Надежность и валидность эмпирическх моделей 3 страница

Глава третья

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ, ИЗМЕРЕНИЕ, МОДЕЛИРОВАНИЕ:

НОВАЯ ТРАКТОВКА ДИАГНОСТИЧЕСКОЙ ПРОЦЕДУРЫ В СОЦИОЛОГИИ

1. Концептуализация и косвенное измерение

как предмет "вспомогательных теорий измерения"

(исходные предпосылки)

Впервые понятие "вспомогательной теории измерения" было введено Х.М.Блейлоком в статье 1968 г.[29] В этой статье, названной "Проблема измерения: разрыв между языками теории и исследова­ния" [82], Блейлоку удается принципиально реорганизовать сам "гештальт" традиционных споров о соотношении теоретического и эмпирического в социологическом анализе. В сущности, ни одно из используемых в статье понятий (теоретический конструкт, эмпири­ческий операциональный индикатор, измерение как приписывание числовых значений объектам "по правилам", валидность) не несет в себе принципиально нового содержания. Новизна заключается в том, что Блейлок определяет в качестве действительно проблематич­ного. Этим "действительно проблематичным" и теоретически нагру­женным пунктом оказывается сам процесс измерения, обычно рас­сматривавшийся как скорее рутинная и собственно техническая манипуляция, обосновываемая если не на сугубо эмпирическом уровне, то с помощью какой-то "общей теории измерения", не имеющей ничего общего с содержательной (substantive) теорией, подвергаемой эмпирической проверке. В результате такой смысловой реорганизации принципиальной методологической проблемой в со­циологии оказывается для Х.Блейлока не "охватывающий" закон и не "аксиоматико-дедуктивная система" (хотя влияние этого круга позитивистских идеалов ощущалось в ранних работах Блейлока и справедливо критиковалось - см.: [183; 241]), а связь между содер­жательной социологической теорией и открытой по отношению к этой содержательной теории концепцией измерения, чаще всего остающейся имплицитной и "замаскированной" какими-то утили­тарными или ad hoc обоснованиями выбора эмпирических показате­лей тех или иных теоретических переменных. В дальнейшем Блей­локу удалось более систематически проанализировать связи между концептуализацией и измерением и его более поздние работы содер­жат детальный анализ возможностей учета в причинных теориях измерения мультикаузальности, неразделимости содержательных и "измерительных" эффектов, принципиальной ограниченности до­ступных нам данных и возможностей сравнения и, более того, попытки определить круг "эмпирически безнадежных" ситуаций, когда теоретические споры и уточняющие эмпирические исследова­ния заведомо бесплодны [84; 86; 88; 90]. Исходной точкой роста,

постоянным центром кристаллизации этого круга идей служит тема "вспомогательной теории измерения", позволяющая удерживать оп­ределенную теоретическую высоту даже в дебрях технических про­блем, скажем, константности параметров структурных уравнений (при обосновании сравнимости измерений) или нелинейной связи неизмеряемой переменной и переменной индикатора. Поэтому нам представляется полезным, прежде чем перейти к обсуждению более поздних взглядов Х.Блейлока, вкратце изложить идеи, развиваемые в вышеупомянутой статье 1968 г.

Отмечая существование разрыва между социологической теорией и реальными эмпирическими исследованиями, Блейлок подчеркива­ет, что если этот разрыв и нельзя полностью закрыть в силу ограниченности самого научного метода, то и попытки его игнори­ровать всякий раз обнаруживаются в "эмпирических" на первый взгляд проблемах - результаты исследований оказываются несопо­ставимыми, в планировании исследования внимательный критик находит огрехи (например, не были проконтролированы смешиваю­щие факторы или взяты "не те" индикаторы), а выводы всегда можно оспорить, так как для проверки всех возможных альтернативных гипотез всегда не достает нужных данных. С точки зрения Блейлока, неоценимую роль в прояснении проблематичности соотношения теоретического и эмпирического, и прежде всего - отношения про­цесса измерения к процессу конструирования теории, сыграла поле­мика вокруг операционализма, которая в социологии достигла мак­симума в 30-40-е годы. Операционализм и крайний эмпиризм свер­шили благое дело уже тем, что они "постоянно подчеркивали, что проблема измерения является ключевой для прогресса любой науки" [82. Р.6]. Ведь даже самая красноречивая теория без адекватного измерения обречена остаться непроверяемой, так как всегда сущест­вуют не менее красноречивые альтернативные теории.

Проанализировав взгляды П.У.Бриджмена, А.С.Эддиштона и за­щищавшего операционалистский подход в социологии Дж.ЭЛанд-берга, Блейлок отмечает, что общей и не лишенной смысла посылкой здесь является утверждение, что понятия эмпирически могут быть соотнесены не в терминах "внутренне присущих качеств" (напри­мер, масса как количество материи), а в терминах действительных эмпирических операций (показаний стрелки весов).

Это утверждение, с точки зрения Блейлока, обосновано постоль­ку, поскольку обнажает и подчеркивает принципиальное различие языков теории и эмпирического исследования. Блейлок особо отме­чает, что Бриджмен, в ответ на критику, признал что операции являются необходимым, но не достаточным условием введения по­нятий (т.е. смысл понятия может быть шире его операционального смысла), и более того - расширил круг возможных операций, чтобы включить в их число и нефизические. Наиболее существенными Блейлок считает следующие антиоперационалистские аргументы: операциональные определения недоступны для конструктивной кри­тики; препятствуют прогрессу науки, так как не позволяют работать с новыми ситуациями и еще не измеряемыми понятиями (ср. [65 ]),

а кроме того, в силу своей финальности и ригидности препятствуют дальнейшим попыткам усовершенствовать измерение и классифика­цию. И самое существенное, с точки зрения Блейлока, - неясным остается, как приходят к операциональным понятиям. Именно этот вопрос, будь он поставлен в операционализме, сделал бы возможным анализ проблем концептуализации и измерения и, вероятно, избавил бы операционалистский подход от крайних упрощений и некоторой карикатурности. Но, с другой стороны, сама по себе артикулирован­ная постановка этого вопроса во многом стала возможна именно в результате бурных дискуссий вокруг операционализма.

Блейлок считает, что прежде чем практически решать проблему соотнесения высокоабстрактных понятий социологической теории с набором переменных, имеющихся в распоряжении социолога-эмпи­рика, ее нужно корректно сформулировать на некотором метауровне, т.е. на уровне философии науки (отметим здесь, что для более поздних взглядов Блейлока вообще не характерно стремление обос­новать свой анализ дилеммы концептуализации и измерения отсыл­ками к общим логико-философским или историческим концепциям науки, позитивистским или каким-нибудь иным, за исключением предметного обсуждения или критики отдельных аргументов). В качестве возможной конструктивной альтернативы операционалист-скому подходу Х.Блейлок рассматривает подход, изложенный Ф.Нортропом в работе 1947 г. [190]. Нортроп различает два типа понятий (и два языка науки) - 1) понятия, задаваемые интуитивно, означивающие что-то, что может быть непосредственно воспринято [190. Р.36], и 2) понятия, задаваемые через постулирование, т.е. понятия, значение которых полностью или частично определяется постулатами дедуктивной теории, в которую они введены. Эти два вида понятий определяют два языка, преобладающих на последова­тельных стадиях развития науки - естественноисторической стадии, характеризуемой ведущей ролью метода прямого наблюдения, клас­сификации и дескриптивного анализа, и более продвинутой стадии формулирования дедуктивной теории. Однако существенными для собственной концепции Блейлока оказываются не эти взгляды на генезис научных понятий и стадии созревания науки, а то, как Нортроп определяет характер соотнесения интуитивных понятии с понятиями, заданными через постулирование.

Отношением, соединяющим язык теории с обсервационным язы­ком, является эпистемическая корреляция - "отношение, соединя­ющее ненаблюдаемый компонент чего-либо, обозначенного через постулируемое понятие, с его ("чего-либо") прямо наблюдаемым компонентом, обозначаемым интуитивным понятием" [190. Р.119]. Т.е. эпистемическая корреляция соединяет вещь, известную одним способом, с той же по сути вещью, известной другим способом (делая возможным, например, переход от массы как количества материи к массе как "показанию стрелки"). Блейлок довольно детально анали­зирует обоснованность введения двух разных языков, отмечая, что смешивание понятий теории и интуитивных понятий в одном языке привело бы к появлению бессмысленных утверждений, скажем, о

цвете электрона[30]. Рассматривается здесь и проблема изоморфного "отражения" понятий теории в понятия наблюдения, при этом Блейлок вслед за Нортропом делает вывод о невозможности их однозначного соединения и неизбежности существования "остатка" - теоретически определенных понятий, не имеющих операциональ­ного индикатора. Самым же существенным в обсуждении нортропов-ской концепции эпистемических корреляций для дальнейших рас­суждений Блейлока оказывается следующее - 1) не существует строго логического обоснования перехода от постулируемых понятий к интуитивным; 2) эпистемические корреляции непосредственно не наблюдаемы и принимаются учеными "по общему согласию" как априорно (до наблюдения и эксперимента) устанавливаемая взаимо­связь между постулируемыми сущностями и непосредственно наблюдаемыми фактами; и, как следствие предыдущих рассуждений, 3) никакая дедуктивно сформулированная теория не является "пря­мо проверяемой" [82. Р.10-11 ]. И хотя в дальнейшем первая и вторая из перечисленных констатации превращаются для Блейлока собст­венно в проблему, а для устранения или, по крайней мере, осознания всех логических следствий этой проблемы будут разрабатываться причинные модели измерения, эти рассуждения оказываются очень важны для становления концепции теоретического обоснования из­мерения в социологии. Они помогают осознать, во-первых, произ­вольный, т.е. связанный с выбором (не всегда эксплицирующим свои основания), характер соотнесения теоретических переменных с эм­пирическими индикаторами и, во-вторых, вытекающую отсюда не­обходимость разработки общей модели концептуализации измерения в причинных терминах. Последнее в общем случае означает посту­лирование определенных причинных отношений между неизмеряе­мой переменной и ее индикаторами. Причем каждое из таких постулируемых отношений должно быть заранее и развернуто обоснованно через совокупность допущений. Эти допущения выте­кают из содержательных соображений теории, относящихся к процессам "реального мира", связывающим индикатор и неизмеря­емую переменную.

Прежде чем перейти к детальному анализу проблем концептуа­лизации, косвенного измерения и "вспомогательных теорий измере­ния" в данной статье и более поздних работах Х.Блейлока, нам необходимо сделать небольшое отступление и вкратце ответить на естественно возникающий вопрос: в чем все же состоит принципи­альная новизна подхода Блейлока к проблеме измерения в социоло­гии? Ведь и представление о латентной переменной, и концепция теоретической валидности были введены ранее, и именно как реак­ция на существование "пропасти" между теоретическими конструк­тами и операционально определенными индикаторами. Отчасти на этот вопрос ответил и сам Х.Блейлок в книге " Концептуализация и

измерение", вышедшей в 1982 г. Отмечая тесную, но не всегда получающую должное внимание со стороны исследователей взаимо­связь между теоретической концептуализацией и решением сугубо технических или формальных проблем измерения, он пишет: "... забота о концептуализации часто мотивирует или помогает рационализировать многие из более специальных дискуссий, наце­ленных на разработку формальных или аксиоматических оснований выбора модели измерения. Многие обсуждения проблем шкалирова­ния, как и посвященные шкалированию учебные курсы, имеют дело с процедурными вопросами "болтов и гаек", так что философскими и теоретическими основаниями часто пренебрегают или, по мень­шей мере, не доводят до достаточного уровня осознания явную заботу о теории. Однако те, кто внес самый активный вклад в создание этих техник <измерения> - Л.Л.Терстоун, Пол Лазарсфельд, Луи Гутман, Клайд Кумбс, Роджер Шепард, Патрик Суппес, Р.Льюс, Амос Тверски и Дэйвид Кранц,- также были очень заинтересованы в проблеме сцепления между теоретически определенными конструк­тами и операциональными процедурами, хотя, возможно, они оп­ределяли проблему другими способами. Так, Гутман (1944) пред­ставлял проблему в выборочных терминах, т.е. через отбор пунктов из содержательного универсума. Терстоун (1947), разрабатывая обоснование для вращения осей в факторном анализе, сосредоточил внимание на критерии экономности, стремясь прежде всего к "про­стой структуре". Лазарсфельд [1954) понимал эту проблему в тер­минах латентных классов, внутри которых паттерны ответов в сущности случайны..." [89. Р.43 ]. Х.Блейлок здесь вводит, хотя и не заостряет, очень существенное различение между своим подходом и взглядами предшественников. И заключается оно в принятии детер­министских представлений о связи между неизмеряемой (в том числе, латентной) переменной и переменной-индикатором. Хотя в отдельном случае окончательно определить или количественно оце­нить эту связь часто невозможно, ее надо отчетливо и заранее специфицировать в модели измерения, как и все другие причинные связи[31]. В противном случае нельзя отличить ошибки субстантивной теории от ошибок, связанных с теоретическим обоснованием изме­рения, а зачастую - и заподозрить их существование (т.е. детерми­низм здесь выступает как норма исследовательского подхода, а не как онтологический постулат о том, "как обстоят дела на самом деле"). На первый взгляд, различие взглядов Х.Блейлока и, напри­мер, П.Лазарсфельда, наиболее последовательно развивавшего пред­ставления о вероятностной природе отношений теоретической пере­менной и ее индикатора, не так уж велико, а идея спецификации всех причинных связей в модели измерения, когда заведомо извест­но, что некоторые из них вообще не могут быть оценены численно, кажется не вполне обоснованной. Не проще ли принять вероятност­ную парадигму отношения индикатора к латентной переменной, чем

строить гипотезы о характере причинных связей, которые в некото­рых случаях в принципе невозможно проверить? Для ответа на этот вопрос нам представляется полезным привести один иллюстративный пример. В статье по истории квантификации в социологии П.Лазар-сфельд [165] анализирует причины неудачи А.Кетле в измерении нефизических интеллектуальных и "моральных" характеристик че­рез манифестные характеристики поведения, являющиеся следстви­ем первых, не поддающихся прямому измерению. Отмечая, что представления Кетле о косвенном измерении латентных качеств, представляющих теоретический интерес, и его теория измерения социальных явлений значительно опередили свое время (притом, что, в силу свойственной социальным наукам "дисконтинуально-сти", не стали прямым основанием дальнейшей традиции социоло­гического измерения), Лазарсфельд полагает, что трудности, с кото­рыми столкнулся Кетле при решении интересовавшей его проблемы, были связаны с детерминистским характером его представлений о связи неизмеряемой переменной и ее индикатора. Аргументация Лазарсфельда построена на анализе конкретного примера измерения криминальной тенденции ("Penchant au crime") [165. Р.305-309]. Изложив точку зрения Лазарсфельда, мы проанализируем этот пример на языке "вспомогательных теорий измерения", что позволит сделать более рельефным различие вероятностной, "симптоматиче­ской" концепции измерения (Спирмен, Терстоун, Лазарсфельд) и детерминизма причинных моделей измерения[32].

Кетле располагал данными об уровне преступности для боль­шого числа групп населения (выделенных по социально-демогра­фическим признакам - пол, возраст, образование и т.д.). При этом его не удовлетворяло чисто дескриптивное описание различий между группами ("дескриптивных корреляций"). Он использовал свои оцен­ки уровня преступности как показатели скрытых наклонностей к пре­ступлению. Как отмечает Лазарсфельд, это давало Кетле преимуще­ство более драматического описания результатов и почву для теоре­тической интерпретации [165. Р.305 ]. Большая частота убийств среди молодежи, чем среди представителей старших возрастов, расценива­лась как свидетельство "насильственной природы молодости", более высокий уровень преступности среди мужчин - как проявление "ог­раниченной природы женской личности" (которая сама по себе не поддается прямому измерению). Кетле осознавал уязвимость для критики применяемого им метода эмпирического обоснования выво-

7 И.Ф.Девятко 97

да о неизмеряемых переменных (тенденциях, склонностях) и посто­янно стремился найти контраргументы (фактически вводя новые допущения в свою "теорию измерения"):

1) верно, что число совершенных преступлений не равно числу
преступников, но так как бдительность полиции можно считать
приблизительно постоянной (для разных групп), то это не играет
роли при сравнении криминальных тенденций по возрастным или
каким-либо другим социально-демографическим группам;

2) верно, что криминальная тенденция проявляется при опреде­ленных обстоятельствах и не проявляется при других, т.е. мы имеем
дело с "Penchant apparent" а не с "Penchant reel", но для сравнитель­ных целей обе равно пригодны (Кетле проводит "эмпирическую
проверку" этого допущения, сравнивая распределение числа обвинений, приговоров и оправданий для разных возрастных групп);

3) действительно, отсутствует возможность сравнить данные со­циальной статистики по всему населению с данными по преступни­кам (Кетле не располагал, например, статистикой образования), но
можно снова применить относительные оценки, например, построить
кросс-классификацию преступников по полу и образованию.

Однако, пишет Лазарсфельд, все это еще не решает главной проблемы: "Что предполагается, когда делается вывод от со­вершенных преступлений к криминальной тенденции? Сделал ли Кетле нечто большее, чем просто заменил словами "криминальная тенденция" наблюдаемые оценки преступности?" [165. Р.306]. С точки зрения Лазарсфельда, Кетле принял детерминистскую модель: "причина (тенденция к преступлению в данной группе) - следствие (доля совершивших преступления в этой группе)", тогда как в социальных науках типичной является вероятностная связь между индикаторами (симптомами) и гипотетическими конструктами.

Какова, с точки зрения Лазарсфельда, природа этих вероятност­ных отношений? Оказывается, они необходимо связаны с нелиней­ностью отношения "тенденция - симптом". Объясняя причину, по которой Кетле не смог отказаться от детерминистской модели в пользу вероятностной, Лазарсфельд указывает на аксиоматически принимаемое Кетле допущение "пропорциональности причин и следствий", т.е. в терминологии самого Лазарсфельда, предпо­ложение о линейных отношениях между латентным континуумом, который пытается измерять Кетле, и вероятностью индикатора, который он может наблюдать. Далее Лазарсфельд без труда де­монстрирует на примерах, что график, операциональная характе­ристика наблюдаемого индикатора на латентном континууме, может иметь любую форму, помимо линейной. Но в обоих приводимых им вымышленных примерах (теста конформности по отношению к моральным нормам и измерения "репродуктивной стратегии семей", имеющей результатом определенное число рождений мальчиков и девочек) хотя и наличествует безусловно нелинейное отношение гипотетической переменной и индикатора, сама нелиней­ность не выводится из постулата вероятностной связи. Т.е. вероятностная трактовка связи " тенденция - симптом" оказыва-

ется сама по себе бесполезна для выявления нелинейности этой связи. Напротив, объясняя в обоих случаях,) почему отношение оказалось нелинейным, Лазарсфельд просто вводит дополнительные объясняющие переменные в причинную модель, делая ее более сложной, но не индетерминистской (в случае теста - это зависимость формы кривой от различающей мощности вопроса, в случае числа рождений - это влияние на конечный исход, помимо "тенденции иметь мальчиков", "тенденции продолжать рождения до появления мальчика", которая делает сверх-представленным потомство семей, имеющих биологическую склонность к рождению девочек). Суть здесь, оказывается, не в вероятностной природе самой связи, а в нелинейности зависимости конкретного эмпирического индикатора либо в присутствии неучтенной объясняющей переменной (которую в принципе можно включить в нашу причинную модель измерения, если мы ее эксплицитно рассматриваем, и найдя для этой неучтенной переменной независимый индикатор, вычленить чистый эффект интересующей нас "тенденции"). Суммируя, можно сказать, что Лазарсфельд прав, отмечая сверхупрощающий и часто вводящий в заблуждение характер сделанного Кетле допущения о прямой линей­ной связи неизмеряемой тенденции и ее манифестации[33], но ошиба­ется, когда считает, что нелинейный (1-й пример) и мультикаузаль-ный (2-й пример) характер нашей модели измерения делает обосно­ванным, теоретически или из практических соображений, постулат о вероятностной природе измерения. И собственный ход рассуждений Лазарсфельда демонстрирует, сколь существенны для выбора формальной модели, описывающей характер отношений между доступными нам индикаторами и измеряемыми латентными характеристиками, содержательные представления о причинных связях "реального мира", вытекающие из теории явления (хотя, еще раз это, подчеркнем, результирующая формальная модель может оперировать и вероятностями).

Интересно отметить, что "стохастическая" аргументация никак, не соотнесена в данном случае с проблемой конструктной валидности измерения, которую Лазарсфельд также затрагивает в данной статье [165. Р.307-308]. В сущности, конструктная валидность - т.е. обоснованность связывания гипотетического конструкта теории с данным эмпирическим индикатором, - явно избыточное понятие с точки зрения последовательно "вероятностного" подхода. В общем случае любой тест, не обладающий конструктной валидностью, может иметь ненулевую вероятность "положительного" ответа на него в любой точке латентного континуума. Рассуждение Лазарсфельда об условиях, при которых допустим вывод от наблюдаемого поведения (доля преступлений в данной группе или при данных социальных обстоятельствах) к причине, т.е. к "преступным тенденциям" (на микроуровне анализа - мотивационным состояниям принадлежащих к этой

7* 99

группе индивидов), по существу показывает, что модель Кегле была недостаточно детерминистской, т.е., говоря современным языком, Кегле не специфицировал все причины, влияющие на интересовавшую его теоретическую переменную и ее поведенческий индикатор. В результате Лазарсфельд от "вероятностной" модели измерения и критики детерминизма в социологическом измерении переходит к каузальному анализу, как только возникает необходимость объяс­нить, в чем на самом деле заключалась "проблема Кегле". Он указывает, что так как измерение криминальной тенденции является "внутренней" процедурой и внешний критерий валидации исполь­зуемого поведенческого индикатора отсутствует, то уже на стадии концептуализации нам придется искать разные индикаторы помимо уровня преступности (проявления неуважения к закону, агрессив­ность). И кроме того, если мы включим в их число долю действи­тельно совершенных преступлений, мы уже не сможем узнать, каково эмпирическое отношение между криминальными тенденци­ями, измеренными независимо, и частотой преступлений, совершен­ных в разных группах и при различных социальных обстоятельствах [165. Р.308]. Лазарсфельд отмечает, что Кегле проводит разграни­чение между общей криминальной тенденцией, умением осущест­вить преступление определенного типа и возможностью его осу­ществить при определенных обстоятельствах. Однако уверен­ность Кегле в том, что в его сравнительных оценках уже учтены (поддерживаются на постоянном уровне) умение, возможность и вероятность обнаружения, помешала ему осознать необходимость найти меру криминальной тенденции, независимую от самого пре­ступного акта. Таким образом, ПЛазарсфельд, поначалу обосновы­вающий в рассматриваемой статье вероятностную природу косвен­ного измерения (как соотнесения гипотетического конструкта теории и измеряемого индикатора), вынужден постоянно эксплицировать предположения о причинных связях "реального мира", включенных в конкретную ситуацию косвенного измерения. Т.е. то, что он считал излишним "в принципе", оказывается неизбежным практически. Отличительная же особенность подхода, развиваемого Х.Блейло-ком, - постоянное подчеркивание необходимости заранее, основыва­ясь на имеющихся теоретических представлениях, строить причин­ную теорию, связывающую постулируемые свойства с какими-то индикаторами, которые мы можем наблюдать относительно непос­редственно.

Рассмотрим "проблему Кегле" с точки зрения такого подхода (заведомо ограничившись лишь теми трудностями, о которых говорит в своей статье ПЛазарсфельд и которые в значительной мере осознавал сам А.Кетле). В некоторой простейшей ситуации можно считать, что единственной причиной определенного индикатора (ко­торый мы обозначим как эффект-индикатор, в отличие от индика­тора-причины) является переменная, которая и представляет теоретический интерес для исследователя. Т.е., применительно к рас­сматриваемому нами случаю, криминальная тенденция X является единственной причиной уровня преступности X_v не считая каких-то

случайных факторов (не скоррелированных с X возмущений, разброс которых будет уменьшаться по закону больших чисел с ростом числа исследуемых случаев). Эта ситуация изображена на рис. 8 (для большей наглядности кружком здесь и далее обведены неизмеряемые переменные, а квадратом - измеряемые). Однако, если мы хотим далее сравнить значения Х₁ в разных группах (или разных субкуль­турах), нам нужно 1) решить, как составить полный список альтер­нативных форм преступного поведения, т.е. всех возможных видов преступлений, и выбрать критерий их включения или исключения (скажем, обращение жертвы в полицию и официальная регистрация факта преступления), 2) найти способ их агрегирования, т.е. подсче­та, заранее решив, что для получения сводного показателя альтер­нативные виды преступного поведения должны суммироваться или, скажем, перемножаться. Допустим, мы имеем полные списки видов преступлений для двух групп, например низкоквалифицированных фабричных рабочих и представителей "свободных профессий" с высоким доходом. Предположим также (не очень реалистически), что мы располагаем полными данными для двух выборок из этих групп о частоте совершения ими каждого вида преступлений из наших списков. Вполне возможно, однако, что в списке для второй группы намного меньше видов преступлений, чем в списке для первой группы (скажем, в нем отсутствуют убийства в пьяных драках и мелкие кражи). Мы, вероятно, захотим предположить, что воз­можно какое-то "замещение" одного типа преступного поведения другим (джентльмен, скажем, не убьет свою жену, но с помощью хитроумного мошенничества серьезно заденет ее финансовые инте­ресы). Как мы можем получить сравнимые численные показатели для двух этих групп (если "криминальные тенденции", относительно которых мы могли бы "взвесить" преступления из двух списков, по-прежнему остаются прямо не измеряемыми)?

Вернемся, однако, к предположениям, сделанным для простейшей ситуации, изображенной на рис. 8. Не обсуждая проблем межгруп­повой сопоставимости индикаторов, т.е. считая их каким-то образом решенными, введем определенное усложнение в нашу модель. До­пустим, что навыки, необходимые для свершения какого-то вида преступления (У), и возможности его совершить (P), зависящие от конкретной ситуации и вероятности быть уличенным, также влияют на наш эффект-индикатор, т.е. имеет место ситуация, изображенная на рис. 9.

Очевидно, в этой ситуации нам нужно скорректировать нашу меру преступной тенденции, статистически проконтролировав Y и P, что возможно лишь если У и P достаточно хорошо измерены. Последнее требование еще более важно, если мы предположим наличие между независимыми переменными существенной корреля­ции: даже чисто случайная, но существенная ошибка измерения в одной из этих независимых переменных не только сдвинет к нулю "ее" коэффициент в уравнении множественной регрессии, но и в случае высокой скоррелированности этой независимой переменной с другой будет приводить к завышенной оценке влияния этой второй

переменной. Однако Кегле не располагал возможностью измерить У и P, да и сейчас едва ли возможно это сделать, не вводя для них каких-то косвенных индикаторов, которые еще больше усложнят эту модель (если мы захотели использовать, скажем, экспертные оценки для навыков совершения преступлений определенного вида, нужно было бы ввести ряд допущений, касающихся разброса сужде­ний, сходства критериев, используемых экспертами и т.п.). Поэтому Лазарсфельд и предложил найти независимую меру X, т.е. Х₂ -некий индикатор преступной тенденции, отличный от самого пре­ступления и не зависящий от Y и P. Если бы такой индикатор Х₂ можно было бы найти, возникла бы уже теоретическая проблема обоснования его конструктной валидности (скажем, таким индика­тором оказалась бы частота поведенческих проявлений неуважения

Дата добавления: 2015-11-26