Н1Ш Щ И |Ц Щ Mi,К 10 страница

Пять месяцев в команде

Днем, заполняя опросник, Дерюгин не ставит себе ни одной пятерки, но это, я знаю, страховка, осторожность, боязнь переоценить себя в тот день, когда спорт­смену будут предъявлены высшие требо­вания.

Оценки других тоже ниже эталонных. И я снова жду матча с напряжением и вспоминаю слова одного хорошего боксера: «Трудный бой не тот, который трудно проходит, а которого трудно ждешь».

Но в чем же дело? Почему такой спад у команды? «Нет, — прихожу я к выводу, — это не физическая усталость. Ребята, вероятно, устали от постоянного волевого усилия, от предельной мобилизации, к которой я призываю их уже три месяца».

Но что же делать, как не играть на победу? В чем тогда смысл всего этого? И я не нахожу ответа на эти вопросы. А может быть и ребят уже не хватает на постоянные победы. И это тот самый случай, когда может помочь одно поражение, которое сыграет роль хорошего раздражите­ля. Но не хочется призывать на помощь неудачу. Как все сложно в этом мире большого спорта.

Трудная, трудная победа. И я прощаюсь с ребятами. У меня командировка к другим спортсменам, и мы расста­емся надолго.

... В итоговой таблице первенства GCCP команда ока­залась на пятом месте. И я сознательно нарушаю кален­дарный ход событий, как бы заранее ставя точку в своем дневнике, потому что на этом заключительном отрезке чемпионата «той* команды больше не было. Были те же номера на майках, те же фамилии, но не было людей, способных на чудо, на подвиг, на большую победу.

Когда я вернулся, команда готовилась к финальному туру в Москве и находилась на желаемом третьем месте. И

я ожидал увидеть в худшем случае усталых физически людей и только. В остальном же в команде все должно быть в порядке, поскольку близость медалей и реальность этого успеха обеспечивают боевое настроение и сплочен­ность.

Но я увидел иное. Сумрачные лица, нежелание рабо­тать, постоянные споры в ходе двусторонней игры.

На замечания тренеров ребята, никого не стесняясь, отвечают грубостью.

Это была потрясающая но своей обреченности картина.

Я не стал ни к кому конкретно подходить, а сел в стороне и наблюдал. И настроение мое портилось все больше. Потому что все это отличало и тех, в кого я так верил: и Нодара Коркия, и Тамаза Чихладзе. И совсем растерянным выглядел Игорь Бородачев. Один Коля Дерюгин работал с полной отдачей, но было ощущение, что он одинок в этом своем стремлении.

Я подошел к Тамазу и сказал:

— У меня есть серьезный разговор с командой. Как ты
считаешь, удобно будет сделать его в раздевалке?

И вдруг, а для меня это было действительно неожидан­но, я услышал:

— А может быть завтра, а то я очень спешу.
«И это говорит капитан», — подумал я.

И отвечаю ему:

— Раз ты куда-то спешишь, то быть тебе на этом собра­
нии необязательно. А остальным прошу объявить.

Мы одни в раздевалке, как и в те дни, когда это по­мещение было наполнено только радостными эмоциями. Но сейчас атмосфера иная. Поникшие головы ребят, гне­тущая тишина, и впервые мне трудно начать свою речь. Да это и не речь. Я говорю тихо, с трудом подбирая сло­ва. Говорю, что не узнал людей, в которых поверил и считал своими единомышленниками. Прошу вспомнить весь наш путь, начиная с той победы над ВЭФом. И про­шу подумать, чего это стоило.

— Кто хочет сказать что-нибудь? — спрашиваю я.
И опять опущенные головы и спрятанные глаза.

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

Я не отрываясь смотрю на Тамаза, и он поднимает голову и тоже медленно подбирая слова говорит:

— Мы уже ненавидим друг друга. Надоели все.
Возникает тяжелая пауза, и Коля говорит:

— Рудольф Максимыч, устали ребята. Конец сезона.

И мне нравится его желание смягчить обстановку, обойтись в своем диагнозе без слов «ненависть» и других, равнозначных приговору команде.

Из Дворца спорта мы уезжаем в его машине, и он пред­лагает:

— Давайте проедем по Руставели.

И в этом предложении продлить наш разговор я вижу его подсознательное желание показать мне, что он — тот же, на кого я могу рассчитывать, опереться.

Да, ему очень важно хорошо сыграть в Москве перед чемпионатом Европы. И говорю:

— Коля, ты должен появиться в Москве в полном блес­
ке. И потому сбавь вес. Сократи мучное и этого хватит.

С тяжелым настроение жду завтрашнего дня, но все равно готовлюсь к бою, к борьбе за ребят. Не может быть, что все забыто. Просто надо все вспомнить, оживить.

Одно угнетает, что мало времени. А ведь все надо на­чать сначала.

— Зураб, ты в отличном состоянии. Задача одна —
сохранить его до Москвы.

Тамаз Чихладзе сегодня весь в работе, но когда недо­волен партнерами, то не может сдержать себя.

_ Тамаз, ты нервничаешь по пустякам. Это очень хо­
рошо, что ты их учишь, но лучше это делать без эмоций,
не в ущерб своему состоянию.

Юрий Пулавский — тот же, что и всегда в тренировке. Не понять, с желанием работает или нет. Как и каждый опытный спортсмен — замаскированная система.

И не знаешь, что ему сказать. И говорю одну из общих нейтральных фраз:

— Юра, ты — в порядке.

Но он «подхватывает* разговор:

— Я до 5 часов не спал.

Но в тоне его голоса доносится не потребность в сочув­ствии, а желание услышать что-то веселое и доброе. И я говорю:

— Значит, тебе и не надо спать.
И мы оба рассмеялись.

Николай Дерюгин в потемневшей от пота майке со строгим лицом бесконечно пробивает штрафные. И я мол­ча постоял против него минуту, любуясь его настроем, и отошел в сторону, чтобы не мешать.

И на тренировке я не сажусь. Делаю круги по площадке, выбираю момент и подхожу к каждому, а к некоторым и не один раз.

Гиви Бичиашвили внешне намного спокойнее. И если это значит, что все у него хорошо дома, то я очень рад за него. И говорю ему:

— Гиви, видишь, какая у тебя точность, когда ты спо­коен. Значит, надо успокаиваться в день матча.

Зураб Грдзелидзе — труженик и независимо ни от чего честно делает свое дело.

«По-моему, сегодня они лучше», — думаю я по пути на базу, где через час начнется наша последняя перед отъездом беседа.

Сегодня я больше думаю не о настрое, а о содержании нашего разговора, потому что очень важно все верно пре­поднести людям, буквально «вложить» в их головы.

Я озабочен и, признаться, удивлен страхом ребят пе­ред этим туром в Москве. Почему-то они боятся этих пяти команд, у которых выиграли в январе в Тбилиси.

Возникла, можно сказать, «опора неуверенности», для ослабления психического воздействия которой необходимо придумать «опору уверенности» — своего рода противоядие.

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

И я решаю с сегодняшнего дня говорить с баскетболи­стами только о двух ближайших матчах: с «Жальгири-сом> и «Спартаком». Как будто других игр вообще не бу­дет. А двух побед наверняка хватит для сохранения тре­тьего места.

То есть опять я рассчитываю на эту уникальную спо­
собность грузинского спортсмена «зажечься* в нужный
момент. И если удастся это сделать и снова обеспечить то
январское предстартовое состояние, то победы в этих мат­
чах вполне реальны. Но мало того! Потом, если наши ре­
бята разыграются......

Но я не хочу об этом думать сейчас. И опять по той же причине — слишком глубокий произошел спад. И вче­рашние оценки, — а я снова начал делать то, что в памяти ребят связано с победами, — доказали мне это.

Да, если не все, то многое надо начинать сначала.

И я говорю:

— Наш успех будет состоять из двух слагаемых. Пер­
вое — сплотиться! Забыть все обиды! На неделю мы долж­
ны встать плечом к плечу, стать самой дружной коман­
дой. Никаких упреков в игре! Вспомните, как японцы в
волейболе аплодируют друг другу!

И второе. Общее состояние команды — это сумма со­стояний каждого игрока в отдельности. Поэтому каждый — задумайтесь о себе! Эту неделю надо прожить серьезнее, чем обычно. Я не призываю к сверхжертвам. Просто стань­те построже к себе. Уменьшите общение, ограничьте куре­ние, следите за восстановлением, питанием, режимом,

И заканчиваю:

— Третье место — это «окно в Европу». А мы сейчас
на третьем месте. То есть, никакого подвига совершать не
надо. Надо сохранить это место, а для этого будет доста­
точно двух побед.

И в Москве ребята собрались. И все идеально: и сон, и режим в целом, и дружба на поле. А для «сеанса гипноза» в нашем распоряжении не было холла, и прямо в номере у Тамаза Чихладзе ребята ложились на пол и засыпали.

И все было: и идеальный настрой, и вдохновение в игре, и вера в победу, которая... ускользала от нас в пос­ледние секунды матча будто по мановению волшебной па­лочки.

И я не знал, что ответить Тамазу после этих двух игр, когда он сказал мне при всей команде:

— Бог не с нами.

Да, я не мог в той тяжелой ситуации сразу после пора­жения найти убедительных слов для доказательства его неправоты. Но чувство у меня было, что отгадка в другом.

И утром следующего дня я уже был готов ответить ему, но ждал часа нашей беседы, потому что ответить ему я должен был тоже при всех.

— Нет, Тамаз, ты не прав. Как раз Бог, то есть удача,
были с нами. Ведь они же позволили за семь секунд до
конца матча с «Жальгирисом» нам выйти вперед! А что
было потом? Ни один из вас не побежал в защиту, а вы все
стояли и подняли руки от радости. И Линкявичус, убежав
к нашему щиту, забросил мяч на последней секунде.

И Бог был с нами и в матче со «Спартаком». Ленинг­радцы вели очко, и Капустин, не выдержав нервного на­пряжения, за 14 секунд до конца выбросил мяч в аут. То есть возникла идеальная ситуация. 14 секунд — это опти­мальное время для одной атаки. Но здесь случилось сле­дующее. Коля, отлично зная, что три спартаковца будут держать его, подбежал к Пулавскому и сказал: «Юра, будь ближе к щиту!»

И, получив мяч, Коля имитировал бросок, а сам снизу отдал мяч Пулавскому. Но... Юры не было там, где он должен был быть. Он стоял в двух метрах от щита, и его бросок успели накрыть. И в результате — еще одна упу­щенная победа.

Да, это похоже на трагедию, на злой рок судьбы. Но если бы судьба хотела нас наказать, то она не предоставила бы нам этих возможностей для побед в том и другом матче.

Нет, это было не наказание, а проверка! Достойны ли мы успеха? — был нам задан вопрос. И сегодня, я делаю на этом акцент — мы ответили судьбе: «нет». Не достой-

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

ны, раз мы не проявили элементарной игровой дисципли­ны в первом матче, и взаимного уважения — во втором. Юра Пулавский, при всем моем уважении к нему, не любит никаких указаний. Но все же, Юра, было указание в интересах дела, команды, а ты о команде не подумал в этот момент. А ведь я много раз говорил всем: помните закон — все плохое, что есть между вами в жизни, обяза­тельно перенесется на площадку.

Имеем ли право обвинять спортсмена в поражении?

Ведь когда нужно защитить спортсмена, мы всегда находим массу объективных причин, помешавших его победе.

Но сейчас я не хочу ни обвинять, ни защищать людей, которых я успел полюбить. Хотя, признаться, был очень сильно разочарован в них, когда они, потеряв шансы на медали, не дали бой ни ЦСКА, ни «Строителю». Но это тоже, вероятно, в крови у наших спортсменов — не бить­ся, если нет конкретной цели, и в данном случае, когда очки не нужны.

Но... И вот здесь я, кажется, ближе к истине. Ведь в этих, не имеющих турнирного значения играх, можно было бы поставить задачи чисто тренировочного характе­ра: обыграть молодежь, попробовать другой вариант стар­товой пятерки, дать Бородачеву роль лидера.

Но нет, об этом никто и не думал, а Бородачев был заменен после первого же неудачного броска.

Это действительно вывод номер один: жизнь в коман­де в целом, цель этой жизни, уровень работы с коман­дой, где чисто тренировочная работа — лишь одно из слагаемых — не отвечает требованиям сегодняшнего дня.

Способен ли этот тренерский состав на решение данной задачи, а точнее — на пересмотр "своих взглядов и отноше­ний к делу и людям?

Это вопрос не моей компетенции, но я могу и, навер­ное, имею право сказать, что эти взгляды и саму работу необходимо менять самым категорическим образом. По-

тому что отсюда берет свой исток и все то, что надо менять спортсменам в своей жизни и психологии,

И сейчас, когда я хочу перейти к спортсменам, считаю необходимым разделить их на две группы: молодых и тех, кто является зрелым мастером и может обойтись в работе над собой без руководящих влияний.

И молодых баскетболистов я хочу взять под защиту. Их нельзя ни в чем обвинять. Тренировочный процесс, какой он есть в команде, не обеспечивает их профессио­нального роста, а в играх расти очень трудно, тем более, что в официальных матчах они практически не задейство­ваны.

А ко второй группе, куда входят люди, ставшие моими друзьями, я хочу предъявить серьезные претензии.

Еще я хочу спросить их: что они сделали, лично каж­дый, для того, чтобы сохранить до конца чемпионата нуж­ный для победы дух команды?

Думаю, что ничего или очень мало. Все было пущено на самотек в период подготовки к последнему туру, и ни у кого из них это не вызвало беспокойства, хорошей боязни плохо выступить в Москве. Я подчеркиваю это необычное сочетание слов: «хорошая боязнь». Именно — хорошая, лотому что она является производным от такого качества личности как чувство ответственности.

Вот этого я не увидел ни в одном зрелом игроке коман­ды. Да, серьезно готовился один Дерюгин. Но, пусть Коля меня простит, я на сегодняшний день не уверен, что он так же тренировался бы, если бы не решался вопрос его вклю­чения в состав сборной СССР для поездки на чемпионат Европы.

И снова возвращается та мысль — может быть все, что сделали ребята — это их предел на сегодняшний день? И пятое место нужно оценивать как удачу, тем более, что в прошлом сезоне команда была шестой.

Да, мы нашли палочку-выручалочку, золотой ключик к душам наших ребят. И они пошли навстречу и соверши­ли не один подвиг. Но каждый подвиг был результатом максимальной мобилизации. А максимальная мобилиза-

Проклятие профессии

ция — это всегда сверхусилие, своего рода НЗ — непри­косновенный запас, который у человека не беспределен.

Как видит читатель, и я не знаю ответов на многие вопросы. И потому считаю своим долгом предоставить свои дневники на суд тех, кому небезразлична судьба этой ко­манды. Кто тоже хочет найти правильные ответы на все поставленные этим чемпионатом вопросы.

Сейчас, когда двенадцать лет спустя я перечитал свои записи, мне безумно, до слез, жаль той команды и тех пяти месяцев прекрасной жизни. Это лучшее, что было в моей жизни психолога! Спасибо, мои дорогие ребята: Коля, Тамаз, Игорь, Нодар, Юра, Леван и все другие.

Тбилиси, 1980—1981

■^;-^Ч,-^1

¹

■

Коммунисты неплохо руководили спортом, этого нельзя не признать. И если надо было, то для конкретного спортсмена или команды делалось все, что способствовало их будущей победе, будь то на Олимпийских играх, или, как в нашем случае — в первой лиге чемпионата страны по футболу.

Происходило это примерно так. За два месяца до окончания чемпионата изучалась ситуация и устанавливался диагноз: «Это реально!» Что означало, что «поезд» еще «не ушел», и вполне ре­альной является возможность на него успеть. Далее (прежде, чем выбивать из местных мафиози деньги на судей и на покупку от­дельных, наиболее возможных игр) следовало согласовать запуск всего механизма с руководством, то есть — с Центральным Коми­тетом. И если «добро» последовало, то с этого самого дня в городе устанавливается чрезвычайное положение, и вопрос футбола объяв­ляется вопросом номер один.

В один день это становилось известно всем — от повара фут­больной команды, которому вдруг начинали привозить и лучшее мясо, и фрукты, и все то, что зовется деликатесом, до журналис­тов, обязанных ныне до подробностей описывать каждую победу любимой народом команды.

Саму же команду в срочном порядке вызывали на ковер, и первый секретарь лично обещал каждому, в случае решения по­ставленной партией задачи, машину, а также квартиру, которые должны были дать года два — три назад.

«Что бы сделать еще?» — подумали всесильные. И вспомнили о психологе. Так оказался я во втором по масштабам и значению городе Грузии — Кутаиси и полтора месяца был в команде, все видел и многое пережил.

Да, были и рекордные премии, и отдельные договорные игры, и игры «другие», когда уничтожали нас, то есть все то, чем славен советский футбол, но рэшало не это, а то, что решает всегда — сами люди, их отдача и дружба, большие переживания и жерт­вы, мечта о победе и путь к ней, каждый шаг которого описан в моем очередном дневнике.

J

И снова — начало! Начало работы с новой командой, с новыми, незнакомы­ми людьми. Процесс всегда трудный, болезненный. Знаю, что ждет меня в пер­вый день нашей встречи. Равнодушные взгляды в мою сторону, холодная вежливость, в лучшем случае ожидание моих первых действий и слов. Я знаю все это и к этому готов. Это и есть цена моего опыта. И знаю, что пока могу противопоставить этому одно — терпение и еще мужество, потому что очень нелегко видеть все это.

Итак, — «Торпедо» (Кутаиси) — вторая футбольная команда нашей республики, у которой за полтора месяца до окончания чемпионата появились призрачные шансы на выход в высшую лигу, и в этот момент руководство направило меня в команду.

Беру билет в Одессу, где команда играет очередной матч, и где люди примут меня в коллектив, по моим расчетам, быстрее. В другом городе, в «чужих стенах» каждый свой человек встречается спортсменами гораздо более приветли­во, чем в родном городе: он как бы «возводится в степень». Зго ценность здесь, среди чужих, намного выше.

Но я еще не свой. Хотя сразу почувствовал, что меня знают, обо мне слышали.

Я стою на площадке у входа в гостиницу, откуда фут­болисты выходят на зарядку. Они стоят группами, разго­варивают.

А я стою один и всем своим нутром ощущаю это свое одиночество. Еще не знаю ни одного имени, и, вроде бы, не имею права без причины подойти и начать разговор с человеком.

Но надо начинать, ведь игра — уже завтра. И я ре­шаюсь.

— Покажите мне вратаря! — прошу врача команды,
который стоит недалеко от меня.

— Идемте, я Вас познакомлю, — предлагает он.
Отвечаю:

— Нет, спасибо. Я сам.

Проклятие профессии

Погоня

И делаю этот очень нелегкий первый шаг. Идя мимо игроков, я чувствую их взгляды. «Нет, они не безразлич­ны, — говорю я себе. — Они уже изучают тебя. И сейчас их интересует, к кому ты идешь, с кого начинаешь свою работу. И наверное, — думаю я, — многие из них решили, что я иду к Манучару Мачаидзе, наиболее известному из них». Но нет, таких ошибок я уже не делаю в своей рабо­те. Это действительно было бы большой ошибкой — выде­лить того, кто и так выделен в коллективе.

Да, я иду к вратарю, и знаю, что это правильное реше­ние. Потому что у вратаря самая горькая доля. Пеле в одном интервью так и сказал о них:

— Вратари — это безумцы или герои, я еще не решил
точно.

Помню, когда я работал в «Пахтакоре», вратарь Степа Покатилов сказал, услышав эти слова:

— Я думаю, что безумцы!

Я подошел к вратарю и краем глаза заметил, что все зафиксировали это, а уже через секунду продолжали свои беседы.

— Вы — вратарь?
-Да.

— Рад с Вами познакомиться, — и я протянул руку.

* * *

В автобусе открываю блокнот и записываю: «Вратарь — Авто Кантария, без отца, есть два брата, один старше на пять лет, со вторым — близнецы. Брат-близнец учится в Ростове заочно. Сам Авто учится заочно в Тбилиси. Хо­лост. Живет на базе».

Закрываю блокнот, больше пока записывать нечего. Хорошее у меня осталось впечатление от этого человека, первого, кого я увидел вблизи. Крепкий материал, вырос­ший на природе, в тишине (поселок Хоби). Наш контакт сегодня будет продолжен; он простужен, и я обещал зайти к нему полечить.

Мысленно продумываю план вечерней беседы с коман­дой, проведение которой предложил тренеру сам. Спешу, у меня мало времени.

Знаю, что команда неуверенно играет на чужих полях _и решаю познакомить ребят с доказанным фактом, что на выезде спортсмен лучше по своим объективным показате­лям. Похоже на парадокс, но это действительно так. Это молодой спортсмен лучше готов функционально у себя дома. А спортсмен опытный и известный чаще наоборот — на выезде успокаивается. Он отдыхает от привычных раз­дражителей, от помех «своего поля» в лице навязчивых болельщиков, домашних забот и тому подобного. И на выезде обычно более объединенным и крепким становится коллектив.

Да, обязательно скажу им это в сегодняшней беседе. И еще добавлю одну опору уверенности в виде приметы из своей биографии. Расскажу, что это третий случай в моей жизни, когда меня приглашают в футбольную команду осенью, когда решается переход в высшую лигу. И оба раза удача была со мной. И, конечно же, ребята вспом­нят, что «Бог троицу любит».

Томительно тянутся первые часы, но по мельчайшим деталям поведения — добрый ответный взгляд, улыбка, уступают место в автобусе, дорогу — угадываю отношение к себе, и это наполняет меня уверенностью, а уверенность нужна и мне, чтобы хорошо работать.

Все это говорит об одном — меня здесь ждали и на меня надеются, и я готов в ответ на это через десять минут в нашей беседе рассказать им много важных и интересных вещей.

Беседа продолжалась полтора часа. Все задавали воп­росы. Один Мачаидзе молчал. И я спросил его:

— А что скажет Манучар?

— Нужно шесть очков в этих трех играх на выезде, —
ответил он, и все засмеялись.

Вот и закончился этот важный для меня день. Запи­сываю в дневник все детали своей сегодняшней работы, оцениваю себя, свои действия, каждое свое слово, обра­щенное к спортсмену. И сужу себя строго, потому что в этот первый день не имел права на ошибку. В первый

Проклятие профессии

Погоня

день строится фундамент. И он должен быть из отбор­ных «камней».

Общением с людьми я доволен, вечерней беседой тоже. Но нет ясности в оценке своих действий в середине дня, когда я занимался со вторым вратарем команды Нодаром Месхия.

Утром тренер команды Мурад Иванович Цивцивадзе сказал мне:

— Особенно Ваша помощь нужна этому человеку.

И подвел ко мне Нодара. И Нодар сразу «выплеснул» мне все свое наболевшее. Он так и назвал происшедшее с ним «несчастным случаем».

А произошло следующее. Весной его пригласили в тби­лисское «Динамо». И в первой же игре с «Нефтчи» (Баку) он пропустил два гола. Матч был проигран, и Нодар был отчислен из команды.

— С тех пор, — продолжал Нодар, — не могу играть за
основной состав. Как увижу зрителей...

Я внимательно выслушал его и сказал только одно:

— Ты тогда был виноват не больше других, у команды
была серия неудачных игр.

Потом, в оставшееся до игры время, я уделил ему мак­симум внимания, а перед игрой сказал:

— Представь, что сегодня ты играешь за основной со­
став, никакого дубля не существует.

И до самого выхода на поле я был ближе к нему. По­дошел журналист, начал задавать вопросы, но я неотрыв­но смотрел на вратаря. И когда журналист спросил:

— Что Вы так смотрите? — ответил:

— Я сейчас занимаюсь Нодаром, и если он обернется и
увидит, что я смотрю на Вас, а не на него, то это будет
брак в моей работе.

Когда команда двинулась, Нодар оглянулся на меня. И я поднял руку. И он кивнул мне в отвег. Мы как бы закрепили нашу договоренность с сегодняшнего дня рабо­тать вместе. И увидев мое пристальное внимание к нему в эти последние предсоревновательные минуты, спортсмен подумает, что он не один сегодня. Рядом, совсем рядом есть свой человек.

И я повторил про себя: «Да, была бы очень большая ошибка с моей стороны, если бы спортсмен не увидел мо­его ответного взгляда». Я всегда ругаю себя, если пропус­каю взгляд человека, обращенный ко мне. Вероятно, в этот момент человеку, который связан со мной совместной работой или дружбой, что-то нужно найти в моих глазах, в моем ответном взгляде: или поддержку, или дружбу, или преданность, а может быть, и любовь.

И я всегда предельно внимателен к спортсменам, будь то тренировка или официальный матч. Боюсь пропустить взгляд кого-нибудь из них в мою сторону, и в своем ответном взгляде всегда стараюсь выразить очень много, все, что могу.

Особенно это важно в таком виде спорта, как фигурное катание. Я много раз убеждался в этом, работая в сборной СССР по фигурному катанию. Стоишь за бортом ледового катка и постоянно ловишь на себе взгляды фигуристов, проезжающих то и дело мимо. И понимаешь, что им трудно там на холодном, скользком и жестком льду, и ты — тот самый «свой» человек из обычной жизни, такой спокойной и хорошей жизни. Да, очень тяжелый вид спорта — фигур­ное катание.

Как это действительно важно для любого человека — кметь «своего» человека «за бортом», за пределами его дела. И как хорошо однажды сказала одна известная шах­матистка, с которой мы вместе работали несколько лет:

— Спортсмену очень важно вручить кому-то свою лич­
ность.

Нодар хорошо «стоял» в этом матче. И потом, когда я скажу ему, что тренер очень доволен его игрой, он ответит:

— Может, Вы действительно спасете меня.

Вот и наступил этот день решающего для меня матча. Первая игра с моим участием, и я просыпаюсь очень рано.

Лежу и вспоминаю вчерашний день. Сразу после матча дублеров я поехал на тренировку основного состава, изучал «последнюю модель» завтрашней игры.

Проклятие профессии

Погоня

Дата добавления: 2015-12-07