В. XIX столетие

В XVII и XVIII вв. философы Просвещения предсказывали улучшение матери­альных, политических и духовных условий жизни людей в результате улучше­ния образования и увеличения объемов знания. В XIX и XX вв. ученые и мыслите­ли разрабатывали проблемы прогресса и улучшения условий жизни человече­ства, намечая их различные траектории и предвосхищая многообразные послед­ствия этого процесса. В первой половине XIX в. большой вклад в развитие этих идей внесли такие философы, исходившие из концепции историческо­го детерминизма, как Г. В. Ф. Гегель (1770-1831 гг.), О. Конт (1798-1857 гг.) и

К. Маркс (1818—1883 гг.), которые, опираясь на просветительские традиции, рассматривали историю как однолинейное развитие в направлении свободы и рационального правления. По Гегелю, прусская бюрократическая монархия представляла собой воплощение разума и свободы. Конт полагал, что наука разрывает путы теологии и метафизики, благодаря чему человечество обрета­ет возможность осуществлять рациональный контроль над природой и соци­альными институтами. В соответствии с учением Маркса, капитализм сменил феодализм и, в свою очередь, уступит место сначала пролетарскому социа­лизму, а потом подлинно свободному обществу равноправия.

Гегель, отправной точкой которого были взгляды просветителей, разрабо­тал диалектическую трактовку исторического процесса как борьбы противо­положностей, в результате которой возникает их синтез. Усовершенствован­ным и модернизированным воплощением такого рода синтеза он считал прус­скую бюрократическую монархию, которая сложилась на протяжении не­скольких десятилетий, прошедших после наполеоновских войн¹². В теории Маркса гегелевская диалектика превратилась в принцип классовой борьбы, ведущей в конечном итоге к изменению всего человеческого общества. Как считал Маркс, природа исторического процесса такова, что политические дей­ствия могут определяться общественной наукой, овладение которой позволя­ет принимать правильные решения. В марксистской доктрине общественная наука превратилась во всеобъемлющую схему, на основе которой должны были развиваться экономика, идеология и политика. Вооруженному этой всесильной теорией, образованному авангарду общества предстояло создать новый мир, в котором должны были царить порядок, справедливость и изобилие¹³.

О. Конт, вместе с К. А. де Сен-Симоном (1760—1825 гг.) заложивший начала философского позитивизма, стал основоположником новой науки — «социо­логии», которой был посвящен его шеститомный труд «Курс позитивной философии» (Koenig, 1968). Он доказывал, что каждая наука проходит две стадии развития — сначала теологическую, потом метафизическую — и лишь после этого, на третьей стадии, становится научной или позитивной. Сначала, по его мнению, через эти три стадии прошла астрономия, потом тот же путь повторили физика, химия и физиология. После этого процесс научного ста­новления распространился на социальную физику (общественные науки и психологию). Конт рассматривал эту новую научную социологию в качестве идейной основы для реформирования общества.

Закономерной реакцией на эти глобальные, абстрактные, монистские кон­цепции стала волна эмпиризма, нашедшая отражение в огромном количе­стве описательных, формально-юридических исследований политических ин­ститутов и в нескольких фундаментальных, скрупулезно составленных эм­пирических трудах на ту же тему, в частности, таких, как работы Т. Вулси «Политическая наука или теоретическое и практическое исследование госу­дарства», В. Рошера «Политика: историческое учение о природе монархии, аристократии и демократии» и В. Вильсона «Государство: составные части исторической и практической политики» (Woolsey, 1878; Roscher, 1892; Wilson, 1889). Эти труды представляли собой глубоко продуманные и тщательно составленные опыты классификации, в основе которой лежала система Пла­тона—Аристотеля.

¹² Sabine, Thorson, 1973, ch. 17; Strauss, Cropsey, 1987, p. 732 ff.

¹³ Sabine, Thorson, 1973, ch. 34; Strauss, Cropsey, 1987, p. 802 ff.

Существенное влияние на различные аспекты современной социологии оказали работы отдельных мыслителей второй половины XIX в., которых, в отличие от исторических детерминистов, можно назвать «эволюционистами», поскольку их подход к рассмотрению анализировавшихся проблем характери­зовался большей степенью эмпиризма, а выводы были не столь однозначными и категоричными. К их числу следует отнести Г. Спенсера (1820-1903 гг.), Г. С. Мейна (1822-1888 гг.) и Ф. Тенниса (1855-1936 гг.). Спенсер, ранний сторонник постдарвинистского социального эволюционизма, избегал одно­значности выводов (Spencer, 1965). Он стремился учитывать воздействие куль­турных и политических различий и общего процесса совершенствования. По­литическую централизацию и децентрализацию Спенсер объяснял физичес­кими характеристиками окружающей среды, противопоставляя, в частности, гористую и равнинную местности. Подтверждая свою точку зрения историчес­кими примерами, он стремился доказать, что демократизация представляет собой следствие социально-экономических изменений, происходящих за счет урбанизации и расслоения интересов, обусловленными ростом мануфактур и развитием торговли.

В конце XIX в. большинству авторов, писавших об историческом развитии, было присуще стремление к своего рода дуализму. Мейн усматривал сущность различий между древними и новыми законами в переходе от аморфных ста­тусных отношений к конкретным договорным отношениям (Maine, 1963). Теннис ввел в научный оборот различение Gemeinschaft—Gesellschaft (общины и общества) (Toennies, 1957). На рубеже столетий М. Вебер (1864—1920 гг.) и Э. Дюркгейм (1858—1917 гг.) противопоставили современный рационализм традиционализму (Weber, 1978), и органическую солидарность — механичес­кой (Durkheim, 1960). Тема «развития», «модернизации» продолжала разраба­тываться на протяжение всего XX в. вплоть до наших дней; исследователи пытались определить, оценить, измерить и объяснить суть социально-эконо­мической «модернизации», речь о которой пойдет ниже.

В XIX в. об изучении политики и общества было принято говорить как о науке, поскольку сведения о политике излагались с позиций юридических постулатов о политических институтах и событиях, основанных на конкретных данных, из которых делали соответствующие выводы. С. Коллини, Д. Уинч и Дж. Барроу детально и глубоко разработали эту тему в своей книге «Эта благородная политическая наука» (Collini et al., 1983). Как и в более ранние периоды, историки и публицисты XIX столетия искали в истории «уроки», но значительно усложняли свою задачу. Вспоминая о «методе», который он применял, работая над «Демократией в Америке», А. де Токвиль (1805—1859 гг.) писал: «Хотя в своей книге я крайне редко говорю о Франции, мне было бы очень трудно написать хотя бы страницу, если бы эта страна, так сказать, постоянно не стояла у меня перед глазами»; имея в виду компаративный метод в более широком плане, он тонко подметил: «Разум, не имеющий почвы для сравнений, пребывает в растерянности» (Tocqueville, 1985, р. 59, 191).

Коллини, Уинч и Барроу отметили, что в XIX в. постулаты о сущности политических явлений и их истолкование в большей степени основывались на исторических индукциях, чем на предположениях о человеческой природе. Отчасти такое положение объяснялось простым ростом знаний о современных и исторических обществах. Империализм и колониализм позволили ввести в научный оборот европейских ученых и мыслителей колоссальное количество новых данных о ранее малоизвестных культурах — как сложных и необъят-

ных, подобных той, которая сложилась в Индии, так и менее масштабных и более примитивных, распространенных, в частности, среди американских индейцев и африканских племен. Ранее удаленные и считавшиеся экзотичес­кими области мира теперь стали более доступными, и отношения с ними требовали большей осмотрительности и сдержанности при объяснении при­чинно-следственных связей, чем в случаях, рассматривавшихся в свое время Макиавелли и Монтескье. В самом конце XIX в. в Оксфорде и Кембридже такие крупные ученые, как Е. А. Фриман, Ф. Поллок и Дж. Сили с оптимиз­мом стали говорить о том, что сравнительно-исторические исследования со­ставляют основу для подлинно научного изучения политики (1874; 1890; 1896). Такая точка зрения нашла свое отражение в двух дипломных работах, подго­товленных в форме доклада в Кембридже в 1897 г.: один из них был посвя­щен компаративной или индуктивной политической науке, а второй — ана­литической или дедуктивной политике (Collini et al., p. 341 ff). Еще в 1843 г. Дж. С. Милль (1806—1873 гг.) писал в «Системе логики» о том, что компара­тивный метод в социальных науках в определенном смысле соответствует экс­периментальному методу в естественных науках (Mill, 1961). Полтора столетия тому назад Милль, по сути дела, предвосхитил концепцию «наиболее сходной системной стратегии» Пшеворского и Тьюна (Przeworski, Teune, 1970).

В центре внимания Дж. С. Милля, А. де Токвиля, М. Острогорского, В. Виль­сона и Р. Михельса была демократия в качестве альтернативы другим типам политических режимов. Каждый из них в той или иной степени возвращался к вопросу о «смешанном типе правления». Милль полагал, что для предотвраще­ния коррупции и проявления разрушительного потенциала, скрытого в на­родных массах, основную роль в процессе принятия решений при демократи­ческом правлении должны играть образованные, хорошо информированные и граждански ответственные люди. Токвиль нашел в американской юридичес­кой профессии примесь аристократизма, позволяющую сгладить уравнитель­ные тенденции демократического правления. Острогорский и Михельс усмат­ривали фатальную предрасположенность демократии к неизбежной трансфор­мации в олигархию за счет постепенной бюрократизации массовых полити­ческих партий (Ostrogorski, 1964, vol. 2. Conclusion; Michels, 1949).

Эти тенденции XIX в. быстро уступили место современным стандартам о необходимости точности и логической связности в исследованиях политичес­ких явлений, которые были сформулированы при изучении свойств и легитимности правления.

Связующим звеном между европейской политической теорией и амери­канской политической наукой первых десятилетий XX в. стала концепция «плюрализма»— одна из разновидностей проблематики «смешанного правле­ния». Понятие государственного суверенитета, ассоциировавшееся с идеоло­гией абсолютной монархии, в конце XIX—начале XX в. оспаривалось «плю­ралистами» как правого, так и левого толка. О. Гирке в Германии и Л, Дюгюи во Франции ставили под сомнение неограниченную власть центрально­го правительства (Gierke, 1868; Duguit, 1917). Политические теоретики консервативного направления, такие, как Дж. Фиггис, отстаивали автоно­мию церквей и общин; представители левого крыла теоретиков, к числу которых, в частности, принадлежал Г. Ласки, выдвигали аналогичные тре­бования в отношении профессиональных объединений и профсоюзов (Figgis, 1896; Laski, 1919).

Плодотворные идеи К. Маркса и 3. Фрейда, концепции таких великих со­циологов рубежа веков, как В. Парето, Э. Дюркгейм и М. Вебер, полемика по вопросу о суверенитете и плюрализме — весь этот комплекс проблем соста­вил ту непосредственную интеллектуальную атмосферу, в которой начинала развиваться политическая наука XX столетия.

Дата добавления: 2015-08-03