Читайте также: |
|
* * *
Надо было отказаться, мрачно подумал Северус, глядя на застывшее в совершенно непередаваемом выражении лицо Кингсли. Бывший товарищ по оружию в давно ставшей пыльной историей войне против Темного Лорда смотрел на него так, словно вместо Снейпа из камина только что вылез гигантский кальмар, невозмутимо предъявив неопровержимые доказательства, что пост Верховного Мага собирается занять именно он, ради чего, собственно, по прошествии стольких лет и оставил давно обжитое озеро.
А у Кингсли достаточно крепко связаны руки и достаточно много извилин в его человеческой голове, чтобы и с кальмаром, вздохнув и смирившись, хотя бы попытаться сотрудничать.
Две привычные, как потертые тапочки, мысли – «люди это диагноз» и «Поттер это диагноз» – согревали Северуса всю дорогу по аляповато-помпезному Министерству Магии. Изволивший лично встретить его у камина Кингсли изумление, к чести сказать, проглотил в кратчайшие сроки, а ближе к лифту даже, похоже, навел сам себя на вывод, что все не так плохо и определенно могло быть и хуже.
По крайней мере – что из себя представляет Снейп, бывший аврор знал и помнил прекрасно, а это в его представлении уже был неоспоримый плюс.
Северус шел по коридорам и проникался впитывающимся едва ли не под кожу полузабытым ощущением, охватывавшим его каждый раз, когда он оказывался среди представителей человеческой расы, даже сквозь привычный сарказм ловя себя на том, что почти наслаждается атмосферой собственной молодости, какой бы она там ни была. Если не врать, если отбросить логичность выводов Драко и горячность очумевшего от красоты очередной собственной идеи Поттера – Северус согласился не потому, что у него не было выбора.
Даже глядя в умоляюще-восхищенные глаза Гарри, он все равно всегда мог ему отказать. Даже теперь.
Но они были так убедительны, Малфой и Поттер, так предвкушающе возбуждены, так по-юношески взбудоражены и так заразительны в своем энтузиазме, что все выводы и вся логика, пожалуй, не склонили бы его быстрее к положительному решению.
- Подключишь местных, опять же – в одиночку тебе точно там не придется разгребать каждую мелочь, - уверенно заявил Северусу вчера вечером Гарри. – Можешь рассчитывать на любую помощь.
- О, и правда! – оживился Драко – похоже, эта мысль и впрямь только что пришла ему в голову. – Кто там у нас в Лондоне, кстати?
Они переглянулись и замолчали, как-то странно уставившись друг на друга, будто им одновременно захлопнули рты.
- А кто у вас в Лондоне? – напряженно уточнил Северус.
Драко вздохнул и, переведя на него взгляд, любезно предъявил наставнику самую благожелательную из улыбок.
- Вы с ним не знакомы, - сказал он. – Но это неважно, сработаетесь.
- Да, вроде, почти весь ваш гадюшник расползшийся по именам уже выучил… - проворчал было Снейп.
Мысль о том, что – далеко, скорее всего, не весь – желание докапываться перебила довольно быстро. Ну, не знаком, подумаешь. И впрямь, познакомимся, значит, ухмыльнулся Северус сам себе – и забыл о потенциальном помощнике, на услуги которого, честно сказать, крайне рассчитывал, до следующего утра.
До мгновения, когда Кингсли протянул ему дымолетный порошок, предлагая переместиться в кабинет Верховного Мага прямо из кабинета Министра, дабы не бегать по лестницам, а Северус молча шагнул в камин, вышел в полумрак и обалдело замер, оглядывая помещение.
В высоком кожаном кресле за гигантским столом из черного дерева обнаружился худощавый светловолосый маг лет двадцати, внимательно изучающий раскатанный по матовой поверхности свиток, правой рукой строча в это же время пером короткие записки на подрагивающих листках и, не глядя, отправляя их в полет легким щелчком пальцев. Те, шурша крылышками, почти мгновенно исчезали под потолком, разлетаясь к адресатам. Стол освещал один-единственный точечный Люмос, верхний свет был погашен, отчего казалось, что маг тонет в темноте кабинета вместе с островком освещенной столешницы.
Он поднял голову – и Северус задохнулся, глядя в светло-голубые глаза. На него смотрел чуть повзрослевший, но абсолютно узнаваемый кошмар прошлых лет – не узнать Шона Миллза было невозможно, даже если наплевать на обстановку кабинета Верховного Мага.
От внимания не укрылось, что парень на мгновение остолбенел, причем так, что даже пером чиркать перестал. Тоже не ожидал увидеть?
- Мистер Миллз? – как можно ровнее осведомился Северус, сжимая за спиной перехваченный другой рукой кулак.
- Доброе утро, сэр, - тут же обезоруживающе улыбнулся тот, вставая. – Извините, я не ждал вас так рано.
Сработаетесь, значит, угрожающе припомнил Снейп, припечатывая Миллза тяжелым взглядом, ощупывая им вытянувшуюся, потерявшую подростковую угловатость и неуклюжесть фигуру, тонкие пальцы Шона, отбросившие перо и принявшиеся небрежно скатывать расстеленный по столу пергамент.
Северус не выносил шуток в серьезных вещах, и если ожидать подобной выходки от Поттера он еще мог бы, то Драко…
«Сделай мне одолжение – в будущем исходи из того, что мы с ним не знакомы», - невольно всплыли в голове собственные, обращенные когда-то к Малфою, брошенные в сердцах слова. – «А я сочту, что это сойдет за твою благодарность».
Вот же гаденыш, мрачно подумал Северус. Наградил Мерлин воспитанничком…
- Кабинет ваш, так что перестраивайте, как вам будет удобнее, - сообщил Миллз. – Я взял на себя смелость обставить хоть как-нибудь, чтобы вам не пришлось начинать работу с трансфигурации табуреток.
У него был очень странный взгляд – как будто парень пытался не отводить глаз от лица собеседника, при этом по возможности не глядя на него. Как будто застывший – словно Шон смотрел сейчас сквозь Северуса Снейпа, только делая вид, что не отворачивается.
- Спасибо, - негромко процедил Снейп и кивнул на полки с рядами аккуратно подписанных папок и книг. – Ваша епархия?
Достань у Малфоя смелости признаться сразу, кому он изволил от щедрот учительских небрежным жестом царственной ладони пожертвовать на растерзание Лондон, Северус точно бы отказался. Знай он заранее, с кем придется, по всей очевидности, сталкиваться в Министерстве локтями – если не получится добиться у Драко перевода того, кого помнил истеричным безмозглым юнцом, отсюда куда подальше.
Тех, в ком не уверен, можно только использовать. Напарники из таких не получаются никогда.
Не то чтобы Северус вообще горел желанием обзаводиться напарником – скорее, отдавал себе отчет в том, что в одиночку магу на этом посту не выжить ни при каких обстоятельствах.
- В ваши обязанности будет входить присутствие на всех заседаниях полного состава Визенгамота, - покосившись на полки, заговорил Шон. – Перечень заседаний, назначенных на текущий месяц, у вас в ежедневнике, часть материалов по рассматриваемым делам – в верхнем ящике стола, остальные будут там же до конца недели. И – министр Кингсли захочет видеть вас послезавтра на дипломатической встрече с представителями Европейского Магического Мира, текущий экскурс в ситуацию, если вы не против, лучше провести прямо сегодня.
- И почему в таком случае он не сказал мне об этом только что? – спросил Северус, машинально припоминая все, что вертелось в голове у Кингсли.
- А он этого сам до сих пор еще не решил, - усмехнулся Миллз. – Но решит и сообщит вам, самое позднее – завтра днем. А поскольку завтра у вас встреча с журналистами по поводу вступления в должность, будет лучше заняться этим вопросом сегодня.
Северус обернулся, задумчиво глядя на парня. Тот невозмутимо улыбнулся, по-прежнему не отводя взгляда.
- Кто составляет график моих встреч? – поинтересовался Снейп. – Или и это входит в ваши обязанности?
- Что вы, - фыркнул Миллз. – Этим занимается Синди. Ваш секретарь. Приемная вот за этой дверью, и – сэр, она обучена работать с магами. К ней можно обращаться невербально, она не испугается.
Интересно, кофе варить она тоже умеет? – мрачно подумал Северус, окидывая взглядом собственный стол, на котором справа заметил возвышение с углублением, будто специально сделанным для донышка крошечной чашки.
А еще за рядами полок обнаружился почти не замаскированный, просто не бросающийся в глаза при выходе из камина бар с едва различимыми за темным стеклом горлышками бутылок.
- Здесь перечень текущих встреч и вопросов, - палец Шона постучал по корешку одной из папок. – Синди обновляет его трижды в день. Отчетность от магов на местах будет поступать к вам же, частично – в виде кристаллов, частично – уже на пергаменте. Вот в этом шкафу все, что не разобрано за последние дни – раньше эта информация отправлялась напрямую в Уоткинс-Холл, теперь они хотят еще и сводные сведения, причем от нас же. Это – список текущих конфликтов между людьми и магами, которые пока неясно как и в какую сторону урегулировать. Это – подшивка законопроектов, прошедших рассмотрение у Кингсли, это – еще не прошедших. Здесь – полные сведения об антимаговской группировке и ее деятельности за все годы, включая подробности о каждом покушении и выкладки аналитиков. Это – перечень должностных инструкций и магических контрактов, за заключение которых вы отвечаете. Это – полный список работающих на человеческой территории магических семей и мест их регистрации и работы вместе с адресами и перечнем контактеров.
Он не то чтобы тараторил, но голова от плотности потока близилась к тому, чтобы опухнуть. Северус, не удержавшись, поднял руку, заставляя его замолкнуть.
Миллз заткнулся мгновенно, тут же весь обратившись в слух.
- Я правильно понимаю, что у вас есть и свои обязанности, мистер Миллз? – прямо спросил Снейп.
- Как у любого мага, отвечающего за свой участок, - отбарабанил Шон. – Отчетность о работе в Лондоне будет поступать от меня в этот кабинет так же, как и от прочих. Хотите начать с нее, сэр?
Снейп медленно опустился в кресло и, сложив руки на груди, задумался.
- А у вас что, свободное утро по такому поводу? – наконец уточнил он. – Чтобы тратить его здесь на беседы.
- Так это все равно сделать придется, - хмыкнул Миллз. – Не сейчас, так позже. Сэр.
И уселся на стул напротив, выудив из кармана очередной уменьшенный пергамент.
Он потянулся за пером, и правый рукав его мантии чуть съехал вниз, обнажая кожу. Северус с интересом изогнул бровь, обнаружив на внутренней стороне руки парня, чуть ниже локтя, мерцающее изображение воронки серебристо-серого вихря. Оно слегка колебалось, словно двигаясь по коже в пределах доли дюйма, создавая ощущение живой татуировки.
К тому моменту, как Министерство окончательно решилось ввести юридическую сторону в отношениях со стихийными магами, Драко и Панси едва не охрипли в спорах с Поттером, дружно пытаясь придумать, как защитить свидетельство об окончании Уоткинс-Холла от возможных подделок – и как при этом уменьшить количество документов, совместив его с удостоверением личности. И еще, честно говоря, много с чем совместив. В конце концов, потеряв терпение, Северус сам предложил наносить печать школы прямо на тело мага – в этом случае ни вопрос идентификации, ни вопрос подделки магической подписи уже не поднимется. Как и все остальные вопросы.
Маг мог активировать печать в любой нужный момент, сделав ее видимой. Для крайних случаев представителям Департаментов Магической Англии были выданы амулеты, активирующие ее принудительно.
До этого дня Северус наивно полагал себя единственным существом, по личной прихоти выбравшим наложить на мерцающий на его теле локальный пожар чары постоянной видимости. Он не смог бы объяснить, почему для него важно именно так, но скрывать свою принадлежность ни к клану магов Огня, ни к числу последователей Поттера, ни к расе стихийных магов вообще – он больше не хотел никогда. Даже при всей неоднозначности самого факта, что на нем снова стоит чья-то метка.
Это – как и выбор места для нанесения печати – не касалось никого, включая Гарри. Впрочем, Поттер как раз таки не задал ни одного вопроса. Только посмотрел так… как Гарри. Глядя тогда в его распахнутые, пылающие теплом глаза, Северус во второй раз всем своим существом ощутил, насколько Поттер все еще чувствует его – даже если не всегда понимает.
Видимо, Миллзу по какой-то причине тоже было важно постоянно видеть метку Уоткинс-Холла на своем теле. Вот только… рука – правая. И изображение нанесено не на середину предплечья, а чуть ближе к локтю.
Хотя – парень слишком молод, и вдобавок, кажется, шотландец, а не англичанин, для него война против Темного Лорда в лучшем случае – исторический факт. Откуда ему знать о метках Пожирателей Смерти и о местах, на которые их наносили.
И о том, что это может значить для еще живых Пожирателей, пусть даже сам знак исчез больше девяти лет назад вместе со смертью поставившего его человека.
Дверь в приемную приоткрылась, впуская одетую в строгую мантию женщину средних лет с подносом в руках.
- Сэр, это Синди Хаммерс, ваш секретарь, - не поднимая головы от пергамента и попутно делая в нем какие-то пометки, легкомысленно заметил Шон. – Синди, это Северус Снейп. Спасибо, поставь вот сюда, пожалуйста.
Женщина коротко кивнула Северусу, без особой боязни, но и без присущего напуганным людям вызова посмотрев ему в глаза, поставила на стол поднос с двумя чашками кофе – один черный, один с молоком, педантично отметил Снейп – и вышколенно исчезла за дверью, как заправский эльф-домовик.
- Это я позвал, извините, - разворачивая свиток к Северусу, добавил Миллз. – Вы же черный предпочитаете?
И цапнул себе чашку с молоком.
- Не произносите извинений, юноша, если не чувствуете себя виноватым, - машинально процедил Северус. – И вы, и я не люди, чтобы прикрываться словами.
- Я запомню, - согласился Шон. – Мне от сладкого лучше думается. Смотрите сюда.
Он продолжал говорить, называть цифры, имена, даты, перечислять задачи – слава Мерлину, то ли готовился, то ли на ходу перестраивал информацию о собственной деятельности в подобие сводного рапорта – и недоумение уже перевешивало накатившее было поначалу изумление. Плевать, каким существом этот парень являлся и что предпочитал вытворять, когда бился в истерике – Северус не находил слов, чтобы описать, в какой беспросветной бюрократической тьме он бы оказался сейчас, если бы не Шон Миллз и его способность переваривать, судя по всему, просто бешеный объем информации.
И, кстати, похоже – успевать делать бешеное же количество дел. Отчеты о работе стихийных магов Снейпу приходилось просматривать и раньше, для ознакомления с их деятельностью, но все-таки Лондон – не какое-нибудь захолустье, здесь даже куколок появлялось больше, чем где-либо. Миллз же, похоже, управлялся со всем этим, включая неизбежные до сего дня ввиду тесного соседства контакты с Кингсли, максимум вдвоем с Лорин Гамильтон.
Насколько Северус слышал, его семьей, а, значит, и вторым магом Лондона значилась именно эта девица.
- Кто контактер Лондона? – внезапно спросил Снейп, перебивая его.
- Я, - не моргнув глазом, ухмыльнулся Шон. – Если будут нужны данные по любому из городов или магов, обращайтесь ко мне, это проще, чем искать в картотеке. О, и еще, сэр. Совсем забыл.
Он протянул Северусу болтающуюся на брелке связку ключей.
- Адрес на вкладыше, - добавил он. – Ваш лондонский дом.
Снейп перевел взгляд на его ладонь с надетым на палец колечком.
- Спасибо, - медленно проговорил он. – Но я предпочту каминную сеть и возможность возвращаться в замок по вечерам.
Миллз улыбнулся – в сочетании с по-прежнему как будто едва удерживающимся на лице собеседника взглядом улыбка смотрелась как минимум странно.
- Возьмите, - повторил он. – На всякий случай. Работы много, и когда-то вам будет удобнее оставаться в Лондоне. Хотя бы на несколько дней.
Или на несколько месяцев, говорили его глаза. Завязнете в этом болоте так же, как и все мы.
Северус поморщился, но ключи взял. На брелке обнаружилось не активированное еще «клеймо владельца» – чтобы не потерялись, и чтобы никто не увел из кармана. Предусмотрительно, подумал Снейп, прижимая палец к поверхности и заставляя брелок запомнить хозяина.
Минуту спустя на рукав Северуса рухнула прилетевшая с потолка крылатая записка. Нахально дергая медленно краснеющими крылышками, она заскакала по складкам мантии, передвигаясь ближе к запястью и подпрыгивая от нетерпения.
- Что-то срочное, - смирившись, со вздохом кивнул на нее Миллз.
Северус молча развернул письмо. Беглого взгляда на строчки хватило, чтобы окончательно запутаться – что случилось с миром вообще и Шоном Миллзом, по всей видимости, в частности.
- Вы были правы, - отбрасывая записку на стол, заметил Снейп. – Только, похоже, Кингсли дозрел сообщить мне о встрече в посольстве прямо сегодня.
- О, значит, сейчас принесу документы, - Шон тут же встал. – Я бегом – Синди в мои бумаги не допускается.
Весь пакет, похоже, собрал тоже сам? – глядя на него, поймал себя на замороженной мысли Северус. Что – тоже просто на всякий случай?
Или из парня уже вырос настолько хороший провидец?
- Так это ваша секретарша или моя, мистер Миллз? – поинтересовался он вслух.
Шон обернулся у самой двери.
- Была моя, теперь будет ваша, - бросив на Снейпа быстрый взгляд, снова по-мальчишески обезоруживающе улыбнулся он. – Вам она будет нужнее, а в ее квалификации я хотя бы не сомневаюсь. Сэр.
И выскользнул из кабинета, оставив Северуса с желанием зажмуриться и помотать головой. И заодно открыть глаза и обнаружить, что он только что проснулся и ему еще только предстоит отправиться в Министерство, на растерзание к тамошнему засилью людей.
Шон, выйдя в приемную, закатил глаза и шумно выдохнул, обессиленно прислоняясь к стене.
- Что, это он и есть, да? – перегибаясь через стол, прошептала Синди.
- Угу, - страдальчески простонал в ответ Шон, потирая лоб.
- Ну, ты же так и думал – что его и назначат, - она сочувственно покачала головой. – Ты никогда не ошибаешься, Шонни.
- К сожалению… - вздохнул тот.
И оттолкнулся от стены.
Он справится.
Если не рехнется прямо сегодня, то справится почти наверняка. Беспомощности и безмозглости Северус Снейп больше от него не дождется.
* * *
Девушка очень старалась думать погромче. Бравировала слишком четко проговариваемыми в мыслях фразами, силилась запрятать жадный интерес, густо замешанный со страхом и волнующим ожиданием.
От нее так шибало этим волнением, что Рик уже думал обернуться и в лоб попросить успокоиться.
И так бы и сделал, если бы не знал наверняка, что после этого человека не успокоить уже ничем.
Людей щекочет знание, что сидящий неподалеку на скамейке городского парка скучающий стихийный маг, который, вроде бы, глаза прикрыл и дремлет, вообще, а в их сторону даже не смотрит, человека все равно считывает. Им кажется, что, стоит магу оказаться рядом, как он тут же бросается копаться в их душах, причем каждый из толпы всегда будет подозревать, что – именно в его. А отворачивается маг при этом только для того, чтобы бдительность погасить.
Болтающая с подругами девушка очень старалась привлечь к себе внимание – Рик почти не сомневался, что на спор. С недавних пор это критерий смелости и умения идти в ногу со временем – заговорить с магом на улице, подсесть к нему в баре, познакомиться и выдержать ничего не значащий разговор. А еще лучше – завязать долгоиграющее знакомство, и, даже если не хвастаться потом этим вслух перед друзьями, то хотя бы перед самим собой гордиться и знать – я могу! Я не боюсь. Я прогрессивен и живу правильно – а, значит, я полезен миру, родился не зря и просто хороший.
Рика до сих пор дергала за живое эта нескончаемая и жадная, какая-то глубинная потребность людей искать доказательства тому, что они – «хорошие», причем дергала так сильно, что внутри словно что-то надрывалось и начинало заново кровоточить от очередного рывка. От невозможности прокричать им – доказательств не нужно. Они внутри вас, в каждом.
Точно так же, как – в нас.
Назойливые попытки девушки снова и снова прокручивать в голове, какой Рик привлекательный, как сексуально он смотрится, развалившись на скамейке и закинув руки за голову, подставив лицо заходящему солнцу, действовали, как вылитое за шиворот едкое ведро кислоты. Рик щурился и беззвучно изумлялся особо смелым фантазиям – чувствовала девушка и впрямь… отчетливо. С полной отдачей. Творческую жилку не спрячешь, даже если ты – человек…
Ей хотелось видеть подтверждения собственной привлекательности, женской силы, уверенности в себе. Ей не хватало опыта, чтобы черпать эту информацию из него напрямую, и не хватало все той же уверенности, чтобы подобного опыта набираться.
Она думала, главное в том, чтобы быть лучше подруг – смелее и значимее, чтобы смотрели с завистью и, может, даже пробовали подражать. Чтобы спрашивали советов и доверяли мнению в вопросах мужчин… ну, то есть, все упиралось опять в тот же опыт. Которого она не наберется, пока не перестанет так цепляться за конечный итог отношений и не начнет интересоваться самими отношениями.
Рик вздохнул и потер лоб. Сел, называется, отдохнуть после… хм, того еще дня… Тим всегда говорил – а нечего пытаться отдыхать там, где люди толпами ходят. Тем более, тебе – переводил для себя Рик.
Ерунда какая, поморщился он, выпрямляясь и упираясь локтями в расставленные колени. Почти смог же уже. Надо только сосредоточиться. Маг я, в конце концов, или где.
Разозлиться на самого себя упорно не получалось. Рик фыркнул и поерзал на скамейке, устраиваясь поудобнее. Привлекательность, говоришь, значит… - рассеянно подумал он, ловя волну навязываемого ему возбуждения. Восхищение тебе нужно даже, скорее… благодарность, преклонение, радость… ну, ну, глубже-то что? Зачем-то ж ты все это делаешь, глупая… Интерес, принятие… чем я еще должен ответить… Чего ты на самом деле ищешь…
Ты ведь самая обыкновенная – тебя это и угнетает. Что ты не станешь никем особенным – не выделяешься ничем, чтобы что-то великое создавать, а родителям хочется, подруги результатами ТРИТОНов хвастаются, ты не завалила, но ты не лучше большинства вообще ни в чем. Нет в тебе… ничего, чем ты могла бы гордиться. А ты хочешь. Любить себя и гордиться, спокойно так, уверенно, без оглядки на кого бы то ни было – знаешь, а ты ведь даже не так уж нуждаешься в том, чтобы оглядывались на тебя, просто устала чужой похвалы дожидаться непонятно за что, вот и выставляешь как требование уже… Но ты смелая. Перед стихийным магом стоя, так его провоцировать… кто его знает, как я отреагировать мог бы… ну, если бы захотел, конечно…
Черт – а ведь не захотел бы, тут же ответил он сам себе. Те, кто еще мог бы захотеть, сидят в Уоткинс-Холле, вкалывают по двенадцать часов в сутки на обслуживании замка и мусолят на занятиях что-то, что для них еще выглядит важным. И до последнего не понимают, чему на самом деле их там учат и как…
На чем, вообще, все обучение основано. Никто этого не понимает, пока наружу не выйдет. Пока не перешагнет в себе через что-то, после чего обратно уже – никак.
И вот только тогда, правы учителя, можно к людям соваться… Смотреть на них потом, выворачиваться внутри наизнанку от того, какие, на самом-то деле, ничего не значащие мелочи им жить не дают, какими сильными они могли бы стать, как много сделать, как ярко и широко жить, полной грудью дышать, если бы выпутались из мелочей этих. Если бы увидели, как это просто.
Куколки всегда презирают людей – в этом возрасте еще не понять, как можно на квадратном пятаке из трех деревьев всю жизнь блуждать и всей душой страдать при этом, когда вокруг – целый мир, и даже не отгорожен ничем. Только шагни в сторону и перестань оглядываться на пятак.
Маги постарше людей сторонятся – они даже видят, что к чему и почему, но им эта нелепая, глупейшая спутанность иллюзорной паутиной, эти траты ценнейших мгновений жизни на никому не нужные свары, драки и прочие агрессивные телодвижения, призванные доказать то, что и без того существует и в доказательствах не нуждается, настолько чужды, что им для собственного душевного равновесия проще держаться подальше. Чтобы самому в клинику для помешанных не загреметь – жить в этом бедламе, среди отчаянно верящих в святость собственных ветряных мельниц существ, которые еще и тебя всю дорогу пытаются заманить в свои ряды, вручить игрушечный меч и наставить на путь истинный – «как жить правильно и с кем для этого надо бороться, кому, как и что именно регулярно доказывая»…
Рик как никто понимал, почему так сложно жить рядом с людьми.
Нужно было пройти через ужас собственной юности, чтобы научиться быть рядом, не пытаясь их воспитать. Не пытаясь помочь, сделав что-то за них. Не пытаясь наказать их за глупость. Не пытаясь говорить им умные, правильные слова, которых все равно не услышат – нечем, путы не позволят.
Всего лишь помогая тем, кому можно помочь. А такие – Рик никогда в этом не сомневался, но только здесь, в Бостоне, убедился окончательно – есть и среди людей.
И при этом никогда ничего не ждать в ответ – ни благодарности, ни даже понимания и признания, что именно для них только что сделали.
Он внутренне улыбнулся, согреваясь, будто кутаясь в мягкое теплое облако. Дружественное. Не забота, не нежность и не восхищение – это ей вряд ли сгодится. Не прямой контакт – он был бы чересчур, скормит его своей гордыне и не подавится. Не ответная волна возбуждения – испугается. Заигрывать с тем, кто сильнее на порядок, и отвечать за свои действия для женщины-человека чаще всего ну очень разные вещи.
Признание силы и смелости, как легкий взмах приветственно поднятой ладони, как качание головой и поднятый большой палец, и теплое касание, в секунду пробившееся сквозь наносные улыбки и самоуверенные позы, к самой сути, сокровенной, которую прячешь – я оценил. И мне это было приятно.
И фоном, ускользающей от внимания волной – знаешь, а прикасаться к тебе тоже приятно.
Волна призывного возбуждения, настойчиво хлеставшая от девушки, мгновенно взметнулась и рассыпалась на мельчайшие нити недоверия и изумления.
Теперь будет в ступоре стоять и, хлопая глазами, вслушиваться, что ж это было, мысленно усмехнулся Рик. Люди не умеют слышать ничьих переживаний, кроме своих. Волна стихийного мага для них как глюк – вроде и понимаешь, что не твое, а как это иначе объяснить – мозг не знает, а сознание идее эмпатии упорно сопротивляется.
Главное теперь – не оглянуться нечаянно… Только все испортишь, а так – хоть задумается, действительно…
- Развлекаешься, - мрачно констатировал над ухом негромкий голос Мэтта.
Рик открыл глаза и, прищурившись, поднял голову.
- Привет, - прошептал он.
Уилсон на фоне заходящего солнца смотрелся как минимум странно – никакой серьезности, как бы он ее ни изображал. Обидно, наверное, когда так стараешься, а я все равно слышу, что ты сейчас чувствуешь, давя улыбку, подумал Рик.
И – Мерлин, как же я рад тебя видеть. Как будто тысяча лет прошла, а не несколько несчастных часов…
Мэтт терпеливо перевел дыхание и уставился куда-то в сторону.
Что он может сказать по поводу таких развлечений, Рик и так знал. За полтора года городской жизни он выслушал подобные нотации уже, наверное, раз тысячу.
Ну и что, если подавляющую часть – мысленно. Мэтт же не идиот, чтобы сотрясать воздух до бесконечности, а думать ему все равно запретить невозможно…
- А где Тимми? – поинтересовался он вслух.
- В Департаменте застрял, - сдержанно отозвался Уилсон, снова переводя на него взгляд. – Ричи, может, хоть на отдыхе не стоит нырять в каждого, кто тебе под ноги попадется?
Рик безмятежно улыбнулся, разглядывая его лицо.
- У меня получилось, Мэтт… - мечтательно сообщил он. – Опять.
- Странно, да? – спросил тот. – У тебя всегда получается.
Рик многое хотел сказать, но тоже передумал сотрясать воздух. Мэтт мог ворчать сколько угодно – как бы он ни понимал головой, через что именно прошел его воспитанник, он все равно – не чувствовал. Только знал, а это совсем не одно и то же.
Это как всю жизнь быть беспомощной жертвой, не способной противостоять никому, а потом вдруг нащупать способ оставаться собой – не отгораживаясь, не отказываясь от собственной сути. Вычленить из давно имевшихся в твоем распоряжении возможностей, среди которых ты просто не замечал нужной.
И не заметил бы, если бы не они.
- А Тимми скоро придет? – поднимаясь со скамейки, рассеянно осведомился Рик.
- Да дома и пересечемся, - Мэтт ухватил его за локоть, заставляя обернуться. – Ричи, в чем дело?
Тот, не сдержавшись, снова улыбнулся, вглядываясь в сосредоточенное лицо. В мелкие морщинки в уголках глаз, как тонкие разбегающиеся лучики, и хмурую вертикальную – на лбу, она была там всегда, только с годами глубже и глубже прорезается почему-то.
- Что-то не так? – настойчиво переспросил Мэтт. – Мага нашел, все получилось? Он же в школе уже?
Рик только кивнул – а что тут еще говорить? Если и говорить, то уж точно – не здесь… и не ему одному.
- Дома лучше, давай? – попросил он, не отводя взгляда. – Тимми придет, и я все расскажу. Не на улице же, как прошел день, обсуждать…
Уилсон с минуту молчал, напряженно изучая его. Вслушиваясь в него. Рик отозвался мягкой уютной волной – не беспокойся, слышишь? Ничего не случилось. Все хорошо.
- Это неразумно – то, что ты так выкладываешься, - уже спокойнее проговорил Мэтт. – И, Ричи…
Рик молча потянул его вперед – к выходу из парка. Дома – все, что захочешь, Мэтт. Не беспокойся ты так…
Впрочем, не беспокоиться они с Тимом никогда не умели – хотя, с другой стороны, не умели и нервничать. С того безумного воспаленного утра, здесь же, в Бостоне, но несколько лет назад, когда забывшийся, наконец, мертвым сном, измученный кошмарами сотен тысяч сознаний Рик провалялся в отключке всю ночь, а потом открыл глаза – и обнаружил их рядом, обоих, в их жизни кое-что изменилось.
Если не сказать – вообще все.
Рик не помнил о той ночи ни черта. Предыдущие сутки так и остались для него захлебывающимся кошмаром одной дикой, нескончаемой боли. Ее было столько, и она длилась так долго, так бесконечно и несмолкаемо, так отчаянно – долго, что серый предутренний полумрак гостиничного номера на миг показался ему островком нереального, нечеловеческого покоя, почти рая, как когда-то давно, сразу после инициации – темнота спальни Мэтта.
Он лежал, чуть слышно дыша, уставившись в одну точку, на затекшей за ночь руке, машинально кусая губы и давя непрошенные, идиотские бессильные слезы. Мэтта с Тимом он слышал – они были рядом, оба. Сидели на полу в изножье кровати и негромко, почти беззвучно переговаривались – наверное, как всегда, рассуждали о чем-то, строили теоретические догадки, Мерлин бы понял, но это было совершенно неважно тогда – то, о чем именно они говорили. Потому что щиколотку согревало пронизывающее, непоколебимое тепло двух ладоней – грубоватой и широкой, крепкой, незаметно поглаживающей кожу, и твердой, поменьше, с едва выступающими ногтями и мозолью от пера под указательным пальцем.
Потому что – в какой бы кошмар я ни провалился, хоть по своей воле, хоть по своей вине, они останутся рядом со мной, зажмуриваясь, подумал тогда Рик. Будут рассуждать о том, что увидели, переваривать так, как им только, наверное, единственно и доступно – и держать меня, хоть всю ночь, хоть всю жизнь. Что бы ни случилось – они будут вытаскивать меня, а потом увлеченно анализировать новую информацию, а не выговаривать за неразумное поведение и переживать о своих рассыпавшихся иллюзиях.
Нестерпимый, колючий стыд накатил одним валом, сплошной волной, затопив сверху, вдавив в скомканную постель. За месяцы молчанки, за нескончаемые попытки спрятаться от них – кто бы что ни говорил о способности Рика отражать чужие желания, разве он сам, Рик Мэллоун, хоть когда-нибудь хотел открываться – сам? Делать шаг навстречу – со своей стороны?
Разве он хоть когда-нибудь верил, что они примут его и настоящим – тоже?
Следующая мысль едва не ошпарила, как удар струи кипятка. Они знают, что я рядом. Они слышат меня, даже физический контакт, вон, нарочно поддерживают – вдруг он мне до сих пор помогает.
Но я все еще – я.
Рик присматривался к ним потом еще не один день, пару раз срываясь на нарочные провокации, за которые впоследствии даже почти что не было стыдно – ему было важно понять, как! До зеленых гоблинов, между прочим, важно, а они внятно все равно ничего объяснить не могли.
Но Тимми оставался все тем же улыбчивым задумчивым книжным червем и чертовым гедонистом, которого только допусти до чувственных радостей – он проваливался в них по уши, одинаково наслаждаясь что вкусом еды, что теплом нечаянного прикосновения, буквально теряя от них голову. Но – только свою.
Мэтта удобство всегда интересовало больше изыска, а порядок – больше удовольствий. Он увлекался любой идеей, за которой маячила возможность сделать порядок еще более «правильным», и естественным образом вытекающая из этого властность и стремление временами укладывать окружающих в штабеля, как попавшиеся под руку инструменты, теперь тоже оставались лишь качествами Мэтта. Рик издергался от постоянных попыток вслушаться в собственные ощущения, но инструментом рядом с ним все равно себя больше не чувствовал.
- Я же видел тебя настоящим, глупыш, - сказал Мэтт уже дома, в Уоткинс-Холле, привычно взъерошив его волосы. – И даже вспомнил, что и раньше видел, однажды – когда посвящение проводил. Только забыл об этом…
В скользящих прикосновениях Тимми, в его прижавшихся к спине ладонях сквозили стыд и сожаление. И уверенность – непрошибаемая, непоколебимая уверенность в том, что настоящего Рика, который давно затерялся для них в мельтешении дней, они больше не отпустят. Никакие желания не стоят того, чтобы вляпаться в это – снова.
- Мы научимся… - прошептал Тим ему в затылок, сжимая его кулак. – Ты поможешь? Если кто-то из нас вдруг сорвется?
Я не знаю, как! – задохнулся тогда Рик, изо всех сил цепляясь за ниточку возможности другой жизни, жизни – с ними, с самим собой, и заранее пугаясь того, как легко может оказаться ее потерять. Как легко – если сорвется любой из них троих, а остальные не смогут упереться и вытащить, и все снова обрушится в хаос, где его будут рвать на части, превращая в удобную куклу без желаний и возражений.
Мы научимся, прошлась по плечу ладонь Мэтта, вверх-вниз, успокаивая, крепкая и надежная, ты должен верить нам, слышишь. Мы тут рехнемся все, маленький, если ты не решишься хотя бы попытаться поверить.
Наверное, у Рика от их уверенности отказали последние тормоза – они не выбирались после этого из постели почти двое суток. Он оторваться не мог, и в голове не укладывалось, что – можно, ему позволяют – самому, не давя, не загадывая, как лучше, не рисуя заранее удобный сценарий, в котором что только ни приходится делать, и даже прокричать – остановитесь, не надо! – все равно невозможно. В котором есть все, что угодно, нет только самого Рика.
Они этот замок в пыль за тебя разотрут, - всплывали в голове слова Лоуренса. Они любят тебя, идиот.
Рик только тогда и понял, что именно имел в виду Ларри. Совсем не подвиги ради воспитанника.
Готовность разодрать на клочки любого, кто способен причинить ему вред. Кто бы и что бы это ни было. Даже если оно – в них самих.
Оказалось, что это ничего не меняет, и к себе и Мэтт, и Тимми могут быть так же безжалостны, если Рику это понадобится.
Какой придурок решил, что жертвовать собой способны только водные маги? – временами задумывался Рик, глядя на них. С трудом допускалась разве что мысль о том, что его наставники не считают жертвой то, что для них является разумным следствием из принятого решения, только вот – не игра ли это в слова? Суть-то та же…
- Так что с тобой сегодня? – выдрал его из привычной рассеянной задумчивости голос Мэтта. – Рассказывай.
Тимми выжидающе промолчал, методично размешивая сахар в чае. Он вообще чаще всего молчал, тихоня и средоточие уюта – по мнению Рика, их жилище давно бы превратилось в помойку, если бы не способность Мэтта следить за вещами, а Тима – делать из их скопища действительно – дом. То, чего сам Рик не умел прямо-таки органически, постоянно теряя все, включая собственные носки, и постоянно сшибая углы шкафов, от чего то и дело страдали стоящие внутри нескончаемые легко бьющиеся предметы.
Так не было до первого возвращения из Бостона – потому что Мэтту претила мысль о неуклюжем воспитаннике. Так стало с тех пор, как Рик попытался хотя бы научиться оставаться собой.
Мэтта бардак раздражал, но он только, хмыкая, ликвидировал очередные осколки и спрашивал – больно? Давай синяк уберу.
Тимми же флегматично переставлял мебель, сдвигая выступающие углами шкафы и полки подальше от траектории наиболее частых передвижений Рика по дому.
- Со мной… - Рик поморгал, привычно перестраивая в голове сумбурный поток ощущений в слова. – Ничего плохого со мной.
Они даже не расслабились – так и продолжали смотреть, внимательно слушая. Рик перевел дыхание. Ну, как им объяснить, что не случилось вообще ничего? Такого, что может повлиять на их жизнь…
- Мага я нашел, - сдался он. – На запад от города, как карта и показала. Парень, лет четырнадцати, формирование закончено, стихия Воды…
- Вы повздорили? – осторожно спросил Мэтт.
- Мы вообще не разговаривали, - вздохнул Рик и принялся вертеть в пальцах чайную ложечку, силясь поймать блик одновременно и от пламени в камине, и от свечи на каминной полке. – Он… ему было не до меня. Вообще-то, он уже умирал. Перерезал себе вены, и… ч-черт, - Рик встал и отошел к окну, прислонился к прохладному стеклу лбом.
Почему-то говорить об этом оказалось так же больно, как утром – смотреть на это. Даже после всего, что произошло после.
- Ты сказал, что он уже в школе, - напомнил Мэтт.
Рик невыразительно кивнул.
- Его зовут Эван… - зачем-то сообщил он и перевел дыхание, настраиваясь. – Способность считывать информацию с собеседника на уровне неосознаваемой эмпатии, глубина считывания… я не определил, но – дальше сознания. Спонтанная неконтролируемая мимикрия… способность к экранированию не развита, способность к анализу – тоже. Радиус восприятия, похоже – десятки миль, Мэтт. Он едва не сошел с ума человеком, а потом, как я понял, его какое-то время закрывала наставница.
- И куда она делась? – негромкий голос Тимми за спиной.
- Вот над ее трупом я его и нашел.
Рик замолчал, вспоминая холодящий, сводящий скулы фон, вгрызшийся в него еще на подступах к лесу, в котором затерялась одинокая хижина. Землянка, в которой эти двое, видимо, жили – убравшись подальше от людей, затерявшись там, где им почти ничто не могло угрожать.
Точнее, где ничто не могло угрожать Эвану, с его талантом раздираться на тысячи чужих пожеланий.
- Ее что, люди убили? – неверяще уточнил Мэтт.
Такое еще случалось, но уже именно что – как случайность. Люди и себе подобных с примерно той же частотой убивают.
- Несчастный случай, как я понял… - Рик вздохнул и уперся в подоконник. – А у него в одиночестве сразу же крышу снесло, вот и… В общем – я попробовал. Хотя бы просто физически спасти. Но он, как только очухался, его сразу переклинило снова… и мне пришлось… Черт, ты же сам меня учил, Мэтт! Я все сделал, как всегда. Считал фон, проанализировал, докопался до причин, восстановил картину, что там к чему привело… Я имел право принимать решение. У меня было достаточно данных.
Уилсон за его спиной медленно холодел. Я же еще ничего не сказал! – мысленно взмолился Рик. Хотя – ты-то всегда все и без слов заранее правильно понимаешь…
- Ты… - замороженно прошептал Тим.
Рик только кивнул.
- Прямой прорыв стихии. Его бы расплескало по стенам этой их чертовой хижины! А я был рядом, я мог помочь! – он обернулся, вглядываясь в их побелевшие лица. – Тимми, это ничего не значит. Ничего не случится. А Эван теперь сможет и выжить, и тоже научиться… У него просто вас не было. Мэтт! Его некому было думать учить! Но теперь-то он сможет.
Уилсон прикрыл глаза – сжавшиеся кулаки и побелевшие костяшки пальцев, даже дыхание не сбилось. Думает, думает так лихорадочно, что аж, кажется, слышно, как отщелкиваются в голове варианты, сортируясь – этот обдумывать дальше, этот сразу в мусор, здесь добрать данных, здесь – запросить вероятность…
Рик закусил губу. Ну почему они не понимают?..
- Ты поздно появился в замке, Ричи, - неестественно ровно заговорил Тим. – Мисс Луну в ее… умирающем состоянии почти и не видел, считай… Да, зато Дэн жив и у него теперь просто охренительные перспективы. Но… ты просто не видел, как она умирала. И как мистер Гарри…
- Так они же не знали! – Рик вцепился в подоконник за спиной. – А как только поняли, что происходит, почти сразу справиться смогли. И я смогу, Тимми.
- Но…
- Я всего один раз в этом кошмаре побывал! – не выдержав, выкрикнул Рик. – Ты понятия не имеешь, что это такое – когда их тысячи на тебя, и каждый в свою сторону тянет! А он в этом живет – всегда! Его даже закрывать теперь некому, и, если ты думаешь…
- Ричи…
- …что таких проще списывать в расход только потому, что…
- Ричард! – в голосе Мэтта прорезалась сталь, обрывая перепалку.
Тим напряженно дышал, глядя в пространство перед собой. Рик вздохнул и, запрокинув голову, прислонился затылком к стеклу.
Они просто не видели его глаз. Они просто не знают, что такое – смотреть на самого себя, только еще более беззащитного. И понимать, что этому существу – еще хуже.
А ты знаешь, что он должен был бы сделать для того, чтобы кошмар закончился. Чтобы его жизнь перестала быть ужасом. Должен, но пока так и не смог. А ты еще и знаешь, как именно это сделать…
- Все будет зависеть от того, чем он смог с тобой… поделиться, - слегка запнувшись, уже тише проговорил Мэтт. – И – сможем ли мы это отследить, и – сможешь ли ты справиться, и…
- Поделиться? – горько усмехнулся Рик. – Страхом перестать быть собой, например? Страхом подойти близко хоть к человеку, хоть к магу? Страхом, что любое твое действие – это не то, чего хочешь ты сам? Чем таким, через что я не проходил, Мэтт, он со мной поделиться мог?
- Я не знаю, - качнул головой Уилсон. – Но и ты не знаешь, Ричи. Инфантильность, фобии, привычки, мечты – это может быть что угодно.
Иногда он, честное слово, при всем его необъятном уме просто жутко тупил. Не то чтобы это раздражало – чаще всего попросту изумляло – но прямо сейчас едва не выбило в истерический смех.
Рик оттолкнулся от подоконника и подошел ближе, наклонился, упираясь обеими руками в подлокотники кресла Уилсона.
- Не передаются при обмене магическими полями те качества, которые не присутствуют в маге-получателе хотя бы в зачаточном состоянии, - раздельно, как читая по учебнику, произнес он, глядя в глаза Мэтта. – Что бы я ни поймал – значит, это было во мне и раньше. И, значит – мне давно стоило справиться с этим. Знаешь, если я что-то упустил и до сих пор с чем-то не разобрался, то, может, оно и к лучшему – что сейчас оно, наконец, вылезет на поверхность?
Уилсон молчал – опять в обдумывание провалился – и рядом ощущалось ровное, уверенное тепло когда-то успевшего выбраться из кресла Тимоти. Мэтт еще думает и прикидывает варианты, еще выбирает оптимальный порядок действий, припоминает все, что они забыли, на что стоит обратить внимание, решая, куда двигаться дальше. Тим уже весь – вот он, ровный и непоколебимый, как цитадель – все хорошо, малыш, мы с тобой.
Как всегда.
- Почему ты отвел его в школу? – наконец устало спросил Мэтт. – Ричи, если ему нужна помощь, то у нас хотя бы какой-то опыт, и он теперь – почти что…
- Нет, - мотнул головой Рик. – Справиться он и без нас дальше сможет. А я хотел, чтобы у него был выбор. Не обязательно – наша семья… в замке же полно других магов. И он вполне может захотеть…
- Захотеть еще раз покончить с собой, кстати, он тоже до сих пор может, - вклинился Тимми.
Рик усмехнулся и снова прислонился затылком к стеклу.
- Вот уж не думаю… - пробормотал он. – Я никогда не хотел умирать. Даже когда… все совсем плохо было. А значит – и он теперь не захочет. Он же еще не знает, как это здорово.
- Что? – Тим мягко отвел прядь волос от его лица. – Быть магом?
Его теперь так и тянуло прикасаться – все равно я их напугал, со вздохом подумал Рик, бросая на него виноватый взгляд. Тимми, снова тягучий и привычно вросший в землю где-то рядом – если кто и справится, так это ты, Ричи. Тебе не привыкать копаться в том, что ты чувствуешь, это другим оно – бонусом, а ты и не выжил бы иначе, еще в замке, когда Ларри уехал и ты остался без последней отдушины, и тебе пришлось учиться отслеживать каждое переживание, искать его причины, формулировать такими нелюбимыми тобой словами, пока другие наслаждались сегодняшним днем.
Ты говоришь – мы тебя научили… Если бы ты знал, как многому ты научил нас. И каждый день учишь.
- Быть магом тоже здорово, - в глазах Рика мелькнули хулиганские искры, когда он потерся щекой о ласкающую ладонь. – Да и вообще – жить. Правда, Мэтт?
Уилсон смотрел на них и молчал, тепло и устало.
Он был дома, они снова справлялись со всем, что подбрасывала реальность, а Рик все еще улыбался, в очередной раз совершив то, о чем нормальные маги остерегались даже думать, боясь, что с ними такое может случиться – значит, и впрямь они все еще живы и все делают правильно. Каждый день, как на пороховой бочке, но, пока Рик улыбается и шалит, даже на гран не въезжая, что именно вытворяет – с собой, с ними, с людьми – значит, все еще хорошо. Если уметь доверять ему, бесшабашному и открытому каждому, готовому делиться собой даже с тем, кого видит впервые и не встретит больше ни разу, непрактичному и неразумному во всем, что не касается его дара. Если не сходить с ума, ища в его поступках разумность заранее.
То, пожалуй, жить действительно – здорово.
* * *
Монотонный, на грани слышимости тонкий комариный писк снова усилился, вгрызся в мозг, по крохе истончая самую его суть. Шон поморщился и, так и не надумав подняться с пола, осторожно прислонился затылком к холодной стене.
Почти сразу стало чуть легче. Дом, милый дом… – устало улыбнулся Шон, медленно запрокидывая голову и закрывая глаза. Пять мгновений на передышку и два на попытку забыться во сне между работой, работой и снова работой. Жизнь стихийного мага.
Он потер лоб и запустил пальцы в волосы – ладонь так и замерла, локоть на согнутом колене, век бы не подниматься. Снейп может сколько угодно скрипеть и рычать о переутомлении – что бы он понимал в способностях мага Воздуха. Шон знал наверняка, что вытянул бы и больше, чем двойной объем текущих задач, включая беспрерывные фоновые. Подслушивать мысли всего восьми человек – а большего пока и не требовалось, в Министерстве Магии на удивление мало людей, действительно обладающих властью принимать важные для магов решения – это не то что еще не предел, это смешно даже считать за нагрузку.
Постоянное присутствие Снейпа, действующего на Шона, как ледяной душ и ускоряющий пинок одновременно, выматывало на порядок сильнее.
Соответствовать – Мерлин, как же Шон ненавидел чему-либо соответствовать! Не выносил органически само слово, само безмолвное, непроговариваемое ожидание, направленное на тебя, как нацеленное в мозг ядовитое жало. Соответствовать должности, задаче, возрасту, расе, условиям – постоянно, куда бы ты ни шел и что бы ни делал, этот нависший над тобой неотвратимый запрет. Соответствуй – или убирайся в расход.
Шон всегда, сколько себя помнил, искренне поддерживал такую постановку вопроса. Наверное – глупо, да – он даже жаждал ее, при всей подспудной, снова и снова возвращающейся неприязни. Ты можешь презирать клетку, которая тебя ограничивает, но это не мешает помнить и не сомневаться, что клетка необходима таким, как ты. Ты можешь почти любить ее, когда она есть, благодарить Мерлина за одну только возможность находиться в ней – и при этом выматываться до бесчувствия от постоянного напряжения.
Пронзительный, тяжелый взгляд, застывающий на плечах, на спине, на затылке, стоит лишь отвернуться, клетку буквально олицетворял.
Шон вздохнул. Ладно – если вдуматься, Снейп оказался не таким уж кошмаром. Его просто, случалось, не удавалось понять, а так, в целом – можно утверждать, что они на самом деле сработались, почему нет. Лорин с самого начала смеялась и говорила, что все страхи беспочвенны, и Снейп не пьет кровь магов за ужином – у него просто несносный характер, но воздушному магу чужие заскоки до факела, проигнорирует и прогнется. И ведь права была – даже и прогибаться-то особенно не пришлось…
Усталость медленно наливала плечи свинцовой тяжестью, прижимала к стене. Хотелось сидеть и сидеть так, впитывая холод камня, не зажигая света, не расстилая постель, просто сидеть, сомкнув ресницы, еще хотя бы пару мгновений или, лучше, часов. Ночей, если можно. Шон хмыкнул и покачал головой. Совсем обленился.
Почему-то все чаще хотелось продать душу за возможность просто посидеть вечером вот так, в одиночестве.
В темноте.
Позабыть про Кингсли и его помощников с их бесконечными мыслями, про негромко цедящего слова Снейпа, вечно пришпиливающего собеседника взглядом к любой обозримой поверхности. Про фырканье Лорин, про исчерканные крупным неровным почерком пергаменты – заполошные письма от Алана, про голос мистера Драко. Позабыть. Побыть хоть немного… собой.
Уставшим и измотавшимся магом, не должным никому – ничего.
Должным так много… просто, конечно, вовсе не им. Лишняя минутка для медленного, тягучего выдоха. Для горькой и болезненной реальности, которую уже не отделить от иллюзии. Для темноты.
Шон еще помнил наполненные страхом и щемящим, отчаянным предвкушением вечера, когда ждал, что темнота примет его, что случится хоть что-то, хоть что-то, что перевернет его жизнь. Чего стоит ждать, о чем нельзя не мечтать, в чем и есть то настоящее, что просто обязано с ним случиться. Что в нем найдется то самое, способное открыть двери к сокровищницам темноты – ему, беспризорнику Глазго, карманнику-одиночке, навечно затерявшемуся в лабиринтах большого города.
Потом долгое время он ее не любил – боялся аж до судорог, кое-как уживаясь с полумраком только в присутствии Алана. С той ночи, когда умерла Дина Торринс, там притаились чудовища, ждущие момента, чтобы подползти ближе и поглотить, перемолоть в никчемную пыль, как ничтожное, мелкое существо, случайно попавшееся на пути. Шона трясло тогда от одной мысли, что никакой свет и ни одно солнце так и не отгонят от него враждебность окружающей тьмы. Что она будет длиться вечно, а его жизнь – всего лишь бегство, бессмысленное и убогое убегание от чего-то, что сильнее в разы и чужеродно настолько, что глупо и надеяться ускользнуть.
Темнота не спешила – она ждала год за годом, раскинув сети ловушек, шевеля щупальцами теней. Ровно дыша и выжидая, подбираясь все ближе, она чувствовала в нем свою жертву – рожденную, чтобы быть жертвой.
Погребенная под толщей страхов и мертвых оскалов, она возвышалась за спиной, нависала над плечами, медленно подползала к ногам, приучая к себе, обдавая холодом и равнодушием. И в какой-то момент страх окончательно растворился, рассеялся, поддавшись ее настойчивости, оставив только усталое, тупое бессилие.
Мерлин, какая жестокая шутка – темнота и впрямь оказалась всего лишь холодной и равнодушной. Глупая детская мечта приблизиться к ней, заглянуть внутрь и восхититься найденным горам сокровищ превратилась в ночи тоски и кошмаров, и ничего в них не было, кроме холода и одиночества.
И льда – смерзшихся кусочков жизни, навечно заледеневших в замкнутой форме, потерявших способность развиваться, изменяться и жить. Вмороженных в неизменный каркас и застрявших во тьме навсегда. Темнота состояла из них, принимая в себя все новые и новые остовы, и когда-то страстно мечтавший о свете и тепле манящей и пугающей тьмы Шон теперь знал наверняка – он всего лишь рано или поздно станет еще одним таким же осколком. Присоединится к бесчисленным сонмам оледеневших, усталых и равнодушных, потому что ничего, кроме этого, в темноте – нет.
Выматывающая работа, нагрузки, рваный ритм дней, срывы и совещания, нападки, истерики вынужденных коллег-людей, беготня и нескончаемая череда дел – Снейп мог хоть укричаться, хоть ушипеться, Шон не отказался бы от всего этого в любом случае. Тому, кто ничего не знает о тьме, все равно не понять, из чего состоит его жизнь. Проваливаясь в пучину десятков задач одновременно, Шон почти забывал о том, к чему все всегда возвращалось.
О поджидающей его в углах темноте.
Не странно, что именно его жизнь переломилась когда-то надвое, слишком круто свернув в сторону – и что именно он теперь оказался вот здесь, вот таким. Не странно, что все пришло именно к этому. Шон криво усмехнулся и покачал головой. Он сам виноват во всем, что произошло. Он – контролер столицы Магической Англии, правая рука Верховного Мага, неизменно улыбающийся в лица журналистов-стервятников юнец двадцати одного года, ловящий все на лету маг, которого приняли здесь и все еще ценят там, маг, у которого есть друзья. Маг, которого любят.
Выброшенное в путы тьмы существо, доигрывающее свою партию с поднятой головой, потому что – кто знает, партия способна длиться и длиться еще не один десяток лет. Шон Миллз еще может успеть и ухватить, зацепить, вытянуть и сделать достаточно, чтобы все эти годы инерции стоили хоть чего-то. Чтобы – Мерлин прости за дурацкое слово – соответствовать, да. Должности, задаче, возрасту, расе… условиям.
Чтобы искупить хотя бы ничтожную часть.
Разве жизнь одной ногой в леденящей мгле не стоит такого?
Чудовища тьмы перестали быть для него ужасом – он привык к тому, что они несут за собой. Привык быть один рядом с ними и не бояться того, что они способны ему показать. Привык выбрасываться оттуда сразу и целиком, весь, и зажигаться одной мгновенной легкой улыбкой, как только кто-нибудь приходил и включал свет.
Иногда он спрашивал себя, как мистер Драко решился выпустить его из замка – такого. Выпустить их с Лорин. Учитель не мог не видеть, что происходит с каждым из них – подобное в школе не пропустили бы никогда.
Но мистер Драко только хмыкнул в ответ на первую же просьбу уехать и сказал – здорово, что ты сам попросил. Ну, на кого мне еще Лондон повесить? Туда ведь никто на зачистку не ездил, контактов там – я и Панси, и Натан, но Натан в Бристоле, сам знаешь. Шонни, вы справитесь. И здорово, что сами надумали уехать отсюда, а то бы мне вас просить пришлось.
Этого пассажа Шон за все годы работы в Лондоне толком так и не понял. Почему именно они с Лорин? Почему два воздушных мага – и именно сюда?
Потому что ты уникум, фыркала Лорин, целуя его. А я – женщина уникума. То есть, тоже уникум в некотором роде, естественно.
Появление Снейпа навело на смутную мысль, что мистер Драко мог еще тогда готовить для него плацдарм в Лондоне, а к роли разработчиков почвы и будущих ассистентов они с Лорин подходили прекрасно.
И плевать, что любой из них все это время потенциально вполне мог сорваться. Мистеру Драко виднее, что предпочесть – провидец, в конце концов, он, а не Шон. Снейп мог сколько угодно подозревать своего помощника в способности слышать будущее – Шон все равно знал, что ничего он не слышит. Элементарно подслушивает, причем всего лишь окружающих Верховного Мага людей. Этого достаточно, чтобы знать почти все – если, конечно, хватает ума свести потом в кучу все ниточки и сделать нужные выводы.
Сам Снейп оказался скопищем странностей. Не беря во внимания те, про которые все было понятно еще давным-давно, в школе – временами он просто не поддавался анализу. А нередко казалось, что понятен он абсолютно и весь, незыблемая твердыня безумного, не доступного осознанию, нечеловеческого какого-то опыта. Выводы, к которым Шон приходил после отчаянных мозговых штурмов, череды подслушиваний, сопоставлений и предположений, у Снейпа порой не вызывали заминки даже в секунду. Он знал людей так хорошо, как, наверное, ни один маг – проживший среди них почти двадцать лет представитель чужеродной расы, умудрявшийся, если верить истории, втираться в такие переделки и годами – десятилетиями! – вить такую замысловатую дипломатию, какая нынешним магам и близко не снилась. Предатель и двуличный вор, воспитатель человеческих душ, организатор и теневой лидер, символ победы и лжи, самопожертвования и требовательности – в нем столько сплелось, в одной частичке бессмертного пламени, запертой в оболочке высокой сухощавой фигуры. В нем столько жило – похороненного под вот этой вот оболочкой, спрятанного за изгибом брови, саркастичной ухмылкой, презрительной тяжестью взгляда.
Шон мог не понимать мотивов мага Огня и теперь, с высоты прожитых лет, даже сочувствовать ему, не способному на доверие, дружбу, симпатию – ни на что, доступное любому из молодых магов – но Шон не мог не восхищаться его опытом и умом. Впрочем, от мотивов он бы тоже не отказался… по крайней мере, это вычеркнуло бы из их немыслимых будней никому не нужную массу неловкостей.
Не раз и не два оказывавшиеся вынужденными торчать в Министерстве и заполночь, и до самого утра, не раз проводившие сутки напролет за свитками или выдерживавшие на пару битвы в перекрестье человеческих взглядов, где цена ошибки – само существование магов в этом еще и не подобравшемся к стабильности мире – не раз вырубавшиеся рядом друг с другом от усталости прямо в креслах под шорох пергаментов, они так и не научились элементарно договариваться о границах. Проведя бок о бок однажды перед международной пресс-конференцией почти четверо суток в попытках объять необъятное, наловчившись тогда слышать друг друга без слов и даже без мыслей и с блеском выстояв по окончании аврала перед сонмом алчущих лиц, они разругались в тот же вечер едва ли не впервые за все время совместной работы – до захлопывающихся с грохотом дверей и пылающих взглядов.
И не потому, что успели устать друг от друга. Хотя эта мысль Шона и привлекала до невозможности, принять ее он не решился. Она была ложной.
У Снейпа, при всем его нереальном каком-то умении держать себя в кулаке до последнего, временами, похоже, напрочь сносило планку. Видимо, это у огненных магов явление, от возраста, опыта и ума, к сожалению, не зависящее – вздохнула тогда Лорин, выслушав уже дома поток возмущенных выкриков Шона.
Шон, успокоившись, в конце концов с ней нехотя согласился. Кроме как временным помешательством, некоторые выпады не объяснялись ничем. Четверо суток без отдыха! В беспрерывном напряжении, перед важнейшим событием в дипломатических отношениях волшебников и магов Европы! Если Снейпу такое – раз плюнуть, кто его знает, на каком жизненном фоне он существует, раз Гарри Поттер доверил ему миссию такого размаха, но фон и ритм самого Шона гармонично-медитативным можно было бы вряд ли назвать. Для него ничего странного в произошедшем не было ни на дюйм.
Не то чтобы он выключался вот так вот и раньше, конечно. И не то чтобы жаждал вообще рассказывать об этом Лорин, которой только повод дай перепугаться и забеспокоиться, начать ахать и охать и носиться вокруг него. Но почему-то от Снейпа понимания… черт – хотелось, что ли? Они ведь были там вместе, все эти дни. Он просто обязан был понимать.
Для Шона спутанные в одну мешанину напряжение, утомление, бессилие, подступающая паника и отчаянная, цепляющаяся вера перед пресс-конференцией так и не вылились в эйфорию успеха после нее – он будто оцепенел, только тупо повторяя себе – все закончилось. Они выдержали даже фуршет после официальной части, раздавая улыбки и сдержанные комментарии, позволяя фотографировать, цепко держа маску дружелюбия и безучастной любезности, и все это время Шон старался не морщиться, силясь перетерпеть одолевающий слух нарастающий комариный звон. Потом был камин, кабинет Верховного Мага, какие-то пергаменты на столе, собственные пальцы, машинально скручивающие их в тонкие свитки… а потом не было ничего.
Только невозможные, едва ли не обезумевшие, горящие каким-то адским огнем глаза почему-то уже нависающего над ним Снейпа, никогда раньше, на памяти Шона, не позволявшего себе подходить к кому бы то ни было так близко, и стискивающая хватка его рук, едва не выламывающих ключицы, и фиаско при первой же попытке пошевелиться.
И привкус коньяка – чуть позже, и неуклюжая попытка привычно хмыкнуть и отмахнуться – ну, правда, это же просто обморок. После такого кошмара, какой они тут столько дней…
И именно тогда Снейп, озверев, отшатнулся и рявкнул. Едва ли не швырнул его в стену, припомнив и юношескую безмозглость, и отсутствие инстинкта самосохранения, и безответственность, и… в общем-то, уже на этом месте Шона понесло тоже.
Умный мужик, ведь – чертовски же умный! Но насколько сам временами безмозглый, это никакому уму не поддается просто…
Шон снова поймал себя на том, что впивается в кожу ногтями. Боль слегка отрезвила, выдернув из потока сбивчивых мыслей, позволила поднять голову, прислушаться – и успеть стряхнуть остатки оцепенения.
- Шонни, это я! – прорезал полумрак звонкий голос.
Тонкие каблучки процокали от входной двери в гостиную, чуть слышный шорох – пакет с документами, небрежно упавший на письменный стол – полоска света, вспыхнувшего в столовой. Скрип половицы.
- Опять в темноте сидишь? – спросила Лорин, подходя ближе.
Он снова прислонился затылком к стене и повернул голову, вглядываясь в очертания ее силуэта. Высокая и ладная, с огромной копной длиннющих, свободно вьющихся почти до талии тяжелых светлых волос, заколотых – он не видел, но помнил – на правом виске искристой змеящейся шпилькой. Короткое платье с сумочкой через обнаженное плечо. Тебе бы на подиуме работать, а не в аврорате маговедение преподавать, глядя на нее, улыбнулся Шон.
- Привет, - прошептал он.
Лорин забросила сумку в сторону виднеющейся в темноте кровати и, опустившись рядом с ним на корточки, зажгла огонь в помертвевшем камине. От нее опять пахло какими-то новыми духами.
Лучше, чем предыдущие, машинально отметил Шон.
- Привет, – негромко отозвалась она. – Ты ужинал?
- Не-а… нет еще.
Она умела разгонять темноту. Даже теперь. Все равно умела, всегда.
- Могла бы и догадаться… – вздохнула Лорин. – Закончили на сегодня?
- Да вроде да, - улыбнулся ей Шон. – Нужны сведения из Уоткинс-Холла, от аналитиков, но их до завтра, скорее всего, все равно не пришлют… Так что вряд ли я ему еще сегодня понадоблюсь.
- Ну и слава Мерлину, - заявила она и уселась рядом, снимая туфли и неторопливо зашвыривая их по очереди куда-то в темноту. – А я так сегодня набегалась, лучше б, честное слово, летала, чем туда-сюда ножками… - Она вытянула одну ногу и, пошевелив пальцами, пристально на нее посмотрела. – Никому не жаль ножки стихийного мага. Сама о себе не позаботишься … Вот скажи, какая им разница, хожу я или над полом потихоньку скольжу?
Шон не удержался и фыркнул, отворачиваясь. Вид Лорин, пролетающей по коридорам аврората, впечатлял даже в мыслях. Тем более, что слово «потихоньку» к ней относилось так же слабо, как и к самому Шону.
- Ты чудо, - смеясь, проговорил он и потянул ее за руку. – Ты – чудо. Слышишь?
Я просто рад тебя видеть. Я скучал по тебе… всегда скучаю, когда тебя долго нет. Маленькая смешливая женщина, впархиваешь сюда, тут даже мертвый поднимется и себя снова живым почувствует…
Лорин застонала и рухнула спиной к нему на колени.
- Ужинать пойдем? – поинтересовалась она, лениво отбиваясь от притворно настойчивых рук. – Уморишься голодом так, посмотри, в чем душа держится уже, вон.
- У стихийного мага нет души, - отмахнулся Шон. – Это известно всем, даже куколкам. – Он поднял голову. – Даже людям.
Она тоже больше не смеялась, просто смотрела – пристально, мягко, понимающе… нежно. Моя девочка… - устало улыбнулся Шон, касаясь ее волос.
Дата добавления: 2015-07-15; просмотров: 85 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Шаг через пропасть 6 страница | | | Лекційний матеріал |