят от меня сейчас?

Кто-то ржал мне в спину, мое лицо всё горело. Оказавшись в коридоре, я решила не оставлять свои книге в шкафчике и сразу пошла в сторону нужного мне кабинета. Мне просто хотелось узнать, в чем же дело.

Секретарь директора, уткнувшись в свой рабочий стол, собирала пазлы — вот куда идут деньги налогоплательщиков. Когда я вошла, она дружелюбно мне улыбнулась и кивнула.

— Изабелла Свон? Мистер Грин сейчас освободится и поговорит с вами, — сказала она, прежде чем вернуться к своим пазлам.

Я села и стала ждать, моя нога от волнения подпрыгивала. Что так долго? Такое ощущение, что я ждала больше часа, прежде чем дверь в кабинет открылась. На самом деле — я узнала об этом, глянув на часы — не прошло и трех минут.

— Мисс Свон? Входите, пожалуйста, — сказал мистер Грин со спокойной улыбкой и отступил в сторону, чтобы я вошла. Я глядела в пол; прошмыгнув мимо директора, я медленно опустилась в единственное стоявшее перед его столом кресло.

Он закрыл дверь, обошел стол и сел. Затем наклонился вперед и соединил вместе лежавшие на столе руки. Этот жест показался мне очень официальным, что не могло не пугать.

— Предполагаю, вы догадываетесь, зачем я вас пригласил? — сказал он, все еще улыбаясь. Я крепко прижала к груди книги и мотнула головой. Он вздохнул.

— Вы отказываетесь посещать спортзал. Тренер Хантер сказала, что не видела вас там в течение трех месяцев. Понимаю, должно быть, случилось что-то, что мешает вам туда ходить... И все-таки... Вам следует вернуться к занятиям. Они являются обязательными для всех; игнорируя их, вы рискуете остаться без аттестата. Вы понимаете это?

Я кивнула и уставилась в окно. Я все понимала, но меня больше не беспокоила такая мелочь, как аттестат, я все равно не окончу школу.

Я не собираюсь прожить так долго.

— Я спрашиваю, вы понимаете? — повторил мистер Грин в попытке привлечь мое внимание.

Он больше не улыбался. Заставить меня чувствовать себя комфортно — вот для чего было это шоу с улыбкой. И оно закончилось, уступая место основному представлению.

— Да, сэр, — быстро ответила я.

— Хорошо, — кивнул он сурово, — потому что мы cчитаем, вы получили достаточно послаблений, и давно пришло время взять себя в руки и вернуться к занятиям.

Бросив взгляд на лежащий перед ним табель успеваемости, директор нахмурился:

— И я смотрю, у вас проблемы с искусством. Вас просят делать там что-то невыполнимое?

Конечно, нет. Все выполнимо. Я просто прекратила туда ходить. Я не сказала об этом вслух, ни к чему было подливать масло в огонь, лучше промолчать и сойти за умную.

— Что происходит? У вас была честная пятерка, когда мы уходили на лето, а сейчас вы балансируете между тройкой и четверкой, причем по всем предметам, — он сдвинул брови. — Вы хотите, чтобы я назначил вам встречу со школьным психологом?

Я едва не рассмеялась, меня сдержало только то, что скорее всего ему не понравилась бы такая реакция. Что он думает, я ей скажу? Расскажу о том, что случилось? Разговоры ни к чему не приведут. Я покачала головой, выразив тем самым свой отказ, и мистер Грин разочарованно вздохнул. — Мисс Свон, вы губите свое будущее. Мне неприятно вас такой видеть. Вы способны на большее. Поступить, например, в один из колледжей Лиги Плюща, — он покачал головой, — если причина в парне...

Я посмотрела на него со скепсисом, он серьезно? Поймав мой взгляд, он снова вздохнул.

—... или это просто бунтарский период... Я не знаю. Я думаю, вам стоит с кем-то поговорить об этом. Возможно, не все в этой жизни так плохо, как вы позволяете себе думать?

Он говорил с такой уверенностью, что казалось, будто он действительно верит в то, что мне просто нужен психолог, пообщавшись с которым, я вновь приду в норму. Чушь! В моем мире нет больше нормы.

— Я могу идти? — спросила я, стараясь на него не смотреть.

— Да, можете идти, и подумай над моими словами, хорошо? — делая вид, что спрашивает, он требовал. Кивнув, я поднялась на ноги и вышла из кабинета.

Каким будет наказание в случае, если я откажусь от всего этого? Меня исключат? Можно подумать, это что-то изменит...

Я была так сосредоточена на своих ногах, что, завернув за угол, случайно врезалась головой в кого-то.

Это заставило меня отлететь назад на несколько футов. Грохнувшись на пол, я почувствовала пронзившую тело внезапную боль. К счастью я ничего не уронила, мои книги все еще были прижаты к груди.

— Твою мать! — выругался парень, так невовремя вставший у меня на пути.

Эдвард Каллен — вот в кого я влетела. Конечно. Вчерашний день был ужасен, а сегодняшний обещает стать еще хуже.

— Ты, блядь, слепая или просто охеревшая? Смотри куда идешь! — орал мне Эдвард.

Я никак не могла понять, с чего он так взбесился, он-то в отличие от меня остался на ногах. И задница у него навряд ли болела. Я сощурилась и крепче прижала к груди книги.

— Может тебе просто надо быть в классе, а не шляться по коридорам? — ответила я, огрызнувшись.

Он казался слегка пораженным моей вспышкой. Ну и пусть! Он быстро взял себя в руки и зло улыбнулся.

— Я собирался спросить у тебя о том же, — сказал он, и потер то место у себя на груди, куда я врезалась, чуть не проломив свою голову. Надеюсь, у него там болит.

— Я была у директора, — ответила я, поднимаясь.

Его злорадная улыбка стала шире.

— И что же такая невинная утка, как ты, делала в кабинете директора? — спросил он. — Жаловалась на чуть не убивший тебя бутерброд?

— Нет, мистер Грин спрашивал, имею ли я отношение к тому, что у припаркованного на его месте "вольво" разбито переднее стекло и большущая вмятина на капоте, — ответила я.

Вытянувшееся лицо Каллена заставило меня мысленно ухмыльнуться. Я знала об инциденте между ним и Майком Ньютоном. Майк тогда случайно въехал в "вольво" Эдварда, пока тот сдавал назад. Каллен был в ярости и чуть не разбил Ньютону лицо. Видно, машина являлась тем немногим, чем он дорожил. Как я могла отказать себе в идеальной возможности его поддеть?

— Ты... ты! Найду на машине хоть одну царапину, и ты... ты за это ответишь!

Я закатила глаза и, оттолкнув его в сторону, ушла. Молчание было моим ответом.

— Я уничтожу тебя, сука! — крикнул он вслед.

— Буду ждать! — ответила я, не оглядываясь.

Если бы...

— Здравствуйте, меня зовут Изабелла Свон, и я звоню договориться о встрече, — говорила я по телефону этим же вечером.

— По какому поводу? — спросила у меня женщина.

— Я... я... — черт, я так и не подумала об этом! — мне нужно выписать успокоительное.

— Оцените уровень вашей тревожности по бальной системе, от одного до десяти, — попросила женщина.

— Двадцать три, — ответила я честно.

— Вам уже выписывали успокоительное?

— Нет.

— Хорошо, подождите минутку.

На смену голосу пришла классическая музыка. Я вздохнула и снова облокотилась на кухонную стойку. Моя нога вновь подпрыгивала...

— К сожалению, сегодня мы не сможем вам помочь, но доктор Каллен свободен завтра в 15:30. Вам будет удобно?

— Да, удобно, спасибо, — ответила я быстро. Как будто она могла передумать и все отменить!

— Хорошо. Тогда до встречи в 15:30. До свидания.

Мы с ней одновременно повесели трубки. И уже на лестнице до меня дошел наконец смысл сказанного.

Доктор Каллен.

Он случайно не родственник некоего Эдварда Каллена? Что за тупой вопрос? Во-первых, мы в крошечном Форксе, где все друг другу родственники. Во-вторых, я же везучая! Этот доктор, вероятно, приходится Эдварду отцом или еще кем-нибудь.

Надеюсь, он не умственно отсталый, а то глядя на Эдварда... Но о чем это я? Мне же лучше: заставлю его выписать мне гораздо больше таблеток, чем нужно. Мне предстоит встретиться с папочкой дьявольского отродия. Вопрос, кто дьявол, мистер Каллен или мисис Каллен? Я пожала плечами. Может, оба?

Добравшись до своей комнаты, я села за стол и включила компьютер. У меня не вышло поискать информацию о лекарствах в школе: в компьютерном классе суетились студенты, а мне не хотелось, чтобы они знали, чем я интересуюсь. Я боялась способных опередить мою смерть слухов.

Как только мой компьютер загрузился, я вошла в Интернет, и следующие два часа потратила на изучение того, как действуют и какие имеют побочные эффекты различные лекарственные средства. Главным образом меня интересовала информация об успокоительных, повышенная тревожность была моим своего рода прикрытием. Граничащим с правдой прикрытием. Я перенесла три или четыре серьезные панические атаки за последние три месяца. Может, это не просто прикрытие, может, мне действительно необходимо успокоительное?

Побочным эффектом некоторых найденных мною в Гугле таблеток была потеря сознания, и я решила, что это хороший знак. Проглотив разом всю пачку, можно и не очнуться. Ни одна из посещенных мною страниц не содержала информации о возможной смерти, и поэтому я продолжала верить в то, что потеря сознания была в этом деле ключевым моментом.

Я выключила компьютер и схватила ключи от машины, затем вышла из комнаты и спустилась вниз. Там я сняла с дверцы холодильника список продуктов, которые запланировала купить, и положила в карман деньги.

Хотелось приготовить что-то особенное на ужин. Так я отпраздновала бы свой маленький успех. Конец близился. Совсем скоро я выберусь отсюда и никогда больше не застряну в этом дерьме. Зазвонивший в гостиной телефон заставил меня отложить свои планы и, вернувшись, снять трубку.

— Да?

— Белла? Это ты, милая?

Замерев, я уставилась на определитель номера. Твою мать! Смысл иметь определитель номера состоит в том, что мы узнаем имя звонившего до того, как подойдем и возьмем трубку. Дура!

— Белла... Пожалуйста, поговори со мной... Моя милая Белла, — ворковала знакомым голосом моя мать.

— Пошла ты! — прорычала я и бросила трубку. Через несколько секунд телефон зазвонил вновь. Но я не собиралась отвечать. Ни одного долбанного шанса. Больше никогда. Я выбежала из дома, а телефон продолжал звонить, и мигал определитель.

Психиатрическая больница Сиэтла... Психиатрическая больница Сиэтла... Психиатрическая больница Сиэтла...

Дата добавления: 2015-08-05