Далее речь пойдет о пороках общества. Я хочу разобраться, каким образом нам было навязано пьянство.

…В те времена, когда мы еще были детьми, от наших глаз, естественно, не ускользали жизнь взрослых и их поведение. Тогда они были для нас, детей, “богами”. И “боги” эти все работали. Безработность в те времена осуждалась, неработающих называли просто тунеядцами. Этот ярлык был тяжелее, чем ярлык вора. Пьянство притеснялось. Кто стремился учиться, учились. Парни, отслужив, женились. Соседи общались с соседями, люди искренне дружили между собой. Америка в то время воевала с Вьетнамом. Помнится, мать постоянно переживала за вьетнамцев. А нашей родиной управляла партия во главе Л.И.Брежневым. Людей постоянно учили верить в будущее, и они верили. Мы жили тогда как на острове, отрезанном от цивилизации. Электричество в холодное время года давали только по вечерам и по утрам. Я, будучи подростком, работал в то время дизелистом - электриком. Солярки нам привозили мало, но так было приятно давать электричество своим односельчанам, хоть и на короткое время! Радио было от местной ретрансляционной сети. В сельском клубе демонстрировались пропитанные патриотическим духом кинофильмы. Такова была жизнь. Никому не было страшно за завтрашний день, и никому не было стыдно за день прошедший...

…Мне не было и годика, когда нас бросил отец. Так вот, не было у меня ни отца, ни братьев, ни сестер. За всех них и за основного наставника по жизни была моя мать. Отец бросил нас без средств к существованию, и при разделе имущества сельсовет нам оставил дом. А все, что было в доме, вплоть до котла из маленькой печи, забрала отцова родня, как его долю. Зима. Голый дом без посуды, без одежды, без дров, двор без ограды. Они даже туалет разобрали. Но благодаря нашим односельчанам и родне матери, мы выжили.

Ребенком я с завистью смотрел на сверстников, у которых были новая одежда, обувь, игрушки и книги. Отворачивался и уходил домой, когда эти счастливые дети ели конфеты или пряники... От алиментов мать отказалась - гордая была. Поскольку у матери было только начальное образование, она вынуждена была работать на черной работе. Работала в артели: шили большие мешки для рыб, вили веревки, изготовляли попоны для лошадей. Всё это делалось из лыка. С шести лет и мне пришлось работать там вместе с матерью. Через некоторое время артель закрыли, и мы с матерью собирали живицу на леспромхозовских делянках. Самая высокая зарплата на сборке живицы была 36 рублей на двоих. Так в труде я и рос, однако уже в раннем детстве от тяжелой работы у меня повредился позвоночник. О моем дальнейшем образовании заботиться было некому. У меня была, конечно, мечта - стать врачом. Но судьба распорядилась иначе…

И сейчас память иногда возвращает меня в безрадостное детство, в нашу жизнь с матерью. Вспоминаю ее тихие, тайные слезы, наши совместные унижения и ощущение огромной материнской любви ко мне, единственному сыну. Возможно, именно это послужило причиной моего отрицательного отношения к пьянству. Тогда я поклялся: «Мама, я тебе обещаю: тебе никогда не придется краснеть за своего единственного сына!».

Мать была богобоязненным верующим человеком, и для нашей семьи из двух человек было чуждым не только пьянство, но даже сам запах спиртного. Она была единственным близким мне человеком, её влияние на меня было доминирующим, и это определило мою дальнейшую судьбу. Но всё же в детстве мне приходилось видеть, может, и нечасто, как у некоторых моих сверстников отцы или братья возвращались иногда домой пьяными. И это всегда вызывало у меня смешанные чувства: я то ли брезговал, то ли боялся, то ли мне было любопытно, или, может быть, мне было жалко моих сверстников. Одно помню точно: возвращаясь домой, я чувствовал облегчение, ведь в нашем домике было спокойно - в нищете, зато в тишине. Я не мог понять, почему хорошие дяденьки, такие приличные на людях, вернувшись домой, пили спиртное и преднамеренно входили в состояние безумия. Мои сверстники и некоторые родственники жили под одной крышей с выпивохами и, конечно же, страдали. Для меня было дико жить вместе с ними и пытаться приспособиться к людям, живущим в двух параллельных мирах одновременно…

В таких семьях чередовались пьянство, ругань, драки, беспорядок, тяжелый запах перегара и, наконец, короткое время покоя для всех. Как можно, будучи невестой, женой, сыном, дочерью или матерью доверять свою судьбу пьянице?! Но люди вместе жили и страдали - деваться было некуда, ибо это был и их родной дом. Я всегда смотрел на пьяниц с опаской, как на предателей, с недоверием, как на проживающих в двух мирах - в мире «виртуальном» и реальном. Тогда, детским умом, всего этого объять и понять было невозможно. Был только детский, безмолвный протест.

В то время в деревнях было модно ездить в гости на лошадях. Это поднимало авторитет гостей, ибо держать лошадей удавалось немногим. Хозяева обычно встречали гостей у ворот, сами распрягали лошадей, кормили и поили их. Обычно эта обязанность возлагалась на их старших детей – мальчиков-подростков. К тому времени на их печке весело шипел тапян¹. Называли эту отраву медовухой или кислушкой, готовили на сахаре и опаре из хмеля. Был ещё рецепт - на старых вощинах с оставшимися на них цветочной пыльцой и медом. (По сути, это испражнения и моча кисломолочных бактерий, которые жадно поедают все сладкое; в химии эта гадость называется этанолом и обозначается С₂Н₅0Н. А созревшая кислушка, - это смесь мертвых микроорганизмов, погибших в собственной моче и экскрементах, концентрация которых выше 11%, сивушных масел, всякой гнили и мусора).

Кислушка созревала к приходу гостей, но иногда бывало, что не успевала созревать вовсе. Причиной этого, скорее всего, становился сам хозяин, украдкой «пробовавший» крепость содержимого фляги. Думаю, крепость этой отравы была, пожалуй, около 9-10 градусов. Радости от предвкушения процесса предстоящего пития взрослые не скрывали, к приему гостей готовились, как могли, - варили, жарили. Салатов в то время готовить особо не умели, но разные соления были. Было много парного мяса, пельменей, выпечки. После первой пары стаканов мутной кислушки поначалу скромно сидевшие за столом взрослые становились разговорчивыми, начинали шумно обсуждать деревенские новости, события и политику. Если у одних гости плясали под гармонь, то у других были слышны песни под курай². Пели песни, плясали. Глубоко за полночь гостей увозили по домам сыновья, некоторые разъезжались сами. По уже глубоко спавшему селу далеко разносились скрип полозьев саней да песни...

Напоминаю, что мои односельчане хотя и пили, но крепость спиртного была не больше, чем крепость сухого вина. Самогон нашей деревне был чуждым. Дистиллят был редкостью. Для сравнения: бутылка водки стоила сначала 2 рубля 70 копеек, а через некоторое время её цена поднялась до 3 рублей 12 копеек. А мешок очищенной муки стоил от 7 до 9 рублей, а средняя величина

__________________________________________________________________________________________ ¹тапян - фляга с кислушкой

² курай – башкирский национальный музыкальный инструмент, сродни флейте

пенсии составляла 13 рублей 60 копеек. Почему я о ценах? Да потому, что люди умели экономно пользоваться деньгами, как бы мало их ни было. Покупали одежду, учебники для детей и только необходимый домашний скарб. Как сейчас - неделями, месяцами, беспробудно - люди не пили, вещей из дома не пропивали, чужого не трогали. Милиционер в деревне был попросту не нужен. Было спокойно.

Итак, мы – поколение рожденных от родителей - простых трудяг, воспитанные советским строем, законопослушные и порядочные, стали подростками, закончили восемь классов. И тоже принялись по каждому поводу употреблять кислушку. Нас этому научили взрослые “боги” - отцы, братья, дяди, для которых употребление спиртного было в порядке вещей, можно сказать, нормой жизни. Таким образом, и мы, молодежь, стали приглашать друзей и одноклассников в гости на кислушку по любому поводу. Тем самым мы демонстрировали окружающим, что выросли, начали самоутверждаться и вклиниваться в мир взрослых. Родители старались не ударить в грязь лицом, готовились к приему наших друзей. Так было принято.

На первый взгляд кислушка - прохладный напиток, приятный на вкус, был совершенно безобидным, шел как квас. Но потом приходило тяжелое опьянение. Однажды я не смог дойти до дома, упал в снег и не помню, сколько там пролежал. Хорошо, что мимо шел добрый человек, помог затащить меня в дом. Что пережила в эти минуты моя мать, я понял потом, когда стали пить мои сыновья. Прости меня мать, пусть земля будет тебе пухом!Таким образом, с благословения взрослых, мы впустили в наши дома «троянского коня».

В то время я с гармошкой постоянно находился среди девчат. Играл в сельском клубе. В народе сельские пляски назывались «ахрита». Я часами тянул меха гармошки, потел и довольно быстро трезвел, если и бывал под хмельком. Бывало, парни с грохотом дрались в тамбуре сельского клуба, делили девушек или может быть, делили границы. Но я всегда был среди девушек, бывало, они пытались свалить гармониста с ног, я в ответ - их. Дробный плясовой перестук часто слышался в клубе до самого утра. Но постоянно ходить пьяным в то время было всё же стыдно. Люди это осуждали. Помню, меня к выпивке совсем не тянуло, может быть потому, что я всегда помнил слова матери, которая говорила о пьяных на улице: «… бедняга, как он отравился!»; «какой красивый человек, а сейчас такая свинья…»; «жалко человека, совсем пропадает…».

Я же не переставал удивляться: водку продают в продуктовом магазине, как же она может отравой? Вопросов у меня к взрослым было много. Но спросить было не у кого, ибо исчерпывающего ответа в то время никто бы не дал.

Прекрасно помню один случай. Мне, пожалуй, было около шести лет, когда взрослые гудели за столом, а я собрал под столом пустые бутылки и по каплям сцедил из них в чашку около десяти граммов водки. Выпил... и чуть не задохнулся! Был поражен, как такую горькую гадость можно пить? А другой мальчик, живший на нашей улице на четыре дома ниже, попробовал водки и тут же умер. А взрослые радовались при виде этой гадости, пили и веселились, плакали, блевали, матерились, занимались любовью при детях (в то время дома строились из бревен, привозимых на телегах, запряженных лошадьми, техники, пилорамы не было. Так что представьте, каких размеров были дома, и как они выглядели изнутри и снаружи!). Кислушку пили по каждому поводу: после пропашки огородов, после кастрации животных, «обмывали» родившихся детей, новые дома, покупку вещей, радость и горе. Наступали праздник или юбилей, и как ни парадоксально, люди с огромной радостью, отравляли алкоголем своих близких, друзей или просто знакомых. А в гостях на пытавшихся не пить давили словами: «на здоровье!», «допей, не оставляй зла», «штрафную», «за опоздание!», «почему посуда стоит, ждёт, у нас так не принято!», «тост до дна», «тост на ноги». Тостов было много, пили после каждой песни, после каждой пляски. После таких посиделок с медовухой или брагой никто не оставался трезвым - это было просто невозможно. Знаете, как это интересно: только что, часа два тому назад, гости, говорившие хозяину самые лестные слова, через некоторое время, будто их черт подменил, начинали от души материться, языки у них развязывались, они принимались поминать грешки друг друга… Красивые лица перекашивались, глаза закатывались, в углах ртов повисали кусочки недоеденной вермишели… А ноги не хотели идти домой, заплетались, в каждом углу подворья кто-то валялся, обмочившись или захлебываясь рвотой.… В мгновение ока люди превращались в «инопланетян».

Однако по утрам все уходили на работу, никто не слонялся без дела, люди стыдились прослыть бездельниками. Помогали друг другу строиться, организовывали помочи. Если приходила беда, никто не оставался в одиночестве. Все односельчане были единым целым, как слаженный организм. Вместе радовались на свадьбах, рады были рождению детей, успехам одаренных людей из села, вместе хоронили умерших. Вместе осуждали оступившегося.

Позднее, уже ближе к “бархатной революции” и особенно после нее, пьянство в селах и деревнях усилилось, стало приобретать массовый характер. Меня крайне удивляло одно обстоятельство: пьянство, падение нравов у населения и рост преступности абсолютно не волновали руководство на всех уровнях. Они будто ослепли, превратились в хамелеонов, что ли...

Итак, уже в нежном возрасте мы достаточно насмотрелись на пьющих взрослых, которых после долгой попойки преследовали «черти», на убитых в драках или сводивших счеты с жизнью по причине беспробудного пьянства. При этом люди не понимали, что же с ними происходит, не было никаких предпосылок для осмысления этого. Ведь спиртное в изобилии стояло и стоит в продуктовых магазинах, лекций о действии алкоголя на организм человека никто не читает… А тут бесконечные праздники, торжества, связанные с культом пьянства, радостное предвкушение и ожидание которых видно у людей невооруженным глазом, да и на кладбищах места пока бесплатные… Стало привычным видеть бедственное, катастрофическое состояние людей из-за пьянства, в сердцах людей поселилось равнодушие к происходящему, смирение.

Прошло несколько лет, я создал семью, начал жить и работать в районном центре, наблюдая за жизнью и поведением общества. Самое страшное, я стал свидетелем гибели от пьянства трех поколений сразу, - наших отцов, своего поколения, рожденного в 50 – 60 годы, и наших потомков, весьма рано и активно пристрастившихся к спиртному, и поэтому, еще не успев даже войти в самостоятельную жизнь, стали переселяться на кладбища. И ведь нетрудно догадаться – «кто-то» в этом крайне заинтересован. Но согласитесь, в те времена, в пятидесятые – семидесятые годы, наши деды хоть доживали до старости, получали пенсии. Они были активными до конца жизни, держали лошадей, скот, косили сено, сами готовили дрова, строились. В советские времена ислам в отдаленных деревнях сдерживал пороки человеческие, даже в состоянии изгоя. И люди, в большинстве своём жившие в нищете, пережившие войну и голод, жили по совести, имели гордость, старались поддержать честь своего имени и своей семьи. Они умели стыдиться. Но как только людей «отпустили» «на свободу», (т.е. объявили “демократию”) и когда общество пришло в движение, тут же возродился культ пьянства. Люди начали употреблять крепкое спиртное уже по каждому случаю. Кислушка уже не удовлетворяла. Произошла разгерметизация самобытности моих земляков, началось нивелирование сознания по некоему западному образу жизни посредством телевидения. В результате по причине пьянства, бездуховного образа жизни, хамского отношения к своему здоровью, не доживая даже до пенсионного возраста начало уходить из жизни поколение наших отцов и матерей, рожденных в тридцатые-сороковые годы.

И в самом деле, прав был когда-то, пожалуй, декабрист Пестель, сказав про нас: «… Башкир, живущих среди гор, надо уничтожать водкой, а не войсками ….». Также, при помощи водки колонизаторы завоевывали земли индейцев Америки, бушменов Африки, коренных жителей Австралии. Сейчас это происходит с народами Севера. Ах, Пестель если бы он знал, какую могущественную наступательную и истребляющую силу имеет алкоголь! И эта сила вышла из под контроля, ибо для этого созданы идеальные условия. Пьянство свирепствует там, где уменьшается контроль за гражданским обществом, где людей лишили работы, это происходит в деревнях, селах, небольших городках на всех просторах России. Ах, если бы Пестель и другие его соратники знали, какого джинна они выпустили из бутылки во благо врагов внешних, для уничтожения врагов внутренних, таких как башкиры и ханты, думаю, они перевернулись бы в гробах.

Мы - россияне. Судьба у нас такая, чтобы вместе страдать, вместе устранять ошибки и вместе подниматься. Россия, действительно, сильна своими сильными регионами. Башкиры – это народ, вместе с которым на данный момент проживает более 117 наций. Это многое объясняет. Наши предки одними из первых, 450 лет назад, пришли к русскому брату с договором на присоединение с Россией. Сегодня их потомки являются гарантом стабильности в республике. Боюсь, что этот добрый народ растворится в мультикультурализме и ассимилируя с другими…

В недавнем прошлом перевернулся мир, к которому мы привыкли, в котором у нас была хоть какая-то ориентация и уверенность. Хотя в школе слово «Ленин» мы говорили чаще, чем слово «мама», теперь он оказался “немецким шпионом”, как его теперь нам преподносят. А белогвардейцы во время гражданской войны, оказывается, не боролись с собственным народом, а вели священную войну против “красной сволочи”. Общественные организации, которые держали людей в определенных нравственных границах, в рамках правовой культуры, в этом новом мире оказались ненужными. Более того, при помощи средств массовой информации и массовой телекоммуникации началась интеллектуальная, информационная и откровенно грязная война двух миров. Оглушенные потоком катаклизмов простые граждане растерялись, перестали следить за своим здоровьем, работать на благо своих семей и ушли в пьянство. Ибо в мгновение ока развалилось всё, что кормило и семьи крестьян, и семьи рабочих.

"Действительно, всякий распад общественных связей и устоев опасен - именно из-за неустойчивости человеческой психики, как индивидуальной, так и общей, чреват душевной патологией: также как отдельного лица, так и коллективной".

"…Всякое потрясение человеческого бытия, все новое и неведомое, сразу нарушает хрупкое равновесие, лишает мыслящего субъекта твердой почвы под ногами, выбивает и без того шаткие основания из-под его суждений, настроений и чувствований".

Из монографии доктора Маньяна Валантена.

« Клинические лекции по душевным болезням. Алкоголизм». 1893г. Париж.Психиатрическая больница святой Анны.

Дата добавления: 2015-07-11