Ее разложение

Одновременно эволюционистская и функционалистская социология была разрушена в первую половину текущего века скорее в силу исторических перемен, чем по причине интеллектуальной критики. Европа перестала верить в идею модернизации и рационализации начиная с Великого Кризиса, подъема фашизма и роста концентрационных лагерей в Советском Союзе и в Германии. Разочарование [:14] Европы хорошо передают такие выражения как «кризис прогресса», «закат разума». В то же время история XX века явно наталкивала на невозможность смешения социальной системы и государства. Дело в том, что планета не была более во власти буржуазии, контролирующей государство, так как произошел подъем коммунистических или националистических, индустриализаторских и авторитарных государств. И сразу социология утрачивает доверие к фигуре действующего лица в качестве исторического персонажа. Отныне пролетариат, буржуазия, нация предстают идеологическими конструкциями или марионетками, управляемыми держателями политической власти.

Критическая социология обнаружила позади порядка — силу, позади консенсуса — репрессии, открыла в модернизации иррациональность, в общих принципах — частный интерес. Модернистская Европа отождествляла себя с Просвещением и с прогрессом. Угнетенные классы, колонизованные нации, недовольные цензурой люди творчества и заклейменные в качестве анормальных и маргиналов действующие лица отбросили ее претензию на универсализм и самоотождествление со справедливостью и свободой. Таким образом развилась не столько другая социология, сколько скорее антисоциология. Центральной в классической социологии была идея соответствия между институционализацией ценностей и социализацией действующих лиц. Теперь ей было противопоставлено отделение системы и действующего лица. Система была понята как совокупность правил и принуждений, каковые действующее лицо должно научиться скорее использовать или обходить, чем уважать. Что хорошо, например, умеет делать французский гражданин в отношении установленных государством правил. Со своей стороны, действующее лицо не было уже гражданином или трудящимся, а индивидом, членом первичных общностей, привязанным к культурной традиции. Наконец, что особенно важно, оказались разделенными нормы функционирования общества и историческое развитие. Историческое изменение не определяется уже как прогресс или модернизация, а как совокупность стратегий, стремящихся оптимизировать употребление ограниченных ресурсов и контролировать зоны неопределенности.

Идея общества исчезла, и само «социальное» было заменено политикой, которая приняла две противоположные формы. С одной стороны, форму тоталитарной власти, которая пожирает социальную жизнь, с другой, форму групп давления и аппаратов решения, которые [:15] сталкиваются на политическом рынке. Это холодный мир, из которого исключено действующее лицо со всеми его верованиями, проектами, общественными отношениями, с его способностью к чисто социальному действию.

Такое видение общественной жизни, или скорее, противопоставление двух ее разъединенных половин — системы как порядка и действующего лица как счетного устройства и игрока — господствовало в семидесятые годы. С одной стороны, самое большое влияние имели, при всем их различии, работы Маркузе, Фуко, Альтюсера, Бурдье, Гоффмана, с другой, Симона, Марша, Бло, Крозье, разрабатывавших концепции, получившие название теории организаций и решений.

Этот этап в общественной мысли был связан с двумя большими историческими переменами. Во-первых, с превращением освободительных движений в авторитарные государства. Во вторых, с изменением культуры в уже индустриализованных странах и с появлением новых форм знания, экономической активности и этических моделей, временно оторванных от социальных и политических отношений. Общество взорвано, с одной стороны, оно поглощено государственной властью, с другой, оно «отстает» (отставание скорее социальное, чем культурное) в отношении культурных трансформаций, то есть строительства отношений с окружающей средой.

Разрушение классической социологии имеет два рода последствий и значений, отношения между которыми сложны. Прежде всего, финализм, свойственный современности, уступает место более научному анализу общественных отношений. На руинах связанных между собой эволюционизма и функционализма вырастает такой анализ культуры, экономии и даже общественных систем, который исключает всякое обращение к природе общества или к смыслу истории. «Общество» перестает быть объектом социологии, им становятся поведения и общественные отношения.

Но разрушение устаревшей концепции социального действия влечет за собой, по крайней мере в течение первого периода, общий отказ от идеи социального действия и прямое применение к изучению современных обществ понятий, заимствованных из исследований наименее сложных живых существ. Их «мечта» состоит в самовоспроизводстве, а воздействие на себя имеет целью сохранить внутреннее равновесие. Эдгар Морен оригинально выразил двусмысленность обращения к моделям, заимствованным из наук о природе, пытаясь в [:16] противовес господствующим тенденциям найти в физике и особенно в биологии формы мысли, находящиеся в согласии с обновленной социологией действующего лица.

Вот где мы находимся. Нет больше признанной модели анализа действующих лиц общества. Социология в точном смысле больше не существует: классическая социология разрушена, а чисто критическая социология может разрушиться очень скоро.

«Естественные науки о человеке» структуралистского направления занимают часть той области, которая была областью социологии. История как конкретное изучение конкретных ансамблей растягивается на настоящее. Политическая наука, следуя рекомендациям Ханны Арендт, освобождается от социологии. Последняя, будучи лишена интеллектуального определения, погружается в незначительные описательные работы или в бессмыслицу корпоративизма.

Дата добавления: 2015-07-12