Леонид АНДРЕЕВ 3 страница

Более оптимистична пьеса «Младость», юный герой которой Всеволод Мацнев, потрясенный внезапной смертью любимого отца, отвергает былой пессимизм и решает открыто идти «навстречу жизни». Ему вторит друг Всеволода офицер Корней Нечаев: «Жить надо мужественно и сильно. Жить надо для подвигов, для высокой дружбы, для гордой жертвы».

В 1910-е годы Андреев предпринял попытку решительного реформирования традиционной реалистической драмы, выдвинув программу «нового театра», который он назвал «театром панпсихизма» («панпсихе») и родоначальником которого считал А. П. Чехова. Традиционной драме, основанной, по его мнению, исключительно на «внешнем действии», «игре-притворстве», а также «символическим крайностям» модернистской драматургии, пытавшейся населить театр бестелесными образами, Андреев противопоставил «новую пьесу», объектом которой должен быть интеллект. «Не голод, не любовь, не честолюбие: мысль, человеческая мысль, в ее страданиях, радостях и борьбе — вот кто истинный герой современной жизни, а стало быть, вот кому и первенство в драме»23,— утверждал писатель в цикле статей «Письма о театре». Эти принципы он попытался воплотить в своих пьесах «Мысль», «Самсон в оковах», «Собачий вальс» и других. Однако, будучи лишенным конкретного действия, эти произведения успеха не имели.

В годы первой мировой войны Л. Андреев занял патриотическую позицию, возглавив литературный отдел газеты «Русская воля», редактором которой был министр внутренних дел А. Д. Протопопов. Патриотические настроения писателя этих лет отразились в еш пьесе «Король, закон и свобода», в повести «Иго войны», в публицистике (статья «Пусть не молчат поэты») и др.

Л. Андреев приветствовал Февральскую революцию, надвигавшиеся же события октября 1917 года отверг. Писатель предупреждал, что это будет превращение революционной идеи в орудие насилия и разрушения. Ранней осенью 1917 года он уезжает из Петербурга на свою дачу в Ваммельсуу, находившуюся на территории Финляндии. Он надеялся обрести здесь душевный покой и отдаться интенсивной творческой работе. Победу революции писатель воспринял как «торжество Хаоса и Тьмы», как гибель России. В апреле 1918 года закрылась русско-фикляндская граница. Андреев убедился, что дороги на родину для него нет.

В годы гражданской войны он пишет ряд острых и актуальных статей, раскрывающих правду о трагедии России («SOS», «Европа в опасности» и др.). В них Андреев призывает остановить «безнаказанное попрание всех высших свойств человеческой души», спасти русскую интеллигенцию и русскую культуру. Представители новой власти заклеймили писателя-патриота как «реакционера, предавшего интересы трудового народа», «лакея международного капитала» и т. п. В защиту Андреева публично выступил Горький, заявив, что писателю нельзя ставить в вину его принципиальность, ибо, по словам Горького, Андреев «был таков, каким хотел и умел быть — человеком редкой оригинальности, редкого таланта и достаточно мужественным в своих поисках истины»23. К Горькому не прислушались, тем более, что он и сам был в опале.

В годы гражданской войны Андреев работает над своим последним, оставшимся, к сожалению, незавершенным произведением — романом «Дневник сатаны»— фантастическим повествованием о похождениях сатаны, который явился на землю в облике погибшего миллионера-филантропа Вандергуда. Ставший обладателем огромного богатства, сатана-Вандергуд едет в Европу, чтобы обновить одряхлевшую цивилизацию идеалами американской демократии. Он также хочет проверить действенность «Наилучших Средств Для Счастья Человечества», которые будто бы земная цивилизация накопила «больше, нежели наилучшей мази для ращения волос». Рациональный способ достижения всеобщего благополучия, считает сатана,— это деловая буржуазная филантропия. Он эксплуатирует мысль, доставшуюся ему в наследство от Вандергуда: «любовь к ближнему — наилучшее помещение капитала». Но миллиарды филантропа Вандергуда не в состоянии помочь людям, ибо зло заложено в самой природе человеческого общества. Деньги Вандергуда возбуждают в людях самые низменные инстинкты, на которые не способен и сам сатана. Их ловко прибирает к рукам новый знакомый сатаны Фома Магнус.

Во взглядах «экспериментатора» Магнуса писатель воплотил идеи интербольшевиков. Разработанный Магнусом план преобразования жизни — это грандиозная кровавая авантюра глобального политического переворота без четкого представления о возможностях и перспективах последующего созидания. Людей, которые смело будут претворять его революционные идеи в жизнь, Магнус презрительно называет кроликами. «Я обещаю кроликам, что они станут львами,— цинично излагает он свою программу сатане.— Кролику надо или обещать бессмертие за небольшую плату, или земной рай. Ты увидишь, какую энергию, какую смелость и прочее разовьет мой кролик, когда я нарисую на стене ему райские кущи или эдемские сады».

Авантюризм и беспринципность «великих планов» Магнуса поражает даже сатану: «...Ты помесь кролика и... сатаны! — Ты мошенник, грабитель, лжец и убийца,— в гневе кричит он на Магнуса.

Все в мире пронизано ложью. Лжет Магнус, притворяясь другом Вандергуда. Лжет кардинал, обещая всем людям бессмертие в потустороннем мире. Лжет, играя в любовь, Мария, 19-летняя красавица с лицом Мадонны и с циничной душой проститутки. Герой романа приходит к мрачной мысли: «Оскорбительно быть этой штучкой, что называется на земле человеком, хитрым и жадным червячком». Но вывод этот не является в романе итоговым. Честный сатана, ставший на земле почти гуманистом, заявляет: «Я еще не люблю тебя, человече, но в эти ночи я не раз готов был заплакать, думая о твоих страданиях...» В этих словах слышится голос самого автора, страстно желающего, чтобы человек и жизнь на земле стали действительно лучше.

События в России, тоска по родине, горькая участь изгнанника — все это вызывало у Андреева чувства глубокой горечи и печали, которые отразились в его последних письмах. «Все мои несчастья сводятся к одному,— писал он своему другу, художнику Н. К. Рериху 4 сентября 1919 года, за неделю до смерти.— Был прежде маленький дом: дача и Финляндия, с которыми сжился. Был и большой дом: Россия с ее могучей опорой, силами и простором. Был и самый просторный дом мой: искусство — творчество, куда уходила душа. И все пропало. Вместо маленького дома — холодная, промерзлая, обворованная дача с выбитыми стеклами, а кругом чужая и враждебная Финляндия. Нет России. Нет и творчества... Изгнанник трижды: из дома, из России и из творчества... И не в том дело, что мне некогда писать или я нездоров.., а просто вместе с гибнущей Россией ушло, куда-то девалось, пропало то, что было творчеством в24.

Здоровье писателя стало резко ухудшаться. Мучительные головные боли буквально валили его с ног. 12 сентября 1919 года Л. Н. Андреев скончался от сердечного приступа в возрасте 48 лет.

Борис ЗАЙЦЕВ (1881—1972)

В истории русской литературы серебряного века Борис Константинович Зайцев занимает заметное и прочное место. Он оставил яркий след как один из создателей проникновенной лирической и лирико-философе кой прозы, со страниц которой мягко струится нежный свет добра, любви и сострадания ко всему сущему в мире: к людям, животным, растениям, ибо каждый из живущих есть неразрывная часть великого и вечного Божиего мира.

Родники творчества каждого писателя берут свое начало на его малой родине. Для Б. Зайцева ею стала орловско-калуж с ко-тульская земля, давшая отечественной культуре многих выдающихся художников слова. Об этой сердцевине России, расположенной по берегам реки Оки, он будет не раз вспоминать с сыновней благодарностью. В автобиографическом романе «Юность писатель следующим образом определил роль малой родины в своей жизни: «Этот путь взад-вперед, на Каширу-Мордвес, через Оку предстояло ему совершить еще много раз, отмечая им краткие станции быстротечной своей жизни. Он ездил и летом, и осенью, и зимой, и в мирные дни, и в войну, во времена революции <;...> чем больше ездил, тем сильнее чувствовал, что это и есть жизнь, вплоть до последнего путешествия не по этой уже дороге».

Восприятие жизни как непрерывного пути, а человека как путника и пилигрима пройдет через все творчество писателя, от раннего рассказа с характерным названием «В дороге» и до автобиографической тетралогии, которую он озаглавит «Путешествие Глеба».

Родился Б. К. Зайцев 29 января (10 февраля) 1881 года в Орле. Но с этим старинным приокским городом он оказался связан лишь рождением. Его подлинной малой родиной стал Калужский край, поскольку годовалым ребенком будущий писатель был перевезен в село Усты Жиздринского уезда Калужской губернии, где его отец, Константин Николаевич, по профессии горный инженер, получил должность управляющего рудной конторой одного из заводов знаменитого российского предпринимателя С. И. Мальцова.

Здесь, в просторном двухэтажном доме с традиционным липовым парком, прошли детские годы Б. Зайцева. «Все мое детство,— вспоминал он позднее,— прошло среди простонародья. Был я для них не просто барчук, а прежде всего товарищ детских игр». В 1889 году Зайцевы переезжают в поселок Людиново в связи с тем, что глава семьи был назначен директором местного чугунолитейного завода. Одиннадцати лет мальчик поступает в Калужскую мужскую классическую гимназию. Годы учебы в Калуге прошли под знаком повышенного интереса к русской литературе, любовь к которой с детских лет привила ему мать. «Мы,— напишет потом Б. Зайцев,— сызмальства питались Пушкиными и Гоголями. Отрочество наше озарял Тургенев. Юность — Лев Толстой, позже пришли Достоевский, Чехов. Мы выросли во мнении, что литература наша очень хороша, но она — продолжение всего нашего уклада, наших мнений, троек, охот. Своя, домашняя».

Летние каникулы он вместе с матерью и двумя сестрами проводит на природе, в купленном отцом небольшом имении Будаки, расположенном в десяти верстах от Калуги, на правом берегу Оки.

Константин Николаевич мечтал видеть сына инженером, продолжателем своего дела. По его настоянию подростка переводят в 1894 году в четвертый класс Калужского реального училища, которое, по мнению отца, лучше готовило к поступлению в технический вуз, нежели гимназия. Закончив его в 1898 году первым учеником, Б. Зайцев поступает в Московское императорское высшее техническое училище, откуда через год его исключают за участие в подготовке студенческой забастовки: студенты училища решили поддержать своих товарищей из Московского университета, арестованных полицией.

Непродолжительной оказалась для Зайцева и учеба в Петербургском горном институте: проучившись там несколько месяцев, он в 1902 году поступает на первый курс юридического факультета Московского университета. Однако карьера юриста так же мало привлекала юношу, как и профессия инженера. Он оставляет университет, чтобы целиком посвятить себя литературному творчеству.

Писать Борис Зайцев начал с семнадцати лет. Рукописи его первых произведений до нас не дошли, однако содержание некоторых из них известно по отзывам В. Короленко и А. Чехова. Вот две записи Короленко из его редакторской книги: ««Неинтересная история». Б. Зайцев. Хорошо написано, но история действительно неинтересная. Девица сгорает от неудовлетворенной любви и в конце концов отдается первому встречному. Возвр. (Получено в Полтаве 26 февраля 1901 г.)». «29 марта. Мне лично. «Три дня (Из детской жизни)» Зайцева. Очень "недурно, но незначительно: мальчик рассорился с отцом и заперся у себя в комнате. Возвр. Отправлено автору Ь апреле Г901»1. Известна чеховская оценка рассказа «Неинтересная история»: «Холодно, сухо, длинно, не молодо, хотя талантливо»2.

«Крестным отцом» Б. Зайцева в литературе стал Леонид Андреев, с которым начинающий писатель познакомился в конце 90-х годов и чувство глубочайшей признательности которому пронес через всю жизнь.

Л. Андреев ввел его в кружок «Среда», объединивший в начале XX века лучшие силы русской реалистической литературы. Здесь произошло его знакомство с Иваном Буниным, которое вскоре переросло в дружбу, хотя их отношения на протяжении многих лет складывались очень неровно. Помимо «Среды» Зайцев регулярно посещал Московский литературно-художественный кружок, куда, в основном, входили поэты-модернисты: А. Белый, К. Бальмонт, Г. Чулков и др. В этом кружке Б. Зайцев встретился в 1902 году со своей будущей женой В. А. Орешниковой, дочерью хранителя Исторического музея. Живая, веселая, порывистая, Вера Алексеевна неизменно была душою дружеских вечеринок, которые часто организовывали молодые супруги. Их квартира вскоре стала местом встреч и общений многих популярных деятелей культуры.

В 1901 —1903 годах при содействии Андреева в московской газете «Курьер» были опубликованы рассказы Б. Зайцева «В дороге», «Гора Угрюмая», «Соседи» и некоторые другие, положившие начало его творческому пути. Это были во многом подражательные произведения, плоды литературного ученичества. «Если бы не подпись «Б. Зайцев» — неискушенный читатель мог бы принять это за произведение Андреева»3,— отзывался о рассказе «Гора Угрюмая» критик Ю. Соболев. В самом деле, в этом произведении, передающем состояние больного чахоткой человека, тщетно пытающегося бросить вызов смерти, много от Л. Андреева. Это проявляется и в выборе персонажа — обыкновенного «слабого» человека, оказавшегося в орбите «мирового зла», и в чрезмерно экспрессивной языковой стилистике, включающей в себя параллелизмы, риторические вопросы, слова и выражения, передающие ощущение непрочности человека на земле, чувство беспомощности, страха перед лицом трансцендентных загадок бытия. Но уже здесь можно заметить особенности, которые станут характерными для последующего творчества писателя: стремление к созданию бессюжетных произведений, в которых объективно-реалистическое восприятие мира подменяется импрессионистическими впечатлениями от него.

Импрессионизм (от французского слова impression — впечатление) — художественное направление, возникшее в изобразительном искусстве Франции в конце XIX века и оказавшее затем заметное влияние на другие виды искусства. Для импрессионистического произведения характерно стремление его автора отобразить первоначальное, часто мимолетное впечатление от предмета или явления. Художник-импрессионист отражает реальный мир таким, каким он видит его в данный момент. Это позволяет ему запечатлеть в краске, звуке, слове изменения окружающего мира или человеческой души, текучесть их проявлений, непрестанную динамику.

Импрессионизм как особая форма психологизма и особое мировидение часто отражает подсознательные, трудноуловимые настроения и ощущения, цветовое и звуковое многообразие окружающего человека мира, его подвижность и изменчивость.

Полные, логически связанные картины действительности, характерные для классического реализма, у писателей-импрессионистов заменяются отрывочными, за-застую малозначащими деталями. Отсутствуют и прямые указания автора-повествователя на социальные и идеологические аспекты жизни. Подобная манера письма означает не отход от действительности, а перемену фокуса, его сужение и часто усиление. Характерными элементами импрессионистического стиля являются также сжатость, лаконизм, фрагментарность и недосказанность повествования, смутные и неполные изложения событий и фактов, широкое использование метонимий, неопределенных местоимений, наречий, безличных и неопределенно-личных предложений, преобладание пастельных и промежуточных красок, отсутствие всезнающего повествователя и биографических сведений о персонажах, обилие пейзажных картин.

В русской прозе начала XX века черты импрессионизма наиболее отчетливо проявились у раннего Зайцева.

Другой важнейшей чертой его творчества, теснейшим образом связанной с первой, является лиризм. Когда,в 1906 году вышел в свет первый сборник произведений начинающего писателя «Рассказы», мэтр русского символизма Валерий Брюсов назвал их «лирикой в прозе». Действительно, Б. Зайцева с полным правом можно считать одним из создателей лирической прозы в русском словесном искусстве начала XX века. Это проза, во многом идущая от поэзии. Принадлежащая к промежуточному, лиро-эпическому роду литературы, лирическая проза вбирает в себя черты и эпического, и лирического изображения действительности, образуя при этом новое ^.^художественное единство. Сохраняя непосредственность эмоциональность лирики, она дает более развернутый, сложный и многоплановый поток переживаний. В лирическом сюжете подобных произведений реализуется стремление их авторов показать жизнь в мгновенных проявлениях, без временной протяженности и строгой логической связи между отдельными сценами и эпизодами, неожиданную смену чувств, мыслей, настроений лирического героя. Эта проза отличается богатством ритмической и звуковой организации, что также приближает ее к поэтической речи.

Все эти черты и качества лирической прозы проявились в творчестве Б. Зайцева, усилия которого как художника были направлены на передачу лирического отношения к миру. К нему в полной мере можно отнести слова М. Пришвина: «Поэт — распятый на кресте прозы». Произведения Зайцева 1903—1908 годов «Север», «Земля», «Тихие зори», «Священник Кронид», «Деревня», «Миф», «Полковник Розов», «Молодые», «Заря» и др. критика ^тех лет справедливо определила как лирико-импрессиони-, стические рассказы-настроения. Так, рецензент одесской 4. газеты «Голос» писал о Зайцеве, что «краски, звуки, нежнейшие оттенки их, тончайшие запахи служат ему, чтобы ожить под его кистью... Он преследует только одно: •;Цравду в выражении мелькающих в душе настроений...»4.

Сюжеты этих произведений предельно просты: описание летнего дня двух влюбленных в пустой усадьбе («Миф»), поездка на тетеревиную охоту («Полковник Розов»), пребывание лирического героя в старинном доме у бабушки («Деревня») и т. п. Однако при внешней бессюжетности все эти рассказы оставляют ощущение удивительной красочности и эмоциональной наполненности, яркой праздничности жизни. «Вот открываю глаза, и во все щели струями свет, свет! Скорей на воздух, не упустить ни минуты, за сарай, к саду. Оттуда тянет огненный бриз, точно шелковые одежды веют в ушах, и, кажется, сейчас побежишь навстречу, и пронижут всего, беспредельно, эти ласкающие лучи; волосы заструятся по ветру назад, как от светлого, плывучего тока. О солнце, утро!» — так передает писатель ощущения лирического героя в рассказе «Полковник Розов».

Образ солнца — один из центральных образов многих рассказов Зайцева. Его персонажи подчас настолько ощущают себя насыщенными солнечным светом, что некоторым из них кажется: «Если б он вошел в темную комнату, она осветилась бы». Особенно выделяется в этом плане рассказ «Миф», словно бы весь пронизанный животворными солнечными лучами: «За садом на скамеечке они садятся. Золотой приятель — солнце — смотрит прямо на них; он теперь ниже, и его лучи любовней. Лисичка снимает шляпу, и в рыжеватых ее волосах сразу зажигается сияние; оно охватывает голову волнистым кольцом и мягко обтекает по контурам тела, точно лаская его...

— Я заспалась,— кричит Лисичка,— я ничего не понимаю! Как пьяная! Миша, смотри, свет, свет, я пьяна светом!».

Писатель одухотворяет русскую природу, воссоздавая прекрасный, мажорный и светлый мир живой жизни. В его творчестве своеобразно обозначился новый поворот в художественном осмыслении натурфилософской темы «человек и природа», берущей свое начало в поэзии В. Жуковского, Е. Баратынского, Ф. Тютчева.

Идеи космизма, мотивы органического единства человека и природы привлекали в начале XX века многих философов и деятелей искусства. В прозе этих лет процесс усиления космического сознания особенно интенсивно наблюдается у Сергеева-Ценского, Пришвина, Андреева, Бунина. Человек и космос, личность в ее сложных взаимоотношениях с окружающим миром — эти проблемы получают освещение и в творчестве Зайцева. «Лирика космоса» — так определяла суть творчества писателя современная ему критика. В тональности зайцевских рассказов господствует чувство нераздельной, почти языческой слитности природы и человека, общности их судьбы. Их персонажи ощущают себя частицей огромной вселенской жизни, стихийные токи которой напряженно пульсируют в них. Герою рассказа «Тихие зори» кажется, что он и окружающие его люди «сливаются с неповторимыми лесными запахами, что запали внутрь с детства». «Не они ль в этой зелени и не зеленое ли в них»,— размышляет он, залюбовавшись играющим в саду ребенком и его няней. Окружающий мир не нуждается, утверждает автор, в одухотворении его человеком, ибо сам этот мир — своего рода духовный феномен. Эту одухотворенность и осмысленность писатель видит во всех проявлениях великой и вечной природы, неотъемлемой частью которой является человек: «В коровах есть задушевность, лошади покорны и важны, как добрые работники», «в облаках — любовь и благозвучие» («Священник Кронид»). А люди, сыновья священника — «пятеро двуногих... здоровые, хорошие дубы».

Выбор метафор, сравнений, эпитетов, само строение фразы выражает в этих произведениях сокровенную мысль автора о сопричастности человека к космосу, его одноприродности со стихиями мировой жизни: «Так шумит осень в деревне. И уж ярко зеленеет озимь, рождаются в усадьбе новые обитатели — пестрый теленок, маленький человечек, сын застольной кухарки, пара жеребят» («Деревня»). Мы видим здесь особое восприятие мира, которое называется пантеистическим: человек осознается как часть мироздания, равновеликая всему живому.

Казалось бы, в подобных произведениях не должно быть места теме смерти. Однако, напротив, она не раз возникает в творчестве раннего Зайцева, ибо связана с его мирочувствованием. В органическом единении природы и человека кроется, по Зайцеву, причина неистребимости жизни, ее вечного круговорота. Человек в рассказах писателя — необходимое звено в цепи поколений. Смысл его жизни в том, чтобы выполнить свое природное назначение и тогда уж уйти из мира. Былому представлению о зловещих иррациональных силах бытия, выраженному в первых рассказах писателя, теперь противопоставлен взгляд на природу как на источник светлой и гармоничной основы существования человека, не омрачаемой даже неизбежностью смерти. Смерть, как она изображается, например, в рассказах «Тихие зори», «Гость», «Смерть», «Аграфена», «Спокойствие», лишена мистического ореола, закономерна и необходима в общем круговороте жизни. Вот как рисует автор в рассказе «Тихие зори» состояние лирического героя после смерти друга: «Вот он, старый дуб. Он мало изменился с тех пор. Ветер шумит в нем с тем же шумом, что и тогда, что и в тех деревьях над Алексеевой могилой. Такою же безбрежной кажется жизнь мира и отсюда, если лежать под дубом, закрыв глаза, слушая шум приречных лесов, созерцая тихий ход реки... Сердце немеет и лежит распростертое, оно открыто любви; прошлое, настоящее и будущее в нем переплетаются; встает нежная радость о давно минувшем... Из зеркальных далей, по реке нисходит благословение горя». Парадоксальность последней фразы лишь кажущаяся, ибо земная жизнь принимается и поэтизируется писателем во всех ее проявлениях. Радость и горе — ее неразрывные составляющие. В зайцевских «благословениях» смерти заключен особого рода гуманизм. Скорбь от мысли о смерти преодолевается мыслью о природной гармоничной целесообразности мира и его законов: во всей природе жизнь сменяется смертью, важно при этом дарованную тебе Богом жизнь прожить достойно, оставив в памяти людей добрый след. В этом — суть вечного духовного обновления и обогащения жизни. Довольно точно это мировосприятие Зайцева охарактеризовал критик и литературовед П. Коган: «Зайцев слушает трепет жизни во всем, его душа откликается на радость всего живущего. И «вольное зеркальное тело» реки, и серая пыль, и запах дегтя — все одинаково говорит ему о радости жизни, разлитой в природе. Он так любит эту радость, он так ясно ощущает ее, что трагическое в жизни не может нарушить ее светлого течения. Печальное — только спутник счастья, а смысл и цель в этом последнем. И кто владеет этим великим умением любить радость, перед тем бессильно скорбное и больное. Этим светлым взглядом смотрит Зайцев на все чувства людей»5.

В то же время зайцевский пантеизм не разомкнут в со-циальую действительность. Человека Зайцев нередко абстрагирует, растворяя в природе индивидуальные черты личности. Очень наглядно это проявляется в изображении любви. Любовь у Зайцева — одно из основных проявлений космической жизни, и потому в ней почти отсутствует личностное начало. Не случайно любимая женщина в представлении его героев прямо уподобляется природе. «Я люблю вас в том смысле... в каком люблю этот свет, солнце, красоту русской природы»,— признается своей возлюбленной один из героев рассказа «Мать и Катя». По верному замечанию критика Е. Колонтовской, у героев Зайцева «голос мировой стихии, космоса сильнее индивидуальных человеческих чувств и страстей»6. Отсюда вытекает одна из важных стилевых особенностей ранних произведений писателя:" даже при внешнем напряжении сюжетного действия (в его рассказах немало несчастной любви, супружеских измен, смертей) они лишены глубокого внутреннего драматизма.

С начала 1910-х годов творчество Зайцева претерпевает некоторые изменения. В его произведениях начинает преобладать объективно-изобразительная манера письма, четче и рельефнее выписаны художественные образы, утверждаются социально-бытовые мотивы. Писателя привлекают судьбы простых людей. О скромной жизни дворников, белошвеек, студентов, провинциальных актеров, их настроениях и чаяниях он тепло повествует в рассказах «Сны», «Актерское счастье», «Кассандра» и других.

Раздумья о будущем, о смысле и назначении человеческой жизни становятся основой содержания произведений многих писателей 10-х годов. Горький, Бунин, Куприн, Шмелев, Сергеев-Ценский и другие обращаются в своих повестях и рассказах к сложным вопросам социального, нравственного, философского порядка. По-своему ставит эти вопросы и Зайцев. Герои его произведений нередко испытывают неудовлетворенность жизнью. «Что мы видим с вами вокруг себя? Какова наша жизнь? — размышляет швейцар Павел Захарыч из рассказа «Сны».— Мы видим, Никандр Иваныч, безбожную тьму, озверение человека и погибель». Зайцевские герои мечтают о лучшей доле: «Можно переделать жизнь. Если б налечь миром, принажать, то достигли бы большего», но на активные действия эти мягкие, рефлектирующие люди не способны.

Сопоставляя в этих произведениях внутренний мир и нравственные качества людей труда и представителей привилегированных слоев общества, писатель всецело на стороне первых. Так, в центре содержания рассказа «Маша» две судьбы: крестьянской девушки Маши и дочери помещика Лизы. Их судьбы своей неустроенностью ока зываются во многом сходными. Но автор так изображает психологию и чувства Маши, что они предстают более глубокими и значительными, чем переживания Лизы. В рассказе «Петербургская дама» скромный провинциальный землемер противопоставлен как носитель здорового народного начала рафинированной столичной аристократии, оторванной от родной почвы.

Мы не найдем в этих произведениях подробных и обстоятельных описаний среды, обстановки, биографий героев. Их заменяют лаконичные, обобщенные образы, сжатые, но емкие детали, мелкие, лапидарные характеристики. Достаточно порой одного-двух штрихов, нескольких фраз, небольшого монолога персонажей или автора, чтобы перед читателем предстала выразительная картина жизни простого человека: «Было бы неверно сказать, что дела Антонины Владимировны по шляпной части шли блестяще. Ее таланты были скромны, вкус умерен, средства невелики. Все же она оправдывала свою квартиру на Бронной, с полутемной лестницей и запахом сырости в нижнем этаже». В этом лаконичном описании показано все скромное существование героини рассказа «Кассандра», владелицы шляпной мастерской.

Меняется и характер изображения природы. Зайцев сознательно отбрасывает теперь все длинноты и «красивости», и пейзажный рисунок приобретает черты эстетического аскетизма и в то же время емкости и композиционной стройности." «Садилось солнце. Славный и кроткий русский вечер наступал. Внизу по шоссе погромыхивала телега. На бугре навивали последний ржаной воз. У избы девочка, рассердившись на мальчишку, бросила в него щепоткой пыли; эта пыль медленно ниспадала, золотясь на солнце, как фейерверк» («Маша»). Картина деревенского вечера нарисована здесь с помощью нескольких неброских деталей: телега, ржаной воз, девочка. И только один штрих уверенно и смело заканчивает описание: пыль, которая медленно ниспадает, «золотясь на солнце, как фейерверк».

С помощью акцентных деталей и образов писатель создает обобщающую картину жизни многих поколений людей, всей «простенькой ситцевой России», опоэтизированной автором: «Нищий старик бродит и просит. Снимает шапку с лысой головы, бормочет, наполовину напевает что-то давнее, всероссийское. В нем длинные дороги, размокшие избенки, многолетняя жизнь» («Хлеб, люди и земля»). Настойчивое стремление писателя воспроизвести и современную жизнь, и органическую связь прошлого с настоящим, а также заглянуть в будущее обусловили совмещение в небольшом по объему произведении времени текущего с давно прошедшим, актуализировать проблему исторической памяти.

Стилевая манера писателя во многом отражает типичные изменения в поэтике реализма 10-х годов: отказ от пространных описаний, стремление к емкости и концентри-рованности изображения, к широким обобщениям, использованию акцентно-синтезирующих, символических образов и картин, деталей-лейтмотивов, реминисценций, усиление лирико-ассоциативного начала в образном воссоздании жизни.

Характером изображения мира и человека Зайцев во многом сближается со своими коллегами из «Книгоиздательства писателей в Москве», членом-вкладчиком которого он стал со дня его основания в 1912 году — Буниным, Шмелевым, А. Толстым, Вересаевым и другими. Интерес к углубленному исследованию обыденной жизни обыкновенных людей, умение отыскать в малозаметном, ничем не примечательном человеке высокие душевные качества, жизнелюбивый пафос привносят в его произведения тот оттенок широкого демократизма и усложненного восприятия бытия, который был характерен для реалистического искусства тех лет. «За последнее время,— отмечал писатель в 1913 году в автобиографии,— чувствуется растущее тяготение к реализму». Но в изображении человека и действительности Зайцев продолжает идти своим путем.

Дата добавления: 2015-11-26