Отношение Запада к Индонезии было неблагоразумным и бли­зоруким. 2 страница

* Манипулирование валютными курсами с подачи Запада также внесло свой вклад. Луврское соглашение 1987 г., предусматривавшее массированную эмиссию япон­ских иен и покупку американских долларов, способствовало возникновению мыльного пузыря 89-90 гг., который позднее лопнул.

японских банков. Дерегулирование японского рынка в значительной мере повысило доверие инвесторов — фондовый рынок Токио прак­тически удвоил свою стоимость с октября 1998-го по март 2000 года. Серьезная реструктуризация осуществляется в японской промышлен­ности, даже в таком ее защищенном секторе, как строительство, где под давлением рыночных факторов закрывается множество неэффектив­ных компаний.

Подобные структурные преобразования не приносят немедленного результата, но со временем они способны трансформировать всю эко­номическую систему, как это случилось в Великобритании. Если эти ре­формы будут доведены до конца и возымеют в Японии свое действие, можно ожидать более чем одномоментного повышения эффективно­сти. Перспективы прогресса заметно улучшились с назначением в ап­реле 2001 года Дзюнъитиро Коидзуми на пост премьер-министра Япо­нии. Обнадеживающе звучит заявление г-на Коидзуми о необходимо­сти сконцентрировать усилия на далеко идущей реформе системы государственных ассигнований. В случае реализации столь радикаль­ного подхода могучая японская экономика вполне может получить но­вый толчок для движения вперед.

Второй аспект изменения экономической политики — внутренний спрос — более сложен. Широко известное замечание писателя XX века Бернарда Мандевиля о том, что «частные пороки [порождают] общее благо» (на современный лад — «алчность стимулирует рост»), японцы перевернули с ног на голову*. Япония — одно из тех редких мест, где пристрастие к сбережениям настолько сильно, что делает тщетными любые попытки повысить внутренний спрос. Вряд ли кто усомнится в том, что в целом бережливость — хорошая черта. Она позволяет лю­дям и их семьям не превратиться в обузу для соседей или государства. Более того, сбережения — это основа для инвестиций, а следователь­но, для будущих прибылей и прогресса. В Японии, однако, индивиду­альные сбережения осуществляются в ущерб расходованию, именно поэтому поддерживать общий уровень спроса приходится правитель­ству за счет бюджетных средств.

Впрочем, стимулировать спрос лучше с помощью денежно-кредит­ного регулирования, а не фискальных инструментов. С этой целью мы

* Bernard Mandeville, The Fable of the Bees and Other Writing (Indianapolis: Hackett Publishing, 1997).

в 1981 году, когда Великобритания переживала глубокий спад, решили сократить дефицит государственного бюджета и понизить процентные ставки, что в то время вызвало оживленную полемику. Наперекор тра­диционным кейнсианским взглядам, такой подход привел к возрожде­нию и устойчивому экономическому росту.

Проблема Японии в том, что ее процентные ставки и без того очень низки, они буквально приближаются к нулю. Поэтому власти прибег­ли к тому, что мы называем «операциями на открытом рынке», т. е. стали печатать иены и покупать облигации японского правительства. Они рассчитывают на то, что в конце концов эмиссия иен остановит дефляцию и приведет к оживлению экономики. Большое значение, ко­нечно, имеют технические детали, но все же они не оказывают прин­ципиального влияния на стратегию в целом — стремление повысить предложение денег.

Я значительно более скептически отношусь к предпринятым мерам финансовой поддержки, особенно пакетам госассигнований. Хотя они и в самом деле помогают восстановить рост, я вовсе не уверена, что это сделает его стабильным, скорее наоборот.

В результате предоставления пакетов государственных ассигнований бюджетный дефицит Японии превысил 8% национального дохода (ВВП). Общий государственный долг, который в 1990 году составлял 70% от ВВП, к концу 1999 года вырос до 130%, а к 2004 году, по про­гнозам МВФ, достигнет 150%. При этом следует иметь в виду, что дан­ные цифры не учитывают влияния Программы финансовых инвести­ций и займов, которая направляет средства японского почтово-сберега-тельного банка и государственных пенсионных фондов в строительство и другие проекты. Не учитывают они и необеспеченных пенсионных обязательств, возникающих в результате старения населения. Включите два этих элемента в расчет, и суммарный долг более чем в два с полови­ной раза превысит ВВП Японии*.

В политике, в том числе и экономической политике, следует исхо­дить из того, что поведение людей в целом рационально. Конечно, они не всегда ведут себя так. Иррациональный оптимизм и случаи паники вовсе не редкость. Однако, если в целом люди ведут себя не так, как мы хотим или ожидаем, лицам, определяющим политику, нужно задумать­ся над этим, а не жаловаться.

* The Economist, 22 January 2000.

Японцы, отдавая предпочтение накопительству, а не р'асходам, дей­ствуют совершенно рационально. Причина в том, что именно этого требует их финансовое положение. Население Японии стареет быстрее, чем население любой другой страны. Один из экспертов выразил это с поразительной ясностью: «Двадцать лет назад японское общество было самым молодым среди развитых стран. К 2005 году оно станет самым старым»*. К 2015 году возраст каждого четвертого японца будет не меньше 65 лет. Им просто необходимо копить, чтобы обеспечить свое будущее — будущее, в котором число людей трудоспособного возрас­та, способных обеспечивать их, значительно сократится.

Вторая причина, однако, в том, что многие японцы по вполне по­нятным причинам беспокоятся за сохранность своих сбережений. В прошлом доступность крупных сумм с низкой доходностью приве­ла к взрывному росту японской промышленности. Но во многих слу­чаях эти деньги приходилось «инвестировать» в никчемные проекты, пользу от которых получала только строительная промышленность Японии, имеющая сильное политическое влияние.

Третья причина — в той огромной финансовой накачке, которая вела к росту государственного долга. Несомненно, если темп экономи­ческого роста достаточно высок, долговое бремя снижается. А если нет?.. Повышение налогов в этом случае неизбежно, и, как следствие, неиз­бежна потребность в еще большем объеме сбережений для уплаты этих налогов.

В поисках рецептов лечения экономических недугов Японии необ­ходимо учитывать особенности японской психологии и того общества, которое порождает их. Те самые глубоко консервативные инстинкты, которые дезавуируют потуги тех, кто делает политику, — вот что по­зволит Японии вынести испытания, но только в том случае, если по­следние будут восприниматься как плата за национальный прогресс. Японская семья необычайно крепка. Рабочая этика имеет глубокие кор­ни. А есть еще чувство ответственности за престарелых членов семьи, не в пример нашему, на Западе. Японское общество — это общество, уме­ющее справляться с проблемами, что оно уже не раз демонстрировало.

Изложенные здесь соображения подсказывают мне, совершенно по­стороннему человеку, осмелившемуся давать советы, что у серьезной

* Peter G. Peterson, Gray Dawn: The Coming Age Wave will Transform America – and the World (New York: Random House, 1999), р. 72.

реформы системы государственных ассигнований, сопровождающей­ся достаточно либеральной денежно-кредитной политикой, гораздо больше шансов на успех, чем у лихорадочного государственного заим­ствования. Это особенно справедливо в свете того, что до последнего времени приоритет отдавался вложению капитала, а не снижению на­логов. Несмотря на то что налоговые поступления в Японии относи­тельно невелики, маржинальные ставки налогов слишком высоки*. Любые (ограниченные) финансовые преобразования должны сопро­вождаться снижением этих ставок.

Японским лидерам, кроме того, необходимо убедить население в том, что и они, и основные финансовые институты перестали транжи­рить сбережения японцев. Это требует абсолютной честности и напол­нения обещаний повысить прозрачность реальным содержанием. Та­кой шаг, в свою очередь, вполне может потребовать изменения поли­тической культуры. Япония по праву гордится своей демократией. Однако подлинная демократия предполагает открытое обсуждение проблем, рассмотрение альтернативных вариантов и, прежде всего, го­товность вести за собой. Я не принадлежу к тем, кто считает, что по­добное невозможно в Японии, как не принадлежал к их числу Акио Морита.

• Реструктуризация финансовой системы и промышленности
Японии должна продолжаться, если страна намерена двигаться
вперед.

• Запад оказал Японии медвежью услугу, заставив ее наращивать
финансовую поддержку: основным результатом этого стал рост
государственного долга.

• В числе доступных финансовых мер лучше всего сконцентриро-­
вать усилия на снижении налогов, с тем чтобы создать стимулы
для всех, а не на финансировании строительных проектов, кото­-
рые могут оказаться ненужными.

• Людям, определяющим политику Японии, только тогда удастся
увеличить спрос, когда они убедят простых японцев в том, что
их сбережениям и будущему ничто не угрожает.

* Alan Reynolds, «Toward Meaningful Tax Reform in Japan», Cato Institute Center for Trade Policy Studies, 1998.

Япония как мировая держава

Экономические трудности Японии слегка приглушили полемику отно­сительно стратегической роли страны, которая не прекращается вот уже несколько лет, несмотря на то что положения послевоенной конститу­ции не допускают ничего подобного. Японская конституция не просто отвергает войну и «угрозу или реальное применение силы в качестве средства решения международных споров», она также устанавливает, что для достижения этой цели страна «никогда не будет создавать су­хопутные, морские и воздушные вооруженные силы, равно как и любой иной военный потенциал». Государство, которое не способно продемон­стрировать силу, не может играть в обеспечении безопасности иной роли, кроме как поля боя или стартовой площадки. Совершенно очевидно, что подобная ситуация не может устраивать суверенную Японию и, не в меньшей мере, Соединенные Штаты, на которых лежит обязанность защищать японскую территорию и воды. Понятно, что с течением вре­мени эти положения конституции стали трактоваться по-иному, а в недалеком будущем вообще могут быть пересмотрены официально. Такого взгляда придерживается большинство членов японского парла­мента, а также и новый премьер-министр г-н Коидзуми.

На сегодняшний день Япония реально является крупной военной державой. У нее второй в мире по размеру военный бюджет. Она рас­полагает 1160 танками, 15 подводными лодками, 62 военными кораб­лями различных классов и более чем двумя сотнями истребителей. Японские вооруженные силы оснащены по последнему слову техники, однако выполняют строго оборонительные функции и не имеют бое­вого опыта. В случае кризиса решение стратегических, наступательных и других задач берет на себя союзник Японии — Соединенные Штаты, для чего они постоянно держат на территории Японии более 40 тысяч военнослужащих.

Подобный подход вполне оправдывает себя. По хорошо известным историческим причинам контроль со стороны соседей Японии имеет большое значение, поскольку позволяет не допустить появления лю­бых признаков милитаризма. Это, конечно, не удерживает коммунис­тический Китай от обвинений, обусловленных главным образом жела­нием увеличить размеры японской финансовой помощи. Япония, од­нако, прекрасно сознает, что ей необходимо выполнять свои обязательства и по отношению к другим странам Азии.

С другой стороны, очень важно, чтобы Япония продолжала обнов­лять и укреплять свои вооруженные силы. На то есть три причины.

Во-первых, в Восточной Азии только Япония способна составить противовес Китаю. Китай — честолюбивая держава, чьи устремления вполне могут дестабилизировать регион. Китай неизменно поднимает антияпонскую шумиху, когда Япония встает на его пути, но он не мо­жет не считаться с ее интересами и знает, что их будут защищать. Это, а именно поддержание баланса сил в Азии, и есть главная причина не­обходимости укрепления мощи Японии*.

Во-вторых, постоянное наращивание военной мощи Японии укреп­ляет жизненно важные отношения с Соединенными Штатами. Амери­ка, конечно, должна оставаться лидером в Азиатско-Тихоокеанском ре­гионе, однако это вовсе не исключает партнерства. Для Америки и Япо­нии очень важно — и психологически, и практически, — чтобы ситуация развивалась именно так.

Во времена «холодной войны» Япония была ключевым партнером Америки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. После прекращения про­тивостояния обе стороны произвели переоценку ситуации. Для Соеди­ненных Штатов торговые проблемы стали доминирующим аспектом в отношениях с Японией. Некоторые влиятельные политики в Японии начали говорить о том, что в международных взаимоотношениях вни­мание нужно перенести с Америки на другие страны Азии. Эти тенден­ции оказались взаимно усиливающимися. Война в Персидском заливе только умножила трудности. Многие представители Запада критико­вали Японию за отказ принять более активное участие в конфликте, ко­торый из-за полной зависимости Японии от импорта нефти угрожал ее интересам в еще большей степени, чем интересам США. Японцы же, которые взяли на себя существенную долю стоимости операции (9 млрд. долларов), совершенно справедливо обижались на то, что их финансовая поддержка прошла почти незамеченной.

Лишь появление новых внешних угроз восстановило в Японии и Со­единенных Штатах чувство общности интересов. Одну из угроз пред­ставлял Китай. Много лет Япония являлась его главным инвестором. Она всегда проявляла интерес к развитию Пекина. Однако милитари­зация Китая вызывала все больше и больше беспокойства. После ядер­ных испытаний, осуществленных Пекином в 1995 году, Япония сокра-

* Информацию о китайских вооруженных силах можно найти на стр. 206-212.

тила программу помощи Китаю. В 1996 году китайские баллистичес­кие ракеты, запущенные для устрашения Тайваня, упали недалеко от японских судоходных путей. В том же году обострились разногласия вокруг островов Сенкаку в Восточно-Китайском море. Как только Япо­ния в ответ на эту угрозу сблизилась с Америкой, антияпонская рито­рика Китая стала еще яростней, что подтвердило опасения японцев.

Другим, еще менее предсказуемым, источником опасности являлась Северная Корея. В 1992 году было доказано, что северные корейцы по­хищали японских граждан с целью обучения и превращения в шпио­нов. В 1993 году было проведено испытание северокорейской ракеты Кос1оп§-1 с радиусом действия 1000 км, всполошившее не только Япо­нию. В 1994 году кризис, связанный с секретной программой Северной Кореи по созданию ядерного оружия, показал, насколько уязвимо по­ложение Японии. Ощущение уязвимости лишь усиливалось в течение следующих нескольких лет: в августе 1998 года Северная Корея запус­тила новую и более совершенную ракету Таеро<1оп§, которая пролете­ла над северной частью Японии*.

Под давлением этих факторов Токио и Вашингтон предприняли шаги по укреплению союза. Японцы — в какой-то мере в результате их собственных экономических трудностей — больше, по всей види­мости, не увлекаются призрачной идеей создания восточно-азиатской «сферы влияния» с Японией в центре. Американцы, со своей сторо­ны (не без некоторой помощи), наконец признали, что никогда не стоит приносить безопасность в жертву торговым интересам. В апреле 1996 года президент Клинтон и премьер-министр Рютаро Хашимото публично подтвердили свое твердое намерение поддерживать японо-американское взаимодействие в области безопасности. За этим заяв­лением последовал пересмотр принципов двустороннего сотрудниче­ства в сфере обороны. Неосмотрительное решение президента Клин­тона посетить в 1998 году Китай, а не Японию, разговоры об американо-китайском «стратегическом партнерстве» и наставления японцам по поводу их экономической политики, озвученные в Пеки­не, отбросили американо-японские отношения назад. Япония все же оказалась достаточно зрелой, чтобы не обращать внимания на столь пренебрежительное отношение к себе, и сотрудничество двух стран продолжилось.

* См. стр. 243-244.

Это сотрудничество тем не менее требует развития. Обе стороны нуждаются в этом. Для Америки Япония имеет жизненно важное зна­чение как главный союзник в Азии. Японии также необходимо смирить­ся с тем, что она не может устраниться от конфронтации между Вашинг­тоном и Пекином. Японцы, естественно, хотели бы поддерживать хо­рошие в разумных пределах отношения со своим непредсказуемым соседом. Однако для обеспечения безопасности Японии необходима защита от угроз, которую ей может дать лишь сотрудничество с Соеди­ненными Штатами. Именно поэтому я считаю, что американо-японс­кая программа создания эффективной территориальной системы ПРО должна энергично проводиться в жизнь и привести к скорейшему раз­мещению такой системы. Я также убеждена, что, являясь ближайшим союзником Америки в регионе, Япония окажет услугу потенциальным агрессорам, если откажется поддержать решение Америки создать гло­бальную систему ПРО.

В-третьих, необходимость оснащения Японии самыми современны­ми видами обычного вооружения в сочетании с противоракетным щи­том обусловлена тем, что она ни при каких условиях не может превра­титься в ядерную державу. Японцы сами не хотят, чтобы их государ­ство стало ядерной державой. Не хотят этого и их соседи. Вместе с тем великая держава с далеко идущими интересами, если она хочет защи­тить их, должна быть сильной в других отношениях, чтобы компенси­ровать отсутствие абсолютного средства устрашения.

Япония не станет глобальной военной державой в обычном смыс­ле. Живая память прошлого не допустит этого. Однако в других отно­шениях Япония несомненно играет глобальную роль. Как только бу­дут преодолены нынешние проблемы, она тут же вернется в ряды стол­пов международной экономической системы. Ей также нужна возможность более активно участвовать в решении миротворческих задач, даже за пределами Азии. С этой целью может быть скорректи­рована японская конституция.

Поддерживаемое Великобританией и Соединенными Штатами наме­рение Японии добиться статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН, на мой взгляд, является ошибкой. Членство в Совете Безопаснос­ти не следует рассматривать как некое свидетельство международного уважения: если бы это было так, нынешний китайский режим вряд ли мог удостоиться его. Историческим и стратегическим основанием, на котором нынешняя «пятерка» получила постоянное представительство

в нем и право налагать вето на решения ООН, является обладание ядер­ным оружием и способность отстаивать свои интересы с его помощью. Совет Безопасности — это орган, который спускает многословный ин­тернационализм Генеральной Ассамблеи на грешную землю; включение неядерных государств в число постоянных членов Совета Безопасности привнесет новый и потенциально опасный элемент неопределенности в политику великих держав. Обладание ядерным оружием является не­обходимым, но не достаточным условием получения членства в Совете Безопасности: при определенных обстоятельствах я, например, вполне могла бы рассмотреть заявку Индии, но ни при каких условиях не стала бы рассматривать заявку любого из «государств-изгоев»*. Тот, кто под­держивает стремление Японии к получению статуса члена Совета Безо­пасности, исходит из ложной предпосылки, что иерархия современного мира выстраивается в соответствии с заслугами, а не с силой. Они глу­боко заблуждаются.

• Мы должны приветствовать постоянное укрепление военной
мощи Японии.

• Япония играет ключевую роль противовеса Китаю.

• Япония будет и впредь оставаться принципиальным стратегичес­-
ким партнером США в Азии, и отношение к ней должно соответ­-
ствовать этому статусу.

• Япония должна знать, что она вправе рассчитывать не только на
американский ядерный зонтик, но и на противоракетную защиту.

• Японцы, без сомнения, могут играть более заметную роль в меж­
дународных делах, стремление к этому заслуживает поощрения.

• Превращение Японии в постоянного члена Совета Безопаснос­-
ти ООН не отвечает ни нашим интересам, ни интересам самих
японцев.

События в Кобе

Насколько мне известно, название «Кобе», крупнейшего японского пор­та, занимающего узкую полоску земли между высокими горами и Осакским заливом, переводится как «Божьи врата». По всей видимости, имеются в виду «врата», открывающие путь в глубь страны, к древней

* Информацию об Индии можно найти на стр. 223-235.

японской столице Киото. Однако когда я приехала в Кобе в понедель­ник 17 октября 1994 года на церемонию спуска на воду гигантского тай­ваньского контейнеровоза, построенного на судоверфи Мицубиси, взгляды присутствующих были устремлены на залив. Чан Янг-фа, пред­седатель правления тайваньской судоходной компании Evergreen, сдер­нул полотнище, закрывающее название корабля. Я энергично ударила топором по канату, который удерживал судно. В борт полетела тради­ционная бутылка шампанского. Под аплодисменты толпы и аккомпа­немент гудков гигантское судно двинулось по стапелям в воды бухты Кобе. Вряд ли что-нибудь еще может служить лучшим символом япон­ской промышленной мощи, чем сцена спуска на воду контейнеровоза Ever Result

Тремя месяцами позже, во вторник, 17 января 1995 года, в 5.46 в Кобе произошло самое сильное за последние полвека землетрясение. Погиб­ло 4,5 тысячи человек, около 14 тысяч получили ранения, почти 75 ты­сяч зданий были сметены с лица земли. Более всего пострадали неболь­шие традиционные деревянные дома беднейшей части населения. Они рушились десятками тысяч, погребая под собой людей. Вспыхнувшие вслед за этим пожары поглотили то, что устояло после землетрясения. Гостиница Okur, в которой я останавливалась, а также многие совре­менные здания не пострадали. Судоверфь же Мицубиси была разруше­на полностью. По счастливой случайности, контейнеровоз Ever Resultпокинул «Божьи врата» и ушел в первый рейс всего за несколько часов до землетрясения.

Мир моментально облетели фотографии вывернутых опор эстака­ды скоростной дороги, которые для многих стали символом катастро­фы. Даже достижения японской науки не позволили предсказать этого землетрясения. Даже достижения японской технологии не помогли со­здать здания, способные выдержать его. Даже мобилизовав все свои ресурсы, Япония не могла быстро устранить все последствия катастро­фы. Наряду со случаем использования отравляющего газа зарина в то­кийском метро в том же году, бесчисленными политическими и финан­совыми скандалами и застоем в экономике катастрофа города Кобе под­толкнула японцев к переоценке ценностей и стала дурным предзнаменованием для остального мира.

Я вновь побывала в Кобе в 1996 году в связи с празднованием сто­летнего юбилея компании Kawasaki Heavy Industries. Шрамы от катас­трофы были все еще заметны, так же как и человеческое горе. Однако

гор мусора, оставшихся от разрушенных зданий, уже не было, после первого замешательства город начал вновь подниматься. Скоростные дороги были восстановлены, и мы мчались по ним с той же скоростью, что и в 1994 году. Масштабы восстановительных работ, впрочем, огра­ничивались болезненными процессами, которые происходили в япон­ской экономике и во многом обусловливали проблемы Кобе.

Кобе, таким образом, представляет собой более сложный (и по этой причине более точный) символ Японии, чем спуск на воду корабля в 1994 году или землетрясение 1995 года. Все дело в том, что Япония реа­гирует на события недостаточно быстро и гибко, а следовательно, мо­жет потерять равновесие в случае неожиданного кризиса. Тем не менее Япония держится, а японцы не теряют присутствия духа. Они размыш­ляют, консультируются, а затем идут вперед — к той цели, которую себе поставили. Именно поэтому японцы добивались успеха в прошлом и будут делать это и впредь.

Глава 5

Гиганты Азии

ЧАСТЬ I. КИТАЙ

Борьба за власть в Пекине

Во вторник, 10 сентября 1991 года, я приехала в Пекин по приглаше­нию китайского правительства. Это был период серьезной международ­ной напряженности. Всего три недели назад непримиримые коммуни­сты в Москве предприняли окончившуюся неудачей попытку захватить власть. Президент Горбачев получил свободу, однако героем событий стал Борис Ельцин. Переворот не только не привел к сплочению Со­ветского Союза, но и подтолкнул его к распаду. Коммунистическая партия Советского Союза полностью дискредитировала себя (впослед­ствии она несколько оправилась). Я также имела отношение к некото­рым из этих великих событий*. На пути в Пекин около полуночи мой самолет приземлился в Алма-Ате для дозаправки. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев лично приехал в аэропорт, чтобы встретиться со мной. В течение нескольких часов мы обсуждали с ним произошедшие события. Он, будучи проницательным тактиком, по всей видимости, играл роль посредника в сложных отношениях между г-ном Горбаче­вым и г-ном Ельциным. Когда на следующий вечер я оказалась в Ки-

* См. The path to power, рр. 512-514.

тае, меня больше всего занимал один вопрос: как события в Советском Союзе скажутся на будущем коммунизма и, в частности, Китая?

Мне было известно, что этот же вопрос мучил и руководство Ки­тая, правда по другой причине: премьер-министр и министр иностран­ных дел Великобритании, Джон Мейджор и Дуглас Херд (ныне лорд) побывали в Пекине накануне, и г-н Херд сообщил мне, что им удалось выяснить. В течение десятилетий китайцы радовались всему, что ос­лабляло их давнишнего советского соперника. Однако сейчас их силь­но беспокоило, как происходящее отразится на их собственном режи­ме. В 1989 году они с помощью танков успешно подавили выступле­ния в защиту свободы на площади Тяньаньмынь. В Москве же этот испытанный инструмент оказался совершенно неэффективным, танк послужил даже трибуной борьбы за демократию для Бориса Ельцина.

В Пекине я должна была остановиться в государственной резиден­ции для почетных гостей «Дяоюйтай», которая представляла собой хо­рошо охраняемый комплекс зданий, где когда-то Цзян Цин, жена Мао, готовила заговор со своими радикально левыми друзьями и, в конце концов, была арестована. В доме, или «особняке», где мы расположи­лись, была похожая на пещеру гостиная, обставленная в роскошном и угрюмом стиле, столь милом сердцу коммунистических специалистов по интерьеру. В ней мы обнаружили удивительную коллекцию буты­лок со спиртными напитками. Китайцы, однако, хорошо понимая, как цена влияет на поведение людей, для ограничения их потребления включают стоимость выпитого гостями в счет.

Мы прибыли на место в начале двенадцатого ночи, но мне не тер­пелось получить подробный инструктаж от служащих посольства: график следующего дня был очень насыщенным, а я хотела знать всю последнюю информацию. Поэтому я через переводчика попросила женщину-администратора отпустить персонал и сказала, что мы по­заботимся о себе сами. У меня был очень хороший переводчик, од­нако ему удалось растолковать, что мы хотим, только с четвертого раза: администратор нам явно не верила. Тому, кто полагает, что ком­мунизм — это равенство, было бы не вредно поговорить на эту тему с той женщиной.

Помимо официальной информации, которую мне сообщили, я по­лучила и еще кое-какие ценные сведения. Мне передали суть разгово­ра между Генри Киссинджером, который был в Пекине незадолго до моего приезда, и премьер-министром Китая Ли Пеном. Более всего

меня заинтересовали ответы Ли Пена на замечания д-ра Киссиндже­ра. Никогда не вредно иметь представление о том, как мыслит другая сторона. В случае с китайцами это полезно вдвойне, поскольку мож­но не сомневаться в том, что уже после первой встречи они будут в точности знать ваши взгляды: тот, с кем вы уже встречались, обязатель­но проинструктирует вашего следующего собеседника.

В графике следующего дня первым значился министр иностранных дел Китая Цянь Цичэнь. Г-н Цянь был несговорчивым и умным про­фессиональным дипломатом, по характеру чем-то напоминающим Громыко. Он специализировался на отношениях с Россией, однако от­лично владел английским языком. Признание со стороны политбюро он получил за непоколебимое проведение линии партии, когда возглав­лял информационный отдел Министерства иностранных дел Китая. Г-н Цянь ни на йоту не отступил от этой линии и на этот раз.

Китай, сказал он, крайне заинтересован в том, чтобы Советский Союз сохранился в своей прежней форме и оставался стабильным. Двойная проблема текущего момента заключается в состоянии совет­ской экономики и «русском шовинизме». Я заметила, намеренно сме­щая фокус, что с оптимизмом смотрю на будущее Советского Со­юза, — как оказалось позднее, я ошибалась, — исходя из решитель­ной реакции народа на переворот. Довольно прозрачно намекая на подавление выступлений на площади Тяньаньмынь в 1989 году, я до­бавила: «В современном мире танки и пушки не могут сломить стрем­ления людей».

Г-н Цянь смутился. Не дали ему расслабиться и мои рассуждения по поводу выполнения Китаем его публичного обязательства соблю­дать права человека. В конце нашей встречи я высказала соображение, что новый мир стал реальностью в результате прогресса в сфере пере­дачи информации: это требует нового мышления и новой системы из­мерений. Руководители не могут более игнорировать желания своих народов. Вот смысл того, что произошло в Восточной Европе, а теперь в Советском Союзе. (Я надеюсь, что моя не высказанная напрямую мысль была понята.)

Дата добавления: 2015-12-07