Новые тенденции в поэзии 1840-х годов. Анализ стихотворений А.С.Хомякова, А.Н.Плещеева, К.К.Павловой

Сороковые годы XIX в. — одна из самых «непоэтических» эпох в русской литературе. Очевидно и безусловно господство прозы, интерес к которой вызван тем, что именно этот род художественного творчества оказывается способным выразить тенденции литературного развития той поры. Ярко выражена тенденция к прозаизации литературы, которая не так сложна для восприятия, как поэзия.

Идейно проза идет впереди поэзии, будучи в значительно большей степени связана с общественным движением эпохи. Прозаические жанры в 40-е гг. решительно оттесняют лирику, неожиданно скромную и невыразительную после ее могучего взлета в творчестве Пушкина, Лермонтова, Кольцова. В это время в свет выходит сравнительно мало поэтических сборников.

«Жалкое положение» — по определению Белинского — поэзии в этот «прозаический период» нашей литературы неоднократно отмечается в критических статьях 1840-х гг.

Контингент литераторов-поэтов, действовавших в 40-е гг., по своему составу крайне неоднороден — и в отношении идеологических устремлений, и в отношении эстетической программы. Между тем есть все основания выделять 40-е гг. XIX в. в особый период в развитии русской поэзии — именно как период подготовки качественно нового ее этапа, как период художественных исканий. Ощущение невозможности далее следовать старым образцам заставляет многих поэтов старшего поколения оставить перо.

Эволюция поэзии в 40-е гг. необходимо должна быть поставлена в связь с идейно-теоретическими исканиями той поры и их социальным содержанием. Уже становилось заметным известное оживление в общественной жизни страны, постепенно освобождавшейся от более чем десятилетней «депрессии», вызванной крахом декабрьского восстания. Усиливается интерес к социальным проблемам, среди оппозиционно настроенной интеллигенции все большую роль начинает играть ее разночинская прослойка. Рост демократических сил, зарождение и постепенное оформление передовой революционно-демократической мысли — отличительные черты 40-х гг. как определенного периода в развитии русского освободительного движения.

40-е гг. решительно противостоят предшествующим периодам в развитии поэзии именно отсутствием, условно говоря, «главы школы», чье творчество отразило бы характерные черты поэтического времени. Лишь после появился Некрасов, открывший собой следующую эпоху в русской поэзии.

Еще сильны и устойчивы литературно-эстетические позиции уходящего поколения, но именно поиск, эксперимент — в отношении и тематического репертуара, и идеологического наполнения, и изобразительных средств — определяющая черта творчества большинства поэтов, действовавших в 40-е гг.

Одно из наиболее ярких проявлений связи 40-х гг. с предшествующим литературным периодом — достаточно широкое распространение и устойчивость традиций романтизма, романтического мироощущения, романтической поэтики. В начале 40-х гг. еще весьма популярны поэтические эффекты, экзотический антураж, пряная эротика вульгарного романтизма. Охотно печатаются подражатели Бенедиктова.Сильно обаяние лермонтовской поэзии. Вместе с тем значителен интерес к поэзии 30-х годов – к творчеству любомудров, к «поэзии мысли». От этого поэтического материала берёт начало существенная в 40-е годы «рефлективная поэзия». Это понятие связывают с именами кружка Станкевича. Их поэзия явилась выражением настроений эпохи «общественного недуга», эпохи утраты надежд, крушения идеалов. В отличие от любомудров у Станкевича и поэтов его круга идейно-тематический диапазон значительно сужен; их главное внимание сосредоточено на проблемах этических. Станкевича и его друзей волнуют вопросы назначения, роли человеческой личности в мире действительности. У поэтов кружка Станкевича значительно усилен момент самоанализа, самоуглубления, рефлективного размышления. «…Наш век есть по преимуществу век рефлексии», — писал в 1840 г. Белинский. «В состоянии рефлексии человек распадается на два человека, из которых один живет, а другой наблюдает за ним и судит о нем». Немало образцов типично «рефлективной» лирики — стихотворений, заключающих в себе излияния больной души поэта, томимого «тревожными, напрасными желаниями», «странною тоскою», в поэзии Тургенева 40-х гг. Не менее сильно «рефлективное» начало у Н. П. Огарева (1813—1877).

Специфическая конкретизация общих мотивов «рефлективной» лирики, наполнение их социальным содержанием отличает поэтическое творчество петрашевцев. В кружке первых русских социалистов было немало начинающих литераторов. Выделяется Плещев (1825-2893). В «рефлективной поэзии» петрашевцев не случайно поэтому переплетение прямо противоположных мотивов — оптимизма и разочарования, веры и безверия, призывов к подвигу и сознания своего бессилия. У Плещеева, например, устойчиво ощущение близости «часа последней битвы», его широкоизвестное стихотворение «Вперед! без страха и сомненья…» (1846) исполнено энергии и энтузиазма.

Поэтический язык петрашевцев — это своеобразный шифр, несколько устойчивых формул, переходящих из одного стихотворения в другое: «учения любви и правды», «златые сны», «луч правды», «глагол истины»

С элегической, медитативной лирикой «рефлектирующих» поэтов определенным образом связано другое явление, чрезвычайно существенное для поэзии 1840-х гг.: возрождение антологической традиции.

Отличительная особенность художественной манеры поэта-антологиста — «пластицизм» описаний, искусство «всякую вещь, всякую мысль… передать осязаемо, т. е. представить ее как бы выпуклою, как бы изваянную резцом».

Творчество многих поэтов 40-х гг., еще тесно связанных с романтической традицией, развивалось на характерном для прозы пути преодоления субъективного романтического начала, стремления к объективной повествовательности, поисков нового типа лирического героя с новым социальным самосознанием, поисков иных возможностей раскрытия лирического я в стихе. Это видно уже в лирике поэтов, эстетически еще очень близких поколению 30-х гг., — К. К. Павловой.

Опыты «рассказа в стихах» — проявление интенсивной «прозаизации» поэзии; в этом отношении они стоят в одном ряду с поэмой 1840-х гг. Поэмы — или, как их принято называть, «стихотворные повести» — заметное явление в литературе этого времени. Стихотворная повесть знаменовала собой начало «примирения» Белинского с поэзией в 40-е гг. «Дельная» поэзия должна была противостоять «бессилию» «рефлектирующих» лириков именно как поэзия действия. Очевидный симптом «перехода в положительную деятельность» Белинский видел в «дельной» поэзии. Лирика, ориентирующаяся на прозу, была признана критиком, и именно в этой линии развития обозначилось гражданское направление русской поэзии 1840-х гг.

Наиболее полное воплощение «поэзия дела» получила у раннего Некрасова. В Некрасове Белинский угадал «истинного поэта»; в нем воплотились те качества, которые критик считал необходимыми для подлинного таланта: «ум, источник идей… богатая натура, сильная личность, которая, опираясь на самую себя, могла бы властительно приковать к себе взоры всех». В большинстве своём Некрасов развивался как романтический поэт, но лирическое я многих стихотворений раннего Некрасова воплощает в себе черты нового «героя» времени — «маленького» человека, бедняка-труженика.

Анализ стихотворений А.С.Хомякова, А.Н.Плещеева, К.К.Павловой

Хомяков

В числе поэтов славянской партии было немало людей даровитых, но первое место между ними, если не по таланту, то по более обозначенному направлению идей и верований, принадлежит Хомякову.

В этом деле обновления общеславянского мира и слияния всех племен его в одну семью Хомяков дает главную и капитальную роль России. В ней должны, но его мнению, слиться как в море все струи славянских народностей. В ее груди, по выражению поэта, “есть светлый ключ”, к которому с духовной жаждой “соберутся народы”. К России не раз обращается он с призывом на этот подвиг, который она должна совершить на славу всего славянского мира и для пользы человечества («Тебя призвал на брань святую»). И для выполнения этого призвания, по идее Хомякова, нужны не сила и оружие, а правда и духовное единство любви. Русский народ должен, по его словам, отрешиться от своего векового исторического самообольщения, от духа вражды и апатии, должен “омыть себя водою покаяния и с душою коленопреклоненной исцелить раны растленной совести елеем плача “.Исцелившись – должно ринуться в бой, «держа стяг божий крепкой дланью». В этих строках читается высшее предназначение России, и меч, которым она разит – «божий меч».

В стихотворении «Гордись! – тебе льстецы сказали» Хомяков обращается к России, просит её не верить, не слушать и не гордиться пустыми похвалами. И хоть страна велика и богата, но выше и богаче её был Рим, сильнее были монголы – «алтайские дикари». И где они сейчас? «Бесплоден всякий дух гордыни». Но «крепок ясный мир святыми» и «сильна молящихся рука». И за своё смирение, за то, что Россия «прияла глагол Творца» – Творец дал ей её высокое назначение, «светлый удел» – «хранить племён святое братство», веру и правду. Лишь «пролив сиянье веры» народам, «обняв их своей любовью», страна возвысится в своей чудесной славе, как «синий небесный свод».

Плещеев

Плещеев – яркий представитель кружка Петрашевского. Петрашевцы уделяли значительное внимание политической поэзии, обсуждая на «пятницах» вопросы её развития.

В стихотворении «Возьми барабан и не бойся» Плещеев провозглашает основные принципы, смысл искусства и «всей философии». «Сильнее стучи и тревогой/Ты спящих от сна пробуди», – пишет он.Подобно барабану, своими произведениями он должен пробудить «спящих» вокруг него людей, показать им истинный смысл и назначение, стать их предводителем и «маршировать впереди».

В этом заключен и Гегель, и «вся книжная мудрость», и «дух философских начал». О себе Плещеев пишет, что он «давно постиг эту тайну» и давно стал таким «барабанщиком».

(*маркитантка (в стихотворении) – торговка съестными припасами при армии).

Петрашевцы объединились «под знаменем науки», то есть идей утопического социализма, которые захватывали все больше передовых людей, что Плещеев и выразил в одном из лучших своих стихотворений – «Вперед! Без страха и сомненья». И после расправы над петрашевцами, сосланными на каторгу, в солдатчину, в «медвежьи» углы России, «Вперед» играло роль «Марсельезы» не только в сороковые, но и в шестидесятые и в последующие десятилетия.

«Провозглашать любви ученье/ Мы будем нищим, богачам/ И за него снесём гоненье, /Простив безумным палачам», – пишет он

Павлова

В 1837 Каролина Карловна получила наследство от бо гатого родственника и в том же году вышла замуж за писателя Н. Ф. Павлова. Хотя говорили о браке по расчету, но первые годы ее супружеской жизни были счастливы. Их связывали литературные интересы, общее знакомство с литератур ными кругами и взгляды на русскую дей ствительность. Они сочувствовали про грессу, осуждали самодержавно-крепо стнический деспотизм, грубость и неве жество барства.

В 1839 у них родился сын. Павловы в это время жили в пол ном материальном довольстве, позволяв шем им давать еженедельно богатые ли тературные вечера.

Их салон с конца 30-х гг. и в 40-х гг. был самым известным и многолюдным в Москве. В нем бывалиБелинский, Лермонтов, Гоголь, Акса ковы, Киреевские, Хомяков, Шевырев, Самарин, Герцен, Огарев, Сатин, Грановский, Тургенев, И. Панаев, Григорович, Н. Берг, Кетчер, Н. Мельгунов, Мей, Фет, А. Григорьев. Появились люди и из старшего поколения: Загоскин, А. И. Тур генев, М. А. Дмитриев, Вяземский, Баратынский и другие.

На собраниях у Павловых обсуждались вопросы, волновавшие со временные умы, на них «соперники яв лялись во всеоружии, с противополож ными взглядами, но с запасом знания и обаянием красноречия» (Б. Н. Чичерин, Воспоминания, Москва сороковых годов, М., 1929, с. 8).

Во многих стихотворениях поэтессы отразились споры, происходившие на их вечерах («Разговор в Трианоне», «Про метей» и других).

(Салтыков-Щедрин)Г-жа Павлова занимает в русской литературе одно из самых видных мест: она чуть ли не единственная в настоящее время представительница так называемой мотыльковой поэзии. Мотыльковою поэзия эта называется по имени мотылька, самого резвого, но вместе с тем и самого легковерного из насекомых. Вся эта поэзия есть не что иное, как стихотворное применение приятных манер к случайно встречающимся на пути предметам. Встретит, например, г-жа Павлова поэта – она пишет послание поэту, увидев И.С. Аксакова – пишет послание И.С. Аксакову. (Айхенвальд) Павловой свойственна и женская именно словоохотливость; автор слишком легко и скоро прибегает к стиху, не всегда показывает его внутреннюю необходимость; она пишет стихотворения и тогда, когда без них можно было бы обойтись, и у нее мало поэтической самодисциплины.

(Салтыков-Щедрин) Павлова в другом стихотворении “Мотылек” и советует поэту уподобиться этому красивому насекомому, то есть “покинуть земную обитель, упиться чистым эфиром и порхать оживленным сапфиром”, но это она делает неосновательно, во-первых, потому, что поэт все-таки человек и мотыльком ни под каким видом сделаться не может, а во-вторых, потому, что если бы, вопреки всем ожиданиям, поэт сделался мотыльком, то ведь и мотылек совсем не “чистым эфиром” питается, а также находит для себя пищу более благопотребную.

Само стихотворение «Мотылёк» – своеобразное обращение к поэту. «Праха жилец», долгое время мотылёк не знал своего предназначения, но «время второго рожденья пришло» – и жить, не касаясь земли, говорит ему поэтесса.

«Не так ли, художник, и ты», – спрашивает Павлова. Она советует «художнику» уподобиться мотыльку: покинуть земную обитель, стать свободным, как мотылёк, небожителем, и глядеть на землю «с высока».

Дата добавления: 2015-07-11