Читайте также: |
|
– А этот чё? – спросил Паха, нехотя поднимаясь.
– Этот загоним в один восемь, там у девок вообще нету.
Паха и все остальные промолчали, но по их виду Солома видел, что они очень недовольны его решением.
– Я не понял, чё вы насупились? – вскинул голову Солома. – Этот ящик я сам сюда затягивал, если чё.
– Да не, Сань, мы ж ничё не говорим, – оправдался Паха, – кино просто интересное шло, а ты выключил.
– А‑а, – протянул Солома, всё же сомневаясь в искренности его слов. – Ну завтра повторять будут, посмотрите.
Взяв телевизор, он подошёл к двери как раз в тот момент, когда навешивали замки. Он постучал и кормушка сразу открылась.
– Командир, позови корпусного, по срочной, – сказал он дежурному.
– Чё ты хотел? – спросил корпусной, оказавшийся здесь же на этаже.
– О, вы здесь, оказывается, – обрадовался Солома. – Игорь Дмитрич, давайте передадим телевизор в один восемь, а? Если чё, Дунаеву позвоните, он в курсе, – соврал Солома, зная, что кум всё равно не откажет.
– А в телевизоре что? – с усмешкой спросил корпусной. – Ну‑ка сними панель, я посмотрю.
– Да запросто, Игорь Дмитрич, – весело ответил Солома и стал искать, чем открутить панель, – если б я что‑то ещё хотел передать, стал бы я в телевизор, что ли засовывать? Ну вы даёте.
– Ну ладно‑ладно, верю, – сказал корпусной, сознавая правоту слов смотрящего и видя, что он не боится открыть панель. – Давай.
Он открыл дверь. Отдав ему телевизор, Солома сразу сел писать ответ Ольге, предварительно ещё пару раз перечитав её «письмо».
* * *
Плетень никак не мог заснуть и постоянно ворочался. Это напоминало ему состояние, когда проиграл на воле в карты крупную сумму денег. Здесь сумма была не бог весть какая, но для неволи всё же немаленькая. И к тому же желание секса эта встреча отбила надолго. По крайней мере он пытался после ухода этой сучки удовлетворить себя вручную, но ничего не получилось. Орудие, слишком долго находящееся в боевой готовности в ожидании этой встречи, после стресса перестало работать. Олег лишь надеялся, что это ненадолго.
Ворочаясь, он материл про себя всех. И Ольгу, и дубаков, которые согласились устроить ему эту «приятную» встречу, и даже Юрия, что тот уселся в тюрьму вместе со своей похотливой подругой. В судебной клетке она, оказывается, выглядела намного лучше. Попутно он клял ещё и пришедший этап, в котором опять не оказалось для него сокамерников и ему опять приходилось лазить рукой в парашу, когда шла почта. Он уже не обращал внимания на Ольгины мальки и пропускал всё подряд, настолько паршивое было настроение. К тому же она его уже мало интересовала, за исключением мальков на неё с восемь семь, которые были нужны оперу. Но оттуда в последнее время уже не шли.
– Восьмерка! – опять послышался голос из трубы канализации.
Крехтя и матерясь Плетень встал и побрёл к параше. Он был бы рад проигнорировать всех вместе с их дорогой и сидеть тихо, будто бы отстойник пустой. Но по проверке дверь его всё же открывают и женщины с камер напротив слышат это и зовут его уверенно.
– Говори, – нехотя ответил он, вытащив кляп и прекрасно зная, что сейчас ему скажут «лезь в парашу».
– Забирай, – коротко сказали ему ожидаемое выражение.
Вытащив пакет и обнаружив в нём один‑единственный малёк, из‑за которого его заставили лезть в парашу, Олег пришёл в бешенство и сразу выкинул его в мусорный бак. Поматерившись и походив по отстойнику, он всё же достал его и открыл. Это оказался малёк от Ольги этому Витале в пятнадцать А, где она спрашивала его, о чём он хотел поговорить с ней на прогулке.
– Трахнуть он тебя хотел, сука! О чём с тобой ещё можно базарить?! – выругался он во весь голос и порвал малёк. Выбросив его обратно в бак добавил со злостью: – Только побрезговал бы, бля буду, такую свинью пялить.
Тут он опять вспомнил про Юрия, из‑за которого он и повёлся, как он считал, на эту Ольгу. Поматерив его всякими словами, Олег вдруг решил сделать ему «приятное удовольствие», какое и сам получил. Ему вдруг захотелось, чтобы тот тоже испытал такое же разочарование, а может быть даже и похуже.
Он взял ручку и стал писать ему малявку, якобы желая ему добра.
Здорово, Юра. Узнал вот случайно, что ты в этой осуждёнке сидишь, решил рисануть тебе. Как ты там? Нормально хоть устроился? Первоходу на строгий попасть это не всегда удача, там тоже рысей хватает. Смотря куда попадёшь. В одном месте могут жить по понятиям, и первохода им научить и поддержать. В другом может быть беспредел ещё похлещё, чем на общем и малолетке вместе взятым. Рисани, как у тебя там? Как подруга тут твоя я и так знаю, трахается как кошка. Убазарил тут дубаков закинуть кого‑нибудь на часок перепихнуться, закинули Ольгу твою, сразу на меня полезла. Я её трахать не стал, её до меня ещё кто‑то жарил, сперма течёт с неё как будто даже не один кто‑то был. Кто – не знаю. Или кум тут есть один, Шаповалов фамилия, или смотрящий с семь восемь или ещё может кто. А может и дубаки сами, уж больно ухмылки у них похабные были. Ну а ты как сам? Рисани, рад буду с тобой пообщаться. Только сразу, а то меня завтра уже в хату поднимут, в какую не знаю пока, в отстойнике сижу.
Жду ответ. Жму пять и желаю удачи.
Олег.
Он специально написал, что его переведут в хату, чтобы больше не общаться с Юрием. Было только желание как‑то отыграться на ком‑то из тех, кто был виноват в утрате денег и кратковременной, как надеялся Плетень, потери потенции. Он отправил малявку и вздохнул уже немного облегчённо.
* * *
Протас лежал на шконке и смотрел в одну точку. Получив маляву от Соломы опять с крапалём гашиша, он задумался серьёзно. Прошла уже половина недели, и нужно было скоро давать ответ. Какой именно он даже не думал, он соображал, как его давать и чем мотивировать. Идти на отрытую конфронтацию со смотрящим будет бессмысленно, или нужны будут очень серьёзные аргументы. Втягивать Ольгу не хотелось, да и Солома наверняка найдёт себе оправдание, скажет, что девка сама на него повелась. А потом ещё и козню какую‑нибудь устроит. Тут нужна была поддержка авторитетных людей. А единственный его друг Бандера не хотел ни сам встревать в общаковые дела, ни своих друзей и брата подключать. Даже этот гашиш, который, как надеялся Павел, мог послужить основанием для предъявы смотрящему за серьёзный проступок, оказался чистым. По крайней мере он так понял со слов Бандеры. И ему больше ничего не оставалось, как в бессильной злобе лежать на шконке и думать о Соломе, какой же он гад.
– Восемь семь, – раздался из кабуры зовущий голос и Протас сразу встал и подошёл сам, безошибочно узнав в нём голос Валька.
– Да, говори Валёк, здорово.
– Здорово, Паха, – отозвался Валёк. – Радио сделай громче, и подойди потом, спросить кое‑чё хочу у тебя.
Протас молча поднялся и сделал больше громкость магнитофона, настроенного сегодня на популярный канал радио. Потом нехотя подошёл к кабуре, предполагая, что сейчас последует просьба чего‑нибудь уже посерьезнее продуктов, скорее всего денег.
– Да, Валёк, – без настроения сказал он в кабуру.
– Опять идёт на неё малёк, Паха. Уже давно не было.
– С семь восемь? – понизив голос, спросил Протас.
– Да, – ответил Валёк. – Вот он, у меня в руке.
Протас вспомнил, что Валёк действительно уже около двух суток не оповещал его об этом, и у него вдруг появилась надежда, что может быть у Соломы ничего не получается с ней. Но для этого необходимо было узнать немного больше.
– Валёк, – прильнув к кабуре, тихо проговорил он, – дай мне малёк этот, а? Очень надо…
– Ты чё, Паха? Кипеш будет, – проговорил Валёк, но по голосу его Павел понял, что тот поддастся, если ещё немного надавить.
– Не будет, – убедительно сказал он. – Я только посмотрю, и мы его дальше отправим. У меня, кстати, для тебя тоже кое‑что есть. Дай руку.
Он отломил крапаль от гашиша Соломы и, протянув руку в кабуру, вложил его в руку Валька. Он знал, что это подействует, и даже не убирал руку из кабуры. Так же он и просчитал, что риск засветиться здесь минимальный. Валёк не такой дурак, чтобы рассказывать об этом кому бы то ни было. С него‑то спрос больше, он же сам дал чужую маляву прохлопать постороннему человеку. Через несколько мгновений в руку Протаса ткнули малявкой. Сразу схватив её и вытащив он не раздумывая вскрыл её.
– Только быстро, – раздался голос Валька, но Протас уже вовсю читал.
Его надежды не оправдались, это было настоящее любовное письмо, хоть и было написано сдержанно. Солома жалел её, как уже давно любимую девушку, которой уже не нужно каждый раз говорить, что любишь её. Ну и естественно проявлял о ней заботу, послал телевизор, чтоб отвлёк её от разглядывания тюремных стен и от мрачных мыслей. Причём по его маляве видно было, что она пишет ему примерно то же самое, а он ей отвечает.
Дрожащими от злости на Солому руками он запаял малёк и, позвав Валька, который никуда и не отходил от кабуры, отдал ему.
– Спасибо, Валёк, – проговорил он. – Если что, шуми, сам знаешь.
Со злости он уже хотел было написать Соломе сразу всё, что о нём думает, вместе с извещёнием о том, что денег для него, естественно, не будет. Но немного походив по камере и взяв себя в руки он сел и написал ему только о том, что на фирме проблемы и денег может не быть. Но на всякий случай надо подождать до конца недели. Сам же он, отправив малявку, стал обдумывать план мести.
* * *
Вано подошёл к Бандере, который пытался лёжа на шконке читать книгу, но у него ничего не запоминалось и не понималось в тексте.
– Виталь, – произнёс Вано потихоньку. – Вот малява на него тут пришла, только почему‑то не с один восемь, а просто с восьмёрки. Я вот думаю, может единицу забыли написать? Чё делать, отдавать?
Бандера смотрел на малявку, которую из‑под руки показывал Вано.
– Дай‑ка я гляну, – взял он её в руки. – Позову, если что.
Бандера вскрыл малявку, хотя уже по почерку догадывался, что это не от Ольги и с обратным адресом тут не напутали. Малява действительно была написана мужским почерком и подписана каким‑то Олегом. А вот содержание её показалось Бандере интересным, потому что там было написано про Ольгу и почти про него. Ведь это он её трахал перед тем, как её закинули к этому Олегу, если не врёт, конечно. Но было похоже, что не врет. А выяснить это точно можно будет только завтра ночью, когда в ночное дежурство заступит Гера. Василич сейчас хоть и на смене, но ничего не скажет. Да и теперь Бандера даже не сомневался, что этот Олег может говорить правду. Эта девушка, похоже, большая любительница потрахаться. Так что не удивительно, что её мог трахнуть и кум, и дубаки вместе с Герой, который провожал его в хату со стакана с ехидной улыбкой. А вот тем, что это Солома мог быть на месте Бандеры в стакане, этот Олег явно переборщил. «С чего бы это он, интересно, взял?» – подумал Бандера. Но настроения рассуждать на эту тему не было. Тем более что смотрящий действительно мог это сделать, просто на его месте Бандера выбрал бы кого‑нибудь получше. Да и на своём теперь тоже…
Посмотрев на спящего Юрия, он запаял малявку и кивнул Вано.
– На, отдашь когда проснётся, – протянул он малёк подошедшему Вано. – И если будет писать ей или ещё кому, отправляй.
– Отправлять? – удивлённо спросил трассовой.
– Угу, – равнодушно кивнул головой Бандера и, брезгливо взглянув на Юрия, которому при его материальном положении досталась такая шваль, опять воткнулся в книгу, пытаясь осмыслить, наконец, написанное и забыть о потраченных деньгах и растоптаных чувствах.
– Тебе тут ещё малява, Виталь, – сказал снова подошедший Вано уже нормальным голосом и положил перед ним малёк на его имя.
Это было из восемь семь и Бандера равнодушно вскрыл его. Протас коротко, но очень настойчиво просил его устроить ему встречу с братом. «Чё ему, бля, надо? Достал уже», – беззлобно выругался про себя Бандера и равнодушно отмахнулся от Протаса, написав ему, что брата нет в городе, так как он уехал надолго. Думать над тем, что было нужно Протасу, у него тоже не было ни желания, ни настроения.
* * *
Лёжа на шконке Ольга читала маляву Соломы. Когда вечером принесли телевизор, подруги стали петь ей такие дифирамбы о нём, что она уже поневоле думала про него постоянно. В глазах арестанток это и был самый идеальный мужчина, о котором мечтает каждая женщина, и они навязали свои мысли ей. Каждая из них расхваливала особо понравившиеся им черты его характера или внешности. Но в одном все сходились: это надёжный и сильный человек и к тому же он питает к Ольге искренние чувства. А потому лучшего мужчины ей не сыскать, по крайней мере, сидя здесь, в тюрьме.
Ольга и сама стала уже замечать, что думает об Александре всё больше и больше, и сейчас впервые перечитывала его малявку снова и снова. Когда она уже раскрыла тетрадь и взяла ручку, чтобы написать ему, в углу камеры возле умывальника раздался какой‑то скрежет. Время было уже под утро, и телевизионные передачи давно кончились. Кто‑то занимался своими делами и разговаривали между собой, но в возникшей паузе в этом галдёже и наступившей тишине этот скрежет показался неожиданно громким, и находившиеся ближе к умывальнику девушки вскрикнули, подумав, что это крысы. Все сразу затихли и прислушивались к этому скрежету, действительно напоминающему поскрёбывание ногтями по бетону. Ольга тоже, как и все, внимательно смотрела в сторону умывальника.
– Лё‑о‑ля, – позвал Косу голос молодого парня из соседней камеры.
В полной тишине его негромкий голос звучал так, как будто он был прямо здесь, в камере.
– Погоди‑погоди, потом, – отмахнувшись произнесла Коса и даже приставила палец к губам, как будто он её видел. – Тихо.
Зинка поднялась и осторожно подошла к крайней шконке. Сидящие на ней женщины смотрели куда‑то под раковину, поджав ноги. Но Звезда там ничего не увидела.
– Да это мы, Лёль, – опять раздался голос малолетки.
– Что вы? – не поняла сначала Коса.
– Ну, это мы кабуриться к вам, уже скоро к тебе залезу, – голос пацана звучал с юмором, и все сразу расслабились.
– Фу, бля, напугали, – облегчённо вздохнув сказала ему Коса. – Мы думали крысы. Хоть бы предупредил.
В камере опять начался галдёж и шутки со смехом по поводу произошедшего, поэтому уже мало кто слышал, о чём говорил молодой друг Косы.
– Зачем предупреждать? – спросил он. – Я хотел сюрприз тебе сделать. Представляешь? Просыпаешься, а я у тебя на груди сплю.
– О‑ой, представила, – картинно вздохнула Коса. – Аж грудь зашевелилась.
– Ну вот и хорошо, – раздался голос в ответ. – Завтра или послезавтра я к тебе залезу.
– Ой, давай сегодня, Максим, – томно проворковала Коса.
– Сегодня не успеем, тут ещё работы много, – голос малолетки звучал серьезно. – Тут все работаем, как Папы Карло. Игорёк, вон, больше всех к Томке рвётся.
– В смысле? – вдруг поняла все Коса. – Ты чё, не шутишь что ли, Максим? Хорош прикалываться. Вы каких размеров там кабуру делаете?
– Нормальных, Лёль. Все пролезем, кроме Витька Толстого.
Ольга находилась ближе всех к Косе и кабуре и слышала весь этот разговор. Она заметила, как вытянулось сразу лицо подруги и ей показалось, что Коса не горит желанием встречаться с этими Максимом. То ли от сегодняшнего полового насыщения, то ли из‑за боязни за свою внешность, она вдруг сделала озабоченное лицо и посмотрела в сторону умывальника.
– Ты чё замолчала, Лёль? Не рада, что ли? – раздался голос Максима.
– Вас же раскидают сразу, если спалят, – вдруг произнесла Коса серьёзным тоном. – А может и нас тоже.
– Да кончай, Лёль, всё нормально будет, – ободрял её малолетка. – Вы только стену там заклейте бумагой или чем‑нибудь на день, а то до проверки уже дыра будет, правда маленькая. Где она у вас там, кстати, выйдет, послушай…
В это время к Косе подошла Звезда, которая прислоняла ухо к стене и слышала все ведущиеся там работы. Её глаза были возбуждены.
– Слушай, они там огромную кабуру, кажись, делают, вот, иди послушай… – сказала она с восхищением в голосе.
– Чё ты радуешься? – подняла на неё глаза Коса. – Спалят, пи…дец всем будет.
– Да херня, Лёля, – подскочила услышавшая разговор Ленка, заклеим, ничё видно не будет. Давай, Лёля, оно того стоит.
– Давай, всё пучком будет, – возбуждённо трясла её Звезда.
Наблюдая со шконки за подругами, Ольга знала, что Косу уговорят и она сдастся. Но её эти события не волновали, и к предстоящему возможному появлению мальчиков в камере она отнеслась равнодушно. Отвернувшись, она стала писать малявку Соломе.
* * *
Шаповалов пришёл на работу как раз к утренней проверке и отправился на обход старого корпуса вместе с принимающими и сдающими смену офицерами. Чтобы ни у кого не вызвать подозрений, он задерживался в каждой камере и заглядывал во все углы и под шконки. Поэтому когда он задержался в восьмёрке, никто не обратил внимания.
– Какие новости? – спросил он потихоньку у Плетня, делая вид, что обыскивает его.
– Нет ничё, гражданин начальник, – серьёзно произнес Олег, имея в виду нужные ему мальки. – Уже несколько дней не связываются. Видать ответы не получает, и затих.
– Что, совсем‑совсем не пишет? – опер смотрел на него недоверчиво.
– Неа, – покачал головой Олег. – Да и кому там писать? Эта девка не стоит того, чтобы на неё даже бумагу писчую с ластиками переводить.
Шаповалов резко вскинул голову и в упор посмотрел на улыбающегося Плетня. Но мысль о том, что Олег мог её увидеть даже в голову не могла прийти оперу, иначе бы Плетень так не говорил.
– Выводы делать не твоё дело, – взяв себя в руки спокойно сказал Шаповалов. – Ты смотри, чтоб малявы случайно не прошли. Я ещё узнаю у своих, были или нет.
– Да узнавай, начальник, – с улыбкой говорил вслед уходящему оперу Плетень. – Только если ей всё же залетело что‑то от него, ты сразу пробивай у своих людей в хате, какой дорогой дошла мулька. Потому что там могли и через холопов отправить.
Шаповалов не обратил внимания на последние слова Плетня, потому что и так видел, что тот не врёт. К тому же он две ночи сидел один и ему ничего не стоило держать дорогу под контролем. Немного смущало только насмешливое выражение лица Плетнёва, но у того могло быть просто хорошее настроение.
Шаповалов догнал проверяющих, которые успели просчитать уже две хаты верхнего этажа. Опять поныряв для вида по закоулкам камер, он остался в хате один восемь. Когда все выходили он заглянул на парашу и под умывальник, но как только остался в хате один сразу поднял голову на Ольгу, которая почему‑то смотрела на него как‑то испуганно. Он сначала даже растерялся, не поняв этого испуга в её глазах, и скользнул взглядом по остальным девушкам, выражения лиц которых оказались такими же. Профессиональое чутьё, которое не заглушили чувства к стоящей перед ним девушке, подсказывало ему, что здесь что‑то не то. Возможно, в камере находится что‑то запрещённое, что не успели или забыли убрать. Уж больно плохими актрисами оказались арестантки и выражение их глаз сильно выдавало их. Несмотря на то, что глаза так и тянулись посмотреть на Ольгу, он всё же провёл внимательным взглядом по камере. Учинять обыск в камере Ольги он не собирался, просто сработал профессиональный интерес. Но единственное пришедшее на ум объяснение поведения девушек заключилось в телевизоре, который сейчас попался на глаза и вызвал у него даже удивление.
– Откуда у вас второй телевизор? – спросил он у Ольги, подняв на неё взгляд.
– А это мне вчера передали, – вступилась сразу Коса, пока Ольга не успела ничего ответить. – Видите как здорово. То ни одного, теперь у нас целых два телевизора.
Шаповалов, не отрывая взгляда от Ольги, спросил с удивлением:
– Неужели вы думаете, что я у вас свой телевизор теперь заберу? Смотрите на меня все с таким страхом…
– Нет, что вы, – нерешительно произнесла Ольга и осеклась, не зная, что сказать дальше.
– Да ну лишним‑то не будет, – опять выручила Коса. – Вдруг Ольгу перекинут куда или на этап отправят в другую тюрьму, вот и возьмёт с собой этот маленький.
Шаповалов увидел как Ольга опустила взгляд в пол и, чтобы больше не смущать её, ничего не говоря вышел из камеры.
* * *
– У‑у‑ф‑ф, – выдохнула Коса и картинно вытерла якобы выступивший на лбу пот. – Я думала всё, пи…дец…
– Я тоже пересрала конкретно, когда он под умывальник заглянул, – облегчённо, но всё ещё на эмоциях сказала Звезда и пошла к умывальнику посмотреть, насколько надёжно заклеена картинками от целлофановых пакетов уже довольно большая дыра в стене.
Коса и Ленка двинулись за ней оглядеть своё заветное окошко в мужскую камеру, через которое уже давали утром малолеткам потрогать себя за грудь. Со стороны могло показаться, что девушки оклеили стену вокруг умывальника пакетами, чтобы легче смывать брызги пены, зубной пасты и прочие. Но расчёт был на то, что никому из дубаков не придёт в голову спросить, почему они раньше её не заклеивали. Убедившись, что там всё выглядело нормально, девушки подошли к Ольге, всё ещё не отошедшей от пережитого.
– Да всё нормуль, Оля, – хлопнула ободряюще её Звезда.
– Вам нормуль, – проговорила Ольга. – А я как в глаза ему смотреть буду, если он узнает об этом?
– И что? В измене, что ли, обвинит? Ты что, его девушка?
– У тебя Сашка же есть. Чё ты на этого легавого внимание обращаешь?
Из сыпавшихся на неё со всех сторон предложений Ольга хорошо разобрала только одно, которое произнесла Коса и касающееся Соломы.
– Ты же сама говорила, что опер свой нужен, – сказала она, подняв голову и посмотрев на Косу.
– Он нужен только чтоб не шмонал вот так попусту, и душняк не создавал, – легко парировала Коса. – А чтоб голову себе им забивать, как бы его не обидеть, так на хер он нужен. Сашка в сто раз лучше.
– А Сашка, кстати, если об этом узнает? – спросила Ольга.
– Ну‑у, Оля, мы ж тебя прикроем. Ты чё? – похлопала её по плечу Ленка. – Неужели думаешь, что скажем ему, будто это к тебе малолетки залазили? Даже если и трахнешься с кем‑нибудь из них, всё равно отмажем.
– Верно, – подтвердила Зинка, – так что не дрейфь, всё будет тип‑топ.
Ольга вновь подумала об Александре и, хоть она и не собиралась трарахаться с малолетками, ей почему‑то понравилась сама мысль, что её будут прикрывать от него. Впервые она почувствовала себя почти замужней девушкой и, улыбнувшись, успокоилась.
– Ну вот, – радостно сказала Коса, – я ж говорю, всё нормуль будет. Так, сегодня же наша баня… – она повернулась к остальной хате и, выцепив взглядом Тамару, сказала: – Тома, ты здесь останешься, когда мы уйдём. Потом на параше помоешься. Смотри тут, чтоб менты не залезли туда.
Она кивнула взглядом под умывальник и, увидев недовольство в глазах Тамары по поводу лишения её бани добавила:
– Я же сказала, на параше потом помоешься, воды нагреешь и помоешься. Ты что, с Игорьком своим встретиться не хочешь?
Тамара сразу оживилась и, улыбнувшись, согласно кивнула головой.
* * *
Бандера пытался поднять себе настроение, наблюдая за Юрием. Того разбудил Вася, как только вернулся с пустым бачком с продола, вынеся мусор. Убедившись, что Юрий жив, дубаки покинули камеру и Вася завалился, наконец, спать. А Юрию дали набранную на него утреннюю баланду и пакет с продуктами, собранный Бандерой. Есть баланду он не стал, перелив её в чашку другого своёго напарника по шконке, который тоже поднялся по утренней проверке, уступив место следующему. А в свою чашку он высыпал пакет сублимированной лапши и поставил кипятиться воду. Бандера всё ждал момента, как отреагирует Юрий на малявку по поводу своей девушки. Но Вано, видимо, забыл про неё и завалился спать.
Бандера встал и, идя якобы сполоснуть руки, толкнул Вано. Когда тот поднял голову и посмотрел на него, он кивнул на Юрия и пошел назад на шконку, откуда будет удобнее видеть реакцию Юрия и его лицо. Вано, спохватившись, достал малявку из кармана и позвал.
– Э, Юра, тобе пакет, – он подождал, пока тот подойдёт сам и заберёт малявку и сразу же уронил голову на подушку, ему реакция Юрия была неинтересна.
Но увидеть желаемое сразу Бандера так и не смог, потому что Юрий, глянув на маляву, сунул её в карман и стал готовить себе еду. Выругавшись сквозь зубы, Бандера всё же устроился на шконке поудобнее, так чтобы не бросался в глаза его откровенный взгляд на Юрия, и принялся терпеливо ждать. Делая вид, что читает книгу, он смотрел мимо неё, как долго и аппетитно поглощает пищу этот человек. Ему уже начинало казаться, что тот специально растягивает себе это удовольствие и уже начал жалеть, что передал ему продуктов. Более получаса Юрий хрустел кусочками луковицы с салом и ел эту китайскую лапшу. А когда он, наконец, встал и поставил себе ещё и чай, Бандера со злостью захлопнул книгу. Но тут же открыл её заново, увидев, как в ожидании кипятка Юрий сунул руку в карман и вскрыл малёк.
Хоть и равнодушно, но всё же с некоторым удовольствием Бандера смотрел, как у него на глаза навернулись слёзы и он стал кусать собственный кулак. Как его кружка, уже закипевшая, стала выплёскивать кипяток на стол и как струйка, текущая по столу, чуть не попала за шиворот сидящему возле стола на корточках Юрию. Бандера даже разозлился на мужика, который заметил это и кинул на стол тряпку, преградив путь этой струйке.
– Ты чай‑то заваривать будешь или чё? – спросили его мужики у стола, выключая его кипятильник. – За кружкой‑то смотреть надо.
На утешение Бандеры недавние бомжи хоть и остановили ползущую к шее Юрия струйку кипятка, но разговаривали они с ним как со своим, и даже более властным тоном. Плохо было только то, что удручённый неприятной новостью Юрий этого не заметил. Он продолжал кусать свой кулак, иногда поднимая его, чтобы вытереть выступившие слёзы, и держал перед глазами малявку.
Перечитывал ли он её раз за разом или просто смотрел в неё невидящим взглядом, Бандера не знал. Но когда Юрий поднялся и, подойдя к двери, постучал в кормушку, сразу крикнул ему:
– Чё ты хочешь?
– В санчасть мне надо, – ответил Юрий, скомкав малявку и зажав в руке.
– Так она сейчас будет, – повертел Бандера пальцем у виска. – Не слышишь, что ли?
С продола действительно раздавался звон открываемых кормушек, так как в это время ходила со своими лекарствами медичка. Юрий остался стоять у двери и, как только кормушка открылась, сразу высунул в неё голову. Испугавшись, что он там может наговорить чего‑нибудь, Бандера резко поднялся и пошёл к кормушке, будто бы тоже за таблеткой. Но как только он подошёл, пытаясь прислушаться к словам Юрия, тот высунул голову и, взяв со стола свою ложку, высунул в кормушку. Сразу запахло валерьянкой, и Бандера сразу успокоился, как будто сам её выпил. Взяв у медички для вида таблетку анальгина, он довольный пошёл к своей шконке. Состояние Юрия действовало на него ободряюще. И это немного заполнило ту душевную пустоту, которая мучила его после встречи с этой Ольгой.
«Давай‑давай, рожа барыжная, чтоб жизнь малиной не казалась», – думал Бандера. У него уже не было злости на Юрия, просто в злорадстве над ним он находил себе утешение. И чтобы ещё раз задеть его, он нарочно весело и громко сказал одному из недавно прибывших:
– Эй, Косёл. Бери шахматы и иди садись ко мне, поиграем. А то сидишь, голову повесил, как будто тебе жена изменила.
* * *
Получив ответ от Бандеры, Протас не унывал, он обдумывал другой план. Почти все его сокамерники, среди которых он был старшим не только по возрасту, были людьми обеспеченными. Все они сидели с ним уже давно и в каждом он был уверен, что они не стучат. Особым авторитетом они, конечно, не пользовались. Все сидели по первому разу. Ну разве что только финансовым или материальным, потому что за помощью к ним обращались довольно авторитетные заключённые. Но как раз вот это последнее обстоятельство и заставляло считаться с ними в тюрьме многих арестантов. Поэтому Протас, раздумывая над этой темой несколько часов подряд, пользуясь своим лидирующим положением в хате позвал всех для разговора на прогулку, оставив в хате Кузнеца, который сидел когда‑то с Соломой и мог донести до него этот разговор.
Оказавшись в прогулочном дворике, Протас ещё раз оглядел всех своих пятерых сокамерников, собравшихся вокруг него. Когда все присели на корточки и стали разливать из банки заранее заваренный чай, он с шумом выдохнул и, как будто в последний раз взвесив все за и против и всё же решившись, начал разговор.
– Дело такое, братва, – сказал он с серьёзным видом, подражая уголовным авторитетам. – Надо другого смотрящего нам здесь, в тюрьме. Давайте вместе подумаем, кого мы можем рекомендовать.
– Погоди‑погоди, Паха, – удивлённо уставился на него Андрей Спасской, – разве мы это решаем? Солома сам за себя кого‑нибудь оставит, когда уйдёт на этап, но он и не собирается же вроде пока.
– Он‑то не собирается, – произнёс с некоторой злостью Протас, оглядывая удивлённо смотрящих на него сокамерников, не ожидавших такого разговора, – да только не место ему здесь, за тюрьмой смотреть. Поступки за ним есть… – Протас хотел сказать «гадские», но осёкся, не зная точно какие поступки попадают под такое определение и сказал по‑своему, – некрасивые, можно даже сказать неприемлемые в наших кругах.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав