|
Читайте также: |
– Не знаю, как ты, Ник, но я никогда не любил кошек.
Вонь кошачьей мочи заглушала все запахи. Миазм плавал вокруг невидимым ядовитым облаком, а прошедший недавно дождь только усиливал его.
Элизабетта Джордано не желала иметь дело не только с телефоном, но и на звонок в дверь не отвечала. Перони довольно долго жал на кнопку над лестницей, но так ничего и не услышал. Может, звонок не работал. Из-за двери не доносилось ни звука. Не было видно вокруг и соседей, которые могли бы сообщить, дома ли хозяйка. И лишь когда полицейские начали спускаться по ступеням, позади возник какой-то старик, размахивая костлявым кулаком.
– Вы что, приятели этой старой ведьмы? – осведомился он.
– Не совсем, – ответил Перони. – А она дома?
– Я вам что, соцобслуживание, что ли?! Не мое это дело – присматривать за сумасшедшими! Зачем я тогда плачу налоги?!
Коста терял терпение. Заглянуть в квартиру с улицы было невозможно. Оконные стекла стали серыми и непрозрачными от пыли и грязи. За ними можно было разглядеть лишь грубые занавески; определить, есть ли кто в доме, не представлялось возможным.
– А в последний раз вы заплатили много, синьор? – небрежно спросил он и тут же пожалел об этом.
– Да я за свою жизнь целое состояние заплатил, сынок! И что я за это имею? Да ничего! Я же вам, козлам, еще два дня назад звонил!
Агенты переглянулись.
– Звонили кому? – спросил Перони. – И по какому поводу?
– В социальную службу! Вам, тупоголовые! Я же вас сразу узнал, таких за версту видно! Дешевые одежки и скучные морды. Вы небось решили, что этот ее мальчишка будет хоть время от времени приходить сюда и помогать ей? Черта с два! Дождешься такого от молодых, как же! Они же пальцем не пошевельнут!
Коста поднялся на несколько ступеней, подошел поближе к скандалисту, который твердо стоял на месте, опираясь на толстую палку, и предъявил удостоверение.
– Мы не из службы социальной помощи. Зачем вы звонили?
Старик был несколько ошарашен, когда понял, что разговаривает с полицией.
– Да за тем же самым, что и всегда. Жаловаться. На шум. Эта старая сумасшедшая сука… Круглыми сутками у нее музыка орет – и днем, и ночью. И сама вопит, и еще называет это пением! Такое нельзя вынести. Мы им это тысячу раз говорили.
– Она поет сама для себя? – спросил Перони.
– Ну да! Поет! Орет хуже своих проклятых кошек! Как бы вам понравилось жить по соседству с таким шумом?!
– Вряд ли мне это понравилось бы, – скривился Коста и убрал удостоверение.
– И еще. – Старик потряс палкой в опасной близости от лица Ника. – Дело не только в ее пении. В последний раз она орала и вопила так, словно ее режут. Иначе зачем я стал бы звонить?!
Коста пристально посмотрел на него:
– Орала и вопила? И что орала?
Скандалист несколько замешкался, подыскивая нужные слова.
– Ну, как будто у нее какая-то беда, – проворчал он наконец. – Только не думайте, что мы тут без вас не можем обойтись. Мы за долгие годы привыкли к любому дерьму, что плывет от этой дуры. Если бы я стал звать вас на помощь всякий раз, когда у нее крыша едет, вы по три раза на дню сюда приезжали бы.
– А с того времени вы ее слышали?
У старца на лице вдруг появилось виноватое выражение.
– Не-ет…
– Где живете?
Сосед Элизабетты взглянул Нику прямо в лицо. Теперь он явно был не в себе.
– Номер пять. Второй этаж. Почти над ней. Двадцать два года тут обитаю.
– Идите домой, – велел Коста. – Может быть, мы побеседуем с вами попозже.
Агент не стал дожидаться, пока сосед уйдет. Спустился по лестнице, обошел Перони и уставился на закрытую дверь.
Вонь стояла жуткая. Джанни скривился.
– Будем надеяться, что я ошибаюсь, – упавшим голосом бросил он. – Но не думаю, что это только от кошек так воняет.
ГЛАВА 11
Лотто оказался прав: квестуре отнюдь не помешали бы подобные игрушки. Не то чтобы их не было, но воспользоваться ими вечно мешали всякие препятствия – установленные правила, бюрократическая волокита, феодальные войны между разными отделами. Фотоархивы относились к отделу разведки и сбора информации, который представлял собой банду обожающих секретность и помешанных на компьютерах психов, способных свернуть горы, но только на собственных условиях и при том условии, что они, и только они, будут щелкать по клавишам. Большие организации всегда задыхаются от собственных жировых отложений, будь то полиция или крупный бизнес. И случай с квестурой не исключение. Лупо за всю жизнь уже набила на этом не одну мозоль. Чего она так никогда и не смогла понять, так это каким образом в реальном мире новые машины и технологии неимоверно быстро овладевают массами без всяких заседаний, комиссий и бесконечных консультаций. Лоренцо с Катриной за несколько минут проделали то, на что у нее ушло бы несколько дней. Еще одна основательная причина не тащиться тайком в квестуру и не извиняться за удар, нанесенный комиссару, – извиняться первый раз в жизни. Впрочем, это она как-нибудь пережила бы – внести свою лепту в поиск Лео Фальконе лучше подальше от Мессины.
Тереза любила такие игрушки. Они ее всегда очень интересовали. Лупо часто размышляла о возможностях, которые они могут дать.
После ухода Косты и Перони Тереза провела сорок минут с Катриной, просматривая фото Бернардо и Элизабетты Джордано, обнаружила среди них еще несколько кадров с Алессио Браманте, но ничего нового не узнала. На этих кадрах вид у него также был немного странный, не совсем нормальный. С мальчиком в тот день явно что-то случилось. И после этого он сломя голову убежал с Авентино, спасаясь от чего-то, что могло оказаться только его собственным отцом – если к данному делу можно было применить такую штуку, как логика. И понять это до конца казалось просто невозможно. Дети, конечно, убегают из дому. И наверное, при этом у них бывает такое вот кислое выражение. Возможно, при побеге Алессио выбрал не то направление и попал не в те руки. И эта парочка мерзких леваков и любителей питаться листьями, эти Джордано, оказались какими-нибудь истязателями детей или чем-то похуже, просто-напросто высматривающими очередную жертву.
Но такое не представлялось вероятным. Лупо заставила газетчика позвонить еще парочке знакомых и навести дополнительные справки. И ответ из всех источников был один и тот же: одинокие, склонные к уединению, но вполне порядочные люди, пусть немного чокнутые, не любят современный мир, терпеть не могут общаться с подобными себе существами, кроме как на собраниях таких же поборников воссоединения с природой. При необходимости готовы на проявление чрезвычайной доброты и самоотверженности, какие только может позволить их жалкое место в социальной иерархии.
Бернардо всю жизнь проработал водителем трамвая. Его жена работала на полставки в пекарне. Термин «обычные люди» по отношению к ним был несколько несправедлив, но они годами содержали своего «племянника», кормили и поили мальчишку, который достиг в их доме возраста тинейджера, а потом сбежал. И точно известны о нем были только два факта. Первый – он редко выходил из дома, даже когда стал взрослым. И второй – Элизабетта, возможно, при содействии кого-то из своих приятелей, тоже питающихся листьями, учила его на дому.
Но должно же быть что-то еще! Тереза выпила бокал вина, предложенного Лоренцо, – оно оказалось таким великолепным, что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отказаться от второго, – и попросила разыскать дополнительную информацию. Особенно ее беспокоил старый, вечный вопрос: деньги. Даже листья не появятся на столе просто так, бесплатно. Когда Бернардо умер, сообщил один из источников Лотто, Элизабетта бросила работу в пекарне. Это звучало совершенно неправдоподобно. Пенсия водителя трамвая явно недостаточна, чтобы выйти в отставку и ничем не заниматься. Большинство женщин в подобных обстоятельствах, да еще имея ребенка, которого надо поставить на ноги, нашли бы себе какую-нибудь дополнительную работу, но, уж конечно, не оставили бы имеющуюся.
Вернувшийся Лоренцо отрицательно покачал головой. Никто не знал, откуда у нее брались деньги, и это тоже было очень интересно. Она никогда не производила впечатления обеспеченной, но, кажется, и не нуждалась. Загадка.
– Еще одна в нашем списке, – буркнула Тереза под нос, затем посмотрела на Катрину, которой все, по-видимому, уже начинало надоедать. Ей уже не нужно было искать в памяти компьютера новые снимки по образцу чудовищного одеяния Элизабетты, а на основании одного только лица машина оказалась не в состоянии отыскать хоть что-то подходящее. Внешний вид человека сильно меняется, когда смотришь на него с разных сторон. Человеческий мозг умеет производить эти операции, а глупые кремниевые пластинки такого делать не умеют.
Патанатом посмотрела на последний снимок Алессио. Мальчик стоял совершенно безмолвный, держа Бернардо за руку. Нет, это Бернардо держал его за руку, и держал очень крепко, с таким видом, который словно говорил: больше озорник никуда не убежит.
– Как насчет майки, что была на нем вначале? – предложила Тереза. – Той, с семилучевой звездой.
Она посмотрела на Катрину, и редактор тут же вывела на экран нужный кадр.
– Сможет машина что-то узнать по ней? Или это слишком?
– Не знаю. Можно попробовать.
Защелкали клавиши. И некий невидимый робот, жужжа, принялся за работу.
– «Семь» – магическое число, – заметила Катрина. Просто так, между прочим.
– Только если веришь в подобные вещи, – пробормотала Тереза.
Экран очистился. Только что на нем были все фото, потом Катрина на что-то нажала и на экране их осталось только три.
Лупо смотрела на них и, к собственному удивлению, вдруг начала думать над тем, как сама относится к магии чисел.
– Только будь на месте, только окажись на месте, – бормотала она, нажимая кнопки быстрого набора номера на своем мобильном телефоне.
В ответ раздался простой идиотский гудок: абонент не отвечает. Тереза выругалась. «Ох уж эти мне мужчины!»
Дело ждать не могло. Она позвонила Сильвио ди Капуа на его личный мобильник.
– Привет, помощничек. Хватай листок бумаги и записывай.
– А где же «Как ты себя чувствуешь в столь прекрасный день?»?
– Приберегаю на потом. Передай эти фамилии Фурилло из отдела информации. Просто скажи ему, что за ним должок и я намерена его теперь стребовать. И добавь, что если он проболтается об этом хоть одной живой душе без моего разрешения, гарантирую, что его маленькая медицинская тайна не позднее понедельника появится на всех досках объявлений в квестуре.
– Впечатляющий аргумент. Мне нравится. Кстати, Мессина уехал изучать места, отмеченные Перони. И именно я заставил его это сделать.
– Прими мои поздравления. Скажи Фурилло, чтобы посмотрел везде и проверил все. Долг платежом красен. Везде – в уголовных архивах, дорожной полиции, социальных службах. Все, куда только дотянутся его загребущие ручонки. Мне нужна любая информация. И особенно – связи и контакты.
– Бу сделано! Фамилии!
Тереза продиктовала имена Бернардо и Элизабетты Джордано и их адрес, скрестив при этом пальцы на счастье. Даже люди, питающиеся листьями, должны время от времени выходить на поверхность.
– Еще есть?
Патанатом посмотрела на экран. Не бог весть что. Идея, конечно, дикая, может, и вообще дурная. Но тем не менее…
– Еще одно.
ГЛАВА 12
Раскоп возле Сан-Джованни, который они посетили первым, выглядел скорее как воронка от авиабомбы, чем место археологических исследований. Он располагался рядом с больницей, чья территория примыкала к небольшой площади и уходила дальше вниз по склону. На ней располагалось целое скопище зданий – старые, новые, разнообразных форм и цветов, – и во всех уже более шестнадцати столетий оказывали гражданам Рима медицинскую помощь. Печчья и его люди успели переодеться в излюбленную униформу: черные комбезы и – у тех немногих, кто всегда был готов к активным действиям – маски. Спецназовцы вооружились небольшими, очень современными на вид автоматами. Мессина, который всегда предпочитал держаться подальше от любых видов огнестрельного оружия, не имел понятия, почему Печчья предпочитает именно этот образец. Выглядели они весьма угрожающе. И этого, как считал комиссар, было уже вполне достаточно.
Конечно, полиция должна соблюдать все правила. Было установлено ограждение. Согласованы условия и пароли для прохода внутрь. Потом несколько человек – у Печчьи их было всего двенадцать – первыми прошли внутрь. За ними наблюдали остальные – резерв.
Группа вошла в низкий, заросший мхом и лишайником тоннель рядом с подъездом, ведущим в приемный покой для пациентов, поступающих по «Скорой помощи». Мессина с неудовольствием отметил, что движения у спецназовцев медленные и какие-то механические. Черные комбезы перемещались по открытым коридорам и полускрытым в земле помещениям древнего подземного храма, как будто персонажи видеоигры. Теперь он понял, почему Баветти предпочел направить в город полицейских в форме – людей с открытыми и понятными лицами. Таким легче задавать свидетелям вопросы и получать ответы, они выглядят более человечно, чем эти марионетки из кукольного шоу.
От археологини-американки проку оказалось не много. Мессина лично позвонил ей в офис на площади Рыцарей Мальтийского Ордена, тот самый офис, куда Фальконе, как теперь уже всем стало известно, заезжал в то утро. Кажется, все в этом деле вертелось вокруг Авентино. Комиссара здорово взбесило, что Джудит Тернхаус оказалась не в силах найти на этом холме подходящий раскоп, где Браманте мог бы прятаться; место под Апельсиновым садиком сразу же отбросили как неподходящее. И он договорился, что за ней заедут и привезут в квестуру. Там профессор просмотрела шорт-лист возможных убежищ Браманте, предложенный судмедэкспертизой, кивала всякий раз, встречая знакомое название, и добавила еще одно, казавшееся ей вероятным.
«Какая-то она засушенная, словно совершенно лишена эмоций, – думал Мессина. – Конечно, нужно принять во внимание ее состояние».
Группа стояла над заброшенным раскопом, наблюдая, как две фигуры в черном продвигаются к разверстому зеву пещеры, уходящей вглубь, под забитую транспортом дорогу. Один из черных комбезов швырнул в темноту нечто похожее на дымовую гранату. Раздался несильный взрыв, над раскопом поднялся клуб белесого дыма. И ничего больше. Никто не забегал, не замахал возбужденно руками.
– Я уже говорила вам, комиссар, – бросила раздраженно американка, – что помогаю вам только при условии, что этим раскопам не будет причинено никакого вреда. Никакого!
– У нас человек пропал, – ответил Мессина почти жалобно.
– Это не мои проблемы. Любой ущерб здесь невосполним. К раскопам и так все относятся бог знает как небрежно…
Печчья, следивший за действиями своих людей с гордой отстраненностью генерала, наклонился к ним и пояснил:
– Это просто петарда. Небольшая вспышка и немного грохота, чтобы оглушить любого, кто сидит внутри.
– Никто там не сидит!
– Откуда вы знаете? – спросил Мессина.
Тернхаус покачала головой:
– Просто знаю, и все. Я полжизни провела в подобных раскопах. Вырабатывается такое чувство… Сразу ощущаешь, ведутся тут работы или их забросили много лет назад. Это место, – она обвела взглядом яму с кучей камней и мусора, сброшенного сюда с дороги, – как мертвое. Вы напрасно тратите здесь время.
Баветти достал карту и развернул перед ней.
– А вы на месте Браманте где стали бы прятаться?
– В ближайшем сумасшедшем доме. Он же совершенно спятил! Все ответы на ваши вопросы – в его больной голове!
– Ну, это нам не поможет, – заметил Мессина. – Лучше подумайте. Пожалуйста.
– Я не могу думать как Джорджио. И никто не может. Если бы вам был нужен раскоп, наиболее интересный с чисто археологической точки зрения, я посоветовала бы тот, что на виа Кавур. Если нужно место побольше размерами и более уединенное, тогда займитесь тем, что возле церкви Сан-Стефано Ротондо. Проверьте их, осмотрите. Пошлите туда своих боевиков, только пусть ничего там не разрушают.
Трое из команды Печчьи, часть группы, оставленной в резерве, стояли рядом, прислушиваясь и держа автоматы наизготовку. Выглядели они совсем не как полицейские. Мессина уже начал жалеть, что взял их сюда, его одолевали дурные предчувствия.
– А какое место может быть наиболее вероятным? – спросил один из автоматчиков. – Вы сами куда в первую очередь отправились бы?
– Ну, это нетрудно определить, – ответила она. – Раскоп возле восточной стены Большого цирка. Куда подходит улица Авентино. Все, кому знакомы наши раскопки, его прекрасно знают.
Все озабоченно переглянулись.
– Но там всегда полно народу, – предупредила археолог. – Это же центр Рима. Рядом, по обе стороны, широкие улицы. Все открыто на многие мили, весь раскоп можно осмотреть с поверхности, с любой точки.
– Он весь такой открытый? – спросил Мессина.
Тернхаус минуту обдумывала вопрос, пытаясь припомнить.
– Вообще-то, знаете ли, нет. Я там уже много лет не была. Но если знаешь, что искать, это в некоторых аспектах самое интересное место, связанное с культом Митры. После того как вы разнесли храм под Авентино. Тут есть несколько хорошо сохранившихся подземных камер. И еще…
Она замолчала, внезапно поняв, что именно им нужно.
– Что? – нетерпеливо спросил Баветти.
– Там имеется очень приличный алтарь, в этом митрейоне. Джорджио долго вел настоящую битву, чтобы его не превратили в музей. Он хотел, чтобы там все осталось в неприкосновенности.
– Карту, быстро! – скомандовал Печчья.
Один из команды порылся в портфеле и достал очень подробную карту подземных сооружений. Она была такая большая, что двоим в черном пришлось растянуть ее и держать, чтобы увидели все. Взгляд профессора неотрывно скользил по сложному переплетению линий.
– Я там очень недолго работала, – призналась американка. – И даже не представляла, насколько это огромное пространство… Целых три этажа, три уровня. И столько помещений!
– Коридоры узкие, – отметил Печчья. – Много времени уйдет, чтобы все расчистить и проверить. Тут надо действовать очень осторожно. Сперва придется послать вперед небольшую группу – на разведку.
Мессина прищурил глаза и уставился на изображение в углу карты. Как он понял, это был алтарь, а на нем изображение мужчины в шлеме: атлет сражается с быком и вонзает короткий меч ему в шею.
– Розу Прабакаран везли сначала куда-то вверх, недолго, а потом вниз, – вспомнил он. – Это соответствует тому, как если бы преступник ехал через Авентино.
Джудит энергично закивала. Кажется, она о чем-то другом думает, понял Мессина.
– Ну? – спросил комиссар.
– Я только что догадалась. Тут же рядом старый дом Джорджио. Он стоит выше этой части Большого цирка. Когда сидишь у него в саду и смотришь вниз, в сторону Палатино, именно это сразу бросается в глаза.
Печчья нервно затоптался на месте. Группа, тренированная для освобождения заложников, никогда на его памяти подобными делами не занималась. У Мессины мелькнула мысль, не стоит ли призвать на помощь более специализированное подразделение. Но ведь им противостоит всего один человек. Правда, человек, который уже дважды навлек позор на всю городскую полицию. Так что именно полиция должна привлечь его к правосудию.
ГЛАВА 13
Коста вынул пистолет и толкнулся в дверь, потом еще раз, сильнее, затем пнул ее ногой. Старая облезлая дверь даже не дрогнула. Это вам не в кино. В реальном мире нормальный человек никогда никуда не войдет, просто нажав плечом.
– Давай я попробую, – предложил Перони.
– Лучше пойдем более легким путем.
Коста подошел к ближайшему окну, разбил верхнее стекло рукояткой пистолета, сунул руку внутрь, нащупал шпингалет и, приложив значительное усилие, поднял его. Потом пробрался внутрь и оказался – по первому ощущению – в вонючей темной яме.
Вонь стояла такая, что невозможно было дышать.
Ник прошел к двери, нашел выключатель. Зажглись три слабые голые лампочки, дававшие желтый свет. Квартирка выглядела как сущая помойка: на полу повсюду грязь и мусор, газеты, одежда, даже остатки еды. Агент нашел задвижку на двери и отпер. Перони вошел внутрь и оглянулся по сторонам.
– Жаль, что с нами нет твоей подруги, – пробормотал Коста. – Пахнет так же, как на ее любимой работе.
– Это точно, – ответил Джанни.
Здоровяк осматривал комнату, но на пол не смотрел. Во всех его движениях сквозила брезгливость.
– Что ты высматриваешь?
– Что-нибудь личное. Что угодно. – Перони подошел к камину и осмотрел безделушки на полке над ним: маленькие дешевые украшения, небольшая вазочка с пластиковыми цветами. – Что мне действительно нужно, так это фото. Видишь хоть одно?
В комнате не было ни единого, по крайней мере на первый взгляд. Полицейские просто тянули время. Они уже достаточно долго находились здесь, чтобы понять, что их ждет.
Перед ними была полуоткрытая дверь, вероятно, в спальню, единственную в этой квартирке. Коста сделал четыре шага и распахнул дверь. Его встретила теплая, полная миазмов, вонючая атмосфера, целая стая мух и несколько пар светящихся кошачьих глаз в углу.
Ник потянулся к выключателю.
Перони, следовавший за ним по пятам, двигался молча и тихо, как бестелесный дух, что было необычно для этого гиганта. Потом он выругался, развернулся и направился обратно ко входу, туда, где запах кошачьей мочи был особенно сильным.
Коста остановился и внимательно осмотрелся.
Да, на спине, на кровати, лежало тело, совершенно застывшее. Женщина была одета в халат, руки замерли на горле.
Еще один шаг вперед, и агент увидел все, что было нужно. Нож так и торчал из шеи, глубоко всаженный в гортань. Джордано вцепилась мертвой хваткой в рукоять. Кровь черными потеками запеклась по всей шее, по линии воротника ночной рубашки. Пока Ник рассматривал труп, одна из кошек проскочила через комнату, вспрыгнула на грудь хозяйки и принялась вылизывать рану, время от времени угрожающе поглядывая на пришельцев взглядом собственника, бросая вызов и предупреждая.
Коста шикнул на нее и прогнал, яростно махнув рукой. Кошка удрала в темный угол и спряталась.
Агент, сдерживая дыхание, продолжал осматривать комнату. Потом вернулся ко входу, где стоял Перони.
– Ну что? Все как я думаю? – спросил гигант.
– Убита ножом в горло. Видимо, она уже была в постели. Как ты и сам заметил, никаких фотографий тут нет. Только вот это…
Ник передал Джанни рамочку, что обнаружил в спальне. Стекло было разбито. Половина фото оторвана. На том, что осталось, без труда узнавался болезненный Бернардо Джордано. Он стоял на улице, гордо выпрямившись и улыбаясь, как человек, который фотографируется вместе с кем-то, возможно, ребенком, и чрезвычайно им гордится.
– Что за чертовщина здесь творится, Ник? Зачем Джорджио Браманте понадобилось убивать тут какую-то сумасшедшую старуху? Или он что-то узнал про Алессио?
Коста помотал головой. Нож в горло? Разорванная фотография?
Перони поднялся на две ступеньки, нашел относительно чистое и сухое местечко и сел, глядя на напарника.
– Если мы ничего не предпримем сами, а просто звякнем в полицию, Мессина с нас шкуру спустит. Ну, на это мне наплевать. Сказать по правде, я в отличие от тебя буду этому даже рад. Однако за это нас либо бросят в камеру дожидаться, когда комиссар соизволит нами заняться, либо силой засунут обратно на службу и Бруно с Баветти начнут зачитывать нам бесконечные инструкции, как следует вести расследование убийства. Если у Лео еще осталось время, нам не следует тратить его на подобную ерунду. Нет у нас времени.
Перони, как всегда, ткнул в самое больное место. Коста еще подумал, как будет работать с кем-то другим, когда гигант наконец уступит соблазну и уйдет в отставку.
– Это точно.
– Ну и что будем делать?
– Когда нам что-то попадает в руки, с чем можно работать, мы начинаем действовать. И звоним, когда все уже закончено.
Перони кивнул.
– А когда нам что-то попадет в руки?
– Как только мы побеседуем с этим старикашкой.
Джанни улыбнулся. Парень всегда быстро схватывал. И сейчас сориентировался немедленно. Здоровяк просто хотел, чтобы Коста сам сделал нужные выводы и взял след, который сам он уже учуял.
– Как он сказал? «Вы небось решили, что этот ее мальчишка будет хоть время от времени приходить сюда и помогать ей? Черта с два!»
– Точно.
Наконец что-то сдвинулось с мертвой точки. В голове сразу прояснилось, Нику стало легко – так с ним всегда бывало, когда дело начинало раскрываться.
Полицейские поднялись по ступеням, довольные, что можно наконец вдохнуть того, что могло сойти за чистый воздух. Когда они вышли на улицу, зазвонил телефон Косты.
ГЛАВА 14
Джорджио Браманте посветил фонариком на свои часы и нахмурился. Фальконе сидел в келье на обломке стены, следя в полумраке за его движениями.
– Ты куда-то спешишь, Джорджио?
– Наверное, они просто счастливы, что могут оставить тебя тут навечно, пока не сгниешь, – без всякого выражения ответил беглец.
– Наверное, – кивнул инспектор.
Браманте забрал у него часы, после того как обыскал там, на площади, когда такси уехало. Теперь Лео представлял себе время лишь приблизительно. По его расчетам, он полдня проторчал в этой подземной тюрьме, в камере с железной дверью и кирпичными стенами, под мощным слоем земли и камня, таких же древних, как сам Рим. Как ни странно, убийца обращался с ним даже с некоторым уважением. Никакого насилия, да и угроз не слишком много. Создавалось впечатление, что ум Браманте занят чем-то другим, а захват Фальконе – лишь этап в осуществлении каких-то далеко идущих планов.
Археолог дал инспектору одеяло и бутылку воды, после чего покинул его на несколько часов, хотя у Фальконе создалось ощущение, что он был где-то недалеко. У преступника имелись мобильный телефон и бинокль. Возможно, убийца просто ходил к отдаленному входу в катакомбы, чтобы убедиться, что они по-прежнему здесь одни. А может, чего-то ждал…
И теперь, когда Браманте вернулся, выглядело это так, словно он намеревался остаться здесь насовсем. Усевшись на обломок древней колонны с каннелюрами, поставленный на торец рядом с железными воротами, зашуршал упаковкой чего-то съедобного, купленного в супермаркете.
– Я бы чего-нибудь поел.
Браманте посмотрел на Фальконе, крякнул и, разломив сандвич пополам, протянул кусок сквозь решетку двери.
– Это последний ужин осужденного? Я всегда полагал, что им дают кое-что посущественнее.
– А ты весьма любознательный тип.
– Ага, – кивнул Фальконе. – Это один из моих недостатков.
– И тогда, четырнадцать лет назад, ты тоже был любознательным.
– По большей части меня интересовал именно ты. И тут меня очень многое ставило в тупик.
– Что например?
Фальконе откусил.
– Прежде всего зачем тебе понадобилось тащить в подземелье Алессио.
Браманте бросил на него мрачный взгляд.
– Ты не поймешь. У тебя нет детей.
– Ну так просвети меня.
Археолог взглянул на часы.
– Дети растут и развиваются. Они должны становиться сильными. Уметь побеждать в состязании, в соперничестве. Их нельзя все время от всего прикрывать. Это просто невозможно. Потому что однажды – так бывает всегда и со всеми – тебя не оказывается рядом. Вот тогда оно на них и обрушивается.
– Что именно?
– То, что именуют «реальным миром», – устало произнес Браманте.
– Стало быть, то, что ты бросил Алессио одного в пещере, где он сидел, перепуганный, – все для того, чтобы сделать его сильным?
Бывший профессор нахмурился и покачал головой. Фальконе, к собственному разочарованию, все еще не мог понять главное.
– У меня никогда не хватало мужества даже подумать об отцовстве, – признался Лео. – Когда я женился, это было одно из первых неприятных открытий, которые сделала для себя моя жена. Ей бы раньше об этом догадаться. Быть отцом – это известное самоотречение. Воспитывая ребенка, знаешь, что в конечном итоге тебе придется отправить его в жизнь, куда он пойдет собственным путем. И все нити оборвутся. Ты его отпустишь насовсем. Может, у меня слишком развитое чувство собственника. То немногое, что мне дорого, я предпочитаю держать при себе.
Последняя фраза удивила его самого. И Фальконе задумался, действительно ли он хотел сказать именно это. И еще подумал о том, что сейчас чувствует Рафаэла Арканджело. Жестокий способ распрощаться. В этом-то все и дело.
А потом Лео услышал какой-то звук, донесшийся сверху, высокий и громкий. Вой полицейской сирены.
– Но поступить так с семилетним мальчиком? Нет, он был для этого слишком мал, Джорджио. Это даже я понимаю. Ты же был его отцом. Именно ты жестоко с ним обошелся… Я так и не могу этого понять и принять.
Браманте сунул руку в карман куртки, достал пистолет и просунул ствол между прутьями решетки, держа его на расстоянии ладони от головы пленника.
Инспектор сунул в рот последний кусочек сандвича.
– Ненавижу плавленый сыр. И почему люди покупают такую дрянь?
– Что это с тобой, Фальконе? – резко спросил Браманте. – Или ты не знаешь, скольких я уже убил?
– Отлично знаю. Но Алессио убил не ты, хотя и считаешь себя отчасти виновным в его смерти. Именно в этом в значительной мере причина твоего комплекса вины. Ты хоть понимаешь весь идиотизм своего положения?
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав