|
Читайте также: |
Выстрел! Не глядя на результат, Мишка развернул коня вправо и сполз на его правый бок, на виду осталась только закинутая на седло нога. Степные лучники, в подобном случае, не задумываясь, пристрелили бы коня, чтобы достать прячущегося за ним всадника, но славяне коней берегли – рука не поднималась даже на чужих, и Мишка был почти уверен, в своей безопасности.
Выйдя из сектора обстрела и еще раз помянув «добрым» словом командира журавлевцев, не догадавшегося поднять лучников на крыши, Мишка подтянулся обратно в седло и огляделся. Сначала взгляд на следующих позади отроков – не хватает одного, остальные, один за другим, подтягиваются в седла, значит, раненых нет. Теперь туда, где должен остаться упавший конь. Так и есть – раненое животное пытается подняться, но снова заваливается на бок. Отрок Симон шустро ползет по пластунски, но не назад, а в сторону огородов – к берегу реки. По нему не стреляют, скорее всего, лучникам он просто не виден. Тут тоже все в порядке.
Теперь результаты стрельбы. Отъехали уже достаточно далеко, можно сдвинуться так, чтобы дома не закрывали створ улицы. Один пешец в первом ряду, похоже, убит – выпал из строя, уронив вперед щит. Его как раз втягивают за ноги обратно. На левом фланге внутри строя какая-то возня, наверно, еще в кого-то попали. И среди лучников, кажется, прореха… или нет?
«Два или три удачных попадания, у нас потерь, похоже, нет, наличие лучников выявили. Ну что ж, сэр Майкл, с первой разведкой боем вас! Причем, удачной, и дальше бы так!»
– Какие наконечники? – встретил Мишку вопросом Егор. – Граненые есть?
– Все, у кого стрелы в щитах, ко мне! – распорядился Мишка, досадуя, что не догадался посмотреть сам. – Проверить наконечники! Кому-нибудь граненый попался?
Бронебойных наконечников не нашлось, зато обнаружился один раненый – отрок Андрей – в горячке даже не заметивший, что вражеская стрела полоснула его по внешней стороне стопы и застряла между ногой и стременем. Раненого тут же принялись освобождать от обуви и перевязывать, а Мишка попытался разглядеть ползущего Симона, но тот, проломав дыру в огородной изгороди, скрылся между грядками.
– Снаряжение рассмотрел? – прервал Мишкины наблюдения Егор.
– Да. Щиты, рогатины, наверно, еще и топоры есть. Стеганки почти до пят и шапки железными полосами окованные.
– Значит, быстро двигаться не смогут. – Сделал вывод Егор. – Ну, Сюха, какие мысли есть?
Арсений, не обратив снимания на фамильярное, видимо ставшее привычным, обращение, глянул на журавлевцев, темным пятном проглядывавших сквозь изгородь, обвел глазами небо и только после этого отозвался:
– Время теряем. Надо пешцев из веси выгонять. Может быть, подожжем?
– За овраг уйдут. – Возразил Егор. – Хрен редьки не слаще, там еще труднее может получиться.
– А подожжем аккуратно – те дома, что ближе к оврагу. Стрелой достать можно. Ветерок не сильный, но как раз сбоку, крыши соломенные – враз улицу огнем перекроет. Никуда не денутся, придется на нас выходить. А тут уж… – вместо слов Арсений похлопал себя по ножнам меча – и мальцы самострелами помогут.
– А потом ждать, пока весь прогорит? – Егор поморщился. – Скорее подмоги журавлевцам дождемся.
– Дядька Егор! – вмешался Мишка. – Гляди: Симон огородом пролез, и никто его не заметил. Я могу со своими отроками так же пролезть, пробраться в весь сзади или сбоку и… ну, как в Отишии, помнишь?
– Не помню. Я на другом конце был, вас не видел. – Егор снова поморщился. – Но рассказывают о вас прямо чудеса.
– Надо только в лес отойти, чтобы они – Арсений кивнул головой в сторону Яруги – не заметили, что отроки ушли.
– Ты, значит, согласен? – Егор испытующе глянул на Арсения. – Молокососов одних, без пригляда, в самое пекло сунуть? Мало ли, что про них болтают? Чума, вон, тоже рассказывает, что Варвару свою корытом лупил. Ты поверил?
– Как знаешь, ты десятник, тебе решать, но до темноты нам за овраг уйти надо обязательно, иначе… сам понимаешь. Ну и мы же столбами стоять тут не будем! Как мальчишки там шумнут, так мы отсюда надавим, отвлечем на себя.
– Надавишь ты, пятью-то ратниками… – Егору явно не хотелось соглашаться, но стоять перед Яругой, дожидаясь, пока к журавлевцам подойдет подкрепление, тоже было глупо. – Ладно, отходим к лесу, пусть думают, что мы другой дорогой решили идти.
Первые всадники, под издевательские крики и свист со стороны Яруги, уже начали втягиваться на лесную дорогу, когда по ушам резанул крик одного из отроков:
– Конные слева!
– Туды тебя, вперекосяк, под лунным светом в березовых дровах!!! – Егор так резко осадил коня, что тот захрапел и попятился. – Дождались гостей!
Еще далеко, там, где постепенно повышающееся скошенное поле упиралось в гребенку леса, появились всадники.
– Раз, два, три, четыре… – принялся считать вслух Арсений –…семнадцать, восемнадцать. Почти угадал ты, Михайла.
– Ну что, Сюха, – мрачно поинтересовался Егор. – Спробуем новые мечи?
– А чего ж не спробовать? Самое время. Михайла, подсобишь со своими мальцами, как на той переправе! – Арсений глянул на Мишку с веселой сумасшедшинкой в глазах, и сразу стало ясно, почему десятником во втором десятке поставлен не он, а Егор. – Всем работка найдется! Эх, повеселимся! – Все здравомыслие с Арсения словно ветром сдуло. – Чума!!! Гляди-ка, счастье привалило! Тебе же до серебряного кольца пятерых не хватает? Сегодня доберешь, не сомневайся!
– Я еще с тобой поделюсь, Сюха! – Фаддей Чума тоже улыбался во весь рот. – Выбирай: какой нравится? Подарю!
– От тебя, крохобора дождешься! Намедни покойника грязного мелюзге пожалел!
– Глядите!!! Еще четверо!!! – включился в «веселье» ратник Петр. – Чур, это мои!
– Во, жадоба-то! – подал голос Савелий. – Хуже Чумы! Четверых ему подавай!
Мишка смотрел на разительно изменившихся ратников и не верил своим глазам – соотношение один к четырем, в трехстах метрах стоят еще полсотни пеших, а они веселятся!
«Ни хрена себе! Весь десяток – сплошные отморозки! Или так и надо? Кураж перед сшибкой накручивают? Точно! Что там отец Михаил про берсерков толковал? Не знает он ни хрена! Это самому нужно видеть, ощутить, прочувствовать. Только так и надо, иначе не выживешь! Стоп!!! Не заводиться! Вам нельзя, сэр! Стрельба не рубка, голова нужна ясная».
– Э-ге-гей!!! С кем об заклад?! – Конь под Арсением уже приплясывал, заражаясь настроением всадника. – Серебряный ковш ставлю тому, кто больше меня свалит!!!
– А ковш-то велик? – Чума подпрыгивал в седле, словно уже скакал галопом. – Или с гулькин х…?
– А все одно, побольше твоего будет! Чего торгуешься, в заклад нечего выставить или забоялся? Ну, кому ковш надобен?
Егор извлек меч из ножен и с шелестом рассекаемого воздуха, крутанул его над головой.
– Эх, красавчик! Не нужен нам твой ковш, Сюха! Мы из другой посуды сейчас напьемся!
«Блин, угробятся же мужики! Им же в горку скакать – не разогнаться, как следует, будет. Или рассчитывают увернуться и ударить в спину? А получится? Все-таки, один к четырем, даже хуже. И скорость у тех больше окажется – под уклон будут скакать. А потом прямо на нас выскочат! Не-ет, это надо как-то прекращать…»
– Принимаю!!! – гаркнул Мишка что было мочи. – Ставлю все мечи, что Младшая стража на переправе взяла, что мои молокососы полтора десятка завалят! Только уговор: не мешать!
– Во! Это по-нашему! – обрадовался Арсений.
– Не лезь малявка! – рыкнул Чума.
– Испугались!!! – Мишка старательно делал вид, что его охватил азарт, а сам косил глазом на далеких всадников. Основная группа пока не двигалась с места, видимо дожидаясь, когда к ним присоединятся еще четверо. – Кишка тонка об заклад с нами биться? Да не нужен нам твой ковш! Младшая стража бьется об заклад с ратнинской сотней, что положит сейчас пятнадцать ворогов, если вы не будете мешать! Ставим двадцать мечей против вашего слова «отрок», и чтоб впредь никаких молокососов, сопляков, щенков и прочей мелюзги! Ну что, неужто мальчишек испугались?
– А вот я тебе сейчас… – начал было Чума.
– Тиха-а! – перекрыл общий гомон голос Егора. – Молчать всем! Отвечаем только мы с Арсением!
Егор сдернул латную рукавицу и поднял для всеобщего обозрения левую руку, украшенную серебряным кольцом победителя в десяти смертельных схватках. Арсений подавив, было заметно, что с трудом, веселое возбуждение, повторил его жест.
– Заклад принят, но не на слово «отрок», а на то, что я сам надену вам воинские пояса, вместо ваших подпоясок. Принимаешь?
– Принимаю, господин десятник!
Егор сдернул вторую рукавицу и протянул Мишке руку. Когда Мишкина ладонь утонула в егоровой лапище, а Арсений «разбил» рукопожатие, десятник наклонился вперед и негромко произнес:
– Если выживешь, можешь передать Корнею, что борода у меня уже отросла.
Мишка только кивнул в ответ, потом обернулся к отрокам и принялся отдавать команды:
– Стража спешиться! В одну шеренгу, расстояние два шага, становись! Отроки Серапион и Петр, выйти из строя, взять болты с лентами!
Серапион и Петр – лучшие стрелки среди опричников – кинулись к своим коням и достали из седельных сумок болты с прикрепленными яркими красными лентами. Мишка взял себе такой же и прищурившись прикинул расстояние.
– Спокойно, ребята, делаем все, как на учении. Сейчас отметим расстояние в сотню шагов. Земля от нас идет вверх, поэтому возможен недолет, целится надо на два пальца выше того места, куда хочешь попасть. Первым стреляю я, потом вы – в стороны от моего болта шагов на десять.
Три щелчка – три красные ленты, ярко выделяясь на стерне, легли почти в ровную линию. Всадники на дальнем краю поля, выстроившись в две линии, тронулись вперед, пока еще не склоняя копий и не сильно подгоняя коней.
– Стража! Заряжай! Для стрельбы с колена, товсь! Локоть на колено тверже, дыхание успокоить… отрок Фома, нога косо стоит! Да, теперь верно! Марк, бармица подвернулась, мешает же, поправь! – Мишка говорил нарочито спокойно, неторопливо прохаживаясь перед строем. – Ничего страшного – они едут, мы стреляем, все, как всегда, и все у вас получится. Пробовали много раз, Федор даже ворону однажды убил! Помните? Прямо в глаз попал! Если б она еще и на мишени сидела, совсем красота!
Всадники, постепенно разгоняя коней, приближались к черте отмеченной красными лентами.
– Помните, как девки, попервости, зажмурившись стреляли? И ведь что удивительно: попадать умудрялись! Правда, редко и не туда, куда хотели. – В шеренге послышались редкие смешки. – А сейчас эти дурни – Мишка повернулся лицом к отрокам и небрежно указал себе через плечо – выставились посреди поля и думают, что доедут до нас! Хоть бы в стороны поворачивали, а то скачут по прямой – захочешь не промажешь!
Просто физически чувствовалось, как отроков отпускает напряжение. Временно, конечно – приближающиеся всадники не мишени на стрельбище, но хотя бы первый залп ребята должны сделать спокойно.
– Как только они доедут до красных лент, до них останется сотня шагов. Они выше нас, поэтому целить на два пальца выше. На ста шагах доспех можем не пробить, поэтому бить будем в коней. Целится в голову всадника, тогда попадете в коня. После первого выстрела, пока они доскачут, мы успеем зарядить еще два раза. Всего выходит почти шестьдесят выстрелов, а их только двадцать два. Перебьем всех!
«Хрен, конечно, второй раз зарядить успеем, но пусть думают, что успеем. В конце-то концов, после второго залпа, Егор со своими подключиться должен…»
Всадники приблизились к «красной линии», теперь стало видно, что в доспехах только первый ряд – всего девять человек. Начинают наклоняться вперед копья, но слитности в движениях нет – сборный отряд. Еще слабо, но уже начинают доноситься крики, которыми они то ли пугают противника, то ли подбадривают себя.
– Вдох, выдох! Рука тверда, видим только голову всадника, ничего кругом нет! Вдох, выдох! С Богом! Первый десяток! Бей!!!
Четыре коня полетели кувырком, а один всадник скособочился в седле и выронил копье.
Второй десяток! Бей!!!
У второго десятка вышло хуже – только три попадания, но от первого ряда остался только один всадник. Журавлевцы из второго ряда явно растерялись – кто-то попытался придержать коня, кто-то свернуть в сторону. Срой на глазах разваливался.
– Хорошо! Для ста шагов, очень хорошо! Сейчас поближе подъедут… готовы?
– Справа по одному! Бей!!!
Получилось что-то вроде автоматной очереди на двадцать патронов, только частота выстрелов поменьше. Но ни одной автоматной очередью на две трети магазина, не положить сразу десять человек, а опричники положили! Оставшихся четверых буквально смели налетевшие сбоку ратники Егора. Десятник второго десятка, не отнимешь, был настоящим «профи» – так угадать по времени! Отроки еще не сделали второго выстрела, а он уже разогнал свою пятерку в галоп и ударил как раз в тот момент, когда на левом фланге щелкнул последний самострел.
– Молодцы! Прекрасно стреля…
– Пешцы!!!
Мишка торопливо обернулся и увидел, что пешие журавлевцы вышли из ворот Яруги и, сломав строй, бегут к отрокам. Вернее, бежали. Видимо, по предварительному уговору, они начали атаку одновременно с конниками, но для того, чтобы пробежать около трехсот метров с тяжелым щитом, рогатиной и в долгополом стеганом доспехе, нужно минуты полторы-две, а то и больше. Не успели, а увидев почти мгновенное уничтожение конного отряда, в растерянности остановились.
И тут Мишка убедился, что выражение: «В средние века на полях сражений царила рыцарская конница» – не измышления кабинетных теоретиков, а истинная правда. Покончив с конными, ратники Егора принялись за пеших.
Те, кто пытался сопротивляться, умирали, те, кто пытался бежать, тоже умирали. И те и другие – быстро и неотвратимо. Не спасали ни здоровенные щиты, ни выставленные навстречу всадникам рогатины. Копья уже сломаны или оставлены в телах врагов, в ход пошли мечи. Ратники, не обращая внимания на одиночек, кидаются туда, где несколько пеших, собравшись вместе пытаются образовать хоть какое-то подобие строя и отойти в Яруге в порядке. Полегла под мечами одна такая группа, вторая… все – пехота превратилась в охваченную паникой толпу.
Мишка почувствовал толчок в плечо, оглянулся – стоящий позади Немой указал сначала на бегущих журавлевцев, потом на коней отроков.
– Стража, по коням!!! Степан, заходи справа! Первый десяток, за мной! Окружай, не давай в весь уйти! В кнуты их!!!
Впереди спина бегущего пешца, бросившего щит и рогатину, пытающегося на ходу скинуть с себя стеганку. Железное жало кнута вспарывает стеганый доспех на спине, до тела, кажется, не достает, но журавлевец падает. Трое успевают сдвинуть щиты и выставить лезвия рогатин. Бросок коня в сторону, щелчок кнута – жало проскакивает между железными полосами на шапке ближнего пешца и пробивает кожаную основу. Мужик вскрикивает, но что с ним происходит потом, неизвестно – конь проносит мимо. Ворота Яруги – в конце улицы спины убегающих, гнаться нет смысла, разворот, удар кнута прямо в лицо набегающему пешцу. И… все! Одни пешцы лежат – живые, мертвые или раненые – другие еще куда-то бегут, но бежать некуда, третьи сидят на земле, бросив оружие и закрыв руками головы.
«Средневековье, блин, даже обычая поднимать руки вверх, при сдаче в плен, еще нет. А лучники-то сбежать успели – они налегке».
* * *
Все закончилось – отроки, образовав неровный круг, окружили пешцев. Ратники, хищно поглядывая на журавлевцев, неторопливо перемещались внутри этого круга, при их приближении всякое шевеление замирало.
Егор, поднявшись на стременах проорал:
– Кто может, встать! Встать, я сказал! Кто не сможет подняться, тех добьем!
Журавлевцы начали медленно подниматься с земли.
– Скидывай доспех, сходись на середину! – продолжал командовать десятник. – Арсений, там кто-то в поле копошится, возьми двоих, добей или гони сюда! Коней ловить потом будешь, людей собирай! Михайла, дай Савелию пятерых отроков, пусть возниц развяжут и гонят обоз сюда!
По всему пространству, только что бывшего полем брани, началось деловитое шевеление. Пленных сгоняли в загон для скотины, по сжатому полю гнали выживших при падении с коня всадников, стаскивали в кучу трофейное оружие. Егор взмахом руки подозвал к себе Мишку.
– Ну… боярич, заклад твой! Вместо пятнадцати, восемнадцать конных ссадил, некоторые, правда, живы, но это неважно. Умеешь… так твоему деду и скажу! А заклад – с меня.
– Да ладно, дядька Егор…
– Нет не ладно! Слово воина – золотое слово! Воинские пояса ваши, а мечи на них навесить… это уж как Корней решит. Я бы навесил. Ну-ка, держи. – Егор сунул Мишке копье. – Вон того добить надо. Давай!
«Едрит твою… раненых добивать! Проверяет или это ритуал, без которого ратником не станешь? Не очковать, сэр Майкл, они все равно обречены!»
– Давай, давай! – понукнул Егор. – Этого добьешь, передай копье следующему. Раненых много, на всех твоих отроков хватит!
Мишка, чувствуя, как вспотела внутри латной рукавицы ладонь, перехватил копье поудобнее и, стараясь не глядеть в лицо раненому, ударил лежащего на спине журавлевца в горло. На предсмертные судороги можно было не смотреть, но хрип лез в уши и показался Мишке страшно долгим, заставив бороться с приступом тошноты. Слишком разные вещи – убивать в бою или вот так.
– В глаз надо было. – Наставительно пробурчал Егор. – И ему отойти легче, и одежду кровью не замараешь. Чего позеленел-то? Тошно? Ну, отъедь в сторонку, да опростайся, только не на виду. Эй, парень! Тебя как звать-то? Фаддей? Гляди-ка, тезка Чумы! Бери копье, отрок Фаддей, да вон того добей, вишь, как мучается, помоги отойти с миром.
Фаддей вопросительно глянул на Мишку, тот лишь кивнул, подтверждая приказ десятника, потом отвернулся. Егор был прав – тяжело раненые все равно умрут и избавить их от лишних мучений, казалось бы, благое дело, но заставлять мальчишек…
Передавая друг другу окровавленное копье, отроки по очереди прекращали мучения тяжело раненых журавлевцев. Кто-то бледнел, кто-то закусывал губу, кто-то не мог попасть в убойное место с первого раза, но не отказался никто.
«XII век, отношение к жизни и смерти – даже и сравнивать нельзя с тем, что будет девятьсот лет спустя… и у детей тоже. Да, пожалуй, это, все-таки, ритуал. Не в бою, а именно сейчас ребята приобщаются к таинству смерти… вернее сказать: к таинству прерывания чужой жизни, а еще к ним должно прийти понимание того, что и они могут оказаться лежащими вот так, ожидая беспощадного, но милосердного, черт побери, удара. Вот о чем толковал Алексей – воину не все равно, как уйти из жизни! Почтить смертельным ударом! Последний знак уважения одного воина другому. Это – рыцарство, а не размалеванные щиты, да плюмажи на шлемах. А выто-то, сэр: раненых добивать, раненых добивать… слюнтяй гуманитарный! Стоп! А это что такое?»
Один из журавлевцев с залитым кровью лицом, до того, видимо, лежавший без сознания, откатился в сторону от нацеленного на него копья, затравленно огляделся и, поняв, что деваться некуда, торопливо осенил себя крестным знамением.
– Отставить!!! Отрок Феоктист, отставить!
Феоктист растерянно оглянулся на Мишку, потом на Егора, снова глянул на Мишку и застыл с копьем в поднятой руке. Мишка осадил коня прямо над раненым и спросил:
– Ты христианин? Православный?
– Д-д… – Раненый отхаркнулся кровью прямо себе на грудь и прохрипел: – Да, вевую… в Осса и Сыа и… – недоговорил и снова закашлялся.
Мишка соскочил на землю, не глядя, взмахом руки подозвал на помощь кого-то из отроков, помог раненому сесть и сунул ему в рот горлышко баклажки с водой. Дождавшись, когда тот напьется, снова спросил:
– Христианин? Тебя куда ранило?
– По гоове… и яых…
– Язык прикусил?
Раненый кивнул и начал заваливаться на бок, видать, попало ему крепко. Мишка поднял голову и нашел глазами Егора.
– Дядька Егор! Тут еще христиане могут быть. Отпустить бы, они и так в утеснении от язычников.
Егор спорить не стал, лишь пожал плечами и указал все еще ожидающему Феоктисту на следующего раненого.
– Возьми кого-нибудь в помощь, – приказал Мишка спешившемуся рядом Иоанну – оттащите этого в сторонку, а я еще христиан поищу.
* * *
Подъехав к загону, Мишка оглядел сидящих на земле пленных и выкрикнул:
– Христиане есть?!
Несколько лиц повернулось к нему, но большинство пленных остались неподвижными, не отозвался никто. Мишка обнажил голову, осенил себя крестным знамением и повторил вопрос, изменив формулировку:
– Я – боярич Михаил! Именем Господа Бога нашего Вседержителя вопрошаю: православные, отзовитесь!
Двое пленных, сидевших рядышком, переглянулись, потом поднялись на ноги.
– Мы православные!
«Заставить прочесть „Отче наш“ или „Верую“? Некогда проверять, там раненых добивают».
– Пойдете со мной, надо среди раненых братьев во Христе поискать!
– Нету там! – отозвался один из пленных. – Был один, да убили, а больше нету.
– Господь милостив, жив он, – возразил Мишка – только ранен. Пошли, поможете ему.
* * *
Раненый, которого отроки оттащили в сторону от остальных, был в сознании, но плох.
– Эх, котомки-то за оврагом остались! – Посетовал один из пленных. – У меня там травы лечебные – жена в дорогу дала.
– Янька, оставляю братьев во Христе на тебя! – распорядился Мишка. – Найди, чем перевязать, пристрой в каком-нибудь доме, и пусть сидят, пока мы не уйдем. Раненого теребить нельзя, с его раной надо несколько дней в покое полежать.
– Отпускаешь, значит, боярич? Спаси тя Христос.
– Конечно отпускаю, а как же иначе? Скажи-ка… прости, имени твоего, брат, не ведаю…
– Ферапонтом крещен. Это – Ферапонт указал на своего товарища – Борис, а это Софрон. Боярич… такое дело… зять у меня там. – Ферапонт качнул головой в сторону загона с пленными. – Нельзя ли и его… у дочки детишек четверо…
– Что ж ты дочку за нехристя отдал?
– Грех, конечно, – Ферапонт вздохнул – но все ж лучше, чем за горку уведут…
– Это верно… Янька, скажешь, чтобы отпустили.
– Слушаюсь, боярич!
– Спаси тя Христос, брат Михаил!
– Не за что… скажи-ка лучше: там, за оврагом воинская сила есть еще?
– Десяток лучников, возницы с телег – полтора десятка, тоже при оружии, да те, кто отсюда сбежать успели. Перхун, будь он неладен, прости Господи, тоже утечь успел.
– Перхун? Это рыжий такой, здоровый? – вспомнил Мишка командира пешцев.
– Он. Полусотник пешего ополчения.
– И что ж, будут там держаться или уйдут, как думаешь?
– Перхун не уйдет – упрямый, да и выслужиться хочет. И не пройти вам – переезд загородили так, что только пешему пролезть, ну… может быть, коня в поводу провести можно, а с телегами не пройдете. Уходили бы вы отсюда, не дай Бог, Перхуну подмога подойдет – нас-то на телегах для скорости привезли, а еще полусотня пешком идет. До темноты могут успеть… пожалуй. Хотя, далековато…
Немой похлопал Мишку по плечу, а когда тот обернулся, указал растопыренными пальцами на свои глаза.
– Да, надо посмотреть, что там в овраге. Янька, найди Герасима, он в обозе, пусть с братьями во Христе поговорит. – Мишка обернулся к Ферапонту. – Хочу знать, как вас отыскать, при нужде, можно будет. Ты не против?
– Бог с тобой, брат Михаил, конечно, все, что сможем, только скажи.
– Ну, тогда прощайте, недосуг мне.
– Храни тя Господь, брат Михаил.
* * *
Единственная улица Яруги одним концом переходила в довольно крутой спуск в овраг, по дну которого протекал ручей – сейчас узкий, перепрыгнуть можно, но было видно, что в половодье он превращается в бурный поток. Яругу, надо понимать, спасало от разрушения только то, что склоны оврага густо заросли кустами. В месте переезда берега были то ли специально срыты, чтобы сделать дорогу более пологой, то ли так уж раскатали телегами, но это действительно, было единственное место, где мог пройти обоз. Мог пройти раньше. Теперь прямо в ручье, по оси в воде, стояли две телеги, с верхом нагруженные землей, а поверх них было беспорядочно набросано с десяток бревен – не пройти не проехать.
Более подробно ничего рассмотреть не удалось – на противоположном берегу выросли фигуры лучников и пришлось рвать повод, разворачивать коня и бежать из-под стрел. Хорошо, хоть, улица была не прямая и не простреливалась насквозь.
Мишка уже заворачивал за спасительный выступ какой-то хозяйственной постройки, когда сзади раздалось жалобное конское ржание и шум падения. Обернувшись, он увидел, что конь Немого лежит на боку и бьет в агонии ногами в распростертое на земле тело Андрея. Немой дергался под ударами копыт, как тряпичная кукла, не делая ни малейших попыток откатиться в сторону или подняться на ноги.
– Андрей!!!
Как соскочил с коня, выбежал из-за угла и подхватил Немого подмышки, Мишка не запомнил. Дергающаяся конская нога подсекла его, и падение спасло от целого роя стрел, просвистевших над головой. Приподнявшись на колени, рванул тело Немого в сторону от копыт агонизирующего коня и, уже намеренно, упал, снова пропуская над собой стрелы Журавлевцев. Еще один рывок и два тупых удара в доспех на груди. Кольчуга выдержала – до лучников было более полутора сотен метров, а наконечники на стрелах охотничьи – но от боли перехватило дыхание, а падение было уже не намеренным, а результатом сдвоенного удара.
До спасительного выступа стены было не добраться и Мишка решил укрыться за трупом коня, как когда-то на заснеженной дороге в Кунье городище. Немного полежав неподвижно, намекая лучникам, что он уже убит, Мишка снова приподнялся и рванул тяжеленное тело Немого на себя, потом еще раз и откинулся на спину. Стрелы опять прошли чуть выше, только одна рванула за подол кольчуги. Проклиная свое подростковое слабосилие, Мишка вскочил и, чуть не разрывая жилы, с криком, в падении в очередной раз дернул тяжеленное тело Немого, рассчитывая упасть уже за круп убитого коня. Одна стрела ударила в руку так, что она сразу же занемела, вторая в шлем, а третья в живот, как раз в том месте, которое было прошлой ночью разодрано хвостовиком болта. Мишка упал на спину, чувствуя, как рубаха на животе намокает кровью. Немой лежал у него на ногах неподвижным грузом, в голове гудело, а левая рука, по ощущениям, превратилась в какое-то пульсирующее болью, неподвижное бревно.
«Ничего, за тушей коня нас не достанут, сейчас ребята подойдут, лучников пугнут… обойдется, как-нибудь, лишь бы Андрюха выжил…»
* * *
Вытащили Мишку и Немого, действительно, быстро – отроки приволокли трофейные щиты, выставили их в ряд, от безопасного места, до туши убитого коня, и за этим прикрытием ратники Савелий и Фаддей Чума утащили обоих раненых.
– Да-а… – «порадовал» Мишку Арсений, после того, как боярича избавили от доспеха и ратник осмотрел его раны –… дней на десять, а то и больше, ты, Михайла, отвоевался. Рука, слава Богу, не сломана, но синяк от локтя и до плеча расползается. Хорошо, что пальцы шевелятся, можно надеяться, что отойдет, а то, знаешь ли, бывает, что после таких ударов рука слушаться перестает, а то и вовсе сохнуть начинает. И на брюхе у тебя неладно…
– Там же царапина!
– Под доспехом потел? Потел! Сколько дней уже в бане не были, вот грязь в твою «царапину» и попала… а еще купаться в речку сегодня утром полез! Видел бы твое брюхо, не пустил бы… так что, на-ка вот, закуси – Арсений сунул Мишке в зубы палку, обернутую, в несколько слоев тряпкой, и прижал к ране на животе раскаленный докрасна нож. Мишка взвыл, попытался вывернуться, отбиться здоровой рукой, но ничего не вышло – держали его крепко. Запаха паленого мяса он почувствовать не успел – потерял сознание.
Очнулся боярич от льющейся на голову холодной воды. Лили аккуратно – на темя, так, что на лицо вода не попадала. Сфокусировав взгляд, Мишка обнаружил, что над ним стоит уже не Арсений, а десятник Егор.
– Ну, прочухался? – Егор вытащил у Мишки изо рта палку и, держа ее так, как учитель держит указку, читая мораль нерадивым ученикам, принялся выговаривать:
– Вот: это тебе наказание! По уму бы, тебя выпороть надлежало, но каленое железо тоже хорошо мозги вправляет, а запоминается на дольше, чем порка. На кой ляд тебя под стрелы понесло? Загордился? Пострелял со своими сопля… отроками пару раз удачно, так решил, что тебе сам черт не брат? Да еще Андрюху с собой потащил! Это ж он из-за тебя, дурака… собой тебя от стрел прикрыл!
– Он… живой?
– Живой… пока. – Егор досадливо поморщился и покрутил головой. – Стрелой ему за ухо ударило… бармица выдержала – наконечник немного вскользь прошел, но с коня без памяти свалился, а там еще и копытами досталось. На левом боку от пояса до колена все сплошь синее, и левая рука, похоже, сломана. И так она у него увечная, а тут еще…
Мишка прикрыл глаза. Левая рука пульсировала болью, правая сторона живота горела огнем, но все это казалось сущей ерундой по сравнению с возможной смертью Андрея Немого. Мишка только сейчас ощутил, насколько привязался к этому, мягко говоря, непривлекательному человеку. Безгласный, начисто лишенный эмоциональной выразительности калека, чудовищно жестокий, когда этого требовали обстоятельства, и… такой надежный, преданный, заботливый, готовый отдать за своего воспитанника жизнь…
– Но он же выживет?
– Не знаю! – Егор в сердцах отшвырнул палку, которую вставляли Мишке в зубы. – Голова – такое дело… и в нутре конь чего-нибудь отбить мог. И не спросишь у немого-то, да и без памяти он. Пару раз глаза открыл, а потом опять… к лекарю его надо, а мы тут застряли, обоз, наверно бросать придется…
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав