Обращение с реальностью

Расхождение между восприятием того, что происходит, и действитель­ным положением дел свойственно людям вообще, но несходство японцев и людей Запада в этом отношении настолько велико, что уместно говорить о качественных различиях. Дело не только в том, что почти все в Японии не есть то, за что это выдается: разрыв между официально признаваемой и фактической реальностью институирован, поскольку без него невозможно осуществлять власть в том виде, в каком она существует в Японии. Отсут­ствие потребности в примирении теории и практики дает очевидную выгоду администраторам, заинтересованным в смягчении политического и социального напряжения: противоречие можно смягчить или снять путем мгновенной подмены оснований в рассуждениях, столь характерной для японских методов ве­дения спора. Это оставляет также поле для маневра, в котором нуждаются японские бюрократы и политики для оправдания или маскировки своих дей­ствий. " До тех пор, пока разрыв между официально признанной и подлин­ной реальностью сохраняется как институт, т. е. воспринимается как сам собой разумеющийся и используется для любых целей, действитель­ные махинации остаются малозаметными, а значит - и заведомо безна­казанными " (с.227).

Японское законодательство обеспечивает бюрократов множеством ад­министративных актов, позволяющим оправдывать их действия. Кроме того, опираясь на собственные директивы и инструкции, они могут вообще игно­рировать закон и при этом не опасаться обвинений со стороны обществен­ности в его нарушении. Система сильна и проникает повсюду благодаря тому, что она не допускает возможности критического отношения к себе со сторо­ны граждан, которое было бы для нее губительным.

Большой разрыв между теорией и практикой в общественной жизни в значительной мере характерен и для политики большинства самых совре­менных государств. Но в демократических государствах всегда существуют группы граждан, активно выступающих против нарушения политиками про­возглашаемых ими же принципов и добивающихся разными путями, в том числе требованиями соблюдать законность, устранения разрыва между словом и делом. В Японии же этого не бывает и не может быть, а это значит, что политики не испытывают никакого общественного давления, чтобы соблю­дать верность провозглашаемым принципам или опасаться, что их поймают на слове. " Умственный паралич перед лицом противоречия, и даже неспо­собность осознать сам факт противоречия, позволяет привилегирован­ным осуществлять власть над непривилегированными. Механизмы пови­новения и господства в типично японской среде теснейшим образом свя­заны с возможностью быть одновременно и неразумным, и внешне разумным. Наиболее ярко это проявляется в том, как наставник в секте дзэн ста­вит в тупик своего ученика невразумительными объяснениями и как тот в конце концов прекращает попытки понять что-либо и отдается полно­стью во власть наставника " (с.229).

Большую роль в фабрикации удобной "реальности" играет японская пресса, которая обладает такой способностью прежде всего потому, что всегда единообразно истолковывает происходящие события. В этом отношении она очень напоминает контролируемую прессу в коммунистических странах, с той лишь разницей, что ей гораздо лучше удается убедить иностранных наблюдате­лей - журналистов, дипломатов и бизнесменов. Поразительно единодушие, которое проявляют японские журналисты при освещении политических со­бытий, в отражении "голоса народа", в создании убедительной атмосферы изображаемой ими "реальности". Другая причина доверия к японской прессе -ее кажущаяся независимость от властей, которая проявляется в организуе­мых ею время от времени громких скандалах, приводящих к отставке того или иного крупного чиновника. Такое поведение прессы, конечно, невыгодно какой-то группе администраторов, но очевидно, что это всегда идет на пользу другим соперничающим с ней группам. При этом от внимания поверхност­ных наблюдателей ускользает то важное обстоятельство, что журналисты, представляющие разные газеты, всегда дают одинаковое объяснение собы­тиям, подчас лишенное всякой логики и противоречащее реальным фак­там. Это происходит благодаря предварительному согласованию позиций, позволяющему не нарушать столь тщательно оберегаемую или конструиру­емую мнимую реальность, полезную для Системы. Даже самые информиро­ванные журналисты, которые могли бы предать огласке многие разоблачи­тельные факты внутренней и внешней политики, не делают этого, если выс­шие круги предпочитают скрывать их.

Так как японцы сами говорят не то, что на самом деле думают, а то, что следует говорить при данных обстоятельствах¹², они и к иностранцам отно­сятся с большой подозрительностью, не веря в искренность выражаемых ими намерений и в объяснения политики, проводимой их государствами. Они всегда ищут скрытое хоннэ в тех исследованиях и выступлениях иностран­цев, где содержится анализ происходящих в Японии процессов или ее отно­шений с другими странами. Поэтому неудивительно, что японцы постоянно жалуются (как и в довоенное время) на то, что Запад не понимает подлин­ных намерений Японии и что подлинные мотивы самого Запада гораздо ко­варнее, чем можно судить по внешним признакам его поведения.

Готовность японцев воспринимать реальность в том виде, в каком она преподносится им властями и прессой, делает их, по выражению автора, идеологическими хамелеонами. " Одна из причин, по которой Япония отно­сительно легко вошла в современный индустриальный мир, в отличие от Китая и других азиатский стран, заключается е самом отсутствии ка­ких-либо твердых принципов, основанных на трансцендентальных пред­ставлениях, поскольку такие принципы мешают адаптироваться к круп­ным переменам. Не было ни интеллектуального, ни морального сопро­тивления, достаточно сильного, чтобы воспрепятствовать влиянию многих новых идей, в которых страна нуждалась для своей модерниза­ции " (с.242).

Свободные от какой-либо традиции, предписывающей " правдивость пе­ред самим собой ", японцы могут "верить" в одно и делать совершенно дру­гое. Им не представляло особого труда формально принять западные поли­тические институты и идеи, так как не было моральных ограничений для использования чужих идей и верований в качестве орудий для достижения новых целей, соответствующих собственным потребностям Японии.

Способность быстро приспосабливать свой образ мыслей к изменившимся социальным условиям позволяет японцам с поразительной скоростью, по-хамелеонски, изменять свое поведение, когда они оказываются в совершен­но новой социальной среде. В своем классическом труде о японском пове­дении Рут Бенедикт отмечала, что самое резкое отличие японских солдат от западных состояло в том, как они вели себя в качестве военнопленных, охотно сотрудничая с представителями армий союзников. " Они были лучше, чем образцовые пленники. Служащие Старой армии, долгое время бывшие край­ними националистами, указывали местоположение складов военного сна­ряжения, подробно рассказывали о размещении японских вооруженных сил, вели пропаганду в нашу пользу и летали с нашими пилотами на бомбежки, чтобы навести их на военные объекты "¹³. Бывший японский обитатель сибирских лагерей для военнопленных пишет, что ни немцы, ни итальянцы, ни корейцы, ни китайцы, находившиеся в этих лагерях, не проявляли такой "унизительной капитуляции" перед Советами, как его соотечественники. Он говорит о безволии и бесхребетности японских пленных, которые размахи­вали красными флагами, объявляли Японию вражеской страной и кричали банзай Сталину. Он сравнивает это с оппортунизмом японских интеллектуа­лов, которые сначала вели себя так, как будто верили, что японский импера­тор - живой бог, затем, кланяясь американским оккупационным властям, воспевали демократию, а " почувствовав угрозу со стороны Советского Союза, начали воспевать его как оплот мира во всем мире "¹⁴.

Суммируя, можно указать на главную особенность японской политичес­кой культуры: японцам никогда не прививали мысль о том, что сила идеи может не уступать физической силе правительства. Ключом к пониманию отношений власти в Японии является то, что они не регулируются трансцен­дентальными понятиями. У общественности нет интеллектуальных средств для здравой оценки политических аспектов жизни. Коротко говоря, японская политическая жизнь строится по принципу " кто сильнее, тот и прав " (might is right) под прикрытием уверений в "доброжелательности" и ее символичес­ких проявлений (с.244).

Дата добавления: 2015-07-14