ЯЩИК ПАНДОРЫ. 3 страница

Ирка с Лудмером - хоть и явились поводом для сего назидательного отступления, но хорошей иллюстрацией к нему не являются, оба они - выходцы из страны, где Бога морили сильнодействующими средствами, и если Эмиль - правильно разглядел в нем Великого Мага-Маклера, то для Ирки, Бог оставался местом, где пахнет ладаном и шипят злые церковные старушки - они всегда на тебя шипят в детстве, что ты не крестишься или крестишься не так, или встала не туда - не ставлю кавычек - это не только цитата из Ирки, но и мои собственные воспоминания. В общем, - никакого Бога она не любила, а любила Лудмера и с радостью научилась зажигать для него пятничные свечи, которые принято называть субботними. Что касается денег, то вся история их любви сводится к известному лирическому стихотворению:

Удивляется народ - в темном переулочке

Нищий нищего ебет, за кусочек булочки!

А проще говоря, регулярные посещения синагоги на Аппер Ист-сайд проходили для Лудмера, который почему-то бросил играть на рояле и возмечтал стать успешным маклером (не хуже самого Творца), столь безрезультатно, что

он решил подключить Ирку к этим посещениям. Накануне она со мной советовалась - как ей там себя следует вести.

- Говори, что еврейка и все тут. Ври спокойно. Ты столько спала с евреями, что я тебя лично, без экзамена принимаю в иудаизм за заслуги перед еврейским народом.

- Что надеть то туда? Вроде надо что-то скромное... И вроде миллионеры все вокруг.

- Надо что-то закрытое, но роскошное. Есть? В церковь ты в чем ходишь?

???????????????????????????????????????????????????????????????????????

- Понятно. Мы с тобой похожи на героев комической книжки Кунина «Иванов и Рабинович». Да на них, пожалуй, похожи две трети всего русского комьюнити...

- Закрыто-роскошное я сошью. Тряпка у меня есть - дорогой кашемир. Серо-бордовые цветы.

Это платье еще долго потом служило Ирке, а потом еще и мне. Дальше его подарили куда-то следующим Бедным девушкам.

- Ну и как там было?

- Врать ничего не пришлось. Спросили, как моя фамилия, я честно сказала

«БЛАУ» и они мне сразу объяснили, что это древний раввинский род, и я должна

гордиться такой фамилией. А я честно сказала, что горжусь. Прадедушка был из

остзейских немцев, держал часовую лавку на Петроградской на Большом. При

этом он почему-то иногда выступал в Мариинке.

- Пел?

- Вроде не пел. Но остались его фотографии в оперных костюмах.

- Значит в массовке.

- Нет в маленьких ролях... Ну, в любом случае, я им горжусь. А вообще там - ничего... Ну скушно, конешно, но зато нет этих злобных старух. Все пьют. Бабы все быстро становятся пьяными - смеются. Я им понравилась. Дурак

он, что раньше меня не брал...

...В маленькую, непарадную синагогу на Лермонтовском, я впервые приехала в тринадцать лет, (как раз в возрасте еврейского совершеннолетия - когда мальчику положено иметь Бар-митцву, а девочке Бат-митцву: выйти перед всем народом и сказать речь, о том, чему ты собираешься посвятить всю дальнейшую жизнь. Я надеюсь, что когда-нибудь у всего мира будет одна религия, созданная из всего лучшего, что есть в разных - тогда, пожалуйста, обязательно не забудьте про Бар-митцву!)

Большая парадная синагога всегда была закрыта, а когда открыта - то полна иностранцами и стукачами, иностранцы давали зеленые деньги, стукачи и менты, с большим энтузиазмом, нежели в других местах, играли в «казаки-разбойники», а я старалась держаться от всего этого подальше, потому что мама мне однажды сказала:

-Я уверена, что ТАМ до сих пор пытают. Я уверена, что у них есть методы,

чтобы сломать почти каждого. Сломают, и станешь предателем. Самое лучшее - не маячить у них перед глазами, не давать им повода вообще обратить на тебя внимание.

Идея была хорошая. Она не вполне удалась - ни мне, ни маме. Да и героизма в нас оказалось, хоть и не намного, но больше, чем мы предполагали. Однако совет не лезть зазря на рожон - я старалась выполнить и от Большой синагоги, открытой по праздникам, держалась подальше.

А тут, в маленькой, всегда прямо от дверей сильно пахло старческой мочой - и первое, что встречало тебя - была огромных размеров буква «М» на дверях мужского туалета. Женского не было вовсе. Женщинам нужно было идти наверх, и я шла. Наверху было уютно и можно было спокойно наблюдать за стариками.

Сначала они молились, а потом все садились за длинный стол, пили лимонад из зеленых бутылок и закусывали селедкой! И все хором пели - ужасно красиво:

Ло мир алэ, а нейнэм, а нейнэм,

тринкене глэсэлэ ван...

Я учила английский и догадалась, что «ТРИНКЕНЕ ГЛЭСЭЛЕ ВАН» - значит «выпьем стаканчик винца». А остальных слов не понимала. Мой двоюродный дедушка с папиной стороны - был старостой в этой маленькой синагоге. Никаких больше слов я не понимала и через некоторое время уходила по лужам к Николе Морскому, где так понятно, до слез - как колыбельная (и на том же языке) пели:

Господи, помилуй...

С Богом надо говорить на том языке, на котором ты поешь своему ребенку

колыбельную, или на котором ее пели тебе, а колыбельные мне пели папа и дедушка - больше никто. Потому что им было положено меня укладывать - для моего счастья. Дедушка пел:

Доля матросская, жизнь разбитая,

Как ты горька и трудна,

Потом и кровью, копейка добытая,

Долгие ночи без сна...

(Я думаю, в партии «Митьков» имею полное право на партбилет No 0 - еще перед Шагиным), а папа - пел уже про Последний Троллейбус, про Леньку Королева, а иногда и прямо про Бога:

Господи, мой Боже, зеленоглазый мой....

Пока земля еще вертится и это ей странно самой,

Пока ей еще хватает, времени и огня,

Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня...

Ирка, стало быть, побывала в Аппер Ист-сайдской синагоге, а я в ту пору на вопрос, куда я хожу - в церковь или в синагогу, честно отвечала, что в таких случаях (то есть, когда душа тоскует и просит ее куда-нибудь сводить - где есть другие души) хожу в кабак.

И в этот вечер я решила отправиться именно туда. Ну не совсем в кабак, а в маленькое русское кафе «Энивэй», что значит - «В любом случае», тайно надеясь, что уж там-то я, в любом случае, подцеплю какого-нибудь кавалера, а если повезет, то можно и на Большое Светлое Чувство наткнуться ненароком.

В «Энивэе» сидел Ося Чурбаков. Настоящее имя, этническая принадлежность, вероисповедание, возраст и пол Оси - были загадкой для всей русской общины. Осины рассказы о себе - содержали информацию туманную и невероятную. Считалось, что родился он в Англии в семье шпиона, но какой страны - неизвестно. Говорили что-то странное типа - Румынии или Албании...

Некоторые москвичи помнили Осю в качестве золотого московского мальчика. Усы

у него точно росли - но это не являлось доказательством того, что он мужчина

- голос его тонкий и визгливый - как раз доказывал обратное. Евреев он не

любил, но деньги зарабатывал, вот уже двадцать лет ведя в газете «Новое

Русское Слово»

рубрику: «Протяни руку брату!» - писал статьи для Хеаса по сбору благотворительных средств, (в общем, вполне трогательно участвовал, как мог, в раздаче одеял). На вид ему было в ту пору лет пятьдесят пять, но в его рассказах о себе часто мелькала странная фраза: «Помню, лежим мы в окопах...». В каких на хрен окопах? Непонятно... Может в Африке? Иностранный легион? Некоторые считали, что Ося - англичанин. (Это считали самые глупые и доверчивые). Другие сходились на том, что Ося обыкновенный еврей, продолжающий семейный бизнес, то есть, работающий шпионом, как и его отец. В общем, - очередная легенда Русского Нью-Йорка - эдакая истеричная полубаба с толстым задом, туманно намекающая на военно-героическое прошлое. Меня Ося терпеть не мог - неизвестно за что. Он был когда- то влюблен в мою маму - красавицу - не хуже Ирки, но мама его отвергла. Я тут во всех случаях была не причем.

Чурбаков сидел за столиком с каким-то незнакомым мужиком, был весел и, не проявив обычной ненависти, даже предложил мне с ними выпить. Я решила, что все это хороший знак, развеселилась, несла какую-то веселую хренотень и смешила их обоих. Неожиданно мужик (его звали Андрей) сказал:

- ЭТА - лучше всех. Однозначно. Из всего, что ты мне показывал - эта самая лучшая. И все выйдет. Спасибо, что привел меня сюда.

Вот именно, а ты еще упирался. Хотя я бы на твоем месте посидел еще.

Юля все-таки ИЗВЕСТНАЯ ГОРОДСКАЯ СУМАСШЕДШАЯ.

Ося все же не удержался и сказал мне гадость! Да еще и при Андрее, которому я явно понравилась. Я встала:

- Все, ребята, я пошла на хуй и там подожду, пока вы подойдете!

На углу Второй и Второй Андрей меня догнал и мы как то сразу - без

предисловий начали целоваться. Ну, так бывает иногда, когда уж очень давно никого не было, и нет сил на разговоры. Потом он опять сказал, что я - лучше всех, и кажется, ему крупно повезло. Мы еще немножко поцеловались на улице, а потом он сказал, что живет рядом и можно пойти к нему и у него дома есть курнуть немного.

Мы пошли. По дороге он спросил, останусь ли я ночевать?

- Конешно, я могу остаться, но только если ты думаешь со мной

трахнуться, то знай, что ничего не выйдет.

(Кажется, мне впервые в жизни пришлось произнести такие слова, достойные Поистине Порядочной Женщины).

- А я думал, что понравился тебе. Ты то мне зверски понравилась.

- Да нет, не из-за меня. Просто НЕ ВЫЙДЕТ. СО МНОЙ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ...

- Ист-инфекшн? Ну не эйтс же у тебя?

- Не со здоровьем! Меня бесы крутят. Мелкие...

- Мелкие все таки лучше крупных. А с брильянтами наоборот почему-то...

ну давай рассказывай, чего происходит.

Шли мы минут десять, и я успела вполне подробно изложить всю историю с Ярмолой и всю историю с Колей. Конешно, он их обоих хорошо знал! По тем - лимоновским донашим временам.

Ярмола - старый хрен! Рюмин - старый мудила! Ну ты даешь! Вот дурища то! Ах ты - глупое чучело... Хули ж ты ходишь к разным козлам?

У него был точно такой же слэнг, как у Ярмолы и Коли. К этому времени мы уже перешли границу Ист-Вилледжа с более респектабельным Вест-Вилледжем, поднялись на 25 этаж хорошего дома и вошли в квартиру. В гостинной ОПЯТЬ стояла ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ мебель. И ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ лапма! МЕЛКИЕ БЕСЫ ЯЗВИТЕЛЬНО ЗАХОХОТАЛИ И ПРИГОТОВИЛИСЬ К ПРЫЖКУ.

- Ничего не выйдет... дурища! Я не Ярмола и не Рюмин! Ты мне охуенно нравишься, понимаешь. ВСЕ у нас с тобой выйдет. Хочешь, хоть все тут разгроми. Вот тебе эта ебаная лампа, вот - эта ебаная раковина. Засовывай свои ноги, куда хочешь, бей, круши! Мне по фигу. Ты - самая лучшая, и я клянусь, что мы сейчас покурим с тобой траву, а потом ляжем в койку и все получиться, как твоим козлам и не снилось!

Все это звучало замечательно, я успокоилась. Андрей достал кальян - какой то специальный - навороченный и начался привычно нью-йоркский предлюбовный ритуал.

Я иногда годами не курю траву, так же как годами обхожусь без кино, но ничего против использования изредка и того и другого не имею. Хотя ни по траве, ни по кино никогда не скучаю. В общем, оба эти явления могут доставить мне радость своим присутствием, но никогда - не причиняют тоску и боль своим отсутствием, в то время как отними у меня книги или кабацкое хмельное веселье - я буду сильно горевать.

Кальян закурился, конопля - «Божья шалость» запахла сразу отовсюду, мы опять целовались, и я успела подумать, что вот вся эта хрень с бесами кончилась, и вообще все это мне показалось, а потом я уже и думать ничего не хотела, а только чувствовала его губы и руки везде-везде, и его запах, очень резкий - запах возбужденного зверя.

У молодых народов это проявляется сильнее, чем у древних - потому что они меньше прошли по дороге от животного к ангелу. Этот запах с непривычки пугает, но ничего в нем плохого нет, и он бесследно исчезает, когда наступает «пост коитус тристиа». Тогда любой человек уже просто пахнет сам собою - своею душой, после тридцати, каждый уж пахнет душой через все поры. Вот такой портрет Дориана Грея. Через запах можно узнать о человеке - хороший он или плохой.

Я - всегда пахну мятным молоком - ну которым в детстве лечат кашель. Володя Рекшан - лимоном (и кто бы мог подумать - такой нордический мужественный человек), Захар Михалыч - тревогой и мирской суетой, а Хвост - сухой стружкой и мокрым птенцом. Недавно мне довелось прыгнуть в оркестровую яму, на концерте «Аукцыона»- лето, танцующие полуголые детки - это был настоящий суп из запаха - наверное, о таком и мечтал Гренуй - запах счастливого благодатного язычества. Потому что это была паства «Аукциона».

Чем пахнут плохие люди - я не могу сказать - никогда не приходиться к ним подходить и их нюхать.

Но вот этот запах - совсем другая история - от него страшно и сразу чувствуешь себя ведьмой на Лысой горе, закрываешь глаза и думаешь что это волк или козел. Не какой-нибудь там СЕРЕНЬКИЙ ВОЛЧЕК, который тебя схватит за бочек, или СЕРЕНЬКИЙ КОЗЛИК, который жил-был у тебя - бабушки, а НАСТОЯЩИЙ - ГОЛЫЙ ВОЛГЛЫЙ КОЗЛО-ВОЛК ИЗ ВАЛЬПУРГИЕВОЙ НОЧИ, из Брюсова, Белого, Кузьминского, Тиля Уленшпигеля, Испанского сапога, Маски голода, Капризов Гойи и прочего замечательного УЖАСА.

И вот этот сладкий ужас уже смешался с запахом травы, и последнее сознание стало улетучиваться.... И РАЗДАЛСЯ ЗВОНОК.

ПРЯМО В ДВЕРЬ - не с улицы, из домофона.

Мы оба посмотрели на часы - было полтретьего ночи.

Андрей подошел к дверям, и, спросив, «Ху из ит?», видимо остался

удовлетворен ответом, ибо дверь открыл.

В квартиру вошла молодая негритянка-островитянка ослепительной красоты. Она толкала перед собой коляску, в которой сидел мальчик лет двух, чуть смуглый, светлокудрый и голубоглазый, но с ярко-выраженными негритянскими чертами лица.

Родословная этого прелестного ребенка, на фоне всего происходящего, не оставляла ни малейших сомнений.

- Лилька!

Потрясенно выдохнул Андрей и продолжил по-русски:

Фантастика. Я уж год как сюда съехал. Она никогда не приходит без звонка. Ночью! Что все это значит? У тебя вправду бесы, что ли?

Я, как всегда в подобных ситуациях, решила, что хуже всего сейчас Лильке и утешать надо именно ее. Вид у нее был растерянный - на вопрос, что случилось, она сказала, что просто решила прогуляться с ребенком перед сном и незаметно дошла вот сюда. Ну и решила заскочить. А что?

- Незаметно дошла сюда? С 96-й улицы? Сколько ж ты шла?

- Часа два, наверное. А что?

- Я ее год назад бросил. Хату ей оставил. Все оплачиваю... да я и не сплю с ней уже месяцев шесть! У нее жених - храбрый капитан Марио... Ебаный в рот - что ж такое делается?

Я не буду объяснять, что говорится по-английски, а что по-русски, ладно? Почему то считается хорошим тоном видеть в невидимом читателе полного идиота, да я в общем, то и не против, в конце концов, каждый из нас мечтает о больших тиражах, выступлениях перед стадионами, в шахтах и на ткацких фабриках, но если поразмыслить, (а это мое любимое занятие - праздные размышления «щелканье мудростью» - так звучит английская идиома), то становиться ясно, что ни на стадионе, ни на ткацкой фабрике, ни в шахте - идиот ЭТУ книжку в руки не возьмет, ни при каких обстоятельствах. Для обслуживанья его культурного досуга есть - разные газеты, журналы, кинофильмы и телепрограммы. Так что мне - при всем желании, рассчитывать на него нечего. Я вот лучше напишу для ребят с понятием, а уж как прославлюсь, да попаду в передачу «О бедных и знаменитых» - там я буду проще и доступнее.

В общем, я стала бедную Лильку утешать, на ходу сочинив историю, о том, что мы с Андреем - друзья детства, и я - гелфренд нашего 3-го друга детства, с которым поссорилась и пришла к Андрею посоветоваться. История о подлеце

бойфренде, друге детства, вышла длинной и совершенно достоверной. Я наделила его именем, внешностью и душевными качествами Ярмолы, (что-то в нем было и от Коли Рюмина). Постепенно мифический бойфренд ожил до такой степени, что я заторопилась к нему - мириться, (якобы по мудрому дружескому совету Андрея). Напрасно Андрей цедил сквозь зубы, думая, что так незаметно, что он говорит, (конешно было бы незаметно, если бы Лилька была глухой, зрячей, но ГЛУХОЙ, но она - не была!)

- Сиди, глупое чучело. Я ее сейчас выведу на улицу, и все будет нормально.

Нет, дело уже близилось к 4-м утра, я уже ничего не хотела, кроме как оказаться в родном Квинсе и уснуть. Мы вызвали такси, я опять получила от благородного почитателя пятнаху, (Коля мне тоже тогда после РАКОВИНЫ дал эту пятнаху) и уехала домой бедной нетоптаной курочкой. И опять вслед мне неслось:

-Звони!

Но звонить хотелось все меньше и меньше. Любви хотелось все больше и

больше - но всякой вот такой мистической хуеты с раковинами, лампами и негритянками - все меньше и меньше, поэтому я решила никогда больше этому Андрею не звонить, хотя он точно был хороший, еще лучше, чем те два предыдущих. А следующий мужчина, с которым свела меня судьба - был не ничем не хуже, но история с ним вышла - ЕЩЕ ХУЖЕ. Тут уж впервые к любовным неприятностям начали присоединяться финансовые.

РЕКА ДЕЛАВЕР.

«Газ стэйшн» - это маленький ночной клуб в Ист-виллидже, сделанный из бывшей газолинки - атозаправки. Весь его дизайн - модный в Виллидже металлолом - во всех видах, мы- то его навидались в пионерском детстве - именно этих швейных машинок и печатных станков, якорей - ведь старались тащить всем звеном - что потяжелее, чтобы быстренько выйти на первое место и - с победой до хаты - до коровы своей, до земли...

Лицензии на продажу спиртного у «Газ Стейшн» не было, и хозяин - испанец Орландо изобрел гениальный напиток - мы звали его «Арбузовка», (а надо бы назвать «Орландина») - он смешивал в миксере водку с арбузом. Это - ихнее национальное латиноамериканское питье - только забыла какой из многочисленных Латиноамерик.

Ничего вкуснее я в жизни не пила.

Там иногда играли «Унтер-апельсины» - мои настоящие друзья детства.

Играли они по наколке Наташи Шарымовой - еще одной легенды Русского Нью-Йорка, я их к ней когда-то и привела.

«Унтер-апельсины» - довольно унылые изящные юноши - неразлучные друзья. При этом один из них - человек хороший, а другой - не очень. Таланта особого в них не наблюдается. Как говорила моя мама «Наблюдается недовложение мясного продукта», (она нашла эту чудную фразу, в случайно попавшемся ей на глаза протоколе, освещающем работу какой-то общепитовки).

Пели «Апельсины» какой-то, якобы ими изобретенный Эрото-рок, а Шарымова вполне безуспешно пыталась их раскрутить - это в Нью-Йорке- то, где музыкальная энергия прет из под каждого камня - так, что идешь по городу и незаметно для себя - танцуешь.

В тот раз они играли на «Газолинке» и даже там умудрились развести тоску. От тоски я стала оглядываться вокруг (все вокруг были знакомые) и радостно заметила Колю. Нет, вовсе не того! С этим именем происходит вот что: имя, как известно, что-то да значит.

Вот например: пока я жила в России у меня за всю жизнь было только три знакомых Коли, а тут на Нью-Йоркщине их стало - шесть! И это при том, что местное русское комьюнити все же в массе своей - еврейское, а Коля - имя чисто русское. Вот такая странная, на первый взгляд статистика. Но если верить в силу и значение имен - то все становится на свои места, ведь Святой Николай - он же Никола Морской, в честь которого, все эти люди названы Колями - покровитель не только России и маленьких детей, но так же и всех моряков, путешественников, авантюристов и вообще рисковых людей, (уголовные преступники тоже молятся именно Святому Николе).

Вот и выходит, что сила, заключенная в этом имени, потащила множество Николаев со всей России - в дальнюю дорогу, за неведомой судьбой и оттого их так много скопилось тут - в еврейской Нью-Йоркщине. В моей истории появится еще двое Коль!

В общем, вижу - стоит КОЛЯ ХРЯПИН, старый знакомый. Коля Хряпин - красотой не отличается. И зуб у него золотой. Но при этом он какой-то - «Парень без кепки», и этим все сказано.

Неожиданно он мне очень обрадовался. Мы с ним оба были приятели «Апельсинов», вроде как, обязанные слушать их эротические завывания, это нас и сблизило. Коля обнял меня и стал нашептывать мне на ушко всякие нежные слова, типа:

- Ну и хуйня же этот их Эрото-рок. Ну и мудаки же они... Ебан в рот, за что ж мы должны так мучиться?

Постепенно я почувствовала в Коле - родственную душу, поняла, что нас связывает общее понимание искусства (хотя и на лицах всех остальных слушателей бродило довольно кислое выражение - видимо «недовложение мясного продукта» ощущалось не только нами.) Почувствовав в Коле родственную душу, я простила ему отсутствие нечеловеческой красоты и приникла к его могучему плечу на полную катушку. И тут Коля сказал:

- Давай уйдем отсюда. Делать тут дальше нехуй. Сейчас Сашка Некрасов на джипе подскочит. Поехали с нами.

YOU, LL HAVE A GOOD TIME!

Вот эта стандартная фраза про хорошее время и явилась для меня в тот вечер роковой. Ее часто говорят бедным девушкам и всегда она означает одно и тоже - поход в ресторанчик или кафе, выпивание чего-нибудь, а потом и любовное свидание, если девушка не против. Я была Девушка Не Против и радостно согласилась. В конце концов, с лица воду не пить, по одежке встречают, по уму провожают, не а деньгах счастье, да и своя рубашка ближе к телу, то есть духовная общность - веский аргумент для физической близости.

Сашку Некрасова я тоже знала давно - буквально с первых дней в Америке. Сашка Некрасов жил в знаменитой «Некрасовке», и являлся старшим сыном ее хозяев - Володи и Шуры Некрасовых. Володя и Шура - питерские художники, по природе своей - люди полностью деревенские - не хуже меня, но если я - вечная голытьба, то Некрасовы - явное кулачье - крепкое хозяйство. Володя родом кажется с Вологодщины, а Шура вроде как, коренная питерская. Они приходятся некровной родней Олегу Григорьеву.

В Русском Нью-Йорке их знают все.

Посреди плохого, в ту пору, Бруклина, Володя купил когда-то за бесценок

пару развалин, отстроил их и один дом начал сдавать посторонним испанцам, а в другом образовалась знаменитая «Некрасовка». На одном этаже хозяева жили сами, а все остальные части дома сдавали друзьям - художникам и поэтам. Долгие годы в «Некрасовке» обитал Костя Кузьминский с Эммочкой и тремя борзыми, там же поселились, и Генрих Худяков, и Витек Володин, и живая курица, чудесно спасенная от ритуального убийства в канун субботы.

Курица впоследствии размножилась и обросла другими мелкими домашними животными - козами, овцами, коровой и лошадью. Художникам и поэтам стало тесновато и все они посъезжали, оставив в «Некрасовке» уже вполне сформировавшееся кулацкое хозяйство, состоящее из Володи, Шуры и взрослых сыновей. Что же касается выпить, посидеть и послушать Шурино пение, равного которому, наверное нигде на свете нет, (и даже в Нью-Йорке это очевидно), все это по-прежнему в «Некрасовке» происходило. Я часто приходила туда с родителями. Получалось, что через родителей я дружу со старшими Некрасовыми, а сыновья их тогда были еще очень молодые и сильно американизированные, и мне с ними было не очень интересно. (Сашка впоследствии стал таким русским человеком - что дальше ехать некуда, а младший женился на ирландке, но, честно говоря, тоже сильно обрусел).

Все же пару раз я приходила к младшим Некрасовым на какие то пьянки - как раз с «Унтер-апельсинами». Кажется, и Колю Хряпина я впервые встретила именно там.

Одним словом, идея отправится с Колей, Сашкой Некрасовым и его в ту пору американской гелфренд, куда-то «иметь хорошее время» показалась мне вполне очень даже чудной и я доверчиво залезла в джип и прижалась к Колиному плечу. Мы поехали по ночному городу....мимо «Энивея», мимо «Русского Самовара», мимо «Рюмочной», мимо «Дяди Вани», мимо «Черных очей», «Белых ночей» и все прочих питейных заведений Русского Манхэттена, но я не удивилась, решив, что мы направляемся во что - то американское - или вообще во что-то экзотическое (вот тут то я как раз и не ошиблась!). Дальше раз - хрясь - Бруклинский мост.

Ага, думаю, значит ужинать будем в Бруклине - и там же в «Некрасовке» ночевать. Видимо старшие Некрасовы - в отъезде и дом целиком в распоряжении младших.

Джип притормозил прямо у дома.

- Ага, думаю, значит ужинать будем просто дома. Поужинаем и спать. И

чего он тогда так торжественно обещал «хорошее время» - в смысле - ТАК хорошо он меня выебет что ли? С другой стороны трудно что-нибудь возразить против такой формулировки. Ебля в большинстве случаев - время хорошее... ну ничего страшного - плохо конешно, что в Бруклин завезли - ну завтра суббота - съездим куда-нибудь на Брайтон или на океан, в общем, как завезли, так и вывезут....

Под эти неторопливые мысли, я уже оказалась в комнате на первом этаже. И тут началось что-то странное. Никто не пытался накрывать на стол или на худой конец стелить постели. В комнате шли бурные приготовления, к чему- то, чего я совершенно не могла понять: Коля и Сашка начали ходить взад- вперед с какими-то рюкзаками, носить во двор ящики с пивом, брезентовые палатки, потом они стали обматываться патронташами, забивать пыжи... на что они намекают? Не садо-мазой ли тут пахнет?

- На. Это будет твое.

Передо мной стоял Коля и протягивал мне - РУЖЬЕ.

- Чего, МОЕ?

- Ружье. Да оно не тяжелое, попробуй.

- Да я не умею. Стрелять то... зачем оно мне?

- Стрелять мы тебя научим. Ты же сказала, что хочешь с нами ехать.

- Куда ехать?

- Как куда? На Делавер, понятно. Мы ж едем на Делавер до понедельника -

охотиться на оленей. Мы с тобой и Сашка с Деборой. А стрелять я тебя научу, не волнуйся, это просто, ну может с первого раза ты оленя и не завалишь, но все равно, будь уверена YOU,LL HAVE A GOOD TIME!

Мне уже был ясен весь ужас моего положения - плохой Бруклин - три часа ночи...

- А родители...?

- На Делавере. Они там дом строят. Ну, мы- то прямо там, в горах палатки поставим. Классно будет, вот увидишь.

Все ясно. Ночевать я тут не могу. Через Квинс они не едут - это ровно в обратную сторону, а им до Делавера пилить и так часа четыре.... В кармане у меня - последняя двадцатка и я на нее должна дотянуть до следующей пятницы. И дотянула бы, но кар-сервис отсюда до меня как раз столько и стоит...

Господи!!! Что ж ты издеваешься надо мной!!!

Дальнейшее вспоминать уж совсем неприятно - их удивление, уговоры...

Мои, оправдания: вегетарианка, ненавижу охоту и поездки на природу, оленей, наоборот - люблю, звучали для них непонятно и оскорбительно, и уж совсем невозможно было им объяснить - зачем же я села в с ними в джип и сюда приехала. Потом вызывали кар-сервис, раздраженно ждали, когда он приедет, при этом было ясно, что колличество людей, считающих меня сумасшедшей - увеличилось еще на две штуки (Дебору - не считаю).

В общем, я опять покатила в Квинс - точно как поет Шура Некрасова, своим несравненным голосом в одной из песен:

Эх да на последнюю пятерку

Найму я тройку лошадей...

А ребята отправились на своем джипе на реку Делавер.

Я тогда не знала и не думала, что через несколько лет загадочная и прекрасная река Делавер - станет тем самым местом на земле, где находится мой ОТЧИЙ ДОМ.

Не метафизический, а конкретно-реальный Отчий дом, есть далеко не у каждого. У большинства жителей моей исторической родины России - в прежние годы, Отчие дома мало у кого встречались - последние сто лет истории этого места плохо располагали к сохранению Отчих домов, в каком бы то ни было виде. Метафизическим Отчим домом - являлся все тот же Пушкин ну и конешно - Береза, которая для всего годиться: и для «в лес погуляти...», и для «ты прежде, Отчизна, меня напои...», и для лапти сплесть, и для повеситься, если уж пришла такая нужда, одним словом - НАША РУССКАЯ БЕРЕЗКА, над которой никак мне не удается зарыдать, при встрече с ней где-нибудь в Мэне или Вермонте; а вот в сосновой роще - всегда готова плакать, стоит только увидеть эти сиренево- розовые голые стволы-мачты, уходящие высоко в небо, услышать запах сосняка - запах Родины. Всеволожского, там стоял зеленый дачный дом, построенный другим дедушкой - столяром. Там проходило самое раннее детство - все эти карты на темном чердаке и голые попы на помойке (игра в доктора) и война с осиными гнездами...

Все же там была дача, а Отчего дома - не было. Нынче в России все изменилось - повсюду леса и пилы, полным ходом идет постройка множества новеньких Отченьких домов - скоро будет как в Америке, а Америке - Отчий дом есть почти у каждого - ничего, что он часто находиться в какой- нибудь жопе, типа Мид-Вест Индианы - и к тому же в весьма захудалом состоянии - все равно это здорово, когда он есть. Раньше - в додвадцатом веке - и в России у многих эти Отчие дома находились, где попало и в захудалом состоянии, а все равно легче жить, зная, что где- то ОН есть.

Никто из моей семьи, ни о каком Отчем доме и не мечтал, мечты таковые несвойственны потомкам российских евреев и бакинских армян, достаточно для счастья и того, что все мы, в очередной раз живы и вместе - ну хотя бы по одну строну океана, но судьба, в лице писателя Василия Агафонова, а попросту Юлика Гантмана - рассудила иначе. Юлик первый купил старый дом на реке Делавер, привел его в порядок и начал жить там подолгу один или с гостями. Но в одиночестве Юлик скучал и по этой причине всегда внимательно просматривал объявления о продаже недвижимости в местной газете.

Дата добавления: 2015-12-07