Михаил палеолог 3 страница

Папа такого письма не ожидал и не знал, верить ли Палеологу. Обещая прислать нунциев, папа просит «светлей­шего императора греков» не трогать латинян Романии. А Палеолог и не подумал исполнить это пожелание папы, продолжал воевать и в Эпире, и в Морее, и на островах в уверенности, что греческие успехи сделают папу сговор­чивее, но вместе с тем признал папу третейским судьею между греками и латинянами; впрочем, это был лишь кра­сивый жест. Двуличие Палеолога — военные действия и авансы папе — пугало Урбана. Он даже думал, что Палеолог нападет на латинский Кипр. При тогдашней трудности сношений обе стороны приписывали друг другу планы, ка­ких в действительности не существовало. В ту пору за Бал-дуина никто не хотел вступаться, даже французы слабо от­вечали на папские призывы, будучи заняты предприятием Анжу. Папе пришлось пойти на предложения Палеолога. Одна уния могла защитить латинские церкви на греческих землях, хотя бы ценой признания Палеолога законным го­сударем Константинополя. Ведь был же готов Иннокентий IV предать империю Баддуина царю Ватаци за церковную унию. Урбан недолго колебался. Он пообещал в случае вос­соединения «столь знатного члена Церкви раскрыть недра отеческой приверженности» и защищать династию Пале­олога на ее троне. «Отец и мать не сделали бы столько». Балдуина же папа решил предать его собственной судьбе, раз он посмел хлопотать перед французским королем за Манфреда, а это грозило гибелью плану покончить через оружие Карла Анжу с последним Гогенштауфеном в Ита­лии. Четыре минорита повезли Палеологу папский ответ, но задержались в пути и ехали целый год. Тем временем греки, вследствие измены турецких наемников, потерпели в Морее крупное поражение, и Палеолог отправил в Рим католического епископа Кротонского, родом из греков, с более определенными предложениями (1264): он призна­вал папский примат со всеми его каноническими послед­ствиями, признал святую силу таинств, совершаемых като­лическим духовенством, обещал отвоевать для папы Иеру­салимскую и Антиохийскую Церкви. Урбан был в восхищении, восхвалял Господа за то, что никогда еще не бывало так близко к осуществлению вожделенное объеди­нение Церквей. Заговор агентов Манфреда с генуэзским подеста в Константинополе, происходившим из гибел-линского рода, еще более сблизил Палеолога с курией. Ми­хаил уже договорился с миноритами о созыве церковного Собора для разрешения политических и церковных во­просов. Тем временем умер Урбан IV, и на папский престол был избран Климент IV (1264—1268), также француз. При нем Карл Анжуйский привел свое войско в Рим (1265) и через несколько месяцев разбил Манфреда, потерявшего в один день корону и жизнь; при нем был поражен францу­зами Италии и Морей юный Конрадин Гогенштауфен, от­данный Карлом в руки палача (1268). События эти были грозными для Палеолога. Вместо рыцарского блестящего, но непостоянного Манфреда на Юге Италии появился мо­гущественный, сильный деньгами и людьми Франции Карл. Его характер виден по переписке, недавно изданной. Он полон огня и энергии, постоянно торопит и неради­вым грозит. Недаром папа писал, что с утверждением Кар­ла в Италии изменится судьба Романии. Палеологу прихо­дилось серьезно считаться с новым нашествием латинян. Палеолог учел события заранее. Папской миссии он пре­доставил право служения в православных церквах столи­цы; упомянутого выше епископа Кротонского он уговорил служить по греческому обряду, но вскоре сослал его за ка­кую-то вину.

На Западе политика Михаила Палеолога стала еще бо­лее лихорадочной. Он предлагал Вилльгардуэну Ахейско­му выдать его дочь и наследницу Изабеллу за юного Андро­ника Палеолога, наследника греческого престола, но мо-рейские бароны не допустили этого брака. Михаил Палеолог заключил (1265) мир и союз с венецианцами. В Эпире император имел выдающийся успех. Деспот искал примирения, лишившись поддержки Манфреда и предви­дя наступление Анжу на Эпир в первую очередь. Так и слу­чилось: сначала Карлу подчинились итальянские владель­цы о. Корфу (1267); затем Карл в качестве сюзерена Вилльгардуэна Ахейского послал ему войско и субсидию (1268), а Вилльгардуэн со своими рыцарями участвовал в разгро­ме Конрадина Гогенштауфена. Уже тогда у Карла был опре­деленный план завоевать царство Михаила Палеолога. В мае 1267 г. он заключил с изгнанником Балдуином (пере­ехавшим к Карлу после гибели Манфреда) договор в Витербо, по которому Карл за себя и за своих наследников обещал Балдуину в течение шести лет организовать экспе­дицию с громадными силами (2000 одних рыцарей) для завоевания царства «схизматика М. Палеолога, присвоив­шего себе звание императора». За это Балдуин отказался в присутствии папы Климента от сюзеренных прав на кня­жество «Ахеи и Морей», подтвердил за Карлом права на владения Манфреда и его адмирала Кинарда в Эпире и на Корфу, уступил Карлу все острова до Абидосского мыса (Дарданелл), за исключением четырех больших малоази­атских; уступил Карлу треть будущих завоеваний на мате­рике, во владениях Палеолога и эпирского деспота, в быв­шем королевстве Салоникском и в Албании и Сербии. Брак Филиппа, сына Балдуина, с Изабеллой, наследницей Вилльгардуэна, должен был скрепить этот договор.

Палеолог предвидел планы Карла. За год до договора в Витербо он предложил папе Клименту осуществить цер­ковную унию с разрешением политических вопросов на церковном Соборе. Папа должен был определить свой путь. С одной стороны, он явился покровителем и союзни­ком французского государя Южной Италии, разгромив­шего державу Гогенштауфенов. С другой стороны, он опа­сался Карла, уже получившего голос в управлении Римом и в Северной Италии. В случае разгрома Палеолога основа­лась бы могущественная держава в Италии и на Востоке, при которой курия утратила бы всякую самостоятельность действий.

Для папы было выгоднее церковное объединение гре­ков с латинянами: все ему нужное папа получал и ничего дома не терял. Понимая это, Климент смело стал на путь, диктуемый интересами Римской Церкви. Чтобы загоро­дить Карлу дорогу в Константинополь посредством унии с греками, Климент тонко воспользовался самой силой Кар­ла, страхом, который он внушал Палеологу.

И Климент поставил греческому императору опреде­ленные условия: о вере не рассуждать, римское учение о Св. Духе и об опресноках принять, императору с клиром и народом присягнуть в том, что они признают не только верховную каноническую власть преемника Петра, но и его право разрешать споры о вероучении. После того га­рантируется прочное политическое соглашение между греками и Западом, причем возможен и созванный папой Собор. Но переговоры об унии не удержат его, Климента, от помощи латинянам, обижаемым греками, и от обраще­ния последних на истинный путь иными средствами, т. е. оружием (1267).

Палеолог понимал, что в такой форме уния неприем­лема для греческого народа, но видел, что нужно что-ни­будь предпринять немедленно ввиду успехов Карла. Он от­ветил папе, что немедленно пойдет на египетского султана и привлечет к походу армянских князей, если только папа гарантирует безопасность его царства на время похода; осуществить унию ему мешает духовенство. Находившийся при дворе Карла папа отвечал Палеологу, что лишь уния из­бавит греков от латинского нашествия, и в то же время бла­гословил известный нам договор Карла с Балдуином. Кли­мент был уверен, что Палеолог пойдет на все, и уже подыскивал доминиканцев для миссии в Константинополь. Игра была двойная, но цель одна: церковная уния, которая поме­шала бы чрезмерному усилению Карла. В 1268 г. Климент умер, и папский престол три года не был занят: Карл того и хотел, без папы ему было легче готовить поход на Восток. Его план был задуман широко, с участием венгров, сербов и болгар; даже слепой царевич Иоанн Ласкарь, убежавший из заключения в Никитиатах, появился при дворе Карла Ан­жуйского. Новый германский император Альфонс Кастиль­ский обещал помочь Балдуину. Венецианское правительст­во под влиянием успехов Карла и переговоров с его братом Людовиком Святым о новом крестовом походе заключило с Палеологом (1268) новое соглашение, в котором уже не было речи о помощи против латинян на Евбее и в Архипе­лаге, наоборот, венецианцы оставили за собою право по­могать последним в случае нападения греков.

Со своей стороны греческий император взял назад обещание изгнать генуэзцев и предоставил венецианцам кварталы в главных приморских городах. Свобода венеци­анской торговли осталась только на бумаге, и венециан­ские купцы жаловались своему правительству, что их гра­били и убивали на глазах греческих властей. Прошло для них золотое время Латинской империи в Константинопо­ле. И венецианские наемники не стеснялись поступать на службу к баронам Евбеи, и до 500 их попало к грекам в плен. При таком положении дел в 1269 г. приехало в Вене­цию посольство от Карла, призывавшее республику св. Марка нарушить договор с Палеологом во имя общих ин­тересов латинства. Но венецианцы боялись Карла не мень­ше, нежели папа, и не стали на сторону ни Карла, ни гре­ков. Тем не менее в 1270 г. Карл снарядил экспедицию на помощь князю ахейскому, с которым он породнился и на­следником которого он стал.

Палеолог тем временем возобновил переговоры об унии, на этот раз не с курией — папский престол оставал­ся вакантным, — но с христианнейшим королем Франции Людовиком Святым, и избрал его третейским судьею в сво­ем конфликте с Карлом. Людовик снесся с курией, и было решено послать к Палеологу кардинала Альбано (1270), которому было поручено потребовать от Палеолога серь­езных гарантий в верности св. престолу. Из среды кардина­лов исходило недоверие.

Палеолога спасла от Карла на этот раз не уния, но кре­стовый поход Людовика Святого в Тунис, в котором Карл должен был принять участие. Смерть Людовика (1270) раз­вязала было руки Карлу, но гибель его флота от бурь заста­вила отложить нападение на греков.

На папский престол вступил Григорий X (1271—1276), который взялся за унию решительно, будучи занят планом нового крестового похода. Для него война между христиана­ми была препятствием к продолжению дела Людовика Свя­того. Средством предупредить войну с греками являлась уния. На этом пути Григорий X был счастливее своих пред­шественников. Успехи Карла в Западной Греции заставили Палеолога спешить с унией, и в лице Григория он имел парт­нера, которому Карл не был страшен. В 1271 г. полководцы Карла Бомон и Барр совместно с баронами Греции успешно воевали в Пелопоннисе против греков; в 1273 г. отправлено Карлом было еще большее войско под начальством адмира­ла де Туей; оно было усилено арабскими стрелками и наем­никами из Франции. Но Палеолог, окрыленный успехами в деле заключения унии, в следующем же 1274 г. освободил Янину от войск фессалийского деспота Иоанна, союзника латинян, и загнал де Туси с помощью албанцев в прибреж­ные Драч и Валлону. Военные действия были перенесены на Евбею, где утвердился византийский адмирал, славный свои­ми подвигами протостратор Алексей Филантропии. Измена одного из евбейских баронов по имени Ликария помогла Филантропину. В 1274—1275 гг. Палеолог собрал громадный флот из Константинополя и провинции, всего 73 корабля, и послал с ними Филантропина на Евбею. В Северной Греции должно было последовать столкновение сил Палеолога и Карла. Оно началось междоусобием между греками. Для объ­яснения событий вернемся несколько назад.

По смерти старого эпирского деспота Михаила (1271) Карл успешно действовал в Албании. Албанские родоначальники с представителями Драча и других городов из­брали своим королем Карла (1272), который начал разда­вать албанским вождям земли в сторону Охриды. Диплома­тическая борьба между Карлом и Палеологом охватила весь Балканский полуостров с соседней Венгрией. В по­следней Палеолог одержал победу. Политические соглаше­ния по обычаю времени завершались браками между чле­нами династий. Стефан Венгерский, в жилах которого тек­ла кровь никейских царей, выдал дочь Анну за наследника греческого престола Андроника (1272). Бывший патриарх Герман и старый великий дука Ласкарь, приходившийся де­дом с материнской стороны венгерскому королю, привез­ли невесту, и бракосочетание было совершено в св. Софии патриархом Иосифом с большою пышностью. Вскоре Анд­роник с Анной были помазаны на царство, получили цар­ский двор, и Андроник начал подписывать грамоты. К при­сяге Андронику все были приведены с особенною тщатель­ностью. Михаилу нужно было укрепить престол за сыном. Он не доверял своим братьям, особенно одному из них — деспоту Иоанну. У царя, по-видимому, были для того осно­вания. Иоанн прославился и воинскою доблестью, и щед­ростью; он жил по-царски. Михаил стал унижать брата пе­ред сыном-наследником при дворе, отнял у него имения на Лесбосе и Родосе, отнял отличия, присвоенные сану деспо­та, даже шапку, усыпанную жемчугом. Но когда на Западе появилась грозная опасность, он не нашел лучшего полко­водца, как Иоанн. Опасность появилась среди самих гре­ков. Сила Карла отразилась, по-видимому, на верности гре­ческих вельмож. Губернатор Адрианополя и Фракии Анд­роник Тарханиот (под влиянием личной обиды, как передает Пахимер) задумал изменить Палеологу. Призвав татар, разорив и замутив страну, как каракатица, по выра­жению Пахимера, Тарханиот бежал в Фессалию к своему тестю Иоанну Комнину Ангелу. В измене Тарханиота вер­нее видеть результат враждебной политики Болгарии и Ио­анна Комнина Ангела, за которыми нужно видеть руку Кар­ла Анжуйского. Упомянутый Иоанн Комнин был побочным сыном эпирского деспота Михаила и еще при жизни отца владел самостоятельно в Фессалии, в Новых Патрах. Не в пример законному наследнику Эпира Никифору, Иоанн унаследовал дарования и честолюбие эпирских и салоник-ских Ангелов Комнинов. Это он решил победу греков над франками при Пелагонии. Михаил Палеолог считался с Иоанном серьезно, породнился с ним и дал ему звание се-вастократора, т. е. причислил его к царской фамилии; одна­ко Иоанн вел свою политику, лелеял честолюбивые планы и умел ладить с латинянами. Он даже ссужал самого Карла деньгами в стенах латинских Фив.

Видя в Иоанне серьезную для себя опасность в случае нашествия Карла, Михаил Палеолог решил с ним разде­латься и одновременно с флотом Филантропина послал громадную по тому времени армию в 40 000 человек под начальством упомянутого своего брата деспота Иоанна Палеолога. Византийцы вторглись в Фессалию, и Иоанн Ангел был оставлен всеми, скитался по стране, спасаясь от преследования, и наконец укрылся в крепости Новых Пат­рах. Византийцы обложили город, и Иоанн Палеолог по­требовал у жителей выдать Ангела, угрожая разорить стра­ну дотла. Горожане просили подождать, а тем временем Ангел бежал, спустившись по веревке; одетый конюхом, он прошел через византийский лагерь и явился в Фивах; вла­детель Фив дал ему 300 всадников, закаленных в боях, и Иоанн Ангел напал на византийцев врасплох, сея ужас. Войска деспота бежали, оставив богатейшую добычу, цар­ские драгоценности в ставке деспота; последний не мог остановить панику и укрылся в ущельях Дримяны, недале­ко от моря, с остатками своей армии.

В это же время на эскадру Филантропина, стоявшую по соседству у берегов Евбеи, напал почти вчетверо мень­ший флот, снаряженный баронами Евбеи и Морей. Лати­няне сначала оттеснили греков к берегу Фессалии; гибли лучшие моряки блестящего флота Филантропина, и само­го его спасла крепкая броня. В разгар боя на берегу являет­ся деспот Иоанн; видя гибель царских сил и на море, в от­чаянии и ярости он умолял опомниться и не губить цар­ского дела; на лодках он перевез свои силы на корабли, и греки воспрянули, погнали в свою очередь утомленных ла­тинян и истребили их флот, причем погибли знатнейшие бароны Евбеи (1275). Успех на море был велик и важен; но гибель сухопутной армии легла позором на храброго Ио­анна Палеолога. В покаянной одежде, без знаков своего звания, явился он к брату-царю. Герой многих войн, люби­мец армий должен был удалиться в частную жизнь, к радо­сти престолонаследника Андроника.

Одновременно отношения с сербами и болгарами не налаживались у Палеолога. Нетрудно угадать причину. На­циональная греческая политика не допускала уступить сла­вянам что-либо из достояния древних императоров. Пале­олог был далек от мысли объединить православные народы Балкан против латинства путем уступок в национальных и церковных вопросах. Непониманием этого страдают греки от Палеологов до сих пор, до современного Фанара. В 1272г. Михаил Палеолог подтвердил хрисовул императо­ра Василия Болгаробойцы о привилегиях архиепископа Охриды и всей Болгарии. Одним росчерком пера хотел он уничтожить церковную автономию сербов и болгар, плоды деятельности Саввы Сербского и великого Асеня.

Его политика по отношению к сербам и болгарам была мелкой, династической; он был поглощен борьбой с латин­ством, но не понимал, что союз балканских народностей, связанных религией и культурой, легко мог выжить и лати­нян и татар навсегда. Наоборот, он сам призвал татар про­тив болгар. Болгарский царь Константин Тих и его держава находились под сильным греческим влиянием, культурном и политическим, со времен никейских царей. Сначала Тих враждовал с Палеологом за его преступление по отноше­нию к последнему Ласкарю, и вражду поддерживала супру­га Тиха и сестра Иоанна Ласкаря Ирина; после ее смерти Палеолог выдал за Тиха свою племянницу Марию, дочь Ев-логии, но не дал обещанного за нею приданого, удела пре­тендента Мицы (городов Анхиала и Месемврии), посягнув на целость царства Асеней. Началась опустошительная раз­бойничья война во Фракии; тюрко-болгарские отряды ра­зоряли цветущую область, оправившуюся под скипетром Ватаци и Феодора П. В связи с византийско-болгарскими отношениями находится, по-видимому, упомянутое возму­щение адрианопольского губернатора Тарханиота.

Чтобы смирить болгар, Палеолог прибег к традицион­ному приему византийской политики для XIII в., еще более пагубному, чем для времен Комнинов: на полугреческие земли он напустил северных кочевников, именно татар ха­на Ногая. Этот замечательный татарский полководец около 1270 г. перекочевал с большой ордою в южнорусские степи и Молдавию. По словам Пахимера, он подчинил себе ала­нов, зикхов, готов крымских и русских, усвоивших себе та­тарские обычаи, язык и одежду. И по русским летописям (с 1276 г.) данниками Ногая являются князья галицкие и волынские. Молдавия и Болгария являлись главной ареной для орды Ногая. Еще в 1270 г. татары участвуют вместе с болгарами Тиха в попытке захватить Михаила Палеолога в устье Марицы. Счастливо избегнув плена, Михаил пород­нился не только с Тихом, но даже с Ногаем, прислав ему в жены свою побочную дочь Евфросинью с дарами. Опира­ясь на Ногая, Михаил не считался с Тихом, и началось опу­стошение Болгарии татарами, тяжкое время для славян­ской и греческой культуры в царстве Асеневичей. Ногай был варвар, гордый верностью уставу Чингис-хана. Из при­сланных Палеологом даров он оценил лакомства и бочки с вином, равно как золото и серебро; увидя же драгоценные царские облачения, он спросил: «Эта дорогая шапка исце­ляет ли от головной боли? и жемчуг на ней отвратит ли молнию от головы? и эти одежды имеют ли чудесную силу от болезней?» — и, услышав отрицательный ответ, Ногай бросил все это с пренебрежением и надел свою овчину.

Когда было нужно, Палеолог не щадил культуры и не гнушался союза с Ногаем; наоборот, сербы оказались для греков недостаточно культурными, хотя их страна была полна западными мастерами и сербские великие жупаны покровительствовали просвещению. Целый ряд велико­лепных церквей, начиная со Студеницы и Арилья, был вы­строен для них в XIII столетии далматинскими и итальян­скими архитекторами. При Михаиле царствовал в Сербии Стефан Урош I (1243—1276), женившийся приблизитель­но около 1250 г. на Елене — может быть, дочери констан­тинопольского императора Балдуина II Куртенэ[21]. Она пользовалась одинаково большим влиянием и среди пра­вославного духовенства Сербии, и в латинской Церкви, ко­торой она осталась верной; она достигла глубокой старо­сти (†1314). Целый ряд католических церквей на побере­жье и по крайней мере один православный монастырь (Градац на р. Ибаре) выстроены Еленой.

До 1267 г. политика Уроша была определенно запад­нической, зависимой от Венгрии; его старший сын Драгутин был женат на дочери венгерского короля Стефана. Сербы служат в венгерских войсках против Оттокара Чеш­ского (1260). Венгерский король Бела IV, отец Стефана, от­зывается об Уроше, что он, «обуянный гордыней», «укло­нился от нашей власти». В самом деле, Урош тяготился за­висимостью от Венгрии и воспользовался удобным случаем, чтобы ее сбросить. Таким случаем была война между отцом и сыном, венгерскими королями Белой и Стефаном (1267).

Михаил Палеолог хотел воспользоваться поворотом сербской политики и сватал свою дочь Анну за второго сы­на Уроша, Драгутина, и даже послал невесту в Сербию. Но в этот момент Уроша постигло несчастье. Он вторгся в Мач-ву, удел Белы, сына вышеупомянутого князя русского Рос­тислава, но здесь был разбит подоспевшими венграми и взят в плен (1268). Ему пришлось дать обязательство разде­лить власть с сыном Драгутином. И в договоре венгерского короля с чешским Урош с сыном упомянуты в числе вен­герских вассалов, «родных королевских» наряду со Свято­славом, «императором болгарским», т. е. князем Яковом Святославом Галицким, владевшим уделом в Западной Бол­гарии под эгидою венгров. В 1276 г. Урош был свергнут своим сыном и соправителем Драгутином с помощью вен­гров и умер монахом.

Попытка Палеолога втянуть Сербию в орбиту визан­тийской политики оказалась безуспешной.

Вместе с Константинополем Михаил принял на себя все претензии древних царей, задачи мировой политики Комнинов, и под тяжестью этого наследства дрожали его плечи. На Западе враги Палеолога стояли сомкнутыми ря­дами под знаменами Карла Анжуйского. Отпраздновав свадьбу дочери с Филиппом, наследником прав и титулов Балдуина (1273), укрепив свои связи с латинскими госуда­рями в Греции, а также с Иоанном Фессалийским, при под­держке Франции, Венеции, южных славянских государств, располагая силами и средствами Южной Италии и Сици­лии, Карл был в состоянии сокрушить Палеолога, и по­следнему приходилось рассчитывать на свою дипломатию более, чем когда-либо. Михаил обратил внимание на госу­дарей Испании, естественных соперников Франции в бас­сейне Средиземного моря. Кроме того, против Карла обра­зовалась лига в Северной Италии под главенством Аль­фонса Кастильского, с участием маркиза монферратского и города Павии, старого гибеллинского гнезда (1272). Че­рез Геную Палеолог имел связи с этой лигой, и отношения к Генуе он упрочил новым договором. Между враждебны­ми французам государями проектируются политические браки, хотели женить самого Палеолога на дочери Аль­фонса Кастильского.

Карл неоднократно старался отклонить папу Григория от церковной унии с греками, но его энергичные шаги при­вели лишь к обратному результату; папа мог тогда действо­вать свободно. Еще в 1271 г., возвращаясь из Палестины, но­воизбранный папа Григорий писал Палеологу и хотел при­гласить его на Собор католической Церкви, который предполагал созвать в Лионе в 1274 г. для решения различ­ных церковных дел. От Палеолога прибыл послом Иоанн Парастрон, грек, фанатичный приверженец унии, с пись­мом, в котором Палеолог подтверждал свое желание заклю­чить унию и воевать против неверных. Агенты Карла наста­ивали на войне с греками, неоднократно обманывавшими курию. Тем не менее в Константинополь посланы бьши четыре католических монаха, среди них будущий папа Нико­лай IV. Папа извещал, что он защитит Палеолога в случае принятия им унии, но не будет в состоянии бороться с тре­бованиями Карла, если Палеолог будет медлить. Требова­лось принять латинский символ и признать в присутствии нунциев папский примат; за это на Соборе папа добьется политического союза латинских держав с новообращен­ным греческим императором. Если же греческое духовенст­во унии не допустит, можно отложить унию до заключения политического мира, лишь бы патриарх с синодом дали письменное и принципиальное обещание. Одновременно папа разъяснил Карлу, что он не обязан уменьшать свои войска в Романии, хотя следует дать грекам перемирие на время переговоров об унии. И Карл тотчас же послал в Гре­цию сильное войско под начальством де Туей. Венеции же папа запретил возобновлять переговоры с Палеологом. Прежде Палеолог манил унией, а теперь папа угрожал гото­выми силами Карла. И Григорий X добился того, к чему во­тще стремились его предшественники.

Палеолог спешно укреплял столицу, готовясь к осаде. Башни и амбары бьши набиты хлебом; что не вмещалось, было сдано горожанам на хранение; в каждый дом пригна­ли по десятку свиней, и хозяева должны были резать и со­лить мясо. Заготовлены бьши масса оружия, метательные машины, наняты бьши оружейники, морские стены были «удвоены» и получили постоянный гарнизон. Укреплялись острова и города по Мраморному морю. Стоянка флота была перенесена из Влахерн в просторную Старую Гавань (на месте нын. таможни в Стамбуле); гавань Кондоскалию на Мраморном море огородили камнями, заперли желез­ными воротами, углубили, причем на дно лили ртуть. Гену­эзцам было разрешено укрепить Галату, и они были при­няты на царскую службу.

Труднее было заставить греческое духовенство при­нять унию по программе римской курии. Авторитет Миха­ила Палеолога был поколеблен в глазах ревнителей кано­нов еще со времен патриарха Арсения Авториана. По смер­ти патриарха Никифора Арсений был вновь призван на престол и принял его на условиях, в точности нам неизве­стных, и вторично короновал Палеолога, не упоминая име­ни Иоанна Ласкаря. Когда явился проект политического брака Палеолога с Анной, сестрою Манфреда и вдовою ца­ря Ватаци, императрица Феодора, не дававшая развода, на­шла поддержку в патриархе, и брак с Анной не был им до­пущен. Это возобновило вражду между царем и патриар­хом. Ослепление несчастного Иоанна Ласкаря вызвало отлучение царя патриархом от Церкви, и Палеолог должен был снести эту кару, «считая нужным выказывать царское величие». Не раз через духовных лиц он умолял патриарха снять отлучение, но Арсений отвечал: «Я пустил к себе за пазуху голубя, а он оказался змеею и смертельно укусил ме­ня». И лично царь ходил к патриарху. Однажды, выслушав отказ, Палеолог сказал: «Что же, ты велишь мне отказаться от царства?» — и хотел отдать свой меч; Арсений протянул свою руку, а Палеолог стал обвинять старика в покушении на его царскую жизнь. Напрасно царь обнимал колени пат­риарха, Арсений оттолкнул его и ушел в свою келью. Тогда царь начал жаловаться: «Патриарх велит мне оставить госу­дарственные дела, не собирать податей, не творить суда. Так врачует сей духовный врач! Пора мне искать милости у папы». Царь стал искать случая свергнуть Арсения, но жизнь патриарха была безупречной. Царь собрал в Салони­ках несколько архиереев и вызывал Арсения на суд, но тот не поехал. Угодливые архиереи доказывали, что разобще­ние «души государства» с Церковью является заразой, угро­жающей порядку. Палеолог вышел из душевного равнове­сия. Узнав, что патриарший хартофилакс Векк наложил за­прещение на дворцового священника за венчание без разрешения, Палеолог приказал градоначальнику севасто-кратору Торнику разрушить дома Векка и великого эконо­ма патриархии, вырубить их виноградники и прислать их самих в Салоники в оковах. Патриарх возмутился и взывал к народу, что Божьих людей хотят судить мирским судом. Севастократор уговорил хартофилакса и эконома поехать к царю с повинной, и в Салониках они оба изменили свое­му патриарху. Арсений не хотел видеть опасности. Для расправы с ним скоро нашли предлог. В столице проживал на положении не то друга, не то пленника сельджукский сул­тан Изз ад-дин Кейкавус II, перебежавший к Палеологу еще до взятия Константинополя. Не получая свободы, он вошел в сношения с ханом Ногаем и с Константином Болгарским. По уговору, Изз ад-дин должен был испросить разрешение приехать к Палеологу в Салоники вместе со своими людь­ми и, возвращаясь с царем в столицу, убить Палеолога. Как бы то ни было, в устье Марицы, среди болот, царя окружи­ли болгары с татарами, и он спасся ночью с великим тру­дом (1265), явился в столицу почти один. Патриарх же в св. Софии стал выговаривать Палеологу: «Не говорил ли я тебе, что не следует воевать с единоплеменным и единоверным деспотом эпирским? Вы ведь одно стадо Христово. Теперь благодари Бога за урок и за спасение». Палеолог смиренно отвечал, что он заключил с деспотом мирный договор. Смирение это было фальшивое. Палеолог решил покон­чить с Арсением во что бы то ни стало. Созвав архиереев, он изложил им все свои шаги к примирению с патриархом.

«Кажется, он хочет, чтобы я за свой проступок ос­тавил престол, но кому отдаст он царство? Каковы про­изойдут последствия для империи?А если другой окажет­ся неспособным к столь великому служению? Кто пору­чится, что я буду жить спокойно, и что станется с моею семъею? У какого народа видано что-либо подобное, и бы­вало ли у нас, чтобы архиерей мог делать безнаказанно такие вещи? Не понимает разве он, что вкусившему бла­женство царской власти нельзя расстаться с нею иначе как вместе с жизнью. Покаяние определено Церковью, и разве его не существует для царей? Если не найду его у вас, то я обращусь к другим Церквам и от них получу врачева­ние. Решайте сами».

Еще несколько раз уговаривали Арсения, но он про­гнал и царского духовника Иосифа. Оставалось «устроить обстоятельства». Из среды патриарших чиновников явился ложный доносчик, письменно обвинивший Арсения в том, что он дружил с изменником-султаном Изз ад-дином Кей-кавусом II, мылся с ним в патриаршей бане, украшенной крестами, и т. д. Созван был Собор для суда над Арсением, приглашены и восточные патриархи. Дважды вызывали Ар­сения, и оба раза он не явился на Собор. Не дожидаясь тре­тьего вызова, Арсений явился к царю, который принял его ласково. Приказав служить обедню в дворцовой церкви, Палеолог повел туда Арсения, держась за его мантию, что­бы патриарх как бы сам ввел его в храм и тем уничтожил отлучение. Арсений заметил эту хитрость, вырвал мантию и со словами: «Зачем крадешь мое благословение» — поспе­шил «орлом» вон из дворца. С трудом отстояв обедню, Па­леолог призвал архиереев и потребовал покончить с пат­риархом, обещая им великие милости. На последнем засе­дании Собора, опять в отсутствие обвиняемого, Арсений был присужден к низложению, но за неявку на суд. Клевета доносчика и Собору была очевидною. Лишь Александрий­ский патриарх Николай отказался осудить невинного.

Дата добавления: 2015-08-03