В обществе создалась тихая атмосфера разрушающего души безмолвия.

Страна десять лет вела войну, а о ней – ни слова! Как будто и нет ее вовсе. Только цинковые гробы стыдливо плыли малой скоростью по матушке России, разнося невидимое горе солдатским матерям и оцепенение обескураженному народу. Не услышали от Отечества доброго слова родители падших. Не получили заслуженной славы и почета отважные воины-герои. Никто из власть имущих не дал разумного объяснения происходящему в стране. Никаких сведений о том, кто и зачем затеял эту войну, может и действительно нужную. Вообще ничего.

Государство царственным жестом обрюзгшего Нерона в лице больших и мелких чиновников забирало молодых сыновей нашего Отечества, как личную собственность – и брезгливо возвращало их мертвые тела, как отработанный ненужный материал, упакованный подобающим случаю образом. Чужие слезы, страдания и смерть мало волновали чиновников, живших в неправдоподобно абсурдном мире карьеры. Те же, кто героически проходили все испытания, вернувшись живыми и невредимыми или ранеными на Родину, вставали последними в длинную и злую очередь за земными благами. Все это было так жестоко, цинично, неправильно – не по-русски!

Отважные герои, забытые сыны Родины оказывались на социальной лестнице далеко позади своих более «миролюбивых», но пронырливых сверстников. Так насаждалась глубоко чуждая для отзывчивого русского сердца трясина общественного безразличия и всеобщего недоброжелательства, которая настойчиво формировала новое общественное сознание с чудовищным культом «дефицита». Однако отупелое безразличие привело не только к забвению воинской доблести.

В стране методично создавалась особая безликая, эгоистичная общественная среда – безвольное, внушаемое «существо», исполнившее впоследствии роль главного волевого фактора «перестройки». Безликая личность стала той «бараньей головой» тарана, которая изнутри разрушила стены недоступной врагу державы. В брешь устремился злорадствующий противник.

–2–

Вспоминается один неприятный случай тех лет. Сюжет его незамысловат, но весьма характерен для того времени, показывая всю меру общественного разложения.

Август. Жаркий вечер. Печет яркое летнее солнце. Стоит не очень длинная очередь за арбузами. К ней, прихрамывая, подходит молодой голубоглазый парень с искалеченной в Афгане ногой. Он хочет взять себе арбуз без очереди – тогда вышло официальное распоряжение давать им товары без очереди.

И вот одна довольно старая, невысокая и немного грузная, но, видимо, энергичная женщина, стоявшая в самом конце, внезапно истерично закричала на него: «Куда ты прешься – недобиток! Развелось вас тут, и все лезут без очереди! Молодой еще. Постоишь как все». – Слова ее прогремели как гром с ясного неба. Слышал ли кто-нибудь когда, как раненого защитника Родины называют недобитком?! Могут ли нормальные люди вообще такое выговорить или безвольно слушать? Это было вопиющим попранием святой воинской жертвенности. Что вообще произошло с людьми, многие из которых сами еще помнили ужас войны, если подобное стало возможным? Слова той женщины прозвучали началом конца коммунизма.

Семьдесят лет мы искали любви без Бога, а нашли кощунство над святым подвигом. Мораль, во многом взятая коммунизмом от христианства, была мертва без благодати Святаго Духа. Поэтому закономерно, что мертвая мораль родила нежить. «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр. 3, 1).

Все молчали. Кто-то был парализован злым словом. Кто-то ухмыльнулся с немым одобрением. Кто-то краснел от неловкости, не решаясь, однако, одернуть вздорную старуху. Прочие и вовсе не обратили на это никакого внимания.

Дата добавления: 2015-07-11