Фельетон

Слово фельетон появляется во Франции на рубеже XVIII — XIX веков и не имеет в это время ничего общего с конкретным жанром. Это слово фран­цузского происхождения, производное от feuille, что означает лист, листок. В 1800 году парижская газета "Journal des Debats" изменила привычный формат, удлинилась, получив дополнительно «нижний этаж», который, согласно современ­ной журналистской терминологии, называется подвалом. Дополнительный объем газетной полосы тогда был назван фельетоном (feuilleton). Издатели объявили подписку на га­зету с фельетоном и без него. Для читателей, отдававших предпочтение прежнему формату, предусматривалась подпис­ка на газету без фельетона. Подвал просто-напросто отре­зался, превращался в листок (feuille).

В фельетоне публиковалась разнообразная пестрая смесь: репертуар театров, всевозможные платные объявления, рекла­ма моды, стихотворные шарады, загадки и т.п. Позже преиму­щество получают театральные рецензии, отчеты о выставках, научных заседаниях, публичных лекциях, стихотворения, отрыв­ки из больших поэм. Печатались также письма читателей. Ма­териалы фельетона представляли, в первую очередь, легкое, раз­влекательное, занимательное чтиво.

Одним из постоянных авторов фельетонного отдела, "Journal des Debate" был аббат Жоффруа, обладавший журналистской хваткой и талантом. «Наряду с откровенно бурлескными аббат Жоффруа пуб­ликовал и серьезные, остро критические материалы. Естественно предположить, что творчество журналистов, подвизавшихся в от­резном фельетонном приложении и склонных к легкому, комическо­му восприятию действительности, послужило поводом к переадре­совке названия газетного отдела на конкретный жанр, который, по­степенно формируясь, начинает все явственнее приобретать свое собственное лицо. Его основной отличительной чертой становятся иносказание, инверсия, своеобразная деформация ситуаций, фактов, образов. Вышесказанное не означает, что фельетон как жанр на­чался именно в "Journal des Debate"... (происходит сужение поня­тия)... довольно условное название целого блока разножанровых развлекательных и серьезных публикаций перешло на один жанр. Этот процесс был длительным»⁴⁶.

В русских журналах XVIII века встречаются публикации, близкие по духу, стилю и композиции тому жанру, который впо­следствии был назван фельетоном. В то время «замечательные образцы раннего русского фельетона»⁴⁷ не вычленялись как жанр, а принадлежали сатирической публицистике в целом.

В XIX веке фельетонами в российской печати называют те же произведения, что и во Франции. Если заглянуть в газеты 20-40-х годов XIX века, то можно убедиться, что термин фелье­тон сначала употреблялся в двух значениях: место на газетной полосе и жанр. Фельетоном называли газетную рубрику, которая отделяла официальную часть газеты от всего прочего, а также тексты, написанные живо, легко, без претензии на глубину, рассчитанные на широкую публику. Зачастую фельетонистами на­зывали репортеров — «сборщиков новостей и городских слухов, веселых рассказчиков различных курьезов, малосведущих, ма­лознакомых с серьезными мотивами жизни. От них требуется только, чтобы они неуклонно заносили в свою хронику каждую новость, умели вовремя и кстати побывать везде, где есть пища для их заметок, читали бы по временам газеты и выбирали из них что помельче и попустее»⁴⁸.

Никакой принципиальной разницы между материалами, по­мещавшимися в одних газетах в отделе «Смесь», а в других — «Фельетон», не было. «Я пишу для фельетона, которого объем в наше время чрезвычайно обширен. Роман, драма, новость, об­щественная и литературная, словом — вся неполитическая, нео­фициальная часть газеты входит в состав фельетона»⁴⁹, — заме­чает К.Полевой, который вместе с братом Н.Полевым в 30-е годы XIX века находился в центре литературной жизни, органи­зовал журнал «Московский телеграф», в самый короткий период завоевавший славу популярнейшего «журнала литературы, критики, науки и художеств», и стал его редактором.

Как видим, фельетон в дореволюционной русской журналис­тике ассоциировался с публикациями легкого литературного сти­ля, остроумными, насыщенными художественными образами. Под фельетоном при этом подразумевался не обязательно са­тирический, обличительный текст, а, скорее, обозрение нравов, истории из жизни, непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор по душам.

Стремление теоретически осмыслить тексты как жанр на­чинается с середины XIX века. Известны многочисленные вы­сказывания о характере и функциях фельетона, принадлежащие В.Г.Белинскому, Н.А.Добролюбову, А.И.Герцену, И.С.Тургене­ву, И.А.Гончарову, М.Е.Салтыкову-Щедрину, Ф.М.Достоевскому, А.П.Чехову, В.Г.Короленко, А.М.Горькому.

К 40-50-м годам XIX века относится журнальная дискус­сия о путях развития русского фельетона. «Застрельщик дис­куссии — Белинский, — пишет Е.И.Журбина. — Он борется против фельетонистов — "врагов прогресса" и утверждает "фельетон­ное" как высокое и нужное в литературе»⁵⁰. Из этого следует вывод, что в середине XIX века в понятие фельетон как жанр входили диаметрально противоположные признаки.

В 60-е годы XIX века в печати утверждается новый вид фельетона — социальный. Тогда же распространился термин фельетонная критика, который не был синонимом критики обличительной. Так назывались литературные обозрения и ли­тературно-критические статьи, опубликованные в отделе «Фе­льетон»; как правило, это был большой подвальный материал. Следует заметить, что от фельетонной критики ожидали боль­шой живости изложения, в цене была манера писать «шутя о серьезном». Скучное изложение материала вызывало у читателей раздражение.

Особая фельетонность присуща последнему десятилетию XIX века. Фельетон стал чрезвычайно популярным жанром, его можно было встретить не только в столичных изданиях, но и во всех провинциальных газетах. Предчувствие новой эпохи ведет к ускорению темпов общественно-политической жизни. Пресса более оперативно откликается на злобу дня. В поле зрения фе­льетонистов попадают самые разнообразные явления из облас­ти политики, искусства, литературы, экономики, науки, быта.

Фельетонное отображение жизни прекрасно удавалось В.М.Дорошевичу. Формулируя свое понимание жанра, Дороше­вич писал: «Фельетон проще, понятнее, всем доступнее, занима­тельнее и легче усваивается! Фельетон вовсе не должен отли­чаться "острословием". Если оно есть, если есть для него повод -хорошо. Острое слово никогда не вредит. Но избави, Боже, от "непременного острословия"! Нет ничего более тяжелого и на­доедливого, как непременное желание острить во что бы то ни стало. "Острословие" вовсе не необходимая составная часть фельетона. Это только приправа... Непременное условие фельетона — остроумие мысли. Самой мысли, а не слова. Очень лов­кая, яркая, выпуклая ее постановка»⁵¹. Король жанра заявляет, что остроумие мысли не только основополагающий принцип фе­льетона, но и его ведущий признак.

После 1917 года в Советской России сформировался принци­пиально иной подход к жанру фельетона. Жанр вошел в систему новой культуры революционного мироощущения, наполненного атмосферой праздника и романтики. В то же время революци­онное мышление конфронтально по политическому, социальному признаку. Мир разделился на своих и чужих, буржуев и проле­тариев, красных и белых, врагов и друзей. Исчезла на долгие годы из жизни советских людей общечеловеческая целостность мировосприятия. Мировоззренческая конфронтационность соче­талась с максимализмом чувств и представлений. Здесь было уже не до шуток, легкости или забавности. Пафос публицистики приобретал вселенскую ширь. Стало модным увлечение фак­тографией, художественным документализмом.

Постепенно развлечение перестает быть функцией фельето­на. Его целью становится критика, направленная в первую оче­редь на то, чтобы вызвать в читателе презрение к бывшим «хо­зяевам жизни», воспитать у него ярко выраженное большевист­ское сознание. Сатира стала служить исключительно интересам большевистской партии, являясь оружием ее борьбы с врагами разного рода.

В 20-х годах началось исследование жанровых закономер­ностей фельетона. В разнохарактерной, чрезвычайно обильной литературе о фельетоне тех лет содержатся глубокие и принци­пиальные замечания об отличительных особенностях жанра⁵². Можно говорить даже об обостренном интересе к природе фе­льетона. В этот же период довольно точно определилось разде­ление фельетона на две модификации: публицистический и беллетризованный (фельетон-рассказ). Споры об «адресе и крас­ках» дали богатый материал для создания теории жанра с уче­том его дифференциации. В процессах жанрообразования утверждается фрагментарность: синтез элементов разноплано­вых жанров. Опора на достоверный факт и деталь — существен­ный принцип художественной публицистики 20-х годов.

На протяжении всего советского периода русской публицис­тики не прекращались споры вокруг жанровых особенностей фельетона. Однако разные исследователи всегда сходились в том, что природа фельетона — художественно-публицистичес­кая. Нарастание массива интересующей общество информации, изменение социальных запросов аудитории, а в связи с этим фун­кций и целей сатирической публицистики, развитие газетно-журнальных технологий лежат в основе формирования фельетона как особого принципа отображения жизни.

Тексты фельетонов, как и творчество фельетонистов в це­лом, существенно дополняют картину общественной жизни. «Творческая задача фельетониста, — читаем в «Журналисте» конца 20-х годов, — при помощи комбинации взятых у художника готовых сочетаний завлечь читателя и умелым переключением малой темы в большую общественного порядка — получить чи­сто газетный эффект. Быстро и сильно повлиять на массового читателя»⁵³. Это переключение малой темы в большую и есть та особенность жанра, которая порой бывает единственной, от­личающей фельетон от юмористического рассказа. Функция довоенного советского фельетона была определена точно и ясно: «Фельетон в советской печати служит преимущественно зада­чам критики и самокритики. Он остро и гневно разоблачает и клеймит насмешкой врагов советского народа. Он служит зада­чам борьбы с пережитками капитализма в сознании советских людей»⁵⁴. Девизом фельетона вполне мог стать лозунг, выдви­нутый А.М.Горьким: «Если враг не сдается — его уничтожают»⁵⁵. Проводила идею насилия сатира, ставшая одним из ведущих на­правлений советской публицистики.

В 1948 году Коммунистическая партия поставила специфи­ческие задачи перед журналом «Крокодил». Журнал должен был стать оружием сатиры, обличать «расхитителей общественной собственности, рвачей, бюрократов, проявления чванства, угод­ничества, мещанства»; своевременно откликаться на злободнев­ные международные события, подвергать критике «буржуазную культуру Запада, показывая ее ничтожество и вырождение»⁵⁶. Неприятие всего западного приняло в эти годы поистине гипертрофированный характер, что отражалось на содержании боль­шинства фельетонов, посвященных международной теме.

Фельетон стал воинствующим жанром печати — он нападал и защищал. За свой боевой характер он пользовался особой сим­патией у советских читателей. На фоне неприкрытой пропаган­ды, официальной сухой лексики на страницах изданий 30-50-х годов фельетон был более привлекательным, чем остальные жанры. Он прочно вошел в жанровую систему периодической печати страны.

С начала 50-х годов становится обязательным показ какого-либо отрицательного факта как единичного, изолированного, как случая из ряда вон выходящего. Проявившуюся тенденцию объяс­няют тем, что пережитков старого мира становится все меньше, вокруг живут честные советские труженики, которые только через прессу могут познакомиться с вопиющими случаями безобразия, оставшегося еще в каких-то затерянных уголках СССР.

В середине 50-х годов фельетон начинает тяготеть к обоб­щению. Это происходит благодаря появившейся после 1953 года возможности говорить хотя бы вполголоса о том, о чем раньше и подумать было страшно. К началу 60-х можно было писать не только о единичных фактах; публицист-сатирик вводит факт в систему аналогичных ситуаций и эпизодов, пытаясь проанализи­ровать закономерность. Не случайно именно в это время стано­вится популярным «безадресный» фельетон. «Все, о чем пишут сегодня, — и про рынок, и про правовое государство, и про жиз­ненно важные законы, — мы писали уже в конце 50-х — начале 60-х годов, — вспоминает Л.Лиходеев. — Просто печатали нас, не понимая, что печатают. И мне действительно удавалось иногда кое-что сказать первым. Но, главное, не было еще потока сво­бодного слова. Потому оставались в тени попытки некоторых фельетонистов брякнуть что-то не в лад начальству. Когда по­ток образовался, это стало заметным»⁵⁷.

В ответ последовало ужесточение цензуры. Однако фелье­тонисты вышли уже на другой уровень, отличный от предыду­щего по способу организации и по широте охвата фельетоном фактического материала. Документально-очерковое начало, про­никающее с все большей силой в публицистику, накладывает от­печаток и на эволюцию фельетонного жанра⁵⁸. Изменяются прин­ципы обобщения. В целом для газетного фельетона 60-х годов характерно прежде всего стремление проанализировать систе­му фактов, отыскать ее истоки, проследить динамику. Л.Лиходеев, Э.Пархомовский, А.Суконцев, Н.Иванова, А.Лацис, С.Руденко, И.Шатуновский писали в разной манере, но есть нечто общее в их текстах — это сатирический анализ, стремление показать за­кономерное в единичном.

М.Дмитровский выделяет три основных типа сатирического анализа, отмечая, что фельетон чаще всего использует рацио­налистический, реже — пародийно-иронический и исключитель­но редко — психологический. «Фельетон от конкретного носите­ля зла идет к комическому характеру, обнажая смысл реальных поступков и действий персонажа методом сопоставления и "от­сечения". Причем автор в фельетоне, не ограничиваясь "сати­рической меткостью", приводит объективные доказательства, оправдывающие применение высшей меры общественного по­рицания — смеха», — утверждает исследователь⁵⁹. В процессе эволюции жанр обогащается новыми значениями и методами отражения действительности.

Изобличать и воспитывать, чтобы общество и каждый че­ловек становились лучше, было основной задачей советских фельетонистов. «Фельетонист ищет в жизни положительные явления. И если ему приходится писать об отрицательных, то только потому, что ищет он пристальнее других... Фельетон от­личается от других жанров не тем, что он смешно -написан. Он отличается углом зрения. Он берет проблему в этическом ас­пекте, в аспекте социологическом», — делится секретами мас­терства Л.Лиходеев⁶⁰.

Со временем советские публицисты осознали, что искоре­нить с помощью фельетона стяжательство и взяточничество, «стремление урвать побольше от общества, ничего не давая ему, бесхозяйственность и расточительство, пьянство и хулиганство, бюрократизм и бездушное отношение к людям, нарушение тру­довой дисциплины и общественного порядка»⁶¹ невозможно, но выставить на всеобщее обозрение можно превосходно. Фельетонист в своем произведении давал значительный объем соци­альной информации, активно воздействуя на формирование об­щественного мнения и социальной позиции читателя. Фельетон был одним из самых эффективных жанров печати. Комический эффект вызывал острую реакцию общественности. Однако если журналисты покушались на фельетонное изображение высоких должностных лиц или негативных явлений в государственном строе, эффект оказывался обратным. И.Шатуновский в своих воспоминаниях пишет, что, если фельетонист начинал настойчи­во говорить о том, о чем ему говорить не полагалось, его ждали серьезные неприятности: «Оказалось, что с каждым отдельным фельетонистом можно расправиться. Что и делалось. Когда я уже работал в "Правде", ушли преждевременно из жизни С.Нариньяни и Ю.Чаплыгин, затравленные "героями" фельетонов и их высокопоставленными заступниками. Я выжил. Но не выжи­ли, то есть не дошли до читателя многие мои фельетоны»⁶².

Внутри жанра процессы шли неизменно. Внутренняя логика жанрообразования определялась взаимодействием двух проти­воположных тенденций — к расширению жанровых границ в про­цессе взаимодействия с аналитическими жанрами и к сохране­нию устойчивых, характерных признаков — архаики жанра.

В 70-е годы прослеживается контаминация элементов фельето­на и проблемно-аналитической статьи. По-видимому, этим обстоя­тельством объясняется отсутствие развлекательности в фельето­не. Комические положения, юмор ситуаций все чаще уступают место ассоциации, парадоксу, лирическим отступлениям, цитатам из тек­стов художественной литературы. Фабульное развитие сюжета, характерное для беллетризованного фельетона, заменяется стро­гой логикой публицистического анализа.

С начала 90-х годов в российских газетах традиционный фе­льетон подвергся испытаниям, имеющим чисто коммерческую природу. О типичном случае рассказывает постоянный автор «Журналиста» А.Новиков: «В одном доме районная админист­рация вознамерилась открыть ночную дискотеку, рассчитывая на солидные доходы. Жильцы, естественно, начали возмущать­ся и обратились за помощью в "Вечерку". Журналист "Вечерки" решил написать фельетон. Но фельетон так и не увидел свет. Как выяснилось, эту газету районная администрация незадолго до этого ссудила деньгами, и теперь любая критика в адрес по­следней — табу. Конечно, в конце концов фельетон можно отдать и в другое издание. Но где гарантия объективности, не будет ли та редакция преследовать свои личные цели?»⁶³. Сложно адап­тироваться к новым условиям, где, с одной стороны, платят и «заказывают музыку», а с другой — требуют объективности.

Такие факты дают основание И.Шатуновскому и другим корифеям советского фельетона заявлять, что в российской прессе фельетон «не то чтобы не в моде — вообще вымер»⁶⁴. Причины кажущегося кризиса жанра находят в том, что «столько безобразий вокруг, уже не до фельетонной их подачи. Сама по себе информация сногсшибательная. Успевай только более или менее связно ее пересказывать, не заботясь зачастую даже о фактической достоверности»⁶⁵.

Горечь мастеров отечественной журналистики по поводу непрофессионализма и отсутствия ответственности у части молодых сотрудников вполне понятна. Превзошла всякие грани­цы ангажированность и сенсационность, основанная на непрове­ренных, но ошеломляющих фактах. Газеты пестрят словами бандит, вор, преступник, но вместе с тем не приводится ника­ких доказательств⁶⁶. Фельетонист не имеет права быть прямо­линейным, писать судебные определения. Ведь если вредные явления нужно уничтожать, то с человеком можно и ошибиться, невзирая на неопровержимые факты и документы. «Сатира — это не борьба за исправление отдельных недостатков. Сатира — это способ мышления. Но бывает мышление, не поднимающее­ся выше сведения личных счетов. И люди, наделенные таким мышлением, лезут в журналистику, думая, что они сатирики», — утверждает Л.Лиходеев⁶⁷. Однако есть и талантливые журнали­сты, которые сегодня пишут фельетоны и создают новые моди­фикации жанра. Известинцы Р.Арифджанов и С.Мостовщиков, например, трансформировали жанр фельетона в некий симбиоз журналистского расследования, репортажа, сатирического рас­сказа, пародии и привычного фельетона.

Важно понимать, что для того, чтобы соответствовать об­разцу, произведение должно содержать в себе жанровые призна­ки. Так, признаками фельетона являются строгая фактическая основа с авторским подтекстом; особая форма построения (на­личие ассоциативной темы, образы, сценки, картинки); сатири­ческое заострение темы или лирико-юмористическая интонация; конкретные выводы.

Сатирическая природа этого жанра определяет в нем соче­тание прямой и скрытой форм передачи информации. Прямая форма передачи информации дает текст, коммуникативная фун­кция которого проявляется как прямое общение с читателем. Скрытая форма передачи информации дает подтекст, рассчи­танный на восстановление читателем того, что автор не выска­зал прямо, а зашифровал в сообщении.

Имеет свои особенности и технология подготовки фелье­тона. Прежде всего пользоваться сатирическими приемом следует осторожно. Есть фельетонисты, которые это тонко чувствуют и не забывают о мере. «В сущности, природа фе­льетона сродни электричеству. И собирается он по принципу динамо-машины. Берешь сердечник — факт, наматываешь на него обмотку обстоятельств и собственных размышлений, начинаешь вращать факт так и этак. Если все закручено пра­вильно, возникает напряжение, и на другом конце цепи чита­тель загорается праведным негодованием», — описывает ме­ханизм воздействия жанра на читателя известный фельето­нист Э.Полянский⁶⁸.

В художественной структуре фельетона выделяется факт, ставший отправной точкой повествования, и тема. Основу фе­льетона составляют документально подтвержденные факты, имена, адреса и т.д. Но документально подтвержденные фак­ты, имена, адреса должны находиться в основе любого жур­налистского произведения. Особенность фельетона в том, что в этом жанре факты реальные, но «пересозданные» или обыг­ранные. Факты могут быть и выдуманными, но типичными настолько, что ситуация оказывается узнаваемой. Найти и ре­конструировать такую ситуацию — важный этап в творчестве фельетониста. Приведем в пример отрывок из фельетона, опубликованного в период, когда страна считала дни до юби­лея А.С.Пушкина: «Если бы Александр Сергеевич приехал, то вошел бы через это крыльцо... Перед вами вестибюль. Именно здесь состоялась бы первая встреча Пушкина с его дядюшкой, если бы она состоялась... Из двух спальных ком­нат эта просторнее и светлее. Нет сомнения, Александру Сергеевичу довелось бы поселиться именно в ней... На этом я вынужден прервать экскурсию и вернуться на основное ме­сто работы, так как дом-музей имеет только полставки экс­курсовода. Нет никаких сомнений, что мы имели бы полную ставку, если бы Александр Сергеевич приехал»⁶⁹.

Есть два способа разработки темы в фельетоне. Первый — последовательное описание, например: «Замечательная у нас страна, братцы, развеселая! Родина-мать! А раз мать, то все у нас друг друга по ней и посылают! Президент посылает прави­тельство, правительство посылает народ, а народ посылает их обоих, вместе взятых, включая Думу, которую послать надо было еще раньше! Дума обижается и посылает президента с его новым премьером, не говоря уже о народе, который этих са­мых депутатов в Думу и посылал... Посланный старый премьер посылает всем по воздушнопоцелуйному привету и намыливается на место главного посылалыцика, которого по Конституции на третий срок послать уже нельзя. За это старого премьера еще пошлют, но уже подальше... Посланные нам из-за рубежа деньги посылаются в их же банки, но в виде частных вкладов посланных народом лиц... Пославшим нас республикам посы­лаются ценные посылки, по получении которых они нас, есте­ственно, снова посылают. Президент посылает народ платить налоги, но не посылает ему того, с чего это можно делать... Посылают и наших послов, на что мы, соответственно, их по­слов посылаем. Обеспокоенный всеми этими посланиями Запад посылает нам директивы, на что мы их, само собой, тоже посы­лаем. Но уже на нашем языке и по нашим направлениям... Куль­туру посылаем, медицину посылаем, образование посылаем! Посылаем законы и далеко не на доработку. Экологию послали еще раньше! На очереди — свобода слова и прочая демократия.... Посылаем "на", "в" и "через"! Посылаем далеко, надолго и по точному адресу! Посылаем, посылаем, посылаем..»⁷⁰. В этом фельетоне дано описание всей общественно-политической жиз­ни страны, сжатое под сатирическим пером до полустраничного объема, а лаконичность только усиливает сатирический эффект.

Читатели, конечно, знают обо всех явлениях, перечисленных в тексте, но интересен сам способ подачи их автором. Своеоб­разным повторяющимся сатирико-юмористическим рефреном служит слово послать. Комический эффект получается от его прямого и переносного значений, которые употребляются с раз­личными коннотациями. В каждом случае с помощью глагола послать создается многоплановое высказывание, которое чи­татель волен осмыслить по-своему. Таким образом фельетонист раскрывает тему, ставит серьезные проблемы и в то же время заставляет читателя улыбнуться.

Другой способ разработки темы в фельетоне — построение текста по типу сюжетного рассказа. Такой фельетон отличает­ся тем, что несет на себе отпечаток эмоционально-образного, художественного начала, реализуемого прежде всего в сюжете. Следует отметить превалирование сюжета над фабулой. Фабу­ла — это то, «что было на самом деле, сюжет — то, как узнал об этом читатель»⁷¹. В художественной публицистике фабула чаще всего служит лишь материалом для сюжетного оформления, поэтому автор вполне допускает в этом случае информацион­ные и временные инверсии, свободное обращение с фактами, использование нестандартной лексики. Понимая, что простым перечислением фактов читателя не увлечешь, автор как бы вы­страивает события в сюжет, чтобы между фактами обнаружи­лась новая, неожиданная связь, чтобы в обычном открылось вдруг необычное, а непонятное, новое оказалось знакомым и ясным.

Фельетон имеет определенную архитектонику. Он довольно редко начинается с изложения конкретного факта, послуживше­го поводом для написания всего произведения. Здесь действует один из главнейших законов жанра — ассоциативность. Исполь­зование хорошо знакомых читателям образов и понятий, кото­рые так или иначе ассоциируются с темой фельетона — один из наиболее эффективных методов воздействия на аудиторию.

Психологи считают, что доходчивые сравнения помогают читателям легче осмысливать и воспринимать суждения и раз­мышления автора по поводу едва ли не любых событий и про­блем. Наглядной иллюстрацией может, в частности, служить ис­пользование в тексте широко известных сюжетов, персонажей, образов. У многих читателей это вызывает в памяти знакомые с детства представления, с помощью которых можно понять и, главное, объяснить по аналогии всевозможные события, факты, явления. Пожалуй, чаще всего журналисты используют заим­ствованные из произведений литературы, а потому и хорошо зна­комые любому образованному человеку метафоры, аллегории, гиперболы, афоризмы, «крылатые» слова. К этому перечню мож­но добавить штампы, которые создают комический эффект. Не меньше возможностей и в ассоциациях, связанных с широко из­вестными сюжетами и героями литературных произведений, спектаклей, фильмов, рекламных роликов. Зачастую в фельето­не появляются вкрапления из притч и басен, пословиц и погово­рок, а также из слов ставших знаменитыми классических арий или популярных песен.

Арсенал для ассоциаций бесконечно разнообразен. Однако важно учитывать уместность тех или иных средств, чтобы из­бежать нежелательных аналогий, двусмысленности, вычурнос­ти или пошлости. Главная цель ассоциаций не в том, чтобы фельетонист блеснул «красным словцом», а в том, что они нагляд­но представляют читателю суть явления или события.

Другие законы жанра — эмоционально-образное развитие темы и создание комического эффекта. Для этого нередко в текст фельетона вводится реминисценция. Например: «С про­хождением сквозь Думу проблем не предвиделось: замполит замполиту глаз не выдавит. Кириенку, помнится, мучили, как юного пионера, а к Сергею Вадимычу у депутатов всего только одно замечание было, и то — по лингвистической части. Это в Селезневе вдруг проснулся редактор "Учительской газеты", и он попросил докладчика не употреблять слов "спикер" и "се­наторы", потому что здесь не Англия. Ну, сенаторов, положим, нет и в палате лордов, а вот насчет того, что не Англия, Селезнев подметил удивительно точно. Правда, не он первый. До Геннадия Николаевича эти же слова говорил персонаж чеховского рассказа "Дочь Альбиона", помещик Грябов, опус­кая штаны в присутствии дамы»⁷².

Когда автор приводит аргументы для доказательства вы­двинутого тезиса, уместны исторические параллели: «Дума от­ложила рассмотрение закона о налоге на бензоколонки до следу­ющей недели. По совести говоря, неделя для такого закона дей­ствительно подобралась не лучшая. Как раз в минувшую пятни­цу исполнилось три с половиной века с начала знаменитого "соляного" бунта. Это, как сейчас помню, было при царе Алек­сее Михайловиче Тишайшем. Там тоже случились большие не­доимки в казну, и он решил для поправки дела повысить налог на соль, причем бояре под этой затеей подписались, а население — нет. Ну и, значит, спалили пол-Москвы в знак непонимания нало­говой политики государства. Так что у нашей Думы были все основания погодить»⁷³.

Комическое обыгрывание фактов составляет специфику фельетона и выдвигает на передний план сюжет, подчиняю­щий себе композицию. Композиция способствует созданию текста как целого. В произведении зачин сменяется изложе­нием конкретного события или происшествия. Концовка вби­рает в себя цепь эмоционально-образных и логических выво­дов, дает концентрированное выражение авторской мысли, содержит итоговую оценку⁷⁴.

Покажем это на примере фельетона А.Трушкина, персонаж которого подвергается ряду розыгрышей:

«...Второго апреля думаю: Ну, все, слава Богу, позади день смеха. Тут звонок в дверь. Гляжу в глазок — трое амбалов стоят в кирзовых сапогах...с цепями, гаечными ключами. Спрашиваю: Чего? — Они: Вам денежный перевод. Я еще засомневался спер­ва, думаю: Откуда вдруг? Но очень у меня тогда с деньгами плохо было. Сейчас-то еще хуже. В общем, я открыл дверь. Когда сознание вернулось...тридцатого апреля, я понял, что разыграли опять. Унести ничего не унесли...из одежды кой-чего...что на мне было». Данный фрагмент включается в зачин фельетона, в котором мотивируется тема и обозначается сюжет. Текст стро­ится как монолог незадачливого персонажа.

Комический эффект создается из-за наивности простака, до­верчиво воспринимающего все, что ему говорят новоявленные «предприниматели», преступным образом наживающиеся за счет неискушенных людей. Автор дает понять, что наивных граждан, таких, как его персонаж, очень много. «Иду по улице, вижу банк. Повышенной надежности! Написано: "Если сегодня сдадите рупь, то завтра получите миллион". Я еще засомневался сперва, по­том смотрю — батюшки! — народу кругом тьма-тьмой. Думаю: „Не может быть, чтобы в одном городе в одно время жило сра­зу столько дураков". И быстрее всех р-раз и сдал все деньги. Банк тут же сгорел»⁷⁵. Уже ни для кого не секрет, что данная «комическая» ситуация — самая типичная на сегодняшний день, но многие люди продолжают верить в заманчивые посулы и раз­ные обещания.

Необходимый элемент любого фельетона — авторская мас­ка. Она нужна для того, чтобы создать подтекст, который в советском фельетоне был главным жанровым и типологичес­ким признаком. Подтекст отражает исторически обусловленное развитие жанра, приспосабливаясь (путем изменения формы) к различным социальным условиям. Однако в отсутствие цензу­ры он несколько теряет свою актуальность, что беспокоит фель­етонистов: «Не пошла ли нам, смеходеятелям, эта нежданная-негаданная бесцензурщина во вред? Без цензуры хоть караул кричи. Исчез, как анахронизм, старина Подтекст...перешел в текст, и нечего стало читателю высматривать: какую дулю за­маскировал изощренец-автор? Слова стали означать слова — зачем прятать за ними дополнительный смысл? Свобода обес­ценила сатирику второй план. Недоговоренность, намек, завуалированность несли глубину»⁷⁶. Однако слухи о кончине подтек­ста все же преждевременны. Есть ирония — есть и подтекст, который приспосабливается к различным социальным услови­ям путем изменения формы.

Основным приемом создания подтекста считается обыгры­вание фактов на основе их многомерности. Автор и читатель вместе как бы проходят по лабиринту фактов. При этом исполь­зуются жанровые возможности: автор фельетона выступает в различных масках.

Возможно, например, использование маски рассказчика. «Иногда сходство позиций автора и рассказчика достаточно ве­лико, но абсолютным почти никогда не бывает. Маски рассказ­чика позволяют сатирику быть то насмешливым, то серьезным, то простаком, то морализатором. При этом автор может ввести повествователя в число действующих лиц, а может и оставить традиционным регистратором событий»⁷⁷. Авторской маске из­начально присущ иронический характер, автор явно забавляется своей маской и ставит под вопрос самые понятия вымысла, ав­торства, текстуальности и ответственности читателя⁷⁸.

Журналисты используют роли, маски как приемы организа­ции жанрового ожидания: читатель настраивается посмеяться над материалом, который предоставляет ему автор фельетона. С помощью маски фельетонист вызывает у читателя нужные ассоциации, располагая к сочувствию, сопереживанию, застав­ляя «пропустить через свою душу» обращенные к нему слова автора. Одновременно с этим подаются, интерпретируются с различных сторон факты, таким образом, читателю предостав­ляется возможность самостоятельно оценить их. Отрицатель­ное отношение автора к фактам спрятано в подтекст. Посред­ством авторской маски фельетонист делает читателя своим еди­номышленником.

Авторская маска — это центр (или, скорее, квази-центр) по­вествования, это камертон, который настраивает и организует реакцию «абстрактного читателя» как получателя информации, как идеального реципиента, который должен понимать все кон­нотации автора, различные «стратегии» его текста, в том числе стилевой прием иронии. Создается необходимая коммуникатив­ная ситуация, гарантирующая фельетон от «коммуникационного провала». С помощью авторской маски журналист посягает на читательскую прерогативу понимания текста, направляет вос­приятие, активно предлагая свою интерпретацию. Так, в фелье­тоне Э.Графова «Выездная модель, или "Монблан" не за гора­ми» постановка проблемы дается как итог размышлений. Ниже — эпизодическая иллюстрация данного вывода, которая нацелива­ет читателя на определенный вектор восприятия. Действует стратегия текста, читатель получает «указания» относительно понимания происходящего. Комическое в тексте еще не присут­ствует, кроме того, что читатель знает, что это фельетон, который должен оправдать жанровое ожидание. Это и есть установ­ка на восприятие подтекста. Автор подает факты с различных сторон, предоставляя читателю возможность самому оценить их. А отрицательное отношение публициста к фактам заложено в подтексте, который и формирует у читателя определенное от­ношение к ним. Так автор делает читателя своим единомышленником.

В структуре жанра авторская маска способствует сближе­нию методов анализа и методов изложения. Ее можно обозна­чить автономной схемой, где позиция (Р) есть коммуникативная функция (f), стоящая в прямой зависимости от типа издания (t) и социальной роли журналиста (s), обозначенные его же отноше­нием (d) к объекту.

Выраженная в подтексте позиция ощущается не только в методах анализа и изложения, на которых основаны суждения автора, но и в самой тональности — иронической, юмористичес­кой или саркастической интонации.

Разнообразные маски применяет Э.Графов. Обратимся к тексту его вышеназванного фельетона, в котором автор надева­ет маску прямолинейного, не терпящего недомолвок человека: «Прямо скажу, не хочу я портить отношения с москвичами. Все-таки, как говорится, вместе жить. Однако не сказать им кое-что уже тоже не в силах. Все-таки, как говорится, вместе жить. Но некоторые мои земляки именно этого желания не вызывают»⁷⁹.

Далее в тексте идет речь о специфическом московском чван­стве, когда москвич ставит себя намного выше тех, кто в Москве не живет. Нравственные проблемы, затронутые автором, доста­точно серьезны и актуальны. Однако легкая, игровая подача позво­ляет взглянуть на проблему иначе, нежели будь она подана мрачно и негативно. Когда Графов говорит: «Я пишу фельетоны», — он име­ет в виду следующее: «Я приглашаю вас вместе со мной посме­яться над всеми нами, со стороны наблюдая за тем, какие мы есть. Выводы из всего делайте сами, однако я вам покажу проблему с той стороны, с которой, как я считаю, на нее нужно смотреть. И с этой стороны все это действительно смешно, не больше». Графов продолжает эту мысль следующим образом: «Сатирик ведь из гу­манитариев. То есть — из гуманных. Еще никто не расцветал от унизительной насмешки. Сатирик — номенклатура интеллекта. Он — камертон общества. Мы сатирику доверяем. Мы им думаем, мы им разговариваем: фразами Жванецкого сегодня беседуют, как ког­да-то фразами Ильфа и Петрова. Жванецкий помогает нам взгля­нуть на самих себя — задумчиво и без злобы. Ну какой прок — злобствовать на самого себя. Лично я категорически отказываюсь этим заниматься»⁸⁰.

Этот момент является ключевым в понимании психологии любого фельетониста. Не все хотят и умеют смеяться по-доб­рому, но фельетонистом может быть только добрый человек.

Дата добавления: 2015-08-03