Сашка и Тишка, уроды

Жил-был Писатель. Вы мне скажете, что так людей не зовут, а я вам скажу, что тех, которым имя дали мама с папой, конечно,

так не зовут; но только бывают люди, которые из своего первого имени уходят, как из села, и дальше уже - куда прибьются!

Этот Писатель, или скажем, чтоб вы опять не возмущались, -этот Сочинитель (потому что он почти никогда ничего не записы­вал) - жил за городом, за лесом, за лугом, за рекой и за дорогой. Там стоял его скромный домик, где обитал он и все его создания; и все как один - уроды.

Вы спросите - как это, все уроды? А я вам скажу, что если все время перебивать, до конца не доберемся, а это сказка из тех, где в конце есть кое-что, чего нет в начале. Так что наберитесь тер­пения, я все постараюсь объяснить ясно. Как-то уж так получа­лось, что все, кого он придумывал, были дурные, нескладные или совсем уж невезучие, так что он и поселился подальше от людей, чтобы им на глаза не попадались (он их сам так называл, я бы та­кого не придумал) его уроды, дебильчики и недоноски. Он их ни­когда не бросал и не прогонял, наоборот, кормил и ухаживал. Так он и жил в этом веселом месте, придумывая новых уродов и уха­живая за прежними.

Вы вот зря думаете, что, о-о-о, в этой сказке, кажись, ника­кой жар-птицей не пахнет. Обождите. В сердце самого дурака тоже сидит жар-птица, может, в кривой и вонючей клетке, но она там есть, и когда-нибудь да вылетит. Вот, среди прочих, жили там такие уроды Сашка и Тишка. Они были из ранних его тво­рений (поздним он уже не давал таких простых имен). Сашка был низенький, слегка перекособоченный, всюду заросший воло­сами, с темной кожей и огромными пришлепнутыми губами. Тишка был другой модели: руки как трактор, плечи и голова квадратные (так задумывал Писатель, но природа сгладила углы), ноги - коряги, живот - барабан. Тишка был молчаливый, а у Сашки рот не закрывался, даже поесть ему поэтому было трудно. Но в доме этому никто не удивлялся, там за многими нужен был уход и спецпитание, и Писатель терпеливо за всеми ухаживал. Он и рад был бы куда-нибудь выехать, съездить хоть куда-то, да хозяйство держало.

А однажды Сашка убежал. Писатель и Тишка бросились в погоню, но уже и дулю в поле не нашли. Боясь далеко уходить от дома, Писатель сказал возвращаться. Он думал: «Вернется!» - но Сашка не вернулся, пропал, исчез. Писатель погоревал, но забот было много; он со злости придумал двух замечательных уродов, да тем дело и кончилось.

Но не кончилось! Через пару лет от Сашки пришло письмо. Откуда-то с далекого Севера он писал, что пошел учиться, что в какой-то королевской деревне он живет и говорит по-французски. Дурость какая-то: если деревня, то почему королевская? Писатель издевательски прочитал письмо Тишке, тот ржал, но оба обрадо­вались и затосковали. Писатель тайком ответил, коротко и смеш­но, что-то вроде «Придурок, возвращайся!», - но Сашка не вер­нулся, хотя продолжал иногда писать, и даже стал присылать свои сочинения, слава Богу, на нормальном русском, хотя и стихи.

Дальше - больше. Как-то Сашка прислал целую поэму. Странны были писателю творения своего губошлепа (он его так ласково за губки называл, каждая весом в полкило). Захотелось ему приехать к Сашке, посмотреть, что да как, но трудно было бросить дом, полный недоносков, и оставить не на кого. Так они и жили: этот тому - письмо, тот ему - ответ, и так прошло не­сколько лет, потом еще несколько, потом еще десяток. Так Писа­тель и не собрался в гости на север.

Пока однажды не пришло ему письмо, что Сашка убит на ду­эли. Писал какой-то его друг, «ставил в известность», что после­завтра хоронят, там-то и там-то. Крикнув Тишке, чтоб поухаживал за семьей, Писатель мигом вылетел со двора, кинулся в поезд и помчался на север, и успел к сроку, хоть не повидаться, так похо­ронить. На похоронах было много народа, его никто там не знал, а он из уголка удивленно глядел на мир своего сына. Но порази­ли его там не гусары, чиновники или поэты. Эта братия никогда его сильно не интересовала. Были там, на похоронах, во множе­стве удивительные и прекрасные существа, и не надо было быть писателем, чтобы различить, что это собрались Сашкины творе­ния и герои. Так вот: писатель обалдел от их красоты. Некоторых он узнавал: еще из первой поэмы там были Русалка и Дядька Чер­номор. Потом незнакомые, братья разбойники... И много, много иных.

Он никогда не представлял себе, что герои могут быть таки­ми прекрасными. Тихонько, когда закончились поминки, он уехал к себе домой. Там, ни с кем не поздоровавшись, он выгнал из сво­ей комнаты всех придурков, закрыл окно и двери и крикнул, чтоб не беспокоили. Он видеть не мог своих уродов. Те скулили под дверьми, стучались, лезли в дымоход, но он их гнал, сидел там вза­перти и орал, чтоб все убирались. Так постепенно и произошло: увидев, что их не кормят и не заботятся, уроды стали расчухивать-

ся и расползаться. Через неделю не осталось никого. Остался, впрочем, Тишка, он и ухаживал за старым Писателем. Тот уже ничего никогда не сочинял, с Тишкой почти не разговаривал, бла­го, тот не обижался.

Так все постепенно и кончилось. Писатель умер, Тишка дел­ся неизвестно куда.

Вот разве что из тех уродов, что разбрелись из дома, один стал литературным критиком, и вот он заметил в одной своей ста­тье, что Сашка никогда, ни в одном своем стихотворении из мно­гих томов, ни в прозе, ни в письме, ни в записке, во всем своем богатом и многогранном языке не использовал это слово - «урод».

Нигде, никогда, ни разу.

Впрочем, и Писатель свое первое имя так никому и не назвал.

Тут они вышли квиты.

Это трудная позиция, в ней внутреннее начало роста (ниж­няя триграмма «дерева») зажато сверху незыблемостью горы (вер­хней триграммой).

«Исправление испорченного отцом», - говорится в коммен­тариях И Цзин трижды. То, что испортил отец, - это, например, очень распространенная история о грехопадении. Наш отец Адам испортил хорошие отношения с Господом Богом не только для себя, но и для своих потомков; и теперь дело каждого потомка -исправить «греховное» положение дел и вернуться в Райский сад.

* * *

Уран, рождавший страшных чудищ, которых хоронил внут­ри своей супруги Земли-Геи, похож на фигуру нашего Писателя. Это загадка, конечно, почему и как отец порождает детей, которых он сам считает уродами и которым сам не желает жизни. Мне это кажется некой начальной, грубой стадией творения, пока умение

порождать еще не развилось в тонкое мастерство, пока энергии чрезвычайно много, но она груба и хаотична. Очень часто, кстати, отец такого типа чрезвычайно плодотворен, как тот же Уран или наш Писатель, в смысле количества своих творений. Но душой своей он детей не наполняет, и потом, после «исправления», кото­рое совершают дети, трудно становится найти хоть какие-то его следы (так до нас не дошли фактически изображения Урана; и образ отца А.С. Пушкина нигде в его творчестве не ощущается, в отличие, скажем, от няни Арины Родионовны).

* * *

В психотерапии этому сюжету соответствует чрезвычайно распространенная ситуация, когда неофит, испытав благотворное влияние каких-нибудь практик, сразу же очень энергично начина­ет использовать эти практики, занимаясь психотерапией своих близких. Прежде всего и чаще всего - своих родителей. Бессозна­тельно считая свою психику частью психики родителей (то, что называется «слиянием»), человек вполне логично стремится ис­править «основы». Увы, эти попытки чаще всего обречены на не­удачу - и из-за консервативности старшего поколения, и из-за того, что родители бессознательно понимают, что дело тут нечис­то, не для них старается ребеночек, но для себя. В сущности, он пытается перенести внутренний конфликт на чужую территорию (поскольку территория психики папы и мамы для взрослого ре­бенка - все-таки чужая) и, как правило, терпит неудачу, и обыч­но так посмотришь со стороны - и слава Богу. Как и в нашей сказ­ке, неофиту следует уйти из системы (правильно пройдя преды­дущую ситуацию «последования», то есть вдохновляясь чьим-то примером), и только тогда заниматься исправлением «порчи», но уже исключительно с самим собой.

* * *

Чудесно заканчивается комментарий И Цзин к этой гекса­грамме - тем более чудесно, что такое указание уникально в этом, как ни крути, феодально-политизированном тексте: «Не служи ни царю, ни князю. Возвеличишь и прославишь свое дело».

Для исправления испорченного отцом никакая «отцовская» фигура не поможет - ни царь, ни князь, ни «князь мира сего» в

виде безликого -«демократического» социума. Давайте напьемся словами А.С. Пушкина, который понимал эту тему исключитель­но сильно (и чье дело возвеличилось и прославилось):

Иные, лучшие мне дороги права,

Иная, лучшая потребна мне свобода.

Зависеть от царя, зависеть от народа -

Бог с ними! Никому

Отчета не давать,

Себе лишь самому

Служить и угождать;

Для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи!

Вот счастье, вот права...

19. Приход

Дата добавления: 2015-07-15