Еще один 'спор славян между собою': ретроспектива и уроки на будущее

Помимо таких аспектов, как внутреннее единство соцлагеря, противостояние системного антикапитализма и капитализма в виде холодной войны и др., чехословацкие события 1968 года имеют еще один важный аспект - исторический. Речь идет об отношениях внутри славянского мира, об отношениях славян и России, русских, об отношении славян к России и к русским.

Между русскими, с одной стороны, и чехами и словаками - с другой никогда не было такого антагонизма, как, например, между поляками и русскими, Польшей и Россией. Чехи и словаки никогда не были историческими врагами России. Напротив, живя в Австро-Венгерской империи с доминирующим в ней немецким, а с середины XIX века - немецко-венгерским элементом, явно недружественным славянству, чехи и словаки с надеждой смотрели на Россию, с симпатией относились к русским. Не случайно они не хотели воевать на Восточном фронте в Первую мировую войну и сдавались в русский плен.

Правда, в Сибири чехословаки полютовали - там приязнь к русским исчезла. Они не брезговали грабежом, конфисковывали паровозы и вагоны, выбрасывая из них сотни русских раненых, женщин, детей, оставляя их гибнуть от холода и голода. Да еще и русское золото с собой прихватили. Пошло ли оно чехословакам впрок - другой вопрос.

При этом в далеком 1918 году они полагали, что могут научить русских тому, что есть настоящий, цивилизованный социализм. Полвека спустя, в 1968 году, и 'дубчековцы', и 'прогрессисты' тоже полагали, что могут продемонстрировать остальному соцлагерю, в том числе русским, то, что есть настоящий - 'с человеческим лицом' - социализм, или 'нормальная' (читай: буржуазно-мещанская) жизнь в умеренно сытой центральноевропейской стране. При этом они мерили на свой лилипутско-европейский лад и масштаб евразийского гиганта с его проблемами и его трагической, антимещанской историей, не понимая ни России, ни Запада и близоруко не замечая реальных угроз. В этом плане они лишь воспроизвели позицию других, более ранних чешских 'социалистов-прогрессистов'.

Очень хорошо об этом написал Иван Солоневич. Настолько хорошо, что привожу довольно длинную цитату: 'Вчера вечером перечитывал некоторые творения творцов Чешской народной республики - социалистов Бенеша и Масарика. Бенеш посвятил несколько страниц разъяснению роли чешских легионеров в России вообще и в Сибири в частности. Об украденном русском золоте и о продажном командующем - конечно, нет ни слова. Общая мысль рассуждения такова: проживем и без России <...>.

Масарик тоже социалист, философ, ученый экономист, вождь чешских социалистов - не всех, конечно. Он знал русский язык и, по-видимому, знал русскую историю - во всяком случае, очень много писал о России - для писания о России русскую историю, как известно, знать вовсе не обязательно. Основная мысль его воспоминаний: некультурность России, полная некультурность, политическая безграмотность русского царизма <...>.

Мы можем допустить, что в расчеты бенешев-масариков по поводу того, что славянство может так уж спокойно прожить и вовсе без России, просто вкралась маленькая провинциальная ошибка, так простительная для чешской провинции. Можно также предположить, что об образовании Николая II Масарик не знал вовсе. <...> Но дальше идут вещи, которых даже и профессор Масарик никак не мог не знать.

Политически грамотная Чехия всю свою жизнь так и не вылезала из-под немецкой пяты. Политически безграмотный царизм сколотил величайшую империю мира. Культурная Чехия не дала миру ни одного имени, кроме разве Карла Каутского, да и тот считал себя немцем. При некультурном царизме писали Пушкин и Достоевский, работали Ломоносов и Менделеев, воевали Потемкин и Суворов. Некультурный царизм построил все-таки красивейший город мира - я не люблю Петербурга, но нельзя отрицать, что это самый законченный в художественном отношении город мира. Этот же царизм создал, уже своими силами и на свои собственные средства, лучший в мире театр, лучшую в мире оперу и лучший в мире балет. Одних денег для этого недостаточно - американские миллиардеры имели больше денег, чем русские цари, и, однако, ничего создать не смогли, ибо для этого нужна культура и нужен вкус. Всего этого Масарик никак не мог не знать. Но он был социалистом: он не мог позволить себе роскошь видеть действительность такой, как она есть. Он обязан был составлять о ней свое социалистически уродливое представление - ибо иначе что же остается от социализма? Да еще и в чешском пивно-колбасном его варианте? По Масарику, русский царизм должен был и сам пойти, и русских людей послать на выучку к Масарику - вот уж тот научил бы - Толстого и Достоевского, Ломоносова и Менделеева, Александра III и Николая II, Столыпина и Репина. А суворовых и скобелевых надо было послать на выучку к бравому солдату Швейку и еще более бравому президенту Гахе - вот те научат, как нужно и государство строить, и за государство воевать.

Когда такая мелкая рвань, как бенеши и масарики, лягают великую империю ('и я ее лягнул - пускай ослиные копыта знает'), становится, конечно, тошно. Но здесь есть и смягчающие вину обстоятельства: представители страны-мещанки в самом глубочайшем смысле этого слова - как они могли понять огромность исторических и исторически решенных задач русского царизма? Чешский социалист мечтает о пиве и колбасе для всех. Как он может понять, что без царей и без суворовых придут татары или немцы, пиво сами выпьют, а колбасу сделают из тех же масариков? Да и не просто немцы, а немцы социалистические. Бравый солдат социализма товарищ Масарик этого понять, конечно, не может'.

Понимали ли в 1960-е годы дубчеки-млынаржи те исторические задачи, которые стояли перед Россией/СССР как персонификатором системного антикапитализма? Скорее всего, нет. Мечтали ли эти чешские социалисты о пиве и колбасе, как об этом написал Солоневич? Не знаю. Но уж точно, что 'прогрессисты' и 'клубники' хотели, чтобы русские ушли.

В конце 1980-х годов русские ушли и пришел Запад, для которого чехи и словаки - если и не славянские варвары, то все равно неровня западным людям, которые, как сказал бы Гоголь, 'почище-с'. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Ну а о 'человеческом лице' сегодня вряд ли кто вспоминает: ни капитализму, ни мещанобуржуазии (прогрессивному среднему европейцу) такие сантименты ни к чему.

Но, быть может, все, о чем сказано, имеет отношение только к западным славянам, но не к южным? Увы, в ХХ веке болгары и даже сербы не раз демонстрировали потребительское, порой на грани предательства (а иногда и за гранью) отношение к России и русским.

Кто-то скажет: говорить нужно только о верхушках, которые, как показали 1990-е и 'нулевые' годы, просто продались Западу. Отчасти это так. Но только отчасти. Надо признать, что зажатый между Западом и Россией, так и не создавший в эпоху Модерна собственной прочной государственности славянский мир или по крайней мере его 'модальные сегменты' - политики и интеллигенция - как правило, склонялись к Западу. А к России обращались только в тех случаях, когда 'петух клевал' - когда Запад начинал давить их или демонстративно вытирать о них ноги. Но как только русская помощь становилась ненужной, 'братья-славяне' действовали по принципу избушки на курьих ножках: повернись к лесу (русскому) задом, ко мне (Западу) передом. Показательно, что Западу славянский мир обид чаще всего не помнил. А вот России - помнил, и еще как! Проявлялось это по-разному - от плевков в лицо нашим хоккеистам во время матчей до насмешек над русским имперским прошлым.

Чехословацкие события середины 1960-х годов несут на себе отпечаток не только антикоммунистических настроений буржуазно-мещанской славянской страны, но и антирусских настроений прозападной верхушки этого народа. По-видимому, прав был Константин Леонтьев, призывавший не обольщаться идеями 'славянского единства', а смотреть трезво и на славян, и на их отношение к России и русским. И дело здесь, на мой взгляд, не только в различиях социально-экономического строя. Не имевшие в течение тысячи лет прочной государственности и неоднократно за эту тысячу лет оказывавшиеся в составе различных государств, империй, нерусские славяне испытывают инстинктивный страх перед прочной государственностью, неприязнь к ней.

Социалистическая система стала историческим экспериментом для идеи славянского объединенного мира (хотя помимо славян в нее входили немцы, венгры и румыны, но славяне вошли все). Показательно, что главным образом славяне - поляки и чехи - на протяжении всего сорокалетнего ялтинского хроноотрезка создавали больше всего проблем для СССР, России. Об этом надо хорошо помнить, планируя будущее. Как и о поведении сербов и украинцев в 1990-е и в 'нулевые' годы. Говорят, насильно мил не будешь. Да и не надо стараться быть милым. Надо блюсти свои этнокультурные, геополитические, социально-политические и экономические интересы, учась этому у англосаксов, евреев и китайцев, и отстаивать эти интересы, что, кстати, и продемонстрировал СССР в 1956 и 1968 годах. К сожалению, это отстаивание интересов не сопровождалось - в отличие от 1920-1940-х годов - наличием активной мировой идеалистической программы, которая делала Советский Союз психоисторически непобедимым даже в тех условиях, когда материально он был слабее Запада. Парадокс: мощный СССР рубежа 1960-1970-х годов, переигравший Америку экономически и сравнявшийся с ней в военной мощи, психоисторически оказался слабее и своего главного противника, и Советского Союза 1930-1940-х годов. Потому что уже не мог предложить альтернативы нового мира, начал встраиваться в мировую капсистему, потому что номенклатура уже видела себя частью мировой 'капноменклатуры' (как бы не так, держи карман шире) и мягчела по отношению к буржуинам, рассчитывая на ответную благодарность. Эх, босота. Говорил ведь Тацит: в бою проигрывает тот, кто первым опускает глаза.

Внешнеполитические победы СССР конца 1960-х - первой половины 1970-х годов были инерционными и к тому же связанными со слабостью Запада, готовившегося к своей неолиберальной перестройке. Советское ядро уже в значительной степени ослабело и внутренне начало разлагаться и отступать - Кочетов ясно увидел и четко зафиксировал это в своем романе. На вопрос 'Чего же ты хочешь?' советская либеральная номенклатура и обслуживающий ее сегмент интеллигенции могли ответить: 'Парламентаризма, конституции, проституции, то есть конвертации власти в собственность, и чтобы ни за что не отвечать'. Популярный тост брежневских времен - 'Чтобы у нас все было и чтобы нам за это ничего не было' - был реализован посредством горбачевщины и ельцинщины.

Чехословакия-68 стала чем-то вроде воспоминания о будущем социалистической системы. Впрочем, возможна и другая ассоциация: 'Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою' (Прит., 26:11). И в этом один из аспектов ее исторического значения. Только вот 'социализм с человеческим лицом' обернулся в 1990-е годы у чехов и словаков засильем западных (прежде всего немецких) ТНК и просто компаний, а у нас - бандитским капитализмом и корпорационно-криминальным государством. История ответила и Дубчеку со товарищи, и 'советскому Дубчеку' - Горбачеву.

Чехословакия-68: вопросы и ответы

С учетом сказанного выше возникает несколько вопросов.

Первый - надо ли было вводить войска? Ясно, что ввод войск был плохим вариантом, но не вводить войска было нельзя, можно было потерять Чехословакию в мировой системно-геополитической игре. Очень четко сформулировал дилемму советского руководства Юрий Андропов во время встречи с коллегами из ГДР в сентябре 1968 года: 'У нас был выбор: ввод войск, который мог запятнать нашу репутацию, или невмешательство, что означало бы разрешить Чехословакии уйти со всеми последствиями этого шага для всей Восточной Европы (курсив мой. - А.Ф.). И это был незавидный выбор'.

В августе 1968 года ввода войск избежать уже было нельзя. Но, думаю, его можно было избежать, если бы не позднее мая-июня советское руководство помогло бы критикам Дубчека, таким как Биляк и его товарищи, отстранить команду Дубчека от власти и нейтрализовать 'прогрессистов'.

С точки зрения технологии власти это представляется вполне возможным. Однако нерешительность Брежнева и его коллег, избыточно добродушное и доверчивое отношение к Дубчеку, медлительность принятия решения послесталинской номенклатурой привели к простому результату: то, что можно было решить терапевтически, с помощью горьких лекарств, пришлось решать хирургически.

Сказанное Андроповым в значительной степени отвечает на второй вопрос: каким был главный мотив ввода войск - политико-идеологическим или геополитическим? Ясно, что вторым. Об этом свидетельствует и уже цитировавшаяся фраза маршала Гречко о том, что войска будут введены даже в том случае, если это решение приведет к третьей мировой войне. Но, быть может, слова Гречко и Андропова - это всего лишь пропаганда, оправдание военной акции, главным в которой была политико-идеологическая составляющая? Нет - об этом свидетельствует братиславское коммюнике. В нем советское руководство согласилось на 'третий путь', на 'социализм с человеческим лицом' при условии, что ЧССР остается в ОВД. Вот что было главным.

Об этом прямо говорят и неангажированные западные исследователи. Вот, например, что пишет автор книги 'Операция 'Раскол' Стюарт: '<...> в каждом из этих случаев (ввод войск в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968 году. - А.Ф.) Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьезное значение, но и перед лицом полного подрыва ее стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы. И в этом, больше чем в факте вторжения, состояла действительная трагедия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контрреволюция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги'.

В СССР хорошо помнили гитлеровское нападение через Румынию, Венгрию и Финляндию.

Третий вопрос: выходит, решая свои геополитические задачи, СССР прервал строительство демократической модели социализма? Ответ на этот вопрос прост: возможности строительства демократической модели социализма в мире, в котором идет противоборство двух систем - капиталистической и коммунистической, - ничтожны.

Размышляя о том, привело ли бы развитие событий в ЧССР (и Венгрии) к созданию реформированного социализма, если бы не ввод войск, Маркус Вольф считал такой вариант весьма маловероятным, поскольку он требовал двух условий. Первое - изменений в Москве, как это произошло при Горбачеве. Второе, что еще более важно, - 'строгого соблюдения невмешательства со стороны Запада, а кто был намерен всерьез занимать такую позицию'? Вольф знал, что говорил. В условиях системного геополитического противостояния попытка создать в той или иной стране 'социализм с человеческим лицом' тут же была бы использована Западом для буржуазной трансформации этого общества, причем, как показал пример Восточной Европы и РФ 1990-х годов, вовсе не в 'демократический капитализм', а в периферийный капитализм с бесчеловечным лицом. Нет сомнений, что так бы произошло и с Чехословакией без ввода войск в августе 1968 года.

Более того, демократизация политики и рыночные реформы - суть деятельности команды Дубчека - всегда рассматривались Западом как средства создания управляемого хаоса в своих интересах. Это прямо признают творцы стратегии управляемого хаоса на Западе. Так, Стивен Манн (высокостатусный дипломат; с 1976 года - спец по СССР; с 2004 года - спецпредставитель президента США по евразийским конфликтам) говорит о необходимости 'усиления эксплуатации критичности' (то есть максимального обострения напряженных и конфликтных ситуаций) и о 'создании хаоса' как инструментах обеспечения национальных интересов США. Ну а в качестве механизмов 'создания хаоса' в лагере противника, будь то соцлагерь, СССР или Россия, он прямо называет 'содействие демократии и рыночным реформам'. Именно это было использовано против СССР при Горбачеве и против ЧССР при Дубчеке. О том, что 'горбачевщина' и 'дубчековщина' - явления одного порядка, говорили многие, в том числе горбачевцы. Так, в свое время мидовец Геннадий Герасимов на вопрос, в чем разница между горбачевскими и чехословацкими реформами, ответил: 'В девятнадцати годах'. Только в 1968 году управляемый хаос удалось прекратить, а в 1987 году сил, способных это сделать и повернуть номенклатурную либерализацию в сторону общесоциальной демократизации в интересах общества в целом, не нашлось. Строй сгнил в результате комбинации внутренних причин и внешнего воздействия.

Повторю: СССР не мог не ввести войска - это было наименьшее из зол. Но и победой этот ввод мог быть только пирровой - здесь задумка Запада была беспроигрышной, а СССР к этому времени (сказался синдром карибского кризиса - кризиса, который требует переоценки и сам по себе, и с учетом того, что произошло в мире и с миром в последние десятилетия) главным образом реагировал на ситуации, а не создавал их. Так, советскому руководству вряд ли пришло бы в голову проявить инициативу во время майского кризиса во Франции и направить действия компартии и профсоюзов Франции в такое русло, чтобы был спровоцирован, например, ввод натовских танков в Париж из ФРГ (куда в разгар событий улетел де Голль). То-то была бы 'Парижская весна' и ее кровавое подавление сапогом натовского солдата! А как это можно было бы использовать в информационно-пропагандистской войне! Аморально?

А морально то, что делали западные спецслужбы в Чехословакии и то, как провоцировался ввод войск ОВД, как Запад использовал его в антисоветской пропаганде?

С точки зрения абстрактного гуманизма ввод войск ОВД в Прагу и силовое прекращение процессов демократизации общества могут быть оценены только негативно. Но тогда с позиций абстрактного гуманизма нужно рассматривать и действия противников СССР в холодной войне, нужно их оценивать по такой же - абстрактно-гуманной - шкале.

Во второй половине ХХ века США, по самой скромной оценке, более 50 раз вводили свои войска на территории других стран, подавляя левые, демократические движения и ставя у власти тиранов, палачей, в лучшем случае реакционеров (из событий 1960-х - начала 1970-х годов: агрессия против Вьетнама, ввод войск в Доминиканскую Республику в 1965 году, осуществленные с помощью ЦРУ кровавые перевороты в Греции в 1967 году и в Чили в 1973 году). А миру это представлялось как борьба за свободу и демократию. Не замеченный в симпатиях к коммунизму и СССР автор детективов и политических триллеров Джон Ле Карре устами своего героя Смайли сказал о холодной войне следующее: 'Самое вульгарное в холодной войне - это то, как мы научились заглатывать собственную пропаганду... <...> В нашей предполагаемой честности наше сострадание мы принесли в жертву великому богу безразличия. Мы защищали сильных против слабых, мы совершенствовали искусство общественной лжи. Мы делали врагов из достойных уважения реформаторов и друзей - из самых отвратительных властителей. И мы едва ли остановились, чтобы спросить себя: сколько еще мы можем защищать наше общество такими средствами, оставаясь таким обществом, которое стоит защищать'.

В послевоенный период СССР всерьез вводил войска на чужие территории трижды: в Венгрию, Чехословакию и Афганистан. Все три страны граничат с СССР, традиционно входят в зону интересов России/СССР, а что касается Венгрии и ЧССР, то они были членами соцлагеря и военно-политической Организации Варшавского договора со всеми вытекающими последствиями.

Списки нескольких десятков военных внешнеполитических акций США в послевоенном мире, причем в странах, которые вовсе не граничат с США, а находятся довольно далеко, иногда очень далеко - на других континентах, за океанами, можно посмотреть в книгах 'Почему нас ненавидят. Вечная война ради вечного мира' известного американского писателя Гора Видала и 'Почему люди ненавидят Америку?' Зиауддина Сардара и Меррил Вин Дэвис.

Я уже не говорю о варварских натовских бомбежках Югославии, Ирака, Афганистана конца 1990-х - начала 2000-х годов. Что-то не слышно по этому поводу негодующих голосов тех, кто в течение нескольких десятилетий пинает СССР за Чехословакию, - западных и местных 'правдолюбцев', а ведь число жертв в Чехословакии в августе 1968 года и, скажем, во Вьетнаме или Ираке несопоставимо. Да, конечно, каждая человеческая жизнь неповторима и ценна, и оценки различных интервенций с точки зрения потерь царапают. Но мы живем не в мире абстрактного гуманизма, а в мире конкретной геополитической хирургии, и США после ухода СССР словно задались целью наглядно продемонстрировать это всем с помощью 'предварительных (pre-emptive) войн' и 'гуманитарных интервенций'. И как на этом фоне выглядит ввод войск ОВД в Чехословакию, ввод, который к тому же провоцировался?

Да, СССР остановил процесс либерализации ЧССР. Но сегодня мы видим, что результатом процессов типа 'Пражской весны' является не социализм с гуманным лицом, а периферийный или полупериферийный капитализм - от просто негуманного до криминального. Теперь мы знаем, какую роль играет в революциях глупость и как ее используют мерзавцы, - так о революции 1848 года сказали когда-то Маркс и Энгельс. Сегодня мы знаем, как мерзавцы использовали антикоммунистические революции (1989-1991 годов) - вовсе не для того, чтобы удовлетворить демократические чаяния людей, а для того, чтобы набить кошельки, устранить геополитического и экономического конкурента и безнаказанно эксплуатировать и грабить слабых. К этому привела горбачевская перестройка, к этому привела бы 'Пражская весна'.

Да, Чехословакия как небольшая культурная почти западная страна не хлебнула со всей остротой того, что хлебнула в 1990-е годы огромная Россия, но суть процессов та же, и у нее есть ясное количественное выражение. Если в 1989 году в Восточной Европе (включая европейскую часть СССР) за чертой бедности жили 14 миллионов человек, то в 1996 году - 168 миллионов. Речь идет о полном уничтожении социалистического среднего слоя, об обеднении рабочего класса, крестьянства, о крушении социальных гарантий, росте социально-экономической поляризации и о многих других 'прелестях', которые скрывались под маской 'социализма с человеческим лицом', 'демократии' и 'рыночных реформ'.

Сегодня подавляющее число жителей Чехословакии активно протестуют против установки (аккурат к 40-летию событий 1968 года) в их стране комплексов ПРО, которые нацелены, конечно же, не на Тегеран, а на Москву. Чехи и словаки протестуют, но нынешней буржуазной власти, НАТО, США плевать на эти протесты. По праву сильного они делают то, что хотят. Это лучше ввода войск ОВД? Не введи ОВД войска, ЧССР ушла бы из соцлагеря и мы получили бы вражеские ракеты у наших границ (друзья у границ радары и ракеты не размещают) не в 2008-м, а эдак в 1978 году.

Нам есть о чем сожалеть по поводу ввода войск - и с чехословацкой, и с нашей точки зрения. Но не мы придумали тот мир, в котором живем. Однако даже в этом жестоком мире мы не бросали атомные бомбы на мирные города, не поддерживали в массовом порядке одиозных кровавых диктаторов, не были мировым жандармом. И уж тем более мы не должны позволять бросать в себя камни, в том числе и по поводу пражского августа 1968 года (в том самом августе американцы уничтожили тысячи вьетнамцев - не только партизан, но и мирных жителей) пропагандистским 'шестеркам' этого жандарма, особенно в нашем собственном доме.

Дата добавления: 2015-07-20