Аналитическое пространство

Вступление в аналитический опыт (начало первого интервью) предполагает расширение психологического пространства, составляющего «матрицу сознания» («matrix of the mind») (Ogden, 1986) таким образом, что это пространство практически приравнивается к аналитическому пространству. А именно, аналитическое пространство становится пространством, в котором пациент думает, чувствует и живет. События, составляющие опыт пациента относительно его внутренних и внешних объектов, события, составляющие его повседневную жизнь, его реакция на эти события – все это становится значимыми для пациента в той степени, насколько оно способствуют аналитическому опыту. В конце концов, именно в аналитическом пространстве, а не в индивидуальном психологическом пространстве пациента, в большей степени переживается бессознательная внутренняя драма. Эволюция этого процесса включает в себя, но ни в коей мере не ограничивается, тем, что принято называть развитием невроза в переносе и психоза переноса.³

—————————————

³Заключительная фаза анализа – это не просто фаза осмысления противоречивых бессознательных значений переноса. Это период «сокращения» аналитического пространства до такой степени, что пациент начинает осознавать себя составной частью этого пространства, внутри которого он живет и внутри которого продолжается аналитический процесс. Если этого не происходит, перспектива окончания анализа кажется равноценной потере разума или потере пространства, в котором человек ощущает себя живым.

То, что составляет аналитическое пространство, индивидуально для каждой аналитической пары. Точно так же как мать обнаруживает (иногда с удивлением), что процессы создания игрового пространства для каждого из ее детей сильно отличаются друг от друга, так же аналитик должен знать, что каждый пациент проходит свой процесс создания аналитического пространства (Goldberg, 1989). Подобно тому, как уникальный характер каждого ребенка черпает и выявляет специфические стороны материнского эмоционального потенциала, аналитик должен позволить своему пациенту лепить/создавать себя как в фантазиях, так и в реальности. Поскольку ребенок играет роль творца своей матери, не существует двух детей, которые имели бы одинаковую мать. Точно так же два пациента не могут иметь одного и того же аналитика. Аналитик ощущает себя и ведет себя всегда немного по-другому в каждом анализе. Более того, этот феномен не является неизменным: в ходе каждого анализа аналитик подвергается психологическим изменениям, которые, в свою очередь, оказывают влияние на проведение анализа.

Пациенты с более серьезными нарушениями воспринимают аналитическое пространство как вакуум, который высасывает из них ментальное содержание (которое они конкретно воспринимают как физическую часть тела). Один такой пациент начал нашу первую встречу непрерывным шквалом непристойностей. Сбитый с толку подобным натиском, я решил позволить пациенту выговориться и посмотреть, какое воздействие он окажет на меня. Было очевидно, что этот поток был в большей степени выражением тревоги, нежели враждебности. Минут через пять я сказал, что ему, наверно, тяжело находиться здесь со мной. Он затих после моих слов. Затем я высказал мнение, что он высыпал на меня свой мусор, потому что ему не жалко было расставаться с той своей частью, которая не представляет для него ценности. А ведь кроме этого у него наверняка есть более важные вещи внутри, которые ему необходимо защитить. Подчиняясь моей интервенции, пациент рассказал мне кое-что о себе, хотя и психотически. Я, в свою очередь, обсудил с ним то немногое, что я понял из его рассказа. Почти все, что я сказал пациенту, было посвящено его страху находиться рядом со мной.

Волнующие вопросы

Пациенты часто на первой встрече задают слишком прямолинейные вопросы. На некоторые из них я отвечаю прямо. Например, я отвечу, как ни в чем не бывало, на вопрос пациента о моем образовании или гонораре. На многие вопросы, однако, я не отвечаю, в том числе на вопросы, касающиеся моей специализации, «психоаналитической школы», к которой я принадлежу, количества женщин по сравнению с мужчинами, которых я принимаю, о моем отношении к гомосексуальности и т.д. Подобные вопросы я расцениваю как неприкрытые проявления фантазий пациента о моей неспособности понять проблемы пациента в силу своих собственных психологических трудностей, таких как боязнь женщин или мужчин, боязнь гомосексуальности или гетеросексуальности, потребность подавлять или подчиняться и так далее.

Когда пациент настойчиво задает вопрос за вопросом, я часто говорю ему, что, быть может, слишком опасно ждать, что произойдет между нами; что вместо ожидаемой картины будущего пациент может получить короткое замыкание от напряжения ожидания.

Очень часто пациент задает вопросы с целью вынудить аналитика заполнить аналитическое пространство, так как он сам понимает, что его собственное внутреннее содержание постыдно, опасно, никчемно, нуждается в защите от аналитика, или там, внутри, нет совсем ничего, чем можно было бы заполнить аналитическое пространство. Другие пациенты очень быстро замолкают, таким образом, приглашая аналитика заполнить пространство своими вопросами, своей психологической организацией, цепочкой ассоциаций, любознательностью и прочим. В таких случаях я предпринимаю попытку поговорить с пациентом о той стороне волнения пациента, которую я думаю, что понимаю. Таким образом, я даю пациенту понять, что мое понимание условно, предположительно и, по всей видимости, во многом несовершенно. Затем я предлагаю пациенту рассказать мне, что из того, что я сказал, кажется ему близким к истине, а что совсем не относится к делу.

Дата добавления: 2015-08-03