Письмо 40

От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей Моей жестокосердой мало того, что она не отвечает на мои письма иотказывается их принимать. Она хочет лишить меня возможности видеть ее, онатребует, чтобы я уехал. И еще больше удивит вас, что я подчинюсь этойжестокости. Вы меня осудите. Однако я счел, что не должен упускать случаяполучить от нее приказание, ибо убежден, что, с одной стороны, тот, ктоповелевает, сам себя отчасти связывает, а с другой - что кажущаяся власть,которую мы будто бы предоставляем над собой женщинам, является одной из техловушек, в которые им особенно трудно не попасться. Вдобавок она с такойловкостью избегала всех случаев остаться со мной наедине, что это поставиломеня в опасное положение, из которого мне, по-моему, следовало выбратьсялюбой ценой, ибо я беспрестанно находился в ее обществе, не имея в то жевремя возможности занять ее своей любовью, и можно было опасаться, что подконец она привыкнет видеть меня без волнения. А вы сами знаете, как трудноизменить такое расположение духа. Впрочем, вы догадываетесь, что, подчинившись, я поставил свои условия.Я даже позаботился о том, чтобы среди них оказалось одно невыполнимое. Этонужно мне для того, чтобы я волен был или сдержать свое слово, или нарушитьего, а также для того, чтобы затеять устный или письменный спор в момент,когда прелестница моя особенно довольна мной или когда ей нужно, чтобы я былдоволен ею. Не говорю уж о том, что я проявил бы слишком большую неловкость,если бы не сумел добиться какой-нибудь награды за отказ от данногопритязания, как бы оно ни было невыполнимо. Изложив вам в этом длинном вступлении свои доводы, сообщаю о событияхпоследних дней. В качестве документов прилагаю письмо моей прелестницы и мойответ. Согласитесь, что мало найдется летописцев столь точных, как я. Вы помните, какое впечатление произвело позавчера утром мое письмо изДижона. Остаток дня прошел довольно бурно. Прекрасная недотрога явилась лишьк самому обеду и сказала, что у нее сильнейшая мигрень, - под этим скрывалсясамый отчаянный приступ раздражения, какой только может быть у женщины. Лицоу нее и впрямь было совсем другое. Известное вам выражение кротостисменилось строптивостью, придавшей ему новую прелесть. Я твердо решилиспользовать впоследствии это открытие и заменять иногда нежную любовницустроптивой. Предвидя, что остаток дня пройдет уныло, я решил избежать скукии под предлогом писания писем удалился к себе. Около шести часов сноваспустился в гостиную. Госпожа де Розмонд предложила прогуляться, что и былопринято. Но в момент, когда мы садились в экипаж, мнимая больная с адскимковарством выставила в свою очередь в качестве предлога - может быть, чтобыотомстить мне за мое отсутствие - новый приступ головной боли и безжалостновынудила меня остаться вдвоем с моей тетушкой. Не знаю, были ли услышаны моипроклятья этому демону в женском образе, но по возвращении мы узнали, чтоона слегла. На следующий день за завтраком это была совсем другая женщина.Природная кротость вернулась к ней, и я уже думал, что прощен. Едвадождавшись окончания завтрака, эта кроткая особа с безмятежным видомподнялась с места и направилась в парк. Вы сами понимаете, что я последовалза ней. "Почему это вам захотелось гулять?" - спросил я, подойдя к нейпоближе. "Я много писала сегодня утром, - ответила она, - и голова у меняустала". - "Может быть, и я настолько счастлив, что могу поставить себе ввину эту усталость?" - продолжал я. "Да, я вам написала, - ответила онаснова, - но не решаюсь отдать письмо. В нем содержится одна просьба, а вы неприучили меня рассчитывать на исполнение моих просьб". - "Ах, клянусь, чтоесли только это окажется в пределах возможного..." - "Нет ничего легче, -прервала она меня, - и хотя, может быть, вы по справедливости обязаны былибы ее исполнить, я готова принять ваше согласие, как милость". С этимисловами она подала мне письмо. Я взял его, а одновременно и ее руку, которуюона тотчас же отняла, но без гнева и скорее со смущением, чем споспешностью. "Сегодня жарче, чем я думала, надо идти в дом". И онанаправилась в замок. Тщетно старался я убедить ее погулять еще немного, илишь мысль о том, что нас могут увидеть, заставила меня ограничиться однимлишь красноречием. Она вошла в дом, не проронив ни слова, и я отлично понял, что мнимаяпрогулка имела одну лишь цель - передать мне письмо. В замке она сразу жеподнялась к себе, а я ушел в свою комнату, чтобы познакомиться с еепосланием. Вам тоже следует прочесть его, равно как и мой ответ, прежде чеммы пойдем дальше... Из ***, 27 августа 17... 1 Госпожа де Турвель, видимо, не решается признаться, что это былосделано по ее приказанию. 2...на Корсике. - В 1735 году Корсика отделилась от Генуэзскойреспублики; для подавления корсиканского освободительного движения Генуяпризвала в 1738 году на помощь Францию. Но и последней в течение тридцатилет не удавалось добиться успеха, пока, наконец, купив остров у Генуи за двамиллиона франков (в 1768 г.), Франция не разбила вождя корсиканцев Паоли в1769 году. Однако для усмирения военные силы привлекались и впоследствии. 3 Мы по-прежнему опускаем письма Сесили Воланж и кавалера Дансени, какмалоинтересные и не содержащие никаких событий.

Дата добавления: 2015-07-18