Глава III. Природа есть истинное откровение Бога человеку

Природа есть истинное откровение Бога человеку. Зеленый луг неподалеку — вот та одухотворенная страница,

на которой вы прочтете все, что вам нужно знать.

А. Конан Дойл

Кажется, только вчера, девятнадцатого июля, Джим на рас- свете вернулся в город, чтобы провести едва ли не самый напол- ненный событиями день года. Более двух недель он колесил по стране, просматривая спектакли провинциальных театров для фестиваля «Метаморфозы». За один день предполагалось объ- ять необъятное: зайти в офис образовательного центра, чтобы принять обновленную программу курсов на предстоящий учеб- ный год; забежать в книжный магазин и решить часть накопив- шихся там вопросов; попасть на репетицию в театр «Флори Филд»; к назначенному часу успеть в звукозаписывающую сту- дию ИТВ, поскольку в расписании их работы для записи очеред- ной главы его антологии малой прозы свободными оказались только два часа; затем необходимо было повидаться с родите- лями и уже ближе к ночи добраться до паба «У Маффина». Друзья настояли, чтобы он пришел — это был день его рожде- ния. Джим выехал из Дарлингтона в полночь и уже к пяти утра оказался в Лондоне. Подобрав с пола у двери накопившуюся в его отсутствие почту и оставив ее вместе с ключами от машины и солнечными очками в холле, он поднялся наверх. На отдых осталось два часа. После душа он растянулся на кровати по диа- гонали лицом вниз и провалился в сон.

Маршрут его поездки проходил по Бирмингему, Дадли, Тел- форду, Шрусбери, Честеру, Брэдфорду, Лидсу и Йорку. Театры, в которых он бывал и вел переговоры, находились как в самих этих городах, так и в городках между ними, чьи названия есть на карте, но становятся известными гостю только во время их посещения. Джим отбирал камерные спектакли, в которых было занято не более пяти актеров. Фестиваль «Метаморфозы» проводился еже-

годно в Норфолке в усадебном театре поместья Эджерли-Холл в августе, в самый разгар отпусков. Заявок было много, поэтому приходилось совершать как минимум четыре поездки в год. Он объехал добрую половину страны. Сам за рулем.

Жизнь в дороге. И дома. «Два друга, две любви владеют мной…»*. В нем уживались любовь к дому и к путешествиям. Он сожалел, что время бродячих артистов ушло. Это была бы его компания. В последнее время в дороге его «сопровождали» со- временные ваганты — музыкальные группы «Мамфорд энд Санс» и «Флит Фоксес». Дороги и работа в театре закалили его — дви- жение и общение делают путешественника человеком выносли- вым и гибким.

Будильник напомнил о себе любимой мелодией. Перед тем, как выйти из дома, торопливо допивая чай, Джим просмотрел почту. Оставив счета на консоли у двери, он взял с собой письмо литера- турного общества «Книжник». Взглянув в зеркало, он подмигнул себе, пригладил волосы, вставил наушники, нашел нужную музыку и вышел на улицу. В другой день он минут за сорок дошел бы пеш- ком от своего дома на Эджертон-Кресент до образовательного центра, но сегодня доехал на метро и через пятнадцать минут вошел в дом №12 на Чэринг-Кросс-роуд.

Джеймс Томас Эндрю Эджерли, обладая по рождению положе- нием, которое гарантировало ему прием везде, где он хотел по- бывать, подчеркнутое уважение, когда другие вряд ли могли на него рассчитывать, и средствами, которые обеспечивали ему до- стойную жизнь, не афишировал свои привилегии. Впрочем, ему о них напоминали, особенно в школе и в университете, заказы- вая еду и книги за его счет, занимая по дружбе без возврата, при- манивая от его имени девушек к общей компании, а попадая в переплет, взывали к нему о помощи. Джим вовремя научился раз- личать, когда помощь была нужна и возможна, а когда следовало опустить забрало. В компании с ним было легко, в разговоре — просто, в споре — интересно, в авантюре — смешно и нестрашно, в неприятностях — спокойно, в испытаниях — надежно. Склон- ный к уединенной работе в тишине и молчании в то же время

* Шекспир У. Сонет 144 (пер. С. Маршака).

любил веселье и людей. На нем спотыкались те, кто привык ран- жировать людей по статусу, моде, в тонах популярной психоло- гии или актуальной прессы. Путешественник и затворник Джим Эджерли жил одновременно как тот и другой — то заметно и от- крыто, то безмолвно, замкнуто и недоступно. Литература и при- рода были его неизменной любовью. Литература привела его в театр, а жизнь постоянно возвращала в родовое поместье под бескрайним норфолкским небом. Он окончил Кембридж — фа- культет английского языка, затем поступил в Лондонскую ака- демию музыки и драматического искусства на режиссерский курс. По складу характера, вкусам, представлениям о жизни он опережал своих сверстников лет на десять и легко находил общий язык с людьми старшего возраста. Высокий рост и краси- вый тембр низкого голоса делали его заметным в любом окру- жении. Тонкий и сильный, с длинными руками и ногами, он обладал природной гибкостью и не стал заложником спортзала, ему хватало нагрузок в поездках и путешествиях и при любой возможности — в заплывах на открытой воде. Высокие скулы, широкие брови и крупный нос придавали этому энергичному лицу выражение решимости, светлые странные кошачьи глаза, казалось, видят больше, чем глаза других людей. Аккуратно под- стриженные каштановые волнистые волосы, темные брови и ресницы смягчали его внешность. Скульптурные черты он уна- следовал от отца, а мягкие и обаятельные — от матери. И, если один поэт сказал о другом, что тот похож одновременно на араба и на его коня, то о Джиме можно было сказать, что он одновре- менно похож на гепарда и на охотника за ним. О том, что он может нравиться, Джим стал догадываться довольно поздно. Природа создала его типичным андерсоновским «гадким утен- ком». Взрослея и поглядывая в зеркало, он многое хотел в себе изменить и страдал, что не производит впечатления на девчо- нок, а позже и на девушек. Но жизнь была интересна и увлека- тельна, по поводу своей внешности он огорчался недолго, просто забыл о ней. Результатом стала его притягательная спо- койная независимость. Джим располагал к себе собеседника, ничего нарочно не предпринимая для этого. Дружелюбие и го- степриимство были в его природе. С женщинами он был без кокетства любезен, без шутовства остроумен, без корысти пред-

упредителен. Отношения с ними складывались не так стреми- тельно, как у его друзей. Нельзя сказать, что они вовсе не скла- дывались. В свое время он получил разнообразный опыт, но одно отличало его почти ото всех его приятелей-однокашников, коллег и знакомых. Он был избирателен. Это соединялось с энергичным темпераментом, способностью и готовностью к сильному чувству и в то же время потребностью в верности. Его связи сходили на нет по разным причинам. Бывало, переоце- нивал он или выяснялось, что его не понимали, а чаще не при- нимали таким. Он рано почувствовал себя мужчиной, а первая женщина видела в нем подростка. Он хорошо относился к людям, а вторая презирала их. Он хотел семью, а третья — нет. Он ждал сокровенности — четвертая попытка обернулась настоя- тельными намеками привлечь других участников в их отноше- ния. Он отпустил их всех без взаимных обид и угрызений совести. Сдержанность Джима в вопросах личного характера не давала возможности догадаться о его переживаниях. Работа переплавляла его чувства, для этой же работы чувства стали па- литрой. Окончив университет, он поселился в доме №33 на Эд- жертон-Кресент. Значительное состояние семьи давало ему свободу выбора. Тем не менее, он взял в свои руки семейный биз- нес: книжный магазин, языковой образовательный центр и ка- мерный театр. За десять лет укрепил и продвинул книжное дело: помогал библиотекам и частным коллекционерам формировать фонды и собрания, вел переговоры с торговыми домами и аук- ционами, поддерживал литературные премии, принимал уча- стие в художественных, музейных и университетских проектах. За театральное дело он взялся основательно и начал с админи- стративной, технической и организационной перестройки. С его приходом в репертуаре театра стало больше исторических пьес, остроумных и тонких комедий и драм на сложные социальные темы. Работать над новыми идеями и проектами Джим приезжал в Эджерли-Холл — в Норфолк с его бескрайними полями, пере- сеченными извилистыми речками, необозримым синим небом, всклокоченными кронами прибрежных деревьев. В детстве он прислушивался к шуму дальнего шоссе за холмами на западе и рвался туда, на эту дорогу, за горизонт. Ему хотелось пройтись по облакам или среди них, когда он смотрел в пронзительное

небо и наблюдал закаты. В четырнадцать ему казалось — это шумит его будущее, полное перемен и событий. Всякий раз, воз- вращаясь сюда, он убеждался, что нигде на свете нет такого вы- сокого и бескрайнего неба, так невыразимо прекрасного, как в родной деревне.

Эджерли-Холл в девяностые годы XVIII века построил Фрэн- сис Джеймс Стэнли Эджерли — первый баронет в роду, получив- ший титул в 1785 году при короле Георге III. Проект дома был создан последователем известного архитектора Колена Кэмп- белла в неопалладианском стиле. Поместье получило название по имени владельца. История милости короля к Фрэнсису Эд- жерли была овеяна флером таинственности, часто приписывае- мой событиям совершенно обыденным. В книжный магазин Фрэнсиса на Патерностер-роу однажды зашел знатный госпо- дин, которым оказался сам Георг III. Он нашел в хозяине именно того собеседника и знатока книг, который ему был нужен. Фрэн- сис стал советником короля и оставался им, пока последнего не одолела болезнь. Он сумел завоевать не только доверительную симпатию монарха, но и уважительное и благожелательное от- ношение премьер-министра Уильяма Питта-младшего, который особое внимание уделял издательскому делу и политике печати. Участие Фрэнсиса Эджерли в кампании об авторских правах еще более расположило к нему премьер-министра. Титул был пожа- лован. Род Эджерли отсчитывает свое зримое начало от саксонских Эгерлингов, заселявших в VIII—IX веках. восточный Норфолк. Земельные угодья, пожалованные баронету вместе с титулом, оказались теми самыми местами, на которых когда-то промыш- ляли его предки — поставщики дичи к королевскому столу. Фами- лия Эгерлингов потеряла германское и обрела английское звучание в XII веке, когда за семьей закрепились фермерские угодья, а мужчины из рода Эджерли стали регулярно пополнять королевское ополчение. На протяжении следующих четырех столетий род Эджерли переживал времена и благоденствия и ис- пытаний, то почти исчезал, то вновь возрождался. К началу правления Тюдоров Эджерли добрались настолько благопо- лучно, что один из них решил приобщиться к солидной город- ской торговле, открыв в Норидже лавку, а позже пристроив к ней столярную мастерскую. Через десять лет после коронации

Елизаветы I Эджерли был назначен советником городского го- ловы. Два столетия спустя Фрэнсис Эджерли вернулся на родные земли с титулом баронета и владельцем Эджерли-Холла. Его по- томки обучали и просвещали, исследовали историю книг и биб- лиотечное дело. Для того, чтобы упорядочить свое книжное собрание, Артур Эджерли в 1876 году побывал в Бостоне у Мел- вилла Дьюи в Американской библиотечной ассоциации, а позже поступил в Колумбийскую школу библиотечного дела — первое в мире специализированное образовательное учреждение по подготовке библиотекарей. В двадцатом веке во время Второй мировой войны из всей семьи продолжателем рода оставался только дед Джима — Бернард Эджерли. После войны ему при- шлось спасать Эджерли-Холл от разорения и библиотеку от распродажи. Он и Мэй — бабушка Джима, всеми силами проти- вились перспективе распродажи земель, сдачи имения внаем и, тем более, перестройки дома под пансионат или гостиницу. Они выстояли в борьбе со временем и новой экономикой.

Эджерли-Холл располагался на северном берегу реки Венсум в двадцати милях от Нориджа. Его франтоватая новизна поначалу диссонировала с древностью рода его владельцев, чьи предки высадились в Восточной Англии, опередив Вильгельма Завоева- теля. Спустя два столетия это перестали замечать. Защищенный с севера лесом, он смотрел высокими окнами в поля, разделен- ные рекой на два холмистых полукружия. Весной эти окна, казалось, прищуривались от солнца, с каждым днем все чаще заглядываю- щего в них. От дома к берегу реки, обрамленному ветлами, про- стирался газон. За рекой, возвышаясь один за другим, уходили вдаль покатые, покрытые штрихами пестрых трав, холмы. Справа над рекой изогнулся каменный мост, между ним и домом росла старинная липа.

На дальнем плане у самой линии горизонта темнел лес, а за ним угадывались в фиолетовой дымке силуэты синих холмов. Местные называли поле на том берегу «жаворонковым», потому что небо над ним звенело все лето их песнями.

Джим хранил верную привязанность к своему дому, какую вряд ли можно было заподозрить в современном молодом человеке. Порой усадьба казалась ему чуть ли не смыслом его жизни. Биб- лиотека в доме была для него больше, чем собрание книг или

рабочий кабинет. Она была доком, куда он вставал на ремонт и обветривание после плавания по бурным лондонским водам. Можно сказать, что и родился он в этой библиотеке, если счи- тать рождением пробуждение зрения, слуха, органов чувств и па- мяти. Первое воспоминание Джима — ему нет еще и года, он сидит на плече отца и слышит голос матери — веселый и ласко- вый: «Где наш домик?» Он уже знает где, оглядывается и смотрит на стену — там висит «домик» — гравюра с изображением Эджерли-Холла. Подростком он вспомнил эту сцену однажды, за- смотревшись на гравюру, и догадался, что его память пробуди- лась именно в ту минуту. Сменяя первое воспоминание, плыли картины с динозаврами, растениями, морскими диковинными животными — гравюры, литографии, акварели, рисунки, иллюст- рации в тяжелых книгах с хрустящими корешками и шелковыми закладками, о ценности которых ему еще предстояло узнать и ко- торые он завороженно, затаив дыхание и почти не моргая от увлечения, рассматривал часами. Кожаные, тисненые, матерча- тые обложки, гладкая, глянцевитая или шероховатая бумага, тени в желобках букв, английские и иностранные слова на ко- решках разного цвета и толщины. Должно быть, ему было тогда года четыре. Тогда же он с родителями впервые приехал в Лон- дон, в квартиру на Эджертон-Креcент. Они стояли на верхней лоджии — и вдруг над ними плавно пролетели два лебедя, может быть, из одного парка в другой. Это было событие. Он запомнил. Вернувшись в Эджерли-Холл, он заскучал по этому новому, яр- кому, полюбившемуся ему городскому миру. К счастью, он нашел средство заглушать тоску, в верности которого затем убеждался не раз. Это снова были его любимые книги.

Много лет спустя Джим узнал о несметных богатствах больших библиотек, и они много дали ему. Но что могло сравниться с род- ными домашними стеллажами, расположение книг на которых он помнил наизусть, знал, где какая прячется, что таит в себе, как вы- глядит. Постепенно книги развили и воспитали его память, он помнил что, в какой из них и на какой странице написано. Цити- руя что-то, он видел изумленные глаза родителей, знакомых, потом учителей и друзей, но в детстве и юности искренне думал, что все запоминают прочитанное так же — точно и навсегда. Ему особенно нравились книги, на титульном листе которых стоял их

фамильный экслибрис с расположенным по центру текстом, очер- танием напоминающим букву «V», и литерой «Е» в виде якоря, по- вернутого корнем влево, над первой строкой.

Таких книг было немного. Мучительно хотелось выяснить, кого же знал Дж. Э., тем более что все эти книги были художествен- ными произведениями, а не воспоминаниями об исторических со- бытиях. Особенно Джима интересовало издание ин-кварто

«Венеры и Адониса» Шекспира. Самая ценная книга библиотеки. Самая волнующая. «Кого довелось мне знать…»

Джим распечатал письмо от Комитета премии «Книжник» только в театре «Флори Филд» после того, как весь состав — актеры и слу- жители кулис затащили его на сцену перед репетицией и поздра- вили сердечно и громко, как это делают в дружных семьях. После репетиции, проглотив крепкий кофе, он распечатал конверт.

«Уважаемый мистер Эджерли, мы благодарим Вас за участие в конкурсе на получение премии “Книжник”. Вам и другим, без ма- лого пятидесяти участникам, предстояло выдержать серьезную конкуренцию. Рад сообщить, что Ваша книга “А лучшее в искус- стве — перспектива” заявлена в номинации “Книга года в жанре альтернативной истории”. С уважением,

Р. Каннингем». Вот чем он обрадует сегодня родителей и друзей. Ради этого стоило прожить и сегодняшний сумасшедший день, и время ра- боты над книгой. Без самодовольства, но с нарастающей радостью он перечитывал письмо. Сердце колотилось. Он закрыл глаза, глу- боко вздохнул несколько раз, но возбуждение не проходило.

В мыслях он был далеко отсюда.

«Это твоя награда».

Дата добавления: 2015-08-05