Обострение внутрикремлевской свары

Еще с легкой руки языкатого аристократа-трудоголика Черчилля «драка кремлевских бульдогов под ковром» вошла в мировую сокровищницу не только политологических, но и литературных образов. Однако в настоящее время разрушительность этой вечной драки для страны многократно усугублена уже даже не только ориентацией ее участников на заведомо разъединяющую, а не объединяющую цель – исключительно личную наживу без какого бы то ни было учета национальных интересов (это прошлый этап), но колоссально и внезапно для них возросшими масштабами этой наживы.

Даже еще несколько лет назад борьба велась за контроль над головокружительными, но всего лишь финансовыми потоками. Сейчас же, по-видимому, перед ними открывается восхитительная возможность приобрести в собственность значительную часть российской экономики под прикрытием западного капитала, через контролируемые ими зарегистрированные в развитых странах компании, не вызывая значительного недовольства в России и пользуясь защитой международного права.

По крайней мере, покупка «Газпромом» «Сибнефти» по заведомо завышенной цене за кредитные деньги (значительная часть которых наверняка досталась представителям силовой олигархии в виде «отката») более всего напоминает простой вывод из страны 13 млрд долл. для последующего получения на них (вместе с ранее выведенными средствами) контроля за тем же «Газпромом».

При этом России остаются долги, а силовой олигархии – собственность; это творческая доработка схем, применявшихся в середине 90-х годов «коммерческой олигархией», только ее место занимает современная, силовая олигархия, привычно действующая «под прикрытием» – теперь иностранных фирм.

Усугубление чисто хозяйственных свар дополняется возникновением новых политических конфликтов. Если раньше драка между различными кремлевскими кланами преимущественно оставалась в рамках «межбашенного» пространства, то в настоящее время она все сильнее и во все более разнообразных формах выплескивается вовне.

Только в течение 2005 года это проявилось, по крайней мере, в двух получивших широкую огласку конфликтах: вокруг бывшего премьера Касьянова, попытавшегося было стать самостоятельной политической фигурой, и идеологии (разумеется, признаваемой исключительно формально) партии «Единая Россия».

Последний конфликт был вызван настойчивым стремлением руководства «Единой России» во главе с Грызловым стать ближе к избирателям, перестать выглядеть в их глазах исключительно «партией начальства» и примазаться к растущему социальному недовольству населения, получив тем самым дополнительный «кредит доверия». Объективно это требовало дрейфа «налево» – и Грызлов, хорошо помнящий, что в 2003 году предвыборные лозунги «Единой России» были едва ли не более левыми, чем лозунги КПРФ, четко и жестко позиционировал «идеологию партии» как «социал-консерватизм».

Эта вполне логичная и с партийной точки зрения полностью оправданная позиция оказалась совершенно недопустимой для кремлевского куратора (чтобы не сказать «хозяина») «Единой России» Суркова. Уже 20 июня в знаменитом интервью «Шпигелю» он дал резкую (хотя и заочную) отповедь Грызлову и четко обозначил свое резко негативное отношение к левой идеологии, решительно позиционировав «Единую Россию» как правую, либеральную партию.

Причины столь жесткой и с формальной точки зрения неразумной позиции Суркова представляются вполне прозрачными. Прежде всего, они определяются классовыми предпочтениями самого Суркова как, по всей вероятности, исключительно богатого даже по российским меркам человека и в силу этого склонного, естественно, к либеральным, а не социал-демократическим взглядам.

Безусловно, Сурков учитывает и объективную необходимость привлечения к партии возможно более широких слоев бизнесменов, которые объективно заинтересованы в возможностях лоббирования, которые, как бы скудны они ни были, может предоставить им только партия, находящаяся «при власти». Администрации президента придется терпеть это лоббирование как минимальную плату за отвлечение энергии бизнесменов от защиты своих прав как социального слоя на решение их частных индивидуальных проблем, а их финансовых ресурсов – от спонсирования, хотя бы и тайного, различных оппозиционных структур.

Кроме того, представители администрации президента просто в силу самого своего положения не имеют возможности сколь-нибудь заметно уступать партийной бюрократии «Единой России» просто потому, что в противном случае она почувствует свою силу и начнет становиться самостоятельной.

Наконец, в том случае, если «Единой России» будет позволено «пойти за избирателями» на левую часть политического спектра, она в процессе этого передвижения теоретически может уйти из-под контроля кремлевских чиновников и начать служить народу своей страны, а не правящей бюрократии. Понятно, что такое развитие событий не может восприниматься ее кремлевскими хозяевами (которые разрешают даже просто общаться с журналистами, по появляющимся в СМИ сообщениям, от 7 до 15 депутатам из более чем 300!) как приемлемое.

Помимо этих вполне рациональных опасений, Сурковым и его коллегами из администрации президента (пока книга будет издана, Суркова могут легко уволить, но администрация-то останется) движет, по всей вероятности, и прагматичный мотив политического планировщика.

В самом деле: на левом фланге – именно в силу преобладающей политической ориентации широких масс населения нашей страны – с формальной точки зрения наблюдается толкотня, периодически перерастающая в давку. Помимо «статусных» коммунистов, на нем прочно обосновалась «Родина», да и ЛДПР в периоды отвлечения от национал-патриотической риторики или откровенного бреда уверенно применяет преимущественно левые лозунги. «Яблоко» также все более становится социал-демократической по духу партией – и это без учета огромного количества небольших и разнообразных партийных структур. Поэтому не вызывает сомнения, что левые политические силы, разорвав свой колоссальный электорат на партийные клочки, тем не менее не одним, так другим боком все-таки протиснутся в Государственную Думу.

На правом же фланге ситуация строго противоположна. Довольно заметному слою либерально ориентированных избирателей (около 10 %, а с учетом мобилизуемой молодежи – и все 15 %) соответствуют два «обмылка» либерального прошлого – СПС и «Яблоко», которые, отягощенные подорванной репутацией и взаимной ненавистью, оттолкнули от себя значительную часть правого электората и при всем желании не имеют возможности попасть в парламент. (Ситуация с выборами в Мосгордуму в декабре 2005 года представляется уникальной, целиком и полностью обусловленной московской спецификой, в частности, полной приемлемостью для мэра Москвы Лужкова двух из трех представителей «Объединенных демократов».^[77])

Другие же политические структуры, возникающие на правом фланге, от партий В. Рыжкова и Хакамады до Объединенного гражданского фронта Г. Каспарова (не говоря уже о почившем «Комитете-2008»), носят либо откровенно маргинальный, либо столь же откровенно антипутинский характер (а часто гармонично совмещают эти два качества).

Первое делает их заведомо непроходными, второе – полностью неприемлемыми для администрации президента (и, соответственно, еще более непроходными). Соответственно, правый фланг политического поля, с точки зрения кремлевских манипуляторов, оказывается непозволительно оголен. Между тем вычеркивание либерально настроенных избирателей из политического спектакля не просто порождает технические проблемы (явка падает, а масштабы необходимых, по всей видимости, фальсификаций возрастают), но и создает потенциальную угрозу того, что вычеркнутые из политики либеральные избиратели (а они относительно обеспечены, адаптированы к рынку и активны) станут опорой какой-либо «внесистемной», то есть открыто враждебной Путину и силовой олигархии в целом политической силы.

Допустить этого нельзя – и, значит, либерально настроенным избирателям надо дать возможность проголосовать за кого-либо одновременно влиятельного и потенциально близкого им. Все без исключения попытки вырастить «на пустом месте» подобных либеральных и одновременно лояльных правящей бюрократии «новых правых» провалились с большим или меньшим треском. Причина неудачи заключалась как в изначальной противоречивости предъявляемых требований (либералам предлагалось быть лояльными заведомо антилиберальной силовой олигархии), так и в невыносимо жестких требованиях к покорности, исключающих вероятность появления в этих проектах людей с лидерскими качествами.

Таким образом, единственным способом масштабного привлечения к голосованию либерально ориентированных граждан стал сдвиг «Единой России» с центра на правый фланг и всяческое усиление либеральной риторики.

«Социал-консерватизм», провозглашаемый Грызловым, был в этих условиях совершенно неприемлемым, и естественная конкуренция за контроль над партийным механизмом дополнилась еще и глубоким идеологическим конфликтом. При этом, поскольку Грызлов исторически ориентирован на представителей силовиков, а его ключевой кремлевский куратор Сурков ближе к либералам (да и стремится подвинуть «Единую Россию» в их сторону), идеологическое противоречие было подкреплено системной, неотъемлемой для путинской правящей бюрократии враждой силовых олигархов и либеральных фундаменталистов.

Конфликт между партийной бюрократией «Единой России» и администрацией президента (в лице, насколько можно понять, Грызлова и Суркова) развивался в течение почти всего 2005 года. Его проявлениями, в частности, стали судорожные и быстро пресеченные отращивания социал-демократического и либерального «крыльев» партии.

С этим же противостоянием было связано и изгнание формального партийного руководства (Богомолова и Волкова), известных свой близостью к силовикам (то есть к естественным конкурентам Суркова) с призывом в конечном итоге на «партийное ханство» молодого родственника Грызлова.^[78]

Второй конфликт внутри правящей бюрократии, внезапно проявившийся в сфере публичной политики, был связан с неудачной активизацией Касьянова, где-то в конце лета 2005 года, насколько можно судить, попавшего под контроль администрации президента и превратившегося в один из ее проектов. Косвенно это подтверждали его публичные выступления, трогательно выгораживающие Путина и переносящие ответственность за происходящее в стране на правительство и «Единую Россию» – в полном соответствии одному из основных посылов официальной пропаганды: «царь у нас хороший, а плохи лишь бояре».

Вероятнее всего, Касьянов действовал под контролем представителей силовой олигархии. Ведь именно нападки Хинштейна, имеющего устойчивую репутацию «сливного бачка спецслужб» лишили Касьянова возможности самостоятельной политической работы. Весьма существенно, что довести до конца знаменитое «дачное» дело было крайне затруднительно из-за вероятного наличия в документах разрешительной подписи Путина, однако в перспективе маячили и другие «дела». Соответственно, и грозить ими, и – при необходимости – унимать Хинштейна (в том числе и ограничивая его трибуну: когда он был нужен, его нападки публиковал «Московский комсомолец», а когда нет – всего лишь интернет-издание дни. ру) могли, насколько можно понять, лишь представители силовых структур.

Болезненные удары по Касьянову во время его поездок по регионам наносились «нашистами», контролируемыми, безусловно, Сурковым. Поэтому логично предположить, что гомерическая история с перехватом управления только что приобретенной Касьяновым Демократической партией России (ДПР) со стороны безвестного Андрея Богданова – мелкого политтехнолога, работавшего в том числе на С. Мавроди, бывшего руководителя Управления общественных связей Центрисполкома «Единой России», также была инициирована Сурковым.

В результате Касьянов получил внезапный и сильный удар «на взлете» своей потенциальной карьеры и был дискредитирован, получив клеймо не просто неудачника, но и крайне неосмотрительного и неграмотного в чисто технологическом плане человека.

Причина этого, скорее всего, заключается в попытке Суркова «дать по рукам» силовикам и в доступной тем форме продемонстрировать недопустимость их вторжения в сферу легальной и институционализованной внешней политики, которую он, по всей вероятности, считает исключительно своей вотчиной. (Весьма вероятно, что политическая активизация Касьянова, представляющая собой грубое нарушение монополии Суркова со стороны силовиков, еще и отражало политическое ослабление последнего, что не могло не вызвать с его стороны особо острую реакцию.)

Существенно и то, что активизация Касьянова, являющегося неизбывно либеральным деятелем, объективно подрывало политику Суркова на постепенный сдвиг центристской «Единой России» вправо. При этом нельзя полностью исключить то, что силовики, по всей вероятности, инициировавшие выдвижение Касьянова в первые ряды оппозиционеров, могли просто не обратить внимания на такую «мелочь», как помехи, создаваемые ими «мозгу администрации».

Выход Касьянова на политическую арену во главе вынутой из небытия Демократической партии России (ДПР) грозил создать на правом фланге новый центр, объективно ослабляющий как руководство «старых» СПС и «Яблоко» (при том, что рядовые их члены могли в принципе присоединиться к нему), так и новых либеральных политических образований. При этом уход к Касьянову из СПС Старикова (который мог, по оценкам, увести с собой примерно 10 % наиболее дееспособных членов) полностью передал бы эту партию под контроль Чубайса, что неминуемо означало бы ее дискредитацию, бюрократизацию и неизбежную политическую смерть. Присоединение Хакамады, сопровождавшийся оскорблением в адрес Рыжкова (названного «мальчиком») и ссорой Хакамады с активом ее политической структуры (об интересах которых, насколько можно понять, вообще не было речи), ослаблял возможности объединения с остальными либеральными оппозиционерами.

Таким образом, появление Касьянова как относительно значимой и внешне самостоятельной фигуры дробило правых, но создавало возможность объединения вокруг него не «вождей», но реально действующего актива и со временем могло привести к превращению Касьянова в значимую политическую фигуру. Личностные качества Касьянова практически исключали выход из-под контроля Кремля, превращая его в удобного, не способного победить спарринг-партнера.

В то же время с политической точки зрения Касьянов был крайне неудачным кандидатом на роль такого спарринг-партнера, так как значительно ближе Путина или любого из его ставленников соответствовал вкусам и предпочтениям Запада. Поэтому победа над ним (в отличие от побед над Зюгановым в прошлом и Рогозиным в будущем) означала победу Путина над цивилизованностью, а не ради нее, что объективно превращало его в противника Запада.

Подобная роскошь в принципе недоступна для политиков, стремящихся к личному потреблению и пренебрегающих нуждами собственного народа.

Поэтому в конце 2005 года Касьянов потерпел поражение в силу не только тактических, но и потенциальных причин: его «снесли» с политической авансцены не только распри Суркова с силовиками, но и принципиальная для него невозможность вписаться устраивающим президента Путина образом в стратегический диалог последнего с Западом.

Тем не менее нейтрализация (по крайней мере, временная) этого достаточно локального и вполне управляемого проекта была проведена не аккуратными и эффективными закулисными способами, а заведомо пагубными для авторитарных режимов методами публичных разборок. Сор был вынесен из избы и стал предметом всеобщего обсуждения, а официальной оценки случившегося так и не произошло.

Так или иначе, само по себе усиление внутренних конфликтов в среде самой правящей бюрократии идет достаточно давно. Достаточно указать, что практически забытая к настоящему времени, но, по-видимому, являющаяся отражением именно этих процессов загадочная смерть Р. Цепова наступила еще в сентябре 2004 года.

Однако расширение этих конфликтов на принципиально чуждые ранее основной массе этой бюрократии сферы идеологии и публичной политики свидетельствует о качественно новом этапе их развития. Представляется, что этот этап создает уже непосредственную угрозу разрушения сложившегося политического режима просто в результате внутренних склок.

Сценарии этих склок нельзя предсказать как в силу понятной ограниченности легализованной информации о них, так и из-за их почти бесконечного многообразия. Представители правящей бюрократии запросто могут, например, довести Касьянова до состояния искреннего борца с режимом, выковав политическую сталь из первоначально совершенно не соответствующего этой задаче материала (с Ходорковским эту операцию уже проделали, причем вполне успешно). Могут они и устроить в ходе внутренних «разборок» общенациональный кризис, посчитав его лучшим способом досадить противнику, или просто ради дележа очередного финансового потока совершая действия, с неизбежностью означающие техногенную или социально-экономическую катастрофу (Кириенко, кстати, уже давно возглавил Росатом). Могут достичь аналогичного результата безумным и не оставляющим никаких надежд на успех из-за своей чудовищной грубости и наглости шантажом соседей, подобным попытке «газового блицкрига» против Украины в декабре 2005 года. Весьма характерным представляется то, что во второй половине 2005 года активизировались сторонники восстановления в России монархии, явно связанные с правящей бюрократией и обладающие значительным как административным, так и финансовым ресурсом.

Действия безграмотных, безответственных и при этом агрессивных субъектов российской подковерной, то есть реальной политики должен прогнозировать если не зоопсихолог (в конце концов, недаром Черчилль вел речь именно о бульдогах), то как минимум психиатр, – а они редко и неохотно рассказывают о своих подопечных.

Однако в целом картина не вызывает сомнений: деградация власти давно уже дошла до стадии дебилизации,^[79] и рост количества ошибок уже в обозримом будущем дополнится качественным ростом их совокупного ущерба, что вышибет инструменты управления из заплывших нефтедолларами рук правящей бюрократии.

При этом надо учесть, что реальное руководство сегодняшней России сочетает уникальную трусость с клиническим упрямством и самомнением. Принципиально не будучи в состоянии разобраться в происходящем, она панически боится любого не контролируемого ею шевеления (не говоря уже о сопротивлении^[80]) и в то же время искренне убеждена в невозможности демонстрировать слабость и идти навстречу каким бы то ни было внешним импульсам, «потому что если мы уступим давлению, нас снесут».

Агрессивный страх, направляемый тупой ограниченной алчностью, – что может быть более емкой формулой почти ритуального политического самоубийства, свершение которого уже начато правящей нами бюрократией?

Еще одной симпатичной чертой руководителей нашей страны является, насколько можно понять, глубокое убеждение в том, что население страны ни при каких обстоятельствах не сможет стать народом, что люди в принципе не способны на самоорганизацию и на самостоятельные действия даже по отстаиванию самых насущных своих интересов. Квинтэссенцией этой позиции служит бессмертная и действительно работавшая на протяжении всех последних 15 лет формула «Это быдло будет думать то, что мы ему покажем по телевизору». Однако абсолютизация этого в историческом плане не такого уж и длительного опыта, как представляется, ведет к глубокой неадекватности.

Именно приверженность приведенной формуле в принципе не позволяет даже лучшим представителям правящей бюрократии осознать причины политических катаклизмов, вызванных прежде всего самостоятельными действиями объединяющихся ради самозащиты граждан. К ним относится не только во многом спровоцированная Путиным «оранжевая революция» на Украине, но, возможно, и восстание в Андижане, и ряд событий на Северном Кавказе.

Убежденность в пассивности людей и их необоримой склонности к подчинению силе заставит правящую бюрократию, как уже было во время протестов против монетизации, при столкновении с массовым недовольством бросаться не на решение реальных проблем, а прежде всего на поиск зачинщиков,^[81] который в связи с их объективным отсутствием будет оборачиваться их назначением с последующим наказанием. При этом силы правящей бюрократии будут отвлекаться на достижение заведомо негодных целей, после чего она начнет ожидать результатов, а негативные процессы между тем будут идти сами собой, подстегиваемые внутренней борьбой среди различных клик и фракций.

В результате время для стабилизации положения (пусть насильственной и временной) будет безнадежно упущено, и по осознании этого уделом правящей бюрократии станут стремительно распространяющаяся паника и общий крах. При этом можно с уверенностью утверждать, что желающих всерьез защищать коррумпированное и вызывающее омерзение коллективное ничтожество (индивидуальные символы которого, хотя им по инерции, вероятно, все еще продолжат рисовать сверхвысокие и сверхубедительные рейтинги, будут вызывать еще более сильные чувства) не найдется.

* * *

Учитывая сохраняющиеся инстинкты самосохранения общества, наиболее вероятным условием распада России представляется одновременная или последовательная реализация всех трех сценариев, причем в последнем случае каждый из них будет служить своего рода «стартовым механизмом» для запуска остальных.

Однако, несмотря на реальность угрозы окончательной гибели России в предстоящем нам системном кризисе, ее реализация отнюдь не представляется неизбежной.

Ширящееся осознание масштабов угрозы само по себе служит действенным «встроенным стабилизатором». Но главное – инстинкт сотрудничества, солидарности, коллективной борьбы и, соответственно, коллективного же выживания далеко не до конца вытравлен сталинским террором, брежневским развратом и реформаторско-путинским разложением. Он отнюдь не мертв в нашем обществе – и, соответственно, не мертво и само это общество.

Конкретным проявлением его стремления к самосохранению, а значит – к развитию и модернизации становится сегодня борьба всех его здоровых сил, начиная с ответственной оппозиции и кончая средним бизнесом, прячущимся в компостных кучах «Единой России», но понимающим ситуацию с поистине беспощадной и толкающей к самостоятельным действиям ясностью. Эта борьба, направляемая каждым ее участником на решение конкретной общественной проблемы и, соответственно, против конкретного элемента правящей бюрократии, усугубляющего или же прямо порождающего эту проблему, будет постепенно, частью стихийно, а частью и вполне сознательно объединяться и направляться в одно общее русло собственно политической борьбы, то есть борьбы за власть.

Смена полностью разложившейся правящей бюрократии, уничтожение путинизма^[82] как политической системы – не важно, с Путиным или кем-то из его последышей во главе государства,^[83] – является ключевой задачей системного кризиса, степень успешности и быстроты решения которой и определит гибель или сохранение России.

Объединение усилий всех ответственных сил общества, пусть не симпатизирующих друг другу и даже стремящихся к разному будущему, но равно желающих сохранения страны и российской цивилизации как таковой, будет, скорее всего, временным, но именно с помощью этого временного объединения нам, по глубочайшему убеждению автора, удастся обеспечить сохранение нашей страны.

Это сложная, но решаемая задача.

Это далекая, но вполне достижимая цель.

Напряжением всех наших сил, проявлением лучших наших черт, жертвой всего нашего времени, упорством и самопожертвованием мы удержим нашу страну от распада.

А о власти – договоримся.

Лучше быть последним в первой стране мира, чем первым – в последней, а наша страна, как это ни тяжело поверить в это сейчас, будет сделана нами именно первой.

Она так устроена, что ни второй, ни пятой, ни тем более двадцатой существовать просто не может. Мы таковы, что наше единственное место – на вершине, и мы достигнем его. Просто нам предстоит туда долгий и тяжелый путь, суровое и извилистое возвращение, и прежде всего нужно встряхнуть, воспитать и создать заново самих себя.

Это намного труднее и больнее, чем может привидеться в самом страшном кошмаре.

Как и в любом восхождении, мы можем сорваться в пропасть.

Легко.

Но автор убежден в том, что наших сил – со всеми нашими недостатками и недоработками – хватит. Правда, лишь в том случае, если мы действительно будем готовы потратить их все, без остатка.

Ибо кем ты будешь для жены, что ты будешь делать с деньгами и кем ты будешь воспитывать ребенка, если у тебя не будет больше твоей страны?

Дата добавления: 2015-07-11