Кому нужна Россия?

Несмотря на многочисленные недостатки и проблемы современного российского общества, несмотря на его разложение (не говоря уже о разложении его руководителей), оно сделало главный шаг к своему возрождению: осознало собственную самоценность и самодостаточность.

Объективно оценивая деятельность президента Путина^[86] и будучи поэтому его последовательным и, похоже, непримиримым противником, автор не может не отметить, что шаг этот массовым сознанием был сделан именно в симбиозе с этим президентом – в ходе его продвижения к власти (при помощи прежде всего терактов в Москве и начала второй чеченской войны) и первичного укрепления в ней.

Заслугу общества в этом нельзя отделить от заслуги его руководителя, каким бы сомнительным он ни был. Человек и страна, неотделимые друг от друга с момента причащения власти, направляли и поддерживали друг друга на верном пути (разумеется, на протяжении того исключительно короткого промежутка времени, в течение которого он еще оставался в основном верным).

Подъем патриотизма, причем не государственнического, а именно гражданского, что для нашей страны особая ценность, в российском обществе не просто исключительно силен, но и всеобъемлющ: в той или иной форме он охватывает практически все его сколь-нибудь значимые слои и группы. Правящая бюрократия, являющаяся по своим интересам и мотивациям практически полным аналогом компрадорской буржуазии, достаточно хорошо описанной на примере стран Латинской Америки и наиболее развитой части Африки, чутко восприняла доминирующее общественное настроение и быстро мимикрировала к нему, эффективно поставив его на пользу своих сиюминутных корыстных устремлений. (Наиболее ярким проявлением этого стало использование государственнической и патриотической риторики для оправдания и обоснования подавления старой коммерческой олигархии эпохи Ельцина новой, силовой олигархией.)

Знаменательным представляется массовость этой мимикрии. Не одна какая-либо группа, но компрадорская буржуазия буквально всех мастей – от силовой олигархии до либеральных фундаменталистов^[87] – подняла его на щит. Патриотизм стал, таким образом, главным, а по сути дела и единственным лозунгом правящей бюрократии.

При этом он остался не более чем лозунгом, пропагандой, элементом стратегической маскировки, прикрывающей обуревающую силовую бюрократию жажду наживы, являющуюся ее главной целью и смыслом существования. Однако лживость патриотических заявлений представителей силовой олигархии обусловлена еще и тем, что в своем стремлении к комфортному потреблению они, за редчайшим исключением, размещают в развитых странах свои критически значимые активы. Это касается не только счетов, имущества и компаний, но и направления туда своих детей на учебу (в том числе длительную), а жен и родителей – на постоянное место жительства, а также стремления проводить там, в максимально комфортных и безопасных условиях, максимально возможное время. В результате преимущественно (и почти исключительная) коммерческая ориентация представителей силовой олигархии объективно обуславливает их зависимость от развитых стран и лишает их возможности отстаивать национальные интересы России в глобальной конкуренции с этими странами точно так же, как и представителей официально проклинаемой ими коммерческой олигархии эпохи Ельцина.

Изначальная лживость современного официального патриотизма не позволит воспользоваться им тем, для кого, если использовать печально известное высказывание Толстого, патриотизм действительно является не убеждением и свойством личности, а не более чем «прибежищем», причем, как правило, «последним».^[88]

Однако патриотизм страны, всего российского общества является, в отличие от официальной пропаганды, искренним и глубоко органичным. Практически все социальные слои и группы современной России не просто кровно заинтересованы в сохранении ее целостности, но и, в отличие от периода распада Советского Союза (когда он уже рухнул, а в это еще почти никто не верил) остро осознают угрозу самому существованию нашей страны и ужасаются перспективе ее гибели, считая ее вполне реальной. Это исключительно важно и существенно повышает жизнеспособность общества, так как «предупрежден – значит вооружен».

Конечно, население как политический фактор попросту не существует в условиях всевластия правящей бюрократии в режимах, подобных нынешнему российскому. Однако агония таких режимов, ввергая несчастные захваченные ими страны в жестокий системный кризис, выталкивает их население – пусть сколь угодно обленившееся и даже развращенное – обратно на арену политики, возвращая ему его изначальные вес и значение.

При этом воспоминание о Советском Союзе в силу естественных причин меркнущее, но все еще живое, играет исключительно важную роль, постоянно доказывая и утверждая относительную эффективность и справедливость единства и территориальной целостности государства. Классический пример сегодняшнего отношения к советскому государству по сравнению с нынешним российским дает социологический опрос, проведенный в ноябре 2005 года Аналитическим центром Ю. Левады.

Сравнение отношения россиян к советской и современной российской власти без всякого преувеличения оказалось чудовищным для последней. Граждане России решительно и последовательно характеризуют советскую власть значительно лучше, чем российскую. Баланс позитивных и негативных оценок (из предложенных 22 определений, из которых 11 было позитивными и 11 негативными, надо было выделять 4–5) для советской власти составлял +212/–127, а для нынешней российской +72/–256. Таким образом, количество позитивных оценок советской власти превышает количество негативных на две трети, в то время как для нынешней российской количество негативных оценок превышает количество позитивных в 3,6 раза.

Особенно пикантно, что даже те граждане России, которые считают современный режим лучшей политической системой, чем советская власть или западные демократии, также оценивают советскую власть лучше, чем сегодняшнюю! Баланс позитивных и негативных оценок составляет для советской власти +178/–158 (то есть ее оценка в целом позитивна), а для нынешней российской +135/–228 (то есть количество негативных оценок превышает количество позитивных почти в 1,7 раза!).

Причина этого парадокса, вероятно, в том, что, говоря о предпочтении той или иной политической системы, граждане исходят из своих идеологических представлений, отделенных от повседневной жизни. Сравнивают же советскую власть с российской они на основании своих непосредственных впечатлений (или представлений окружающих, что особенно верно для восприятия молодежью советской власти).

Весьма характерно, что и сторонники западной демократии как политической системы лучше относятся к советской власти, чем к нынешнему режиму. Понятно, что советская власть с точки зрения ценностей западной демократии была «не подарок»: баланс позитивных и негативных оценок составляет для нее +144/–174. Однако это вполне приемлемо на фоне оценок нынешней российской власти, для которой баланс оценок составляет +87/–252. Таким образом, если негативные оценки советской власти носителями западных ценностей превышают позитивные лишь на 20,8 %, то в отношении нынешней российской власти этот разрыв составляет 2,9 раза!

Хуже относятся к современной российской власти только сторонники власти советской. У них баланс оценок составляет +282/–84 для советской власти и +45/–310 для российской. Стоит отметить, что эта категория людей признает недостатки советской власти в два раза более охотно, чем достоинства российской, что свидетельствует как минимум о некоторой объективности: их любовь к Советскому Союзу не совсем слепа.

Наиболее единодушны россияне в характеристике нынешней российской власти.

Еще бы – каждый день перед глазами!

62 % считает ее «криминальной, коррумпированной» (советскую таковой считает лишь 12 %), 42 % – «далекой от народа, чужой» (для советской власти это 10 %), 39 % – «бюрократичной» (это один из двух пунктов, по которому отторжение советской власти – 30 % – приближается к отторжению власти российской), 29 % – «непоследовательной» (9 %), 25 % – «недальновидной» (21 %), 20 % – «слабой, беспомощной» (8 %), 16 % – «незаконной» (3 %), 15 % – «паразитической» (5 %).

Оценки советской власти значительно более сглажены. Наиболее сильное впечатление – «близость к народу, людям» – испытывает 34 % (в отношении российской власти такое мнение разделяет лишь 5 %); в отношении российской власти впечатление такого уровня (то есть набравшее 34 %) было бы лишь четвертым по силе. Это и понятно – как-никак, с момента крушения Советского Союза прошло 15 бурных лет, для каждого из нас наполненных исключительно сильными переживаниями и драматическими событиями.

По 30 % опрошенных считает советскую власть «сильной, прочной» (российскую – 7 %) и «бюрократичной» (российскую – 39 %), 28 % – «законной» (9 %). Для 26 % россиян советская власть – «своя, привычная» (4 %: удивительно, за 15 лет россияне так и не привыкли к нынешней власти!), 24 % – «авторитетная, уважаемая» (7 %), по 21 % – «справедливая» (3 %) и «недальновидная» (25 %).

По 8 наиболее характерным критериям (с изъятием повторного счета по бюрократичности и недальновидности) разрыв в балансе оценок между советской и российской властями еще сильнее: для советской позитивные оценки превышают негативные на две трети (+163/–98), для российской негативные превышают позитивные в 6,7 раза (+37/–248).

При этом все наиболее 8 распространенных оценок нынешней российской власти негативны, а для советской власти негативны лишь 2 оценки, а 6 позитивны.

Принципиально важным является то, что, помимо постепенно тускнеющих живых воспоминаний, крепнет миф о Советском Союзе как своего рода «земле обетованной», Золотом веке человеческой, подлинно гуманистической цивилизации.^[89] Несмотря на безумное раздражение и страх, который он вызывает у либеральных фундаменталистов и «демшизы», он играет исключительно важную позитивную роль, не только поддерживая (а часто и созидая) позитивные настроения и ожидания в обществе, но и постоянно дополнительно подкрепляя его убежденность в эффективности и разумности крупных, объединенных государств в противоположность разъединенным и мелким.

Таким образом, население России, будучи внезапно для себя вытолкнуто системным кризисом на авансцену политической жизни, может в критический (а возможно, даже и в «последний») момент резко изменить баланс политических сил, бывший до этого момента исключительно внутриэлитным. Пудовая гиря общественной убежденности и решимости, неожиданно брошенная обществом на шаткие весы политических симуляций, способна, как представляется, обеспечить сохранение целостности страны даже в ситуации, которая на сторонний взгляд, привыкший к бюрократическим способам решения общественных проблем, ничего подобного не предвещала.

Однако и внутри сегодняшних российских элит, за исключением их наиболее близкой к власти и потому наиболее развращенной части, сегодня безусловно преобладают как стремление к сохранению целостности нашей Родины, так и жесткое понимание того, что любое ее разделение и даже любое, кажущееся совершенно незначительным умаление ее территории может привести к ее полному и безвозвратному уничтожению. Как правило, ни в коей мере не симпатизируя правящей бюрократии и искренне не собираясь ее защищать, они тем не менее будут защищать свою страну, весьма мало интересуясь тем, приходится ли им в силу конкретных преходящих исторических обстоятельств делать это в союзе с правящей бюрократией или же в непримиримой борьбе с нею. Более того: уже в настоящее время очевидна значительная потребность в новых общественных лидерах и авторитетах, отстаивающих патриотические ценности против правящей бюрократии и, что особенно важно, выдвигающих позитивную программу, созвучную длительное время доминирующим в обществе и уже достигшим высокой степени конкретизации настроениям и представлениям.

Эту потребность испытывают и элиты, и общество. Однако и помимо нее ключевые социальные группы осознают свою потребность в сохранении территориальной целостности России, исходя не только из чудовищного опыта распада Советского Союза и связанного с этим крахом всех надежд, но и из своих конкретных интересов – как стратегических, так и сиюминутных.

Так, крупный бизнес, относительно самостоятельно участвующий в глобальной конкуренции, уже в полной мере ощутил необходимость если не постоянно опираться на значимое национальное государство, не являющееся марионеткой развитых стран, то, по крайней мере, иметь его за своей спиной в качестве не используемого постоянно и лишь подразумеваемого, но тем не менее безусловного аргумента, важного в отношениях не только с конкурентами, но и с партнерами.

Нынешнее государство не соответствует этому требованию в силу своих политически обусловленных неэффективности и враждебности к российскому бизнесу, однако его оздоровление и модернизация вернут ему способности исполнять свои обязанности перед национальным капиталом. Территориальная же дезинтеграция России слишком очевидно лишит ее возможности вновь создать государство, значимое в глобальной конкуренции, и потому является неприемлемой для связывающего свою судьбу со своей страной крупного капитала. Не следует забывать, что, вопреки распространенным схоластическим представлениям, сохранение национального лица и опора на соответствующее государство является неотъемлемым условием сохранения глобальной конкурентоспособности соответствующих коммерческих структур.

Интересы среднего бизнеса, играющего значительную роль на региональном уровне, еще более очевидны. Сегодня он подрывается, а в ряде отраслей практически уничтожается как произволом правящей бюрократии, так и ужесточением конкуренции со стороны импорта (особенно китайского). При этом у большинства бизнесменов не вызывает сомнений, что и обуздание регионального чиновничества, и защита национальных рынков совершенно не под силу правящей в настоящее время федеральной бюрократии и, соответственно, спасение России должно будет осуществляться им не в союзе, а в жестокой борьбе с этой бюрократией.

Понятно, что такая позиция двойственна – слишком легко и соблазнительно опереться в ней на разного рода сепаратистов. Однако средний бизнес, наученный большим количеством разнообразных примеров, в массе своей хорошо понимает, что победа сепаратизма и распад страны несут ему (за исключением его отдельных представителей, которые могут надеяться непосредственно захватить власть над обломками России) если и не немедленную гибель, то, во всяком случае, длительные «тяжелые времена».

Безусловно, кровно заинтересованы в сохранении целостности России и региональные власти (помимо элит в целом, не говоря уже о населении) большинства регионов, зависящие от финансовой поддержки центра, то есть перераспределения средств 10 наиболее обеспеченных регионов страны.

Не следует забывать и о светской по своему характеру власти регионов, в которых наиболее быстро распространяется радикальный ислам (понятно, в первую очередь это касается «титульно»-мусульманских республик). При всем негативизме отношения к неадекватному федеральному центру руководители этих регионов очень хорошо понимают, что ослабление последнего, не говоря уже о распаде России, поставит их перед кошмарной необходимостью делиться властью (не говоря уже о финансовых потоках) с исламскими пассионариями. А поскольку многие из последних превращены местной разложившейся и склонной к насилию бюрократией в своих кровных врагов, речь идет в ряде случаев о сохранении уже не власти и денег, но самой жизни. При всей несимпатичности подобных союзников их искренняя заинтересованность в сохранении России не вызывает сомнения.

Дата добавления: 2015-07-11