Читайте также:
|
|
Последнее предположение, которое привлекает внимание специалистов как в ходе академических исследований, так и по мере развития в мире реальных событий, заключается в идее о том, что государственная служба является, может или даже должна быть политически нейтральной. Европейские страны, где многие высокие должностные чины открыто проявляют свои политические пристрастия, оказываются вовлеченными в политику через политические партии или открыто с ними сотрудничают. Во многих других развитых странах также явственно прослеживается тенденция к политизации сферы управления. Как свидетельствуют политические реалии конца XX в., политические деятели повсеместно признают, что частично утратили способность оказывать воздействие на органы власти, однако стремятся переложить вину за это на энергичность и инициативу (или недосмотр) подчиненных им чиновников, но никак не на отсутствие политических и управленческих способностей у них самих (Peters, 1991). С другой стороны, служащим все чаще напоминают, что им следует проявлять инициативу и деловую хватку, направленные на достижение тех целей, которые ставят перед собой организации, где они работают. Кроме того, нередко у них есть собственные соображения политического характера, которые, по их мнению, могли бы улучшить качество предоставляемых их клиентам услуг, а потому им следует проводить свои политические идеи в жизнь. Представляется, что два эти подхода к роли государственной службы обречены на столкновение друг с другом.
Чтобы понять характер изменений, происшедших в управленческой практике, очень важно пояснить, какой смысл в данной ситуации мы вкладываем в понятие «политический». С одной стороны, понятие «политический» подразумевает наличие сторонников политических лидеров, стремящихся усилить свое влияние на процесс назначения государственных чиновников с целью обеспечения большего контроля со своей стороны над проводимым политическим курсом. Попытки «политизации» государственных служащих были отмечены во многих странах, известных своими традициями аполитичности (Меуег, 1985). Расширение за счет этого круга сторонников политических лидеров не следует рассматривать как негативное явление. Кроме того, благодаря более тесному переплетению политических и административных функций руководителей могут улучшиться некоторые формы отчетности, хотя измене-
ния такого рода все-таки будут требовать переосмысления фундаментальных взглядов на роль государственной службы в управленческих процессах (Day, Klein, 1989).
Более важным, однако, является то обстоятельство, что государственные служащие могут иметь собственные взгляды на политический курс и политические институты, открыто выдвигать их и отстаивать их реализацию на практике. Министры нередко жалуются на противодействие, с которым они сталкиваются со стороны «отделов». Хотя на протяжении нескольких лет такого рода разговоры воспринимались чуть ли не на уровне анекдота, теперь существуют убедительные свидетельства в пользу того, что к этому явлению следует относиться всерьез (Aberbach, Putnam, Rockman, 1981; Krauss, Muramatsu, 1988). Практически неизвестны случаи, когда государственные служащие пытались бы помешать осуществлению демократического контроля: скорее, они стремились отстоять перед министрами, которым подчинялись, свои особые взгляды на то, каким должен быть правильный политический курс, и нередко им удавалось предотвратить принятие некоторыми министрами решений о реализации дорогостоящих проектов, которые были обречены на политический крах.
В дополнение к значительной эмпирической работе, касающейся роли ответственных руководителей государственной службы (Campbell, 1988), существуют два важных теоретических направления исследований политической роли чиновников. Представители первого из них, занимающиеся изучением нескольких разновидностей «нового институционализма» в политической науке, по-иному подошли к оценке государственной службы, рассматривая эти организации в качестве политических акторов (March, Olsen, 1989; Shepsle, 1989; Thelen, Steinmo, 1992). Одной из предпосылок предложенного ими подхода (точнее говоря, одной из разновидностей этого подхода) является тезис о том, что институты следуют собственным ценностям, которые и пытаются навязать своим сотрудникам и использовать в качестве механизма для определения политического курса. В специальных работах по организационной культуре уже появлялись аналогичные соображения, однако более явственно политическая роль организационных ценностей и интересов нашла отражение в институционалистской литературе.
Если в большей части публикаций институционалистской ориентации подчеркивается значение организационных ценностей и идей в определении того или иного политического направления, сторонники концепции рационального выбора подчеркивают важность интересов организаций. Как они полагают, организации разрабатывают такие подходы к решению стоящих перед ними проблем, которые содействовали бы упрочению позиций, представляющих их собственные коллективные интересы. Они используют имеющиеся в их распоряжении средства, — к числу которых, как правило, относятся опыт и информация, — стремясь сохранить или увеличить собственный бюджет и расширить право распоряжаться им по своему усмотрению (Kato, 1994; ср.: Dunleavy, 1985). Согласно подобной точке зрения, бюрократические организации представляют собой заинтересованных в себе самих акторов, вступающих в коалиции с политиками или выступающих против них не по причинам, обусловленным политическими убеждениями, а главным образом из-за стремления к коллективному упрочению собственных позиций. Очевидно, что такой взгляд является достаточно узким, но,
тем не менее, он указывает на важность интересов организаций в качестве побудительных мотивов тех решений, которые принимаются представителями государственной бюрократии.
Заключение: что-то утратили, что-то нашли?
Перемены в ходе трансформации старой теории социального управления в новую концепцию социального менеджмента, построенного на новых принципах, в развитых странах разнятся по времени, масштабам и интенсивности. Препятствия конституционного, юридического и культурного характера затруднили их распространение в ряде стран континентальной Европы. Но там, где они произошли, служащие государственного сектора получили целый ряд реальных преимуществ. Что же касается эмпирического анализа, а также теории организаций, управленческий подход признает определенные реалии правления, и вместо того чтобы игнорировать или отказываться от них, соглашается с ними и принимает их. Кроме того, в соответствии с этим подходом к государственному сектору, признается центральная роль государственной администрации в управлении, причем это ни у кого не вызывает возражений.
Одной из особенностей новой управленческой политики, которую часто упускают из вида, является очевидная противоречивость ее предписаний. Эта противоречивость, естественно, проявляется и на практике, однако она находит отражение и в тех принципах, которые призваны направлять действия по социальному управлению. С одной стороны, признается, что управление должно быть автономным, и служащим следует действовать, проявляя предпринимательскую инициативу и уделяя внимание тем сигналам, которые поступают от клиентов. С другой стороны, предполагается, что одновременно эти служащие должны следовать указаниям, получаемым от своих политических руководителей (Pollitt, 1995). Равным образом считается, что органы власти должны быть децентрализованными и действовать через различные организации, а в рамках этих организаций — через низовые звенья сотрудников, но вместе с тем считается, что более жесткий централизованный финансовый контроль должен способствовать экономии общественных средств.
Поэтому не будет большим преувеличением сказать, что новый управленческий подход не является теорией ни в одном из принятых значений этого термина. Эта концепция не оформлена в связный единый комплекс предложений об управлении государственным сектором; скорее, ее сторонники выдвигают некие общие «принципы», адекватно отражающие политическое мышление текущего момента. В социальном плане главное, что может быть утрачено при переходе от старой системы социального управления со всей ее очевидной жесткостью и явно устаревшими представлениями, — это убедительный комплекс идей, на которых эта модель основывается и которые на протяжении длительного периода времени доказывали свою состоятельность. Причем срок давности применения идей, которыми руководствуется старая система социального управления, является отнюдь не единственным доводом в ее
защиту. Такого рода системы оказались способными к созданию (в большинстве стран) сектора общественных услуг, предоставляемых на основе определенных моральных принципов и четкого представления о границах своих возможностей.
Кроме того, при этом более последовательном подходе к организации государственного сектора были созданы средства для осуществления взаимосвязи между бюрократией и демократией, действующие гораздо более четко, чем те, которые предлагают современные подходы к проблеме. Естественно, государственные чиновники обладали достаточными полномочиями для некоторых отклонений своих решений в рамках проводимого политического курса, который в целом соответствовал принципам существующей модели, однако сильная сторона системы заключалась в том, что политические руководители всегда обладали достаточными законными средствами для возвращения себе этих полномочий в тех случаях, когда для этого возникали веские основания. Очевидно и то, что представители низовых звеньев чиновничьего аппарата создавали неформальные организации, которые по своему характеру подрывали основы системы иерархического контроля, однако и в данном случае существовали механизмы, с помощью которых власти при необходимости могли восстановить свои позиции. Даже если традиционная модель оказалась неспособной на что-то более серьезное, она доказала, что руководствуется более четкими нормативными стандартами, чем те, которые присущи большинству новых концепций социального управления.
ЛИТЕРАТУРА
Aberbach J.D., Putnam R.D., Rockman B.A. Politicians and bureaucrats in western democracies. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1981.
Adier M., Asquith S. Discretion and power. London: Heinemann, 1981.
Allison G. T. Public and private management: Are they fundamentally alike in all unimportant respects? // Classics of Public Administration / Ed. by J.M. Shafritz, A.C. Hyde. Homewood (111./ Dorsey, 1986. P. 187-208.
Allison G.T. Essence of decision. Boston: Little, Brown, 1971.
Almond G.A., Lasswell H.D. Aggressive behaviors by clients toward public relief administrators //American Political Science Review. 1935. Vol. 28. P. 643-655.
Bailey E.E., Pack J.R. (eds). The political economy of privatization and deregulation. Aldershot: Elgar, 1995.
Boston J. The theoretical underpinnings of state restructuring in New Zealand // Reshaping the State / Ed. byJ. Boston et al. Auckland: Oxford University Press, 1991. P. 1-26.
Campbell C. Review article: The political roles of senior government officials in advanced democracies // British Journal of Political Science. 1988. Vol. 18. P. 243-272.
Day P., Klein R. Accountabilities. London: Tavistock, 1989.
de MontricherN. La deconcentration. Paris: CNRS, 1994.
Dunleavy P. Bureaucrats, budgets and the growth of the state // British Journal of Political Science. 1985. Vol. 15. P. 299-328.
Gayle D.J., Goodrich J.N. (eds). Privatization and deregulation in global perspective.London: Pinter, 1990.
Goggin M.L. Implementation theory and practice. New York: HarperCollins, 1990a.
Goggin M.L. Policy design and the study of implementation. Knoxville: University of Tennessee Press, 1990A.
Greer P. Transforming central government: The next steps initiative. Buckingham:Ореn
University Press, 1994.
HanfK., ScharpfF. W. Inter-organizational policy-making, Beverly Hills (Cal.): Sage, 1978. Hjem В., Porter D.O. Implementation structures: A new unit of administrative analysis //
Organization Studies. 1981. Vol. 2. P. 211-229.
Hood С. A public management for all seasons? //Public Administration. 1991. Vol. 69. P. 3-19.
Ingraham P. W. Of pigs and pokes and policy diffusion: Another look at pay for performance // Public Administration Review. 1993. Vol. 53. P. 348-356.
in `t Veld R. Autopoesis and configuration theory. Dordrecht: Kluwer, 1993.
Kato J. The problem of bureaucratic rationality: Tax politics in Japan. Princeton (N.J.: Princeton University Press, 1994.
Kemaghan K. Empowerment and public administration: Revolutionary advance or passing
fancy? // Canadian Public Administration. 1992. Vol. 35. P. 194-214.
Knoke D., Laumann E.O. The organizational state. Madison: University of Wisconsin Press,
1987.
Krauss E., Muramatsu M. Elite attitudes and Japanese democracy // American Political
Science Review. 1988. Vol. 82. P. 241-268.
Linder S.H., Peters B. G. Implementation as a guide for policy: A question of «when» rather
than «whether» // International Review of Administrative Science. 1989. Vol. 55. P. 279-294.
Lipsky M. Street level bureaucracy. New York: Russell Sage Foundation, 1980.
March J.G., Olsen J.P. Rediscovering institutions. New York: Free Press, 1989.
Marin В., MayntT. R. Policy networks. Boulder (Co\o.}: Westview, 1992.
Mayntt R., Derlien H.-U. Party patronage and politicization of the West German administrative elite 1970—1987 — toward hybridization // Governance. 1989. Vol. 2. P. 384-404.
Meyer F. La politicisation d'administration publique. Brussels: Institut International d'admi-
nistration publique, 1985.
Niskanen W. Democracy and representative government. Chicago: Aldine-Atherton, 1971.
Peters B. G. Public bureaucracy and public policy // History and Context in Comparative
Public Policy / Ed. by D.E. Ashford. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1991. P. 283-316.
Peters B. G., Savoie D.J. Reinventing Osbornc and Gaebler // Canadian Public Administration. 1994. Vol. 37. P. 302-322.
Pollitt C. Managerialism and the public service. Oxford: Blackwell, 1993.
Pollitt C. Justifying by works or by faith: Evaluating the new public management. Paper presented to European Group for Public Administration. Rotterdam, 1995.
Pressman J., Wildavsky A. Implementation. Berkeley: University of California Press, 1974.
Rhodes R.A. W., Marsh D. New directions in the study of policy networks // European Journal of Political Research. 1992. Vol. 21. P. 181-205.
Self P. Government by the market. Boulder (Co\o.): Westview, 1995.
Shepsle K. Studying institutions: Some lessons from the rational choice approach // Journal
of Theoretical Politics. 1989. Vol. 1. P. 131-148.
Sjolund M. Sweden // Rewards at the Top / Ed. by C. Hood, B.G. Peters. London: Sage,
1994. P. 144-178.
Suleiman E.N., Waterbury J. (eds). The political economy of public sector reform and privatization. Boulder (Colo.): Westview, 1990.
Swiss J. Adapting total quality management (TQM) to government // Public Administration
Review. 1993. Vol. 52. P. 356-362.
Tellier P. Public service 2000: The renewal of the public service // Canadian Public Administration. 1990. Vol. 33. P. 123-132.
Thelen K., Steinmo S. Historical institutionalism in comparative politics // Structuring Politics / Ed. by S. Steinmo, K. Thelen, F. Longstreth. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 1-32.
Vemon R. (ed.). The promise of privatization. New York: Council on Foreign Relations, 1988.
Vickers J., Yarrow G. Privatization: An economic analysis. Cambridge (Mass./): MIT Press,
1988.
Walsh K., Stewarf J. Change in the management of public services // Public Administration.
1991 Vol. 70. P. 499-518,
Wright V. Privatization in Western Europe. London: Pinter, 1994.
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 144 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Д. Стандартизация процедур для истеблишмента | | | ДЖ. И. АЛЬТ А. АЛЕЗИНА |