Закат и рассвет 4 страница

- Не уходи… - снова сбивчиво пробормотал Натан, прижимаясь щекой к его виску. – Ты нужен мне… здесь… Мне, Алан…

Тебе же всегда было важно – быть нужным? Мой сумасбродный мальчишка, мое слепящее солнце, ходячее буйство жизни – ты никогда не замечал, как быстро сгораешь, никогда не рассчитывал силы и не выбирал, во что и как стоит вкладываться. Ты весь такой – целиком, со всем пылом своей безрассудной души отдающийся – в каждой ничего не стоящей мелочи, почему ты тратишь себя на что угодно, кроме меня? Почему любой спор и любое дело для тебя стоят всей твоей ярости, и для них ты готов сгореть, а я получаю только твою сдержанность или, в лучшем случае – злость?..

Ты не хочешь жить ради меня, но готов умереть ради кого угодно, оставляя меня здесь – одного?..

Ты нужен мне – я повторю это сотни раз, ты все равно ничего и никогда с одной попытки не слышал, чудо мое шальное, как ты можешь не понимать, что без тебя закончится – вообще все? Что я живу только последний год, с тех пор, как ты появился, что я до этого и не дышал вовсе, едва ли вообще замечал, что до сих пор не растворился в стихии? Что я столько лет прятался в книгах и мыслях, не зная, как это – просто жить?..

Что только ты показал мне это. А теперь снова хочешь сбежать – неужели ты веришь, что я просто так тебе такое позволю?

Плечи под ладонями Натана медленно расслаблялись – теперь Алан почти повис на его руках, упираясь затылком в стену.

- Ты нужен мне… - умоляюще повторил Натан, слегка отстраняясь и глядя ему в лицо.

И только сейчас понял, что мальчишка, почти не всхлипывая, беззвучно плачет. Что его щеки горячие уже от слез – они катятся, смешиваясь с ледяной водой, и в глазах, под неподвижной пленкой пустоты, по-прежнему бьется ужас, и непонимание, и растерянность…

- Вернись, Алан, - чуть слышно попросил Натан, зажмуриваясь, снова обхватывая ладонями его лицо, стирая слезы. – Раз в жизни забудь ты об остальных, ну пожалуйста…

Мне тоже жаль Дину, слышишь? Это жестоко и бессердечно – умирать вот так, как она сегодня, но мы обеими ногами в этом жестоком мире, Алан, мы с самого начала застряли в нем, и нам, что еще хуже, выпало видеть его таким – и все равно продолжать в нем жить… И только ты один – такой безрассудный, что не желаешь смиряться, что готов перегореть сейчас, лишь бы не верить, не покоряться, ты думаешь, что, пока ты не веришь, ее все еще можно вернуть? Ты же маг, Алан!..

Мерлин, ну вот и за что ты мне достался – такой… Как мне докричаться до тебя, глупый?..

«В паре за восстановление отвечает партнер», - всплыл в памяти голос учителя.

«У мистера Прюэтта нет партнера…»

Ну и с чего ты взял, что сможешь занять место, которое тебе не принадлежит? – оцепенело спросил себя Натан. Что ты, вообще, хотя бы представляешь, что делать? Об этом ведь не было написано в книгах.

Об этом не говорят на занятиях.

Будь честным – ты сам избегал вслушиваться в то, что сейчас могло бы тебе помочь. И теперь колеблешься, как дошкольник, не знающий, что делать со случайно попавшей в руки чужой волшебной палочкой…

Он нужен мне, снова подумал Натан. Он нужен мне больше, чем весь остальной проклятый мир – неужели этого недостаточно? Что, вообще, тогда нужно – если этого мало?..

Решиться почему-то оказалось на порядок проще, чем сделать. Алан, вцепившись в его плечи, тяжело дышал – совсем рядом, так близко, ближе просто, наверное, уже невозможно – Натан закрыл глаза, прижимаясь щекой к его щеке, осторожно скользя по ней, ему было страшно, Мерлин и все великие маги, ну почему это – настолько страшно? Всего лишь – прикоснуться…

У Алана оказались соленые от слез губы. Горячие. Дрожащие.

И такие податливые.

Раскрылись под мягким нажимом, впуская его, мальчишка изумленно выдохнул, словно только что понял, наконец, что уже не лежит на гравийной дорожке школьного парка – и легкие внезапно опалило накатившей кипящей волной, глаза заслезились от жара, будто Натан сдуру попытался сунуть голову в раскаленную кухонную печь.

Задыхаясь и захлебываясь раздирающим кашлем, он отпрянул от Алана – тот, судорожно вцепившись ногтями в горло, со свистом втягивал воздух, в расширившихся от испуга глазах заметался первобытный, животный ужас.

На мгновение мысль «что я наделал?» даже перебила бьющееся в голове «что это было?». Натан сложился пополам от кашля, машинально нащупывая за спиной противоположную стену. Впервые теоретический интерес к тому, как именно чувствует маг удар стихии противостояния, коснулся его столь явно, да что там – расхохотался ему в лицо. Легкие будто выжигало огнем, мозг, казалось, просто ссыхался, заставляя обессиленно рухнуть на пол.

Бьющие по лицу ледяные капли – как благословление небес, как невыразимое, невозможное счастье. Натан, забывшись, жадно ловил их ртом – он и сам не помнил, когда перевернулся на спину, подставляя лицо потокам воды. Нестерпимый жар в груди медленно утихал, и рядом, вцепившись в мокрые волосы, сидел прислонившийся к стене Алан – он тоже пытался отдышаться.

Ему тяжелее, пришла вдруг глупая мысль. Здесь сплошной пар, а не воздух…

С трудом заставив себя сесть, Натан пинком распахнул дверь ванной. Идиот, мрачно подумал он. Возомнил о себе невесть что, решил, что, раз я хочу… то…

- Идиот!.. – глухо бросил за его спиной Алан.

Теперь он снова тяжело дышал – короткими, резкими вдохами. Натан обернулся – мальчишка все еще машинально цеплялся за горло, но его глаза снова пылали яростью – и обидой, и гневом… Он был жив. Так или иначе – но мертвенной пустоты в них не осталось уж точно.

Я чуть не задушил его, пришла следом за облегчением убийственно ясная мысль, заставившая похолодеть. Больше никогда никого не назову бестолочью.

Бестолочь здесь – один я.

- Извини, - отчаявшись подобрать слова, сказал Натан. – Просто я… ты…

- Зачем ты это сделал?! – яростно прошипел Алан, подбираясь, как кот. – Как ты мог… дрянь!..

Да не пытался я к тебе приставать! – чуть не взвыл тот. Твою мать, Прюэтт, какого Мерлина ты вечно все не так понимаешь?..

Алан уже стоял, нависая над ним, держась обеими руками за косяки. Его ощутимо пошатывало.

- Никогда, - он цедил слова, будто с трудом выдавливая их, по капле. – Никогда больше. Даже не пытайся. Ты понял меня?

- Понял, - бездумно обронил Натан.

Никогда не думал, что злость в твоих глазах может быть так прекрасна. Что я буду счастлив видеть ее.

И, знаешь – пошел ты… к черту, Прюэтт…

Он вдруг понял, что невозможно, до самых косточек, до каждого нерва – продрог. Сколько мы тут простояли? – рассеянно прикинул Натан, одним движением выключая воду. Странно, что все еще собственные руки чувствую…

Его начало трясти – истерически, крупной дрожью – ладони машинально обхватили застывшие плечи, он опустил голову и сжался, раскачиваясь и, кажется, даже слыша, как стучат зубы. Алан стоял рядом – по крайней мере, Натан все еще видел его ботинки и ноги в промокших насквозь, потемневших джинсах.

А потом перед глазами появилась протянутая ладонь – узкая и смуглая, невозможный жест. Никогда не видел его руку протянутой – ко мне, мелькнула странная мысль.

- Замерзнешь, - буркнул Прюэтт.

Натан молча кивнул – и поднял голову.

Алан по-прежнему был зол, несомненно, но вместе с тем привычная ярость в его глазах словно с каждой секундой все сильнее вытеснялась чем-то другим. Непривычным, пугающим… тем, чего не должно там быть. Никогда.

Боль. Просто – боль. И отчаяние.

Уже ничего не понимая, Натан поднялся, опираясь на теплую – и почему-то сухую – ладошку, а потом Алан закрыл глаза, запрокинув лицо с закушенными губами, на мгновение притянув его чуть ближе… Не касаясь, медленно провел рукой по плечам, по спине… по бедрам…

Пронизывающее, острое тепло разливалось от его рук, вода зашипела, испаряясь – и, пока Натан оторопело моргал, глядя на это нечаянное чудо, рубашка почти высохла, и даже брюки больше не казались пудовыми от впитанной влаги.

Алан, наконец, замер и приоткрыл глаза. Он все еще слегка задыхался.

- Зачем ты это сделал, если не хочешь? – с горечью прошептал он, вглядываясь в лицо Натана. – Убить нас обоих пытался?

- Что?.. – тупо переспросил тот.

Прюэтт вздохнул и отпустил его – сразу стало холоднее. Немного.

- К черту… - отворачиваясь, с глухой обидой выдохнул Алан.

Натан молча перехватил его руку.

- Раз в жизни, - раздельно заговорил он. – Пожалуйста. Раз в жизни, я тебя умоляю, объясни спокойно хоть что-нибудь. Я пока ни слова не понял.

И вообще ничего не понял. Тебя взбесило, что я поцеловал тебя? Ты подумал, что я хотел тебя? В такой ситуации и вот здесь, под ледяной водой, что ли? Тогда почему – если не хочешь?..

Незаданные вопросы раздражающе бились в голове – как всегда, когда Алан оказывался рядом.

Прюэтт негромко вздохнул, глядя ему в глаза. Снова – боль, отстраненно отметил Натан.

- Нельзя… - Алан грустно усмехнулся и пощелкал пальцами, подбирая слова. – Нельзя допускать сексуальных контактов с тем, кого не хочешь, О’Доннел. Секс – это слишком живой механизм. В том, что с ним связано, стихия не прощает обманов… тем более – у таких, как мы. У противостоящих. Ей-Мерлин, как ребенку, тебе объясняю…

Натан на секунду зажмурился. Мысли метались, как сумасшедшие. Алан опустил голову, и на всякий случай его снова пришлось ухватить за запястье.

И он снова вздрогнул. Теперь всегда будешь бояться меня? – с ужасом подумал Натан, невольно ослабляя хватку.

- Я не хотел, чтобы ты умер, - признался он. – Ты же… ты просто горел весь… На занятиях говорили – за восстановление отвечает партнер… Но у тебя нет партнера. Ты мог сдохнуть здесь! У меня на глазах!

Прюэтт исподлобья смотрел на него. И молчал.

- Я хочу, чтобы ты жил, - не сводя с него взгляда, сказал Натан. – Этого я хочу абсолютно точно. И я не видел другой возможности…

Что-то в Алане было такое – в его лице, в повороте головы, во всей его по-мальчишески хрупкой фигуре, что Натан поперхнулся и замолчал.

- Это не одно и то же, - наконец беззвучно проговорил Прюэтт. – Ты… не поймешь.

Я больше не могу, отчетливо понял Натан. Отпустив Алана, он, пошатываясь, прошел мимо него в комнату – и рухнул на застеленную кровать, уставившись в потолок. Прямо в еще чуть влажной одежде.

Слишком много для одного вечера. Слишком много – даже для меня.

Еще немного – и я вообще перестану смысл слов понимать…

- Никогда не думал, что тебя так оскорбит… это, - негромко заметил он наконец. – То, что я могу тебя… не хотеть…

- Никогда не думал, что за один вечер потеряю вас обоих, - безжизненно отозвался Алан.

Натан распахнул глаза. Что-что он несет опять?..

Мальчишка сидел у двери в ванную, прислонившись к стене – закушенные губы, побледневшее, такое родное, такое изученное до каждой мельчайшей черточки лицо…

Время осмысленных действий закончилось, мысленно усмехнулся сам себе Натан. Похоже, на эту ночь – окончательно. Что изменит еще одно необдуманное?

Я просто не хочу, чтобы он думал… что и впрямь… Не теперь, когда я понял, как сильно нуждаюсь в нем…

- Иди ко мне, - прошептал он, едва слыша собственный голос.

Алан вскинул голову – в глазах снова мелькнул страх.

- Просто… иди ко мне… - чертов голос таки сорвался.

Это был бы не Прюэтт – если бы он не встал и не подошел к кровати. Это был бы просто не он, пряча откуда-то взявшуюся предательскую улыбку, глядя на него снизу вверх, подумал Натан.

У него даже волосы пахли теплом. В них можно было просто зарыться лицом – бездумно и тупо, вдыхая мягкий, пьянящий запах. Словно это и впрямь – просто…

- Ты действительно ничего не чувствуешь? – тихо спросил Алан. – Я имею в виду… Эббинс, и Дина, и…

- Просто могу об этом не думать, - Натан прикрыл глаза. – По крайней мере… сейчас. Да, в общем, сколько угодно могу…

Алан то ли хмыкнул, то ли вздохнул.

- Несчастный ты маг, О‘Доннел…

- Она тоже так говорила, - эхом откликнулся Натан.

Прюэтт тут же, отодвинувшись, уставился ему в лицо.

Лежать рядом с ним – просто лежать, Мерлин, он рядом, он жив, я рехнусь, если об этом подумаю, у него глаза в полумраке мерцают, светлячок мой вспыльчивый…

- Ты спал с ней?

Натан молча кивнул.

- А ты?

В глазах Алана полыхнула такая обида – он, кажется, даже снова зашипел, дернувшись. Пришлось в очередной раз ловить за рукав.

Входит в привычку, педантично отметил Натан – и пожал плечами.

- Да вы просто вместе регулярно ошивались… - пояснил он. – Я думал – почему нет…

Алан долго молчал, глядя как-то странно.

- Ты и что такое дружба, не понимаешь? – в его голосе прозвучало недоверие. – Слушай, ты надо мной издеваешься.

И, перевернувшись на живот, уставился в окно, опираясь на локти.

Натан осторожно коснулся его спины. Теперь прикасаться было не страшно. Он же рядом – весь…

…И я помню, каковы на вкус его губы. Я все равно это – помню. Я успел почувствовать.

- Не понимаю, - выдохнул Натан, упираясь лбом в его плечо. – Наверное… Но в целом – ну не спал и не спал, чего ты так дернулся…

Алан грустно усмехнулся и покачал головой.

- Тяжело, наверное, жить, когда не знаешь – как это, - негромко проговорил он. – Когда любишь. Если… просто не умеешь… любить…

- Научи меня, - беззвучно, одними губами попросил Натан.

Я не хочу, чтобы ты бился от ужаса под моими поцелуями. Под моими руками. В моих объятиях.

Это я теперь тоже знаю – наверняка.

* * *

За окном серел хмурый рассвет.

Луна, зажмурившись, тихонько потерлась носом о затылок Гарри. Тот молчал, застывшим взглядом уставившись куда-то в окно – безжизненно лежащие на коленях руки даже не дрогнули. Впрочем, они не шевелились уже несколько часов. Стабильность. Страшное слово ведь, если разобраться – применительно к Гарри, устало подумала Луна, обнимая его.

С другой стороны, это хоть как было лучше, чем прямой выброс стихии – пусть и не поддавалось толковому объяснению. Все органы чувств Луны уверяли – аппарировав на улицу, на грани срыва Поттер какое-то время балансировал от души. Огненный маг просто не мог не сорваться, испытав такой шок. Да что там – Луна не очень понимала, как он у постели Панси-то себя в руках удержал…

Но, тем не менее – удержал и тогда, и после. Забившись куда-то внутрь себя, забаррикадировавшись там, отгородившись ошметками логики и огрызками умных фраз, Гарри будто оцепенел. Будь на его месте земной маг – Луна бы даже поняла, откуда такая реакция, но для огненного… Вывести его из этого состояния, растормошить или разговорить не получалось никак. По крайней мере – ей.

Под утро измученная девушка уже и попытки оставила. Зачем – если ситуация, Мерлин ее побери – стабильна? Слово-то какое противное…

Он не спросил о Панси. Точнее, эмпатия утверждала, что Гарри и не сомневается – с ней все плохо. И ничего не хочет об этом слышать. Даже если саркастичная и язвительная зануда Паркинсон осталась жива – с ней все равно наверняка что-нибудь да не в порядке. В картину мира Гарри Поттера другая информация сейчас просто не вписывалась.

А попытки надавить могли спровоцировать… что угодно.

Луне казалось, что она и сама ходит по краю – интуитивно нащупывая, угадывая, что можно, а что нельзя, как возящийся с напичканной взрывными заклятиями ловушкой аврор. Крох еле собранных в кучу сведений едва хватало, чтобы не сомневаться – одной ошибки может оказаться достаточно, чтобы сегодня они лишились еще и Гарри.

Мы так верили, что удержим кого угодно, с тоской думала Луна, осторожными прикосновениями машинально ероша непослушные волосы. Но кто сможет удержать нас самих? Ведь некому же. Если мы не сумеем не допустить прорыва, то дальше загораживать собой от стихии – некому. В замке нет магов сильнее Гарри. Или Панси, или Малфоя. Или меня самой. Ни одному из нас будет уже не помочь – если хоть кто-то сорвется.

Луна все еще не до конца понимала, как именно докатилась до того состояния, в котором обнаружила себя у кровати Паркинсон. Как, вообще, могло такое произойти? Ощущение, что последних месяцев словно и не было, что она то ли дремала, сквозь сон время от времени слыша едва доносящиеся звуки мира, то ли вместо нее и вовсе жил кто-то другой, с каждым часом становилось все отчетливее. Она помнила счастливое – и горькое, почти болезненное – неверие в глазах Панси, когда, расплакавшись от облегчения под крики младенца, полезла с поцелуями к перепуганной и оттого не в меру издерганной Гермионе. Помнила замершие пальцы Грэйнджер и ее мгновенно насторожившийся взгляд, словно на ее шее повисла не давняя подруга, а… Мерлин знает – скорпион какой…

Память сумбурно подбрасывала какие-то клочки событий и отголоски эмоций, но вот так просто взять и поверить – все это вытворяла и чувствовала я сама – тоже толком не получалось. Это не я, как молитву, зажмуриваясь и сжимаясь в комок, повторяла Луна, едва видения снова начинали наплывать вместе с тихой паникой. Это – не я. Понятия не имею, кто это был, даже знать и вспоминать не хочу. Того, что это – не я – достаточно. Для меня.

А Драко и Пэнс потом, как всегда, крепко подумают – и разберутся… И за меня, и за Гарри… Гарри…

Она вдруг почувствовала, как нечеловечески, дико истосковалась по нему – по ним всем, будто и впрямь не видела их… ну да, несколько лет. По ощущениям – года два, не меньше… Ладонь дрогнула, на мгновение сжавшись на плече прислонившегося к ее груди Поттера, и Луна всхлипнула, уткнувшись в его затылок. Так соскучиться – так страшно и бесповоротно, до слез – по его теплым улыбкам, по хулиганскому огоньку в глазах, по их бездумным и счастливым утренним перепалкам – разве можно за короткий срок? Мерлин, как же долго нас не было, Гарри… Меня – не было…

Пальцы сами зарылись в знакомую шевелюру, привычно перебирая пряди. Плакса, - снисходительный голос Панси представился так отчетливо, что, казалось, прозвучал прямо над ухом. Сырость ходячая. Я тоже тебя люблю, шмыгая носом, горько подумала Луна. Мерлин, как же я… О, Мерлин…

Она беззвучно разрыдалась, зажмурившись и обняв обеими руками того, кто когда-то был Гарри Поттером. Вместе с кем Луна однажды лезла в шотландские катакомбы, мысленно проклиная всех великих магов за то, что приперлась в это забытое Мерлином место в юбке. И, прячась за широкой спиной, еще не знала, что минутами позже эта спина защитит ее от прямого удара стихии, но отчаянно, всей душой верила – Гарри не позволит им уйти оттуда без Драко. Что бы с ним ни было, как бы ни исковеркали обоих парней сыгравшие свою роль амулеты – Гарри никогда не допустит, чтобы с Малфоем случилось что-то непоправимое. Он скорее сам в этих катакомбах останется…

Таким он был, когда лежал на соседней кровати, обнимая задыхающегося Льюиса. Ежесекундно проваливаясь в захлебывающееся сознание Дэнни и едва находя в себе силы возвращаться обратно, Луна снова и снова видела лицо того Гарри – потемневшее, с запавшими глазами и резко очерченными скулами. Пожалуй… да, пожалуй, это был чуть ли не последний раз, когда она видела – чувствовала – Гарри так четко. Так ярко, без теней и прикрас, каким видишь слепящее солнце – если набираешься смелости на него посмотреть.

Если решаешься жить с ним – на равных. Без самоуничижения и лживой гордыни, заставлявшей многих смотреть на Поттера снизу вверх – и прятать от него собственные переживания, как мелкие и рядом с ним будто бы несущественные. И не видеть, как сильно его оскорбляет – это. Не глупость или просьбы о помощи, а именно – это. Попытки принизить себя по сравнению с ним, вместо того, чтобы – быть равным. Учиться быть…

Гарри всегда был так счастлив – учить. И Драко, и даже Панси, при всей ее показушной ворчливости, своих учеников обожали, каждый по-своему, но только из Гарри получился действительно настоящий учитель. Может быть, потому, что он умел оставаться собой? И не просто признавать свои ошибки, а искать их вместе с учениками, не скрывая своего рвения? Умел жить и любить – искренне и ярко, в полную силу, без оглядок и рассуждений, как никто. Каждого, у кого доставало смелости – принимать. И учиться…

Слезы душили, перехватывая дыхание. Сидя на подоконнике кабинета Драко, куда Поттер аппарировал прямо из парка – и где Луна его и нашла – девушка тихо всхлипывала и машинально раскачивалась, сжимая в объятиях тень того, кого помнила самым сильным и светлым из всего, что вообще видела в жизни. Что с нами случилось, Гарри? – беззвучно повторяла она. И когда? Это ведь тоже – не ты… Не ты…

Ты ни за что не превратился бы в безвольную куклу, покорившись и подчинившись тому, что еще непонятно, стоит ли – такого. Тебя никогда не сломала бы чужая упрямая сила – или чья-то очередная смерть. Гарри Поттер пережил бы, даже потеряв нас всех… он действительно – сильный… Он… и Драко. И, наверное, Панси – тоже… Но только Гарри умел жить, как солнце. Просто – светить. Это было его естественным состоянием – жить, и неважно, расцветают под его светом цветы или вообще – бесплодная почва… Гарри умел любить что угодно. Не только красивое или цветущее, не только подающее надежды или имеющее потенциал. Он никогда не рассуждал, он просто – чувствовал… Жил… По-настоящему – а не как мы все.

Мы все жили только благодаря Гарри, пришла вдруг горькая мысль. Без него мы бы тоже неплохо… существовали, да… но только он вливал в нас ощущение жизни. Бьющей ключом, счастливой и громкой, радостной – каждый день, каждое утро… Пока был с нами. Пока это не случилось – и с ним тоже.

Следующая мысль перепугала настолько, что Луна на мгновение перестала дышать, забыв сделать следующий вдох. Пальцы похолодели и задрожали, и даже слезы остановились, превратившись в высыхающие дорожки.

Если это была – не я. И Гарри тоже… здесь не было… если он уже какое-то время был – вот таким… Если Пэнс – ох, Мерлин, Пэнс, глупышка моя вечно серьезная! – если даже она осталась одна в незнакомом ей состоянии, черт, черт, у нее хоть Грэйнджер была – задушу в объятиях Гермиону прямо завтра, прямо с утра, за одно только это! – то тогда… Кто тогда… С кем…

Додумать фразу не получалось даже в мыслях. Мы что, выходит, бросили его – все?! – ужаснувшись, застонала Луна, кусая губы. Все? Так надолго?!..

И… О, Мерлин. Как он это выдерживал? Один?

В голову тут же полез давно ставший привычным сюрреалистический хаос. Стоп! – мгновенно испугавшись, рявкнула на себя Луна. Вон отсюда. Ты – это не я. Даже когда я нервничаю. Имею, кстати, полное право хоть иногда. Или не имею. Неважно. Вон! Я – не хаос. Не чужие эмоции. Не страх быть сильнее их.

Все это – не я. Я – это… Это…

В комнате что-то всколыхнулось – прошлось, задев мягкими знакомыми касаниями, как легкое, неуловимое движение воздуха. Луна обернулась, боясь моргнуть и обнаружить, что ветер был всего лишь наваждением. Секунды капнули – одна, вторая – и она тихо, беспомощно выдохнула, чувствуя, как по щекам снова неудержимо катятся чертовы слезы.

Он стоял в дверях – исхудавший, тонкий и бледный, пальцы с силой сжимают косяк. Это был он. Он вернулся.

- Драко… - одними губами сказала Луна, обессиленно прислоняясь к стене и то ли снова плача, то ли нервно смеясь.

Взгляд жадно выхватывал сеть мелких морщинок вокруг запавших глаз – их не было раньше, никогда их там не было – и усталый поворот головы, и непривычную напряженность осанки, будто ему сто лет плечи никто не разминал… Мерлин, да конечно – кто бы… Если мы тут…

- Драко!

Она вцепилась в отворот его рубашки, обнимая другой рукой задремавшего, кажется, наконец, Гарри – и когда Малфой успел подойти так близко? – пальцы тревожно скользнули по плечу, по шее, по щеке…

- Мерлин, ты там спал хоть немного? Доминик, наверное, тебя своей совой прямо с постели… - вглядываясь в любимые черточки и почти задыхаясь от захлестывающего ощущения близости, его близости, она боялась оторваться хоть на мгновение, и плевать, что в его глазах – недоверие, и шок, и усталость, потому что под ними пульсирует, бьется обессиленная, почти отчаявшаяся, но все равно настоящая – радость…

- Луна?..

- Я так соскучилась!.. – снова плача, выдохнула она – и уткнулась лбом в его грудь. – Я… Ох, Драко – прости меня!

У него дрожали губы – и руки, нервно зарывшиеся в ее волосы. Не сейчас, запретила она себе, накрывая ладонью его пальцы. Удержаться от того, чтобы не погладить их, правда, все равно не получилось.

- Я люблю тебя, - поднимая голову, скороговоркой выпалила она все тем же сумбурным шепотом, на мгновение машинально прижимаясь губами к его рукам. – Панси родила, все в порядке, спит у себя, мальчик тоже, Гермиона с ними осталась – что тебе Доминик написал?

Драко молчал, ошеломленно глядя на нее распахнутыми глазами. За каждую мельчайшую морщинку вокруг них хотелось с силой оттаскать саму себя за волосы.

- Он прибегал, сказал – Эббинс смылся из замка, у Шона, видимо, шок, его Снейп держит, Алана зацепило немного, но вроде тоже пока не грохнуло – значит, там все хорошо, Дина погибла, Обряд, вроде, Маргарет взялась подготавливать, Драко, тебе, может, кофе хоть принести?..

Его пальцы снова осторожно коснулись ее губ – словно Малфой не верил, что видит перед собой именно ее. Свою вечную занозу и проблему.

- Лавгуд… - сдавленно прошептал он. – Я… представляешь, какой маразм – я тебя чувствую…

- Ну да, - нервно усмехнулась Луна, ловя его ладонь. – Это же я. Кофе будешь?

Он медленно кивнул – и, не сводя с нее взгляда, опустился рядом, прямо на стоящий возле подоконника стол. Льющийся из окна туманный рассвет подсвечивал молочным полумраком пряди светлых волос, бледную кожу, серые глаза, превращая Малфоя в тонкое и хрупкое, нереальное какое-то существо.

- Держи, - Луна показала глазами на Гарри. – Твоя очередь. На меня он… не реагировал. Может, хоть ты сможешь…

Поттер, прислонившись затылком к ее плечу, спал, провалившись в глухое забытье. Драко осторожно накрыл ладонью его руку. Губы снова сжались – как тогда, когда Малфой еще стоял в дверях, глядя на них обоих.

- Прости меня, - не удержавшись, снова всхлипнула Луна. – Драко, я… Черт… Ох, мы же справимся, правда?

Он молчал. Вечно такой сразу неразговорчивый, только стоит при нем заплакать, машинально подумала Луна, вытирая щеку.

- Не бросай меня больше, а? – с какой-то тихой тоской вдруг попросил Драко, переводя на нее измученный взгляд. – Хоть ты, Лавгуд. Пожалуйста… - и, пока она ошарашенно переваривала неожиданное откровение, негромко добавил: - я больше не могу… один. Правда.

- Ш-ш-ш…

У него был прохладный лоб – или это у нее губы горели?

- Ты не один, - мягко шепнула она. – Ты, балда, еще сына не видел. Такой мужик – обалдеешь. Вылитый ты.

Малфой чуть улыбнулся – даже почти смущенно.

- Он не может быть вылитым мной. Наверняка или глаза зеленые, или брюнет. Да еще и кудрявый, поди-ка… как ты.

Луна прыснула в ладошку. Родные малфоевские интонации – что еще нужно для счастья?

Что еще может помочь такой ночью – кроме счастья?..

* * *

Холод пронизывал до костей.

Маргарет машинально поежилась, обхватывая плечи заледеневшими ладонями. Она точно знала, что досидит до конца – и даже знала, почему.

Кто еще, если не она?

Промерзлая, но еще не покрытая снегом земля – наверное, зря я тут уселась, рассеянно подумала Маргарет. Мысль мелькнула уже в сотый, наверное, раз, и снова исчезла. Все равно только отсюда и можно было видеть – их всех.

Таких разных.

Бессонная ночь отпечаталась почти на каждом лице – взгляд невольно подмечал, как необратимо и страшно перевернули в них что-то эти несколько злосчастных часов. Некоторых просто оглушило и будто бы выдрало из привычной колеи смешливых, язвительных будней, а кто-то, такое ощущение, и вовсе другим магом сегодня рассвет увидел…

Ты всю дорогу пыталась изменить нас к лучшему, горько улыбнулась Маргарет, глядя на темно-синюю планку над участком вскопанной свежей земли. Вся ты – только и делала, что искала и находила способ достучаться до каждого. И даже умерла – достучавшись еще раз… За все будущее, в котором тебя не будет.

Сидящий впереди Рэй обернулся и молча протянул девушке серебряный кубок. Маргарет благодарно кивнула, обхватывая ладонями теплый металл – горячее вино сейчас точно выглядело не самой худшей идеей. Хорошо хоть – ветра нет, машинально подумала она – и тут же одернула сама себя. Какой, к Мерлину, ветер, действительно? Сама же полночи Обряд подготавливала. Ветер на сегодня уже был – и закончился.

У него было тонкое, бледное лицо и светлые волосы мистера Драко. Сосредоточенный, холодный взгляд, четкие и ровные движения рук – словно он всю жизнь только тем и занимался, что упокоением стихийных магов. Но Маргарет точно знала – это первый раз, когда ему приходится участвовать в Обряде. Предыдущий проводила – естественно – мисс Панси.

А других в Уоткинс-Холле и не случалось.

А до Уоткинс-Холла – не существовало самого Обряда. Его составили уже здесь – Мэтт, Натан и Гарри Поттер, хотя, по слухам, участие последнего заключалось разве что в согласии поделиться своими выкладками насчет общих ритмов и собранной им когда-то классификацией принципов и назначений разнообразных форм призывов стихии.

Собственно, и Обряда бы не было, если бы еще после войны не выяснилось, что тела мертвых магов – а после войны таковых в резервации оказалось в избытке – не подчиняются законам человеческого мира. Чьи-то – такое случалось нечасто – полностью оправдывая собственную стихию, осыпались пеплом или застывали, как камень, чьи-то демонстрировали почти человеческую смерть, только очень замедленно. Чаще же всего разрушение происходило стихией противостояния – огненные маги со временем рассыпались в прах, а воздушные растекались в капли.

Дата добавления: 2015-07-15