Слово при погребении графа Василия Васильевича Орлова-Денисова, генерала от кавалерии, сказанное 27 января 1843 г.

Итак, вот где - среди нас - суждено тебе найти место последнего успоко­ения от трудов, муж неутомимых подвигов, побед и славы отечественной! Не напрасно в предпоследние годы жизни твоей переходил ты из одного края Оте­чества в другой, как бы ища и не находя места по себе; душа твоя уже предчув­ствовала почесть вышнего звания - тайный призыв туда, где нет споров и бра-ней, где постоянное для всех и каждого торжество одной любови. Священ­ный час отшествия настал, - и ничто не могло удержать тебя. Напрасно искусство истощало все усилия, любовь присных и чуждых - мольбы и обеты: ты видел усердие и слезы, слышал вздохи и моления, но, повинуясь гласу свы­ше, неудержимо воспарил к горнему Отечеству, оставив нам точию бренную часть плоти, облекавшую дух бессмертный. Чем убо сопроводим последний исход твой от нас? Теми же слезами и воздыханиями? Но ты не любил видеть их и при жизни своей; спешил отирать слезы с лица самых врагов после побе­ды над ними. Нет, дань героям, подобным тебе, не слезы горести, а благодаре­ние Всевышнему за их подвиги; не вопли и сетования, а благословение их памяти и подражание их примеру. И благодарное Отечество не замедлит ото­зваться этими благословениями: печальная весть о кончине твоей пронесется столь же далеко, сколь далеко разносился некогда радостный звук от побед твоих, и всюду пробудит чувство утраты и желания покоя отшедшему. А меж­ду тем, позволь служителю алтаря, который как бы для того в предпоследние дни узнал тебя, чтобы воздать тебе этот последний долг, пройти христианской мыслью великое и разнообразное поприще подвигов твоих, пройти не столько для похвалы твоей, сколько для отрады и поучения тех, которые предстоят те­перь гробу твоему.

Да, братие мои, гроб этот важен не одними знаками отличий и почестей, в таком множестве его окружающих, а и прекрасными качествами души и бла­гими деяниями того, кто в нем почивает; важен не для одного осиротевшего семейства, а для всякого сына Отечества, признательного к великим заслугам Отечеству. И да будет ведомо вам, что если бы теперь у этого гроба нельзя было видеть ничего более, кроме сих знаков славы земной, то вместо всякого слова мы ограничились бы произнесением над почившим тех молитв, в кото­рых Церковь не отказывает самому последнему из сынов своих. А если бы дерзнули возвысить слабый голос свой, то разве для того, чтобы пользуясь грозным действием смерти, обращающей в прах всю пышность человеческую, сказать вам с твердостью, как худо поступают те, которые все виды, желания и труды свои ограничивают земным и временным. Но среди разнообразного блес­ка славы земной мы видим здесь некую зарю сияния небесного и с усердием спешим исполнить священный долг - показать на примере почившего, как мож­но, воздавая с избытком кесарева кесаревы, нисколько не забывать того, еже подобает Боговы; как можно быть героем на поле брани - и младенцем душой у подножия алтаря; страхом для врагов Отечества - и другом для бедствующе­го человечества; защитником царств и народов - и утехой своего семейства. Таким образом, похвала почившему обратится в живой христианский урок для нас; и урок этот, взятый из его жизни, будет самой лучшей похвалой для него.

Если бы для соплетения венца общей признательности для гроба сего пред­стояла какая-либо нужда заимствовать лавры и оливы со стороны, то, желая почтить память усопшего, нам первее всего предлежало бы указать на слав­ных заслугами предков его, из которых один, дед по матери, был некогда глав­нейшим сподвижником героя Италийского (А.В.Суворова - ред.), а другой, его собственный родитель, принадлежал к самым незабвенным правителям воин­ственных сынов Дона. Но при настоящем случае, когда нам нелегко собрать в одну рукоять и те лавры, которые осеняют гроб этот, предки почившего, при всем достоинстве их, должны быть упомянуты только для показания, что зла­тая цепь заслуг Отечеству в доме Орловых-Денисовых есть уже наследствен­ное достояние, и что знаменитый род сей подобен тем пресловутым рекам, которые образуются через слияние воедино двух великих потоков.

Поучительнее остановиться на летах юности почившего. Судя по отлич­ным способностям, развившимся с таким блеском пред лицом целого Отече­ства, судя по великим и разнообразным подвигам его, обратившим на себя внимание всего образованного света, кто не подумает невольно, что первые развиты, а последние предуготованы в почившем каким-либо особенным и многолетним образованием, что науки и искусства заранее сделали, со своей стороны, все для украшения будущего героя и защитника Отечества? - Между тем - узнайте и подивитесь! - почивший не вынес из дома отеческого никако­го образования, кроме того, которым тихий Дон за полвека пред тем снабжал сынов своих, отправляя их на служение верой и правдой царю православному. Орлову суждено было пройти все отделения великой школы, но не наук и ис­кусств, а жизни и опыта. Сами видите, отстала ли в успехах школа жизни от школы науки! - Но что мы должны заключить из этого? То ли, что свет наук и пособие искусств не нужны для великих действователей на поприще служе­ния Отечеству? - Но в таком случае мы имели бы против нас самый пример почившего, который всегда был искренним любителем просвещения и до кон­ца жизни не преставал усваивать себе все плоды его. Нет, заключим то, что следует, - то есть что простое, но твердое наставление в доме отеческом в на­чалах веры и нравственности может обойтись, при известных обстоятельствах, без пышного наряда искусственного образования, между тем как это образо­вание, со всей роскошью его, не может заменить собою правил отеческих и сделать благопотребными на служение Отечеству самые блистательные даро­вания, когда им недостает чистоты нравов и жизни.

В великую школу опыта почивший в Бозе граф вступил в таких летах, в каких иные не вступают еще в училища (ему не было тогда и двух полных шестилетий); зато он тотчас нашел себе наставника и руководителя в том, у кого с пользой могли брать уроки самые опытные вожди и начальники. - То был незабвенный герой Дона Платов! У такого наставника уроки состояли из перенесения за веру, царя и Отечество всякого рода опасностей, из непрестан­ного нападения на врагов, из ежедневных побед или уклонений от поражения. Юный питомец, для гения которого совершенно пришелся этот род подвигов и сражений, вскоре показал, что он не замедлит сам занять место начальника и вождя. Открывается война с галлами за независимость Пруссии, - и юный витязь спешит украшать себя первыми лаврами так, как бы они были уже по­следние. Целый ряд подвигов необыкновенного мужества немедленно обра­щает на него самое лестное внимание двух монархов, из которых каждый украшает грудь его знаком отличия, подобающего мужеству и самоотверже­нию. По этому грозному самоотвержению гордый повелитель галлов (Наполе­он Бонапарт-ред.), несмотря на свои тогдашние удачи, мог уже предузнавать, что сретит его в ту пору, когда [сам] он примет безумное намерение - вторг­нуться в самое сердце России.

Лютая брань переносится с Запада на Север, - и гранитные скалы Фин­ляндии видят в Орлове то же мужество, но видят и распорядительность и человеколюбие, приличные вождю хотя невеликого, но важного по свое­му назначению отряда. Когда другие военачальники вместе с ратью идут неудержимо вперед и проносят победу едва не до столицы неприятельской, Орлов поддерживает и упрочивает завоевания, храня сообщение победителей с Отечеством на огромном пространстве, пересекаемом и возмущениями жи­телей, и высадкой с моря вражеских полчищ. Чтобы поспеть везде вовремя, Орлов делит не только малую дружину свою, но, можно сказать, самого себя. Борго, Гельсигнфорс, Христианштадт видят его непрестанно пред собою и в безмолвии поникают под неутомимым полетом орла русского.

Так приготовлялся будущий герой и защитник Отечества! Я говорю - при­готовлялся, ибо самые брани предшествующие, несмотря на их лютость и раз­нообразие, все были не что иное, как кровавое введение в последующую вели­кую брань отечественную, изменившую лицо земли. Среди этой-то брани суж­дено было раскрыться всем великим качествам почившего; в эту-то священную годину бедствий и славы явился он не только благопотребным слугой Отече­ства, но одним из видимых орудий Провидения к его избавлению! Здесь-то потому и мы должны сосредоточить внимание наше, дабы вполне оценить подвиги почившаго.

Недостало бы целого дня, почтенные слушатели, если бы мы решились следовать по всем путям героя от Немана до Тарутина и обратно; не можем, однако же, не сказать, что первый и последний гром, грянувший на врага над­менного, пущен был из этой руки, которая теперь так хладна и недвижна; что лучшие из витязей наполеоновских начали падать от этого меча, который ле­жит теперь так праздно; что летучая рать, предводимая Орловым, почти еже­дневно наступала на неприятеля в то время, когда всем прочим ратям отече­ственным, вследствие, без сомнения, мудрого, но печального соображения, надлежало только уклоняться и отступать. Взамен подробностей остановимся вниманием на важнейших эпохах той незабвенной брани. Какие это эпохи? Преимущественно четыре: отступление рати отечественной от стен Смолен­ска к Москве, где пресекаем был ей путь, и предстояла опасность потерять все плоды долговременного, стоившего многих жертв отступления от границ им­перии; битва при Бородино, где целый Запад сразился, наконец, с Севером, и чистая любовь к Отечеству дерзнула стать лицом к лицу с духом галльского преобладания; победа тарутинская, начало побед наших и постыдного бегства врага; и, наконец, упорный бой под Малоярославцем, заслонивший от опусто­шений южную Россию и заставивший Наполеона бежать по пути, им же опу­стошенному. Во всех этих самых решительных для Отечества встречах рати нашей со врагом почивший герой приемлет участие самое решительное.

В самом деле, кто это, приклонившись к непроходимой равнине и пока­зав своим воинам предварительно ее непроходимость, дабы знали, что на­добно победить или умереть (то есть не повернуть назад-ред.), приемлет под Тарутином на свою грудь пол армии неприятельской и, удерживая ее целый день, дает возможность защитникам Отечества вступить на путь, для них необходимый и от них видимо уходивший? - Орлов. Кто это, когда среди самого пыла битвы Бородинской на левом крыле нашем, громимом всеми молниями врага, начинало недоставать не только оружия и рук, самого воз­духа для дыхания, - делает внезапно с незабвенным Уваровым вторжение в ряды неприятельские, заставляет Наполеона ослабить решительный для це­лого сражения напор сил его на левое крыло наше передвижкой своих пол­чищ с одного края на другой, и таким образом дает время защитникам Отече­ства перевести дух и собраться с новыми силами? - Орлов. Кто это первый получает [от Бога] счастливую мысль напасть внезапно при Тарутине на вен­чанного храбреца неаполитанского, и первый же приводит ее в счастливое исполнение и предначинает блистательным своим успехом долгий ряд побед и славы отечественной? - Орлов. Кто это всю ночь, предшествовавшую по­стыдному отступлению врагов от Малоярославца, тревожит их нападениями и страхом, подвергает самого повелителя их очевидной опасности быть взя­тым в плен, и таким образом отъемлет у него последний дух и охоту к новым замыслам? - Орлов.

Взвесьте, почтенные слушатели, важность этих четырех событий и суди­те сами, справедливо ли сказано нами, что почившему в Бозе графу Василию дано было не только быть благопотребным слугою Отечества, но и видимым орудием Провидения в самые решительные минуты для его судьбы и благо­денствия. Тем, которые удостаиваются такого вышнего избрания, не только, по выражению Апостола, вся поспешествуют во благое (Рим. 8; 28), но, мож­но сказать, сама смерть бежит от них, завидя на челе их печать этого предызбрания. Не погрешим, если с благоговением признаем, что на челе почившего была сия таинственная печать. Иначе как изъяснить, что он во все продолже­ние войны Отечественной, непрестанно находясь или впереди наступающей, или позади отступающей [армии], и, следовательно, всегда пред лицом врага ужасного, ежедневно сражаясь и идя на смерть, не только пребыл живым, но даже и неуязвленным?

Но вот орлы русские уже за пределами России. Брань отечественная кон­чилась; открылась другая, европейская, или паче - всемирная. Какое место займет в ней юный герой? К чему призовет его доверенность монарха, столь много заслуженная? Быть по-прежнему вместе с другими стражем безопасно­сти для ратей отечественных, оком движений военных, предвестником победы над врагом? Нет, это место займут другие. Теперь нужна новая священная стра­жа; меньшая по числу, но не меньшая по важности и своим последствиям. Среди ратей отселе будет находиться монарх Всероссийский, на главе которо­го сосредоточены надежды не только Отечества, но и всех народов, стенав­ших под игом завоевателя, но который по великому духу своему столь же мало умеел щадить себя от опасности, как и последний воин. Охранение сего-то священного лица, сего-то предводителя царей и народов примет на рамена свои Орлов. Как мало безопасности было в этом по видимому не так опасном слу­жении, показывает смерть Моро, сраженного острану благословенного монар­ха. Притом защитник лица царева будет обращаться в защитника славы отече­ственной всякий раз, когда она будет подвергаться видимой опасности от ус­пехов врага. Свидетели тому Бауцен, Люцен, особенно Лейпциг.

Кто не знает, что среди брани Лейпцигской, где решалась судьба Евро­пы, была роковая минута, в которую победа видимо хотела склониться в сто­рону прежнего любимца своего? - Уже средоточие ратей наших сбито со сво­его места; защитники его рассеяны; толпы врагов несутся вперед, - минута ужасная! Но вот по гласу монарха летит с малой, но непобедимой дружиной Орлов, - и равновесие восстановлено, нападение отбито, враги в свою чреду ищут спасения в бегстве. Таким образом, и в этом случае почивший явился видимым орудием Провидения, положившего в судьбах своих сломить гор­дый рог нового Навуходоносора.

Меркнущая звезда Наполеона, как известно, вспыхивала потом еще не раз разрушительным блеском своим; и герой Тарутина не раз потому еще имел случай, вместе с другими вождями, гасить зловещее пламя ее потоками крови неприятельской, доколе увенчанный новыми лаврами не имел утешения и че­сти войти острану хранимого им монарха в гордую столицу галлов. Как умели ценить подвиги его иноплеменники, свидетель - этот знак отличия, возложен­ный на него при сем случае новым законным монархом Франции.

По возвращении в Отечество хранитель лица царева не мог иметь лучше награды за долговременные подвиги свои, как оставаться постоянно при этом лице и быть свидетелем великих дел Александра, будучи готовым в то же вре­мя лететь всюду, куда могла призвать нужда или опасность Отечества. Но вре­мя великих опасностей уже прошло; брани, подобные браням двенадцатого года, повторяются не десятилетиями, а веками, и меч тарутинский должен был оставаться отселе в ножнах, служа украшением не только того, кто с такой славой носил его, но, можно сказать, целого воинства Донского.

Увы! суждено было еще раз обнажиться мечу этому и блеснуть, но уже блеском не молнии военной, а факела надгробного!.. Любимый монарх еще раз потребовал для себя охраны не от стрел вражеских, а от чрезмерности любви народной, сопровождения не в столицу Франции, а в могилу... Кто мог лучше воздать сей последний долг, как не тот, коему лицо почившего монарха было как бы усвоено предшествовавшим служением? И Орлов-Денисов, по воле великого преемника Александрова, становится на страже гроба, к которому обращены были взоры всего мира. Град наш видел, как бодрственно стоял он на той священной страже, как пламенно молился об упокоении души его в том самом храме, - и вот стены этого же храма видят теперь посреди себя его соб­ственный гроб, и мы совершаем молитвы об упокоении души его!..

В могиле Благословенного почивший как бы предузрел конец собствен­ного поприща и вскоре сошел с него в тишину жизни домашней. Почему со­шел? - по недостатку ли желания посвятить остальные дни на службу Отече­ству? Но берега Дуная, куда явился он при первом зареве новой брани с по­клонниками Магомета, свидетельствуют, что почивший всегда готов был последние капли крови пролить за Отечество. - Нет, воздав долговременными подвигами долг Отечеству, герой Тарутина почел обязанностью исполнить во всей силе и долг главы семейства, являя и в этом случае похвальный пример -как можно соединять военные доблести с добродетелями мирного гражданина.

Открылось новое поприще деятельности, новый ряд движений и побед, приобретаемых не храбростью военной, а благоразумием, великодушием, кро­тостью и любовью христианской. Благоустроенные веси и села начали свиде­тельствовать о мудрой распорядительности; обновленные и вновь воздвига­емые храмы - об усердии к Церкви; разнообразные пожертвования в пользу благотворительных заведений - о любви к человечеству.

Нашему граду особенно дано было насладиться всей добротой души по­чившего. Кто из вас не любовался его видом величественным, его умом тон­ким и вместе здравым, его благорасположенностью ко всему доброму и об­щеполезному? Кого не восхищали его кротость и благоприветливость? По­сему-то в последние дни его, при вести о тяжком недуге, не было ни одного из слышавших, кто бы от сердца не возносил мольбы о продолжении жизни, столь для всех любезной и благотворной. После того мы не присвоим чуждо­го, если скажем, что знаменитый гроб сей усвоен (дарован- ред.) нам не смертью, а нашим всеобщим уважением и любовью к почившему.

Но, Боже мой, какая печальная собственность! У подобных-то гробов по­знаем особенно, что значит теперь человек и какое иго тяжко лежит на всех сынех Адамлих (Сир. 40; 1)! Сами видите, братие, чем оканчивается вся слава земная - брением и могилой! Как же безрассуден был бы после этого из нас тот, кто решился бы всю жизнь гоняться за одними почестями и отличиями, или за стяжанием сокровищ, или за удовольствиями плоти и крови! Как без­рассуден был бы тот, кто, обладая отличными способностями и дарами сча­стья, не поспешил бы обратить того и другого на пользу ближних, во славу Творца своего, Который украсил и возвысил его пред лицом собратий своих! Как безрассуден был бы тот, кто, предавшись суетам земным и почестям жи­тейским, не помышлял бы о конце дней своих и не приготовлял бы для себя заблаговременно напутия дел добрых в ту страну, из которой нет возврата! Как безрассуден тот, кто не дорожил бы святой верой, единой неизменной спут­ницей нашей в вечность, и не старался бы усвоить себе Креста Христова, единого заступника нашего пред судом правды Божией! Как, наконец, безрас­суден был бы тот, кто слезами истинного покаяния не спешил бы омыть своей совести от вольных и невольных грехопадений!

Смело говорим это пред сим гробом, ибо твердо знаем, что возлежащий в нем сам проникнут был этими святыми истинами и руководился ими во всю свою жизнь. Вместо всех доказательств посмотрите на многочисленный полк сих юных облагодетельствованных им птенцов, окружающих теперь гроб этот!* Можно ли желать лучшей стражи?! О, если бы все герои мира вступали во вра­та вечности с таким сопровождением! Но почивший при всех добрых делах своих полагал надежду не на них, а на милосердие Вышнего, на Кровь Агнца Божия, пролиянную за грехи наши на Голгофе. Посему во дни покаяния всякий раз, наряду с последним простолюдином, смиренно повергал увенчанное лав­рами чело пред подножием алтаря, исповедуя себя последним из грешников.

Гряди убо с миром, душа кроткая и богобоязненная, туда, где уготовано полное, нескончаемое воздаяние всем, которые, подвизаясь здесь подвигом доб­рым (2 Тим. 4; 7), умели до конца соблюсти залог веры и любви христианской. Скажи бывшим некогда сподвижникам твоим во брани священной, что благо­дарное Отечество живо помнит кровные заслуги их; что Святая Церковь не перестает возносить о них молитвы свои, что мир и слава Отечества, искуп­ленные их кровью, не передаются никому и ни за что, а твердо хранятся пре­емниками их на поле бранном! Служители алтаря, предначните надгробное пение тому, кто в своей жизни давал вам вместе с другими вождями столько случаев к возглашению гимнов хвалебных за победу над врагами! Воины и защитники Отечества, преклоните еще раз оружие в знак уважения пред тем, по гласу которого целые толпы врагов не раз повергали на землю свое всеору­жие! Мирные служители наук, взгляните еще раз со вниманием на этот ряд почестей и отличий: это листы из свитка истории незабвенной эпохи отече­ственной, которых не много уже остается налицо!

Ты же, Боже милосердый и праведный, призри не столько на те лавры, которыми венчали чело почившего героя благодарное Отечество и народы чуж­дые, а паче на те священные терны, которые Твоя собственная десница тайно посылала на главу его для предохранения от обаяния славы земной, для утверж­дения в вере и терпении христианском! Призри и восполни от бесценных за­слуг Единородного Сына Твоего то, что взыщется и не обрящется в жизни и действиях почившего на весах правды Твоей! Ибо кто поживет и не согрешит пред Тобою? Все мы, кто бы ни были, - грешники, не достойные войти в свя­тое и славное Царство Твое, и всем нам надежда на одно беспредельное мило­сердие Твое! Аминь.

Дата добавления: 2015-07-16