Апреля, пятница

Вышла из дома в шесть часов три минуты (всегда хорошо немного опоздать). На улице около моего дома никого не было (но что значит никого? Было много разных людей, среди которых я и стояла, озираясь по сторонам, как дура, на свидание к которой никто не пришел).

Приняла решение спрятаться в магазине «24 часа» и наблюдать через стекло.

Не могу сказать, что я очень обиделась на него за опоздание, потому что с самого начала не рассматривала все это безобразие как свидание, просто думала, – вдруг у нас будет такой романтический вечер – сначала мы посидим в кафе, потом пойдем в Филармонию, и, может быть, он возьмет меня за руку, как в пятом классе.

Черный «лэндровер» появился в шесть двадцать две. Я для приличия купила шоколадный батончик и, подождав еще три минуты, направилась к машине.

– Выпьем кофе? – предложила я. – Где?

Андрей пожал плечами – где хотите.

В «Кофесоле» он заказал двойной «эспрессо», а я «капучино» и толстенький пирог с черникой (хотела еще с малиной и пирожок с сыром, но постеснялась).

Только мы расположились за столиком и я улыбнулась Андрею светлой и задумчивой улыбкой, как в его кармане зазвонил телефон.

– Я тебе… (неразб.)… сказал, чтобы… ррр… – сердито рычал он, – а ты… ррр… (неразб.).

Я спокойно пила кофе и, не проявляя никакого нетерпения, ждала, когда же он решит свои наболевшие вопросы и мы начнем беседовать о том о сем.

Наконец Андрей закончил рычать, и я встрепенулась и сказала:

– А… – но телефон тут же зазвонил снова.

– У меня вагоны стоят… – тихим страшным голосом орал он, – ты, твою мать… – дальше опять неразборчиво, шепотом, отвернувшись и прикрыв рот рукой, но я обо всем догадалась.

Задумчиво курила и делала вид, как будто мы сто лет знакомы или даже мы семья: муж – бизнесмен – где присядет, там заодно и поработает, а жена – писатель и здесь, в кафе, наблюдает жизнь и раздумывает над сюжетом.

…Обидно мне, очень обидно! Андрей так и не сказал мне ни слова, а все только другим своим знакомым… Зачем он тогда пригласил меня в Филармонию?

Решила, не буду обижаться, в конце концов, для настоящего мужчины вагоны важнее, чем я, к тому же я не глупенькая девочка и могу самостоятельно занять себя. Например, сейчас, пока он орет в телефон, я могу подумать – женат ли он? Или нет?

Есть такой краб, у которого одна клешня деликатес, а другая так себе, ерунда. Охотники за крабами отрезают у него деликатесную клешню и бросают краба обратно в море. Этот краб‑дурак прячется в укромном местечке и отращивает новую клешню. Нет, чтобы по‑умному отсидеться – так он снова ловится, и охотники опять отрезают у него деликатесную клешню…

Вот так и я – с большим трудом отрастила новую клешню, и больше ни за что не поймаюсь. Я не какой‑нибудь краб‑дурак, чтобы еще раз иметь дело с женой и фальшивой тещей!

Как это печально, если он все‑таки женат… Это как будто тебе пять лет и ты тянешь лапку к кукле, а она чужая, тогда тянешь лапку к другой – и она чужая, не твоя, и эта, и эта… А где же тогда твоя?! То есть моя…

Задумавшись о жизни крабов, я не заметила, что Андрей разговаривает, то есть орет, уже минут десять. Почти что окончательно решила – сейчас встану и покину этот романтический ужин. Тем более, нам уже пора в Филармонию.

– Мы в концерт опаздываем, – сказала я, в надежде, что он улыбнется.

Но он не улыбнулся. Не отрываясь от телефона, Андрей заплатил по счету, и мы поехали на концерт.

В Филармонии совершенно особая атмосфера – островок другой жизни.

Я все детство промучилась в этом зале, конкретно в четырнадцатом ряду. А если человека ребенком заставляли что‑то делать, и он ужасно это ненавидел, но был маленький и еще не умел бороться, то потом, когда человек вырос и уже никто не может его заставить, человек почему‑то уже сам делает это… Именно по этой странной причине я продолжаю ходить в Филармонию, тем более у меня там есть мои филармонические старушки, все те же – в белых блузках и серебряных прическах. Я была маленькая, а они уже были такими. И еще у них – лица. Лица людей с того самого островка другой жизни.

Так, произошла небольшая осечка. Я думала, что в первом отделении Бах – он мелодичен и каждый может его пережить. А со второго отделения я собиралась, так уж и быть, уйти, – во втором отделении будет концерт для виолончели с оркестром какого‑то неизвестного мне Шохата. Но все почему‑то поменяли местами, и сейчас будет этот Шохат.

Сверившись с программкой, я поняла, что Шохат еще живой и даже немного моложе нас. Он может быть не так безобиден, как Бах. И еще будет вокал; подозреваю, что Андрей равнодушен к вокалу.

***

Играли концерт для виолончели с оркестром Шохата. Я искоса наблюдала за Андреем – по‑моему, ему нравится. Во всяком случае, глаза закрыты. Настоящие меломаны всегда слушают музыку с закрытыми глазами.

Ой! Я испуганно вздрогнула. Сопит! И еще, кажется, прихрапывает на вздохе! Что делать?! Нет, так бы ради Бога, устал человек, и пусть спит, но вот только две тетки впереди… они оглядывались и шипели. Я сделала вид, что он не со мной.

Наклонился вперед! Я испугалась, что Андрей упадет прямо на теток, и придерживала его за рукав. Если бы мы были близко знакомы, я бы знала его манеру поведения в обществе – например, имеет ли он привычку храпеть и хлопаться в проход или культурно поспит и к антракту проснется. А так я, конечно, очень нервничала.

Андрей проспал весь концерт для виолончели с оркестром, и проснулся, только когда запела певица.

Повернулся ко мне – в глазах дикий ужас, видимо, ТАКОГО он все‑таки не ожидал.

Андрей наклонился ко мне – неужели собирается нежно подышать мне в ухо?

– Буфет здесь есть?

– Э‑э… да… здесь часто бывают булочки из «Метрополя».

– А почему в Филармонии нет спальных мест?

– В следующем отделении будет Бах, – оправдывалась я.

– Я под Баха сплю еще лучше. – заверил меня Андрей, немного сполз вниз, уставился в программку и зачем‑то вытащил ручку.

Видимо, все‑таки он человек с хорошим музыкальным вкусом – вот как внимательно изучает программку, отмечая понравившиеся ему арии.

И тут Андрей толкнул меня локтем и показал программку:

Цикл песен для голоса и струнного оркестра,

стихи Рембо

Дата добавления: 2015-08-03