|
Читайте также: |
— Объясни мне, что с тобой происходит?
— Не обязан.
Ему не нравился её повелительный тон.
Тут же мозг выкидывал информацию о том, что перед Малфоем грязнокровка, на поверхность. Видимо, она что-то почувствовала. Или ощутила холод в голосе, потому что на секунду сжалась. А потом нахмурилась, осторожно садясь на другую сторону дивана. На секунду обмирая и… такая мелочь, господи.
Они впервые сидели на одном предмете мебели. Вдвоём на диване.
Дурость такая. Но чёрт. Это было странно.
И, наверное, заметили это оба, потому что переглянулись и почти синхронно поморщились, отворачиваясь.
На чарах они сидели рядом… но это было не так. Сейчас они одни. Это… недопустимо?
После всего, что было — смешно. Особенно в твоих соображениях, Малфой.
— Ладно, Грейнджер. Давай поскорее покончим с этим и… — он сложил руки на груди, лениво откидывая голову на спинку дивана, чувствуя прямой взгляд справа, — и ты дашь мне хоть немного отдохнуть.
Драко не успел увернуться, отшатнуться или вообще как-либо среагировать, лишь краем глаза заметив это движение, но в следующий момент прохладная ладонь уже легла ему на лоб.
— Эй, что ты…
Только ощутив это прикосновение, он понял, как горела кожа и какое облегчение приносили прохладные пальцы. Мерлин… он даже не стал отодвигаться, только слегка напрягся, потому что Грейнджер оказалась теперь куда ближе, а это наталкивало на мысли, отдалённые от серьезного разговора.
— У тебя температура, Малфой, — тихий выдох выдавал беспокойство.
— Ничего подобного. Я отлично чувствую себя.
— У тебя голос хрипит и ты горячий.
— М-м. Неоднозначные симптомы, не находишь?
Она проигнорировала слабую колкость, хотя и немного покраснела. Ладошка переместилась на висок, а потом на щёку, разворачивая голову слизеринца так, чтобы взгляды их с Гермионой встретились.
— Тебе нужно к мадам Помфри.
Он вздохнул, обдавая тонкое запястье дыханием, и тяжело посмотрел в тёмные глаза перед собой.
— Сейчас, Грейнджер? Мне сейчас туда пойти?
Не сопротивлялся прикосновению.
Эта мысль заставила её почти ликовать.
Прохладные подушечки легко зарылись в светлые волосы над ухом, а большой палец осторожно погладил скулу, и в следующий момент гостиная исчезла — Драко закрыл глаза, растворяясь в прикосновении.
Так хорошо. Так действительно хорошо.
— Нет. У меня где-то была бодроперцовая настойка. Мы с мамой… — она запнулась. То ли ожидая, что упоминание о матери в присутствии слизеринца повлечёт за собой гром и молнии, развергнувшие небеса, то ли очередного подкола.
Но ни того, ни другого не последовало.
Она смотрела на тёмные опущенные ресницы с замиранием сердца. Брови Драко слегка хмурились, а лицо было напряжённым и горячим, согревая пальцы. Так просто было прикоснуться к нему губами, снять застывшую печать беспокойства, убрать морщину на лбу. Может быть, даже вернуть былую надменность — что угодно вместо этой пустоты.
Но сейчас нужно было…
— Нет, стой, — слишком быстро произнёс он, открывая глаза, против воли перехватывая отстраняющуюся тонкую руку пальцами. — На фиг. Не нужно мне настойки.
Малфой поймал удивлённый взгляд Гермионы и тут же выпустил ладонь, отстраняясь.
— Завтра посещу Помфри. Обыкновенная простуда.
— Зачем ты ходил туда?
Он кашлянул. Одёрнул рубашку и вновь отвернулся к камину, пока гриффиндорка находила место для своей руки: положила её на бедро, поправила штанину. Сложила на груди, постучала пальцами. Опёрлась ею о диванную подушку, схватив и прижав последнюю к себе. Замерла.
— Куда — туда?
Да, он просто тянул время.
— На улицу. Вы с Блейзом были насквозь мокрые, когда я встретила вас в коридоре. Вряд ли вы вместе принимали ванну, — тут же язвительно добавила она, поймав на себе холодный и быстрый взгляд.
— Я ждал письма.
— От матери, не так ли?
Раздражённо зашипел.
Нет, Драко уже решил, что расскажет ей — мозги Грейнджер могли бы пригодиться в этой ситуации, тем более… какую-то роль во всём она уже играла. Но всё равно, это было дико — сидеть и говорить с ней, всё ещё ощущая нежное касание на своём лице.
Малфой чувствовал себя, как… гриффиндорец, ей-Мерлин.
— Да, — сдержанно ответил он. — От матери.
И в гостиной повисла тишина. Только тихое дыхание Гермионы, треск поленьев из камина и выжидающий взгляд. И ещё гигантское сомнение, волнами исходящее от Драко, полулежащего на диване.
Он поднял руку и потёр переносицу.
— Слушай, — нахмурился ещё сильнее, а в следующий момент снял ногу со столика и сел ровно, вполоборота к Гермионе, что заставило напрячься. — Это серьезно, очень серьезно. И, как ни… омерзительно это признавать, но мне нужна твоя помощь, ладно?
Последние слова он почти выдавил из себя так, словно они причиняли физическую боль. Или кто-то перекручивал их на мясорубке прямо там, в его охрипшем горле.
Грейнджер приподняла брови, но додумалась промолчать. Лишь кивнула. Малфой не понял, чего в этом взгляде было больше — любопытства, недовольства, лести, радости… или ещё какой-то чепухи, поэтому просто отвернулся, демонстрируя ей свой профиль.
Кашлянул, упёрся локтями в разведённые колени. Переплёл пальцы и вздохнул. Дохера этих ненужных махинаций, но он правда не знал, как начать.
Потому что ему казалось, что это было важно. Или Драко просто боялся вернуться к этому.
Сознательно.
Пятнадцать минут назад он из-за этого стоял с палочкой у кадыка. А два часа назад — над бездной тьмы и ветра. Под ногами и в груди.
Да. Наверное, это было важно.
— Я думаю… а точнее, теперь я уверен, — медленно произнёс, глядя в пылающий огонь и чувствуя новую волну озноба по спине, сбегающую с плеч к пояснице, — что ко всем этим убийствам и исчезновениям о которых… пишет «Пророк», — он ощутил напряжение, моментально достигшее своего апогея со стороны Грейнджер, — причастна моя мать.
Он говорил совсем тихо, но Гермиона услышала. Он понял по тому сдавленному то-ли-вдоху, то-ли-всхлипу, что ударился о сознание Драко, заставляя на секунду… нет. Жалеть он не будет.
Лишь сильнее стиснул руки, понимая, что хочет увидеть реакцию, но не может заставить себя повернуть голову. Не нужно было поднимать взгляд, чтобы мысленно нарисовать полное недоумение на лице гриффиндорки. Шок и, быть может, растерянность. Разочарование — почему нет? Или… отвращение. Как вариант.
Вот, получи, Малфой. Сейчас она скажет одну из своих фразочек, вызывающих в нём крышесносящую злость, и все благие мысли полетят к чертям.
Но. Только одно слово.
— Как…
И снова тишина.
И в этом “как” Драко услышал… что-то. Во что не поверил, потому что уже ждал, почти был готов к своей ярости.
Наверное, поэтому всё-таки посмотрел в лицо Грейнджер. Просто убедиться, что ошибается.
А оно ещё бледнее, чем было.
И от чистой, кристально вылизанной до идеального блеска самим Драко эмоции, прочтённой на нём, вдруг защемило в груди.
Страх.
Почти чёрные глаза распахнуты, а в них… Господи, в них можно прочесть всё. Всё об этой девчонке, маленькой, испуганной, сидящей рядом с ним — и вся жизнь в этих замкнувшихся тёмной сферой радужках. Но теперь — под такой плотной плёнкой страха, что видно лишь его. И отражающийся в темноте огонь.
И - да.
Вот оно.
Он начал жалеть.
Так быстро и сильно, что пальцы, переплетённые между собой, почти захрустели от силы их сжатия. Нет. Прекрати. Что угодно, чтобы убрать это из нужных — нужных, твою мать — глаз.
Надо объяснить. Успокоить.
Успокоиться самому.
— Точнее... — Драко смотрел на Грейнджер, забирая часть её ледяного ужаса, чувствуя его прикосновение в груди. Боже, уставилась так, будто думает, что это шутка. Что он сейчас рассмеётся, похлопает Грейнджер по плечу и признается, что всё это фарс. Один Мерлин знает, как бы хотелось этого самому Малфою. —...Она не является прямой участницей, а предоставляет Мэнор в качестве… прикрытия для них. Наверное.
На последнем слове голос упал, и он быстро кашлянул, чувствуя сухость в воспалённом горле.
Гермиона не двигалась.
И снова тишина, даже деревяшки в камине горят бесшумно. Словно время стоит на месте.
— Значит, это… и Лори Доретт, и… Джордж Бэллоу… они все, да? В… твоём доме.
Он не знал, как правильно назвать это выражение в прерывистых, вырывающихся из пересохших губ Грейнджер, словах. Отсутствующее? Оно подозрительно напоминало его собственное. Тонкие пальцы впились в углы подушки так, словно вот-вот разорвут её на две части. Ждала ответа, которого не последовало.
Сама всё поняла. Сухо сглотнула.
— Мерлин. Но…
Кажется, шок постепенно начал отпускать. Она осторожно посмотрела в глаза Драко, будто спрашивая разрешения продолжить. Хватило одного маленького кивка.
— Суд Визенгамота признал твою мать невиновной, разве нет?
— Да, но… — взгляд Малфоя замер где-то в полутёмном проёме окна, а затем метнулся к лицу гриффиндорки, удивлённый. Со смутной догадкой на самом дне. — Откуда ты знаешь?
Сухие губы вмиг поджались, а тёмные ресницы опустились вниз. Молчит.
— Грейнджер. Ты что, подслушивала тогда?
Она не разобрала, злость была в этих словах или простое недоверие, на всякий случай продолжая смотреть на свои колени. Но через несколько секунд нахмурилась. Вздёрнула подбородок.
— Да ты знаешь, как был зол этот… мужчина, что искал тебя?! Я думала, они растерзают тебя на части, стоит тебе явиться в гостиную! И… там был Дамблдор, значит, наверняка что-то серьезное!
Малфой почти рассмеялся, потому что — чёрт возьми — был благодарен за этот звенящий и полный возмущения голос, отбивающийся от каменных стен, разряжающий застывший воздух. И даже почти захотелось улыбнуться, но молодой человек сдержался, фыркая и качая головой.
— Ну, конечно, — протянул он. — А что серьезное может пройти мимо твоего длинного носа…
Заткнись, Гермиона! — заорало сознание так, что девушка вздрогнула. Немедленно забудь фразу, которую ты сейчас хочешь…
— У меня не длинный нос!
Драко поднял брови так высоко, что это выглядело почти комично. Выглядело бы. Если бы не намешанная куча таких противоречивых эмоций в груди, от которых хотелось кричать и трястись, берущих начало в настоящем, оглушающем ужасе и заканчивающихся дурацкими обидными словами, брошенными им.
Гармошка морщин на лбу слизеринца и не думала разглаживаться. Кажется, эта дурацкая фраза даже позабавила Малфоя, потому что в уголках глаз у него вдруг появились такие длинные и тонкие бороздки, будто он сдерживал улыбку.
— Мерлин, я знаю, это здесь вообще ни при чём, — быстро пробормотала Гермиона, отчаянно краснея, сжимая ледяные ладони. — И я совершенно не это хотела сказать.
— Конечно, — голос Драко подозрительно дрогнул, но ему удалось вернуться к серьезному выражению лица. Тем более, несмотря на эту нелепость, настроения веселиться не было никакого. Хотя факт того, что Грейнджер уже знает об Обливиэйте, не мог не радовать. Рассказывать об этом в подробностях он бы не смог.
Гриффиндорка молчала, и Малфой понимал — она ждёт дальнейшего повествования.
Поднял руку и потёр горячий лоб.
— В одном из этих министерских уродов, которые приходили сюда… я узнал человека, работавшего раньше с отцом над уничтожением грязнокровок до того, как… их остановили. Я сначала не понял, откуда он мне знаком, но…
— Да!
Внезапное восклицание перебило Драко, и он на мгновение раздражённо прикрыл глаза. Голос, однако же, был спокоен.
— Да?
— Я тоже узнала одного из мужчин. Высокого, с тёмными глазами. Он был… самым молодым из всех.
Малфой на мгновение нахмурился. Потом вспомнил схожесть Логана с Куртом и утвердительно кивнул. Глаза Грейнджер же метались по его лицу, словно она никак не могла ухватиться за нужную, но ускользающую мысль.
— Значит, в живых остался ещё кто-то, кроме Нарциссы, — прошептала она, потерянно моргая. — Но как это допустили?
— Так и допустили. Никто не знал о его причастности.
— Как? Министерство должно было вынести вердикт, суд постановил…
— Грейнджер, он и есть Министерство, — Драко не сдержал рычания, давясь кашлем и глядя прямо на неё. — Он был в форме министерского работника, если ты забыла.
— Я не забыла, я лишь пытаюсь найти общие точки соприкосновения с тем, что твоя мать написала в письме, которое ты получил.
Он прикусил губу, раздумывая несколько секунд.
— Она написала, что с сегодняшнего дня этот человек будет использовать поместье в… своих целях, — плечи Малфоя напряглись, когда он замолчал. — И следующее письмо я смогу написать ей только через неделю. И не факт, что можно будет поддерживать переписку.
— И… в Мэноре будут убивать? — пересохшее горло едва выдавливало из себя звуки.
Драко молчал, и Гермиона расценила тишину как положительный ответ, от которого внутренности сжались в ком.
— Но… твоя мать, она ведь не причастна к этому… напрямую?
— Она дала Непреложный обет. Она должна предоставлять этому ублюдку помощь. А значит — она причастна.
— Малфой…
— Это скажет тебе любой министерский пёс, Грейнджер, — прорычал он. — Если кто-то из верхов узнает об этом, если дело раскроется, её казнят. Её не помилуют во второй раз.
Тяжёлый рваный выдох сорвался с губ гриффиндорки.
— Я так и не вспомнила, где могла видеть его. Вдруг это как-то помогло бы…
Драко сжал губы. Перевёл взгляд на огонь и нахмурился.
— Его имя Логан. О нём ты меня спрашивала.
В камине переломилось напополам небольшое поленце.
Малфой проследил за угасающими искрами взглядом, пока в гостиной висела густая тишина. Он почти слышал, как быстро вращаются шестерёнки в голове Грейнджер, и благодарил Мерлина за то, что этой девушке ничего не нужно было объяснять.
Сама всё поймёт. Даже быстрее, чем он.
— Ты хочешь сказать… — тихий, сдавленный шёпот коснулся уха, как если бы она боялась предположить такой вариант событий, — что Курт тоже имеет ко всему этому отношение?
Что-то в голосе гриффиндорки задело его внутри. Сильно.
Так, что заставило почти поморщиться. Забота? Разочарование? Смятение?
Драко перевёл на неё прямой взгляд.
— Что, разрушился образ святого Миллера, а? — поинтересовался, кривя губы. Надеясь, что она сейчас просто отмахнётся, скажет, что это глупости и ей всё равно.
Но она не спешила отмахиваться.
— При чём здесь это… я просто… — кашлянула, сжимая пальцы на подушке. Взгляд постепенно становился твёрже и категоричнее. — Нет, Малфой. Он не может… Это ошибка.
Ну, всё. Грёбаный взрыв.
— Твою мать, Грейнджер. Не будь такой ёбаной слепой сукой!
Буф-ф.
В камине переломилась ещё одна деревяшка.
Молодые люди несколько мгновений молча сверлили друг друга взглядами. Драко чувствовал, как под кожей вибрирует злость. Какого чёрта она выгораживает его? Какого, нахрен, чёрта?
Или, может быть, этому патлачу она верит больше, чем ему, Малфою? Или может быть…
— Думаешь, он такой уж хороший и милый, а? — выплюнул слизеринец, сжимая зубы. — Думаешь, он такой хороший с одной тобой?
— Нет, и вовсе я так не думала, просто он другой, понимаешь? — она тоже повысила голос. — Такие люди как Курт не участвуют в подобном, это… это невозможно! И да, он действительно милый.
— Милые ребята не ебут своих баб ночью посреди коридора, Грейнджер!
Гермиона на секунду застыла с приоткрытым ртом.
Натужно усмехнулась.
— Ты врёшь, Малфой, — и посмотрела на него с сардонической улыбкой. Так, будто перед ней сидел капризный маленький ребёнок. — Прекрати так низко врать. Он встречается с Лори Доретт. И вообще, это... это бред.
— Что не очень тебе помешало лизаться с ним на моих… на глазах моих друзей.
Драко покривился, заметив в своём голосе такую громкую ревность, что даже глухой бы понял, что разговор уже ведётся отнюдь не о Миллере, а о личном и наболевшем.
Воспалённом как гнойник.
Грейнджер только вздёрнула подбородок. О, да. Конечно. У неё были свои мотивы.
Глупо донельзя.
Бесит донельзя.
Слизеринец привёл свой тон в порядок прежде, чем заговорить снова:
— Я видел их. Его и рыжую шлюху Ирэн из Когтеврана. Встретился с ними на патрулировании, том самом, когда ты была у МакГонагалл. Я снял им очки с факультета за то, что они трахались у двери в кабинет трансфигурации. Вот с ума сойти, да? Старуха бы оценила их стремление к изучению предмета.
Грейнджер фыркнула, глядя на Малфоя недоверчиво.
Потом моргнула и покачала головой.
— В любом случае, мы говорим сейчас не об этом, — не потрудившись убрать язвинку из голоса, произнесла она.
Драко закатил глаза — снова, блять — и отвернулся, демонстрируя гриффиндорке свой затылок. Ему нужно было, чтобы она не увидела ревности. И нужно было немного воздуха, не пропитанного корицей — с этой стороны, кажется, его было больше, чем там. В нескольких сантиметрах от этой заносчивой, зазнавшейся…
Мерлин, она так злила его тем, как реагировала на Миллера.
Защищала, как будто он что-то мог значить. Или как будто узнала его настолько хорошо, что действительно могла поручиться за доставучего когтевранца.
Вспомнились его слащавые улыбочки и распахнутый для всего мира взгляд.
Это называется пыль в глаза, слепая дура.
Ничего, может быть, когда-нибудь поймёшь.
Малфой скрипнул зубами. И чуть не подскочил на месте от моря мурашек, промчавших вдруг по спине.
Блять, что за…
Горячих, волнующих. Вряд ли это было от наступающей болезни.
Скорее это прохладные пальцы Грейнджер, которые внезапно коснулись его шеи, поглаживая выступающие позвонки.
Словно извиняясь. Несмело и чуть дрожа.
Что ты делаешь.
Убери свою руку. Я зол. И мне вовсе не… не приятно…
От прохлады, которую так требовало горячее тело, гостиная качнулась перед глазами. А от прикосновений — нежных и осторожных, уже знакомых — захотелось наклонить голову, чтобы дать толчок: заройся пальцами в волосы или скользни ими вниз, по спине.
Вцепись в лопатки. Оставь царапины. Хочу, чтобы остался след. Чтобы кровь проступила на рубашке. Так много.
Сегодня крови. Но.
Конечно, он не шевелился. Молча вслушиваясь в удары набирающего обороты сердца.
— Ну и какого чёрта? — голос звучал глухо.
В ответ короткие ногти слегка царапнули горячую кожу.
Он бесшумно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Верхняя губа напряглась.
Что ты делаешь… Господи…
Это пугало. Напрягало. Каждое её прикосновение — или даже прикосновения не нужно — и он мог думать только об одном. Её руки. Губы. Тело. Жар. Влажное, дарящее, дающее. Пошло и громко. Она и пошло — несовместимо. Заводит, так заводит…
Опустив веки, Драко постарался не сбиваться с дыхания.
— Грейнджер, прекрати.
Гермиона царапнула ещё раз, более длинным и долгим движением — вниз, отодвигая воротник рубашки. Твою мать. Малфой прогнулся в спине, чуть не зарычал.
Подставляясь под касания, противореча собственным словам.
Сжимая руки и делая глубокий рваный вдох. Плотнее закрывая глаза, ощущая:
…диванные подушки опускаются, а в следующий миг кожи касаются сухие губы.
Драко замирает.
И в мозгу что-то рассыпается. Наверное, здравомыслие. Наверное, безысходная бездна.
Сначала это просто прикосновение. А потом. Поцелуй. Медленный, мокрый, скользящий. От которого мутнеет в голове, а из горла вырывается слишком громкий выдох. Или тихий стон.
Ты такой дурак.
Ты полный мудила, если думал, что мог бы отказаться от этого. Просто разжать руки и выпустить то, что было в ладонях.
Твоё. Горячее. Желанное. Ласкающее… вот так … Полететь с грёбаной башни, оставив на ней всё. Свою жизнь, ощущения, Грейнджер и её эти… о, боже … губы, влажный язык.
Язык, который обводит несколько позвонков, и это прикосновение кипящей кровью разносится по венам, вырывая из груди приглушённое рычание.
— Гр-рейнджер…
— Ты очень горячий, — её шёпот касается влажной кожи, и следует новый взрыв мурашек по спине, новое медленное прикосновение языка и кажется, что ещё немного и…
Ещё один поцелуй куда-то за границу волос, и Драко чувствует, как её нос зарывается в его пряди на затылке. Ему уже всё равно, что ночь отошла на задний план.
Была Грейнджер. Был он.
И возвращение к жизни.
Ответ на приглушённую реплику умирает на языке в приоткрытых, ловящих воздух губах.
На несколько мгновений девушка застывает. Малфой не может видеть её зажмуренных глаз и улыбки — как же давно, Мерлин, она хотела прикоснуться к нему вот так.
Прижиматься со спины, скользя руками по плечам, вниз, к груди. Широкой, пылающей сквозь одежду. Обнимать, впитывать. Запах дождя в сухих и мягких волосах.
Внезапные, неожиданные прикосновения его ладоней к своим и медленные движения вверх, к локтю — кожа к коже. Хочется благодарить за это. Он нежен. Он ведь почти не бывает нежен. Только сейчас. И от этого хочется плакать.
Так нужно, что сводит зубы.
И так нельзя, что сжимается сердце.
Чувствуя его, целиком.
Дыхание, глубокое и частое.
Жар кожи. Умудрился же заболеть. Поскорее бы утро, чтобы мадам Помфри напоила его своим оздоровительным зельем.
Силу. В каждом движении, каждом взгляде. Гипнотическую, лишающую воли.
Отчаяние.
Делись со мной этим отчаянием, Малфой. В тебе его слишком много для одного человека.
Его горячие ладони продолжают гладить её руки, просто по инерции, и наконец-то Драко расслабляется. Проходит несколько минут, пока Грейнджер обнимает его, уткнувшись носом в светлые волосы, вдыхая в себя его запах.
И оба чувствуют, что это не более, чем вырванные из реальной жизни мгновения. Чувствуют, как они уходят, не спеша задерживаться.
И совсем не хочется двигаться.
— Твои порывы несколько внезапны, Грейнджер, — тихо произносит он, чувствуя, как губы Гермионы растягиваются в — он уверен — смущённой улыбке.
Тонкие руки обхватывают его за шею. Хотелось бы видеть её перед собой, но тогда бы они оба уже были раздеты, и, кажется, гриффиндорка тоже хорошо понимает это. Хотя прижимающаяся к его лопаткам тёплая грудь отнюдь не способствует успокоению.
Драко почему-то уверен, что все эти махинации… не ради секса. Не прелюдия.
Это будто сон. Словно ты бодрствовал, а потом на мгновение прикрыл глаза, представляя себе тепло и уют.
Это как те странные прикосновения, которые он никогда не понимал, наблюдая со стороны. Когда люди стоят рядом, и кажется, каждый из них думает о своём. А потом Он вдруг просто кладёт руку Ей на плечо. Или Она просто касается Его пальцев. На секунду. На миг. А затем оба продолжают заниматься своими делами. И кажется — кому был нужен этот контакт? Но это прикосновение… и они уже вместе. Не поодиночке.
Теперь Малфой понял.
Поддержка.
Ты не один в мире. Вас двое.
А как можно было назвать их сейчас?
Случайный наблюдатель сказал бы, что они пара. Но отчаяние, скользящее между их телами, только подчёркивало невозможность этого предположения. Они просто…
…просто.
Спасаются. Спасают. Потому что если не так — то никак вообще. На дно, камнем.
Драко пошевелился.
— И чего ты добиваешься?
— Ничего.
Он повернул голову так, что Гермионе стала видна высокая скула и длинные ресницы.
— Не ври, Грейнджер.
— Просто благодарю за то, что рассказал.
Он фыркнул.
Вздохнул.
И вдруг она крепко прижалась щекой к его плечу.
— Из-за этого ты сегодня… да?
Жест его смутил. Заставил напрячься. Будто она только что подтолкнула его в спину, шагая по тонкому лезвию.
Малфой сжал губы.
— М-м?
— Ну… — у неё явно не поворачивался язык. — В ванной.
О, да ты не знаешь, что было до ванной, Грейнджер.
Пожал плечами.
— Наверное.
— Не делай больше этого. Никогда не делай, даже не думай. Всё будет в порядке, мы что-то придумаем.
И оба сжались от этого “мы”, слишком сильно резанувшего слух. Гермиона прикусила губу и закрыла глаза, готовая признать свою оплошность в любой момент. Но Малфой ничего не сказал.
Только невесомо кивнул.
Потом кашлянул, размыкая тонкие руки на своей шее, и встал. Только сейчас обратил внимание, что серый свет уже льется из окна. Часы показывали начало пятого утра. Гермиона осталась сидеть на диване, сцепив пальцы.
— Ты уже знаешь, что напишешь ей?
— Грейнджер, я рассказал тебе не затем, чтобы потом поболтать об этом, ладно? — огрызание получилось. Но… почти дежурное. Она поморщилась, пожала плечами.
— И всё же?
— Нет.
— Ты ответил слишком быстро. А значит, думал об этом, — гриффиндорка следила за тем, как слизеринец обходит диван и фыркает, направляясь к арке.
— Я пошёл спать, у меня зелья первыми стоят.
Она проводила его глазами, уткнувшись подбородком в спинку дивана и стараясь не обращать внимания на то, как стало холодно. Это была просто поддержка. Повториться подобное не должно.
И без комментариев ясно, пожалуй.
Взгляд отлепился от каменных ступеней. Наткнулся на рабочий стол и стопку тетрадей на нём. И вдруг… Гермиона едва не подпрыгнула от внезапной мысли, пришедшей ей в голову.
— Малфой!
Вскочив на ноги и перебираясь прямо через спинку дивана, Грейнджер подбежала к лестнице.
— Малфой!
Драко был уже у самой двери в спальню, поэтому сделал несколько шагов вниз, хмурясь в полумраке.
— Что?
— Дневник!
И тишина.
Жесть.
— Дневник? — тупо переспросил он.
— Ты мог бы отослать матери свой зачарованный дневник! — голос, умноженный лёгким эхом, оборвался. — Он же не имеет ограничений на расстояние. И не пришлось бы ждать ответа каждый раз, чтобы узнать что-то — у меня ведь есть второй.
Да что она…
Малфой моргнул. Раз, другой.
Чёрт возьми.
Он смотрел в горящие глаза Грейнджер, глядящей на него с первой ступеньки. Смотрел и думал. Мозг практически с маниакальным удовольствием перерабатывал новую пищу, отмечая положительные стороны предложенной идеи.
Даже почти позабыл о возбуждении, вызванном этим тёплым телом, что сейчас едва ли не танцевало от радости.
А ведь.
Если бы у Нарциссы был дневник, было бы куда легче и удобнее связываться с ней. Справляться о том, что и как происходит дома. Но разве Малфой решил, что будет вариться в этом? Разве не он опустил руки, обрёк себя на отступление?
Разве он хочет помочь? Но как здесь поможешь, сидя в школе, не имея связи ни с кем, кроме преподавателей.
Мерлин, найти бы какие-то рычажки влияния… и это было бы… просто отличным решением, чёрт.
Стоп, Малфой.
Сначала соображать, потом — делать.
Нужно ли тебе ввязываться в это? Конечно. Это его мать.
Нужно обдумать. Ведь есть время. Нарцисса сама дала ему эту неделю. Тем более, он на самом деле не был абсолютно уверен в том, что хочет ввязываться в это. Тем более, мать может не согласиться делиться с сыном.
Проклятье.
Грейнджер по-прежнему заглядывала в глаза Малфою. Слизеринец заставил себя невозмутимо пожать плечами.
— Может быть.
Ещё несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом он открыл дверь и исчез в своей спальне.
***
“ ...утро четверга 24-го октября принесло ещё одно исчезновение нечистокровной семьи.
Министерство бездействует. Когда восстановится криминальный контроль?
Сегодня в рубрике “Мы за правду” специальный гость из Министерства Магии, Ральфус Оливар, который ответит на некоторые интересующие волшебников вопросы и расскажет нам, как обстоят дела с расследованием данного дела… ”
— Хватит читать этот бред!
Газета вылетела из пальцев Гермионы, и та с возмущением воззрилась на Поттера, который уже складывал “Пророк” пополам и пытался засунуть его в карман мантии.
— Гарри! Там пишут важные вещи вообще-то.
— Ты читаешь её в сотый раз, — брюнет нахмурился, справившись, наконец, с газетой, которая теперь на большую половину торчала из складок материи, грозясь вывалиться, и потуже затянул шарф на шее. — Третий день пошёл, как это случилось, а ты всё никак не успокоишься.
— Интересно, как я могу успокоиться, когда семьи магглорождённых исчезают, как будто так и надо? — прошипела гриффиндорка, отворачиваясь и хмуро уставившись в серое небо.
Они вдвоём сидели под каменным навесом на школьном дворе, не рискуя высовываться из-под крыши под моросящий дождь. Кучки студентов, никак не отвыкших от солнечного сентября, уныло наблюдали за тем, как вода поливает пожухлую траву. Лавки под стенами школы оказались не лучшей заменой. Да и начинало холодать.
В то утро, три дня назад, Гермиона поспала всего часа два с половиной, и когда вошла в Большой зал на завтрак, там было подозрительно тихо, а Гарри и Рон тут же опустили лица при её приближении.
Пропала семья Ирэн Боустридж из Когтеврана.
И, чёрт возьми, это надломило. Почему именно сейчас — Гермиона не поняла. Возможно, потому, что она знала. И поэтому создалось ощущение, что почти видела, что с ними произошло.
После ночного разговора они с Малфоем будто стали ближе — на эти два часа. До завтрака. Но стоило слизеринцу сесть за свой стол и увидеть заголовок газеты, которую читал Крэбб, лицо его тут же стало отрешённым.
Грейнджер почти ощутила, как их снова отшвыривает друг от друга. Вцепилась в него взглядом и через зал смотрела, как сереют его щёки, пока взгляд скользит по тексту в “Пророке”.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 101 | Нарушение авторских прав