Читайте также: |
|
Руле прошептал медленно и отчетливо, словно втолковывая ребенку:
– Я – не – знаю. Потому что я вообще с ним не разговаривал. Я не настолько туп, чтобы болтать о сигаретах и убийстве с первым встречным!
– Мистер Холлер! – поторопила судья.
Я поднял голову:
– Да, ваша честь.
Держа в руках кассету и прилагавшуюся к ней бумагу, я поднялся и опять двинулся к трибуне. По дороге я бросил беглый взгляд на зрительскую галерку и увидел, что Керлен исчез. У меня не было возможности узнать, как долго он просидел и насколько много услышал. Лэнкфорд тоже пропал. Только Собел сидела, но она избегала смотреть на меня. Я перевел все внимание на Корлисса.
– Мистер Корлисс, можете ли вы сообщить присяжным, где и когда мистер Руле произвел эти свои саморазоблачения насчет убийств и прочего?
– Когда мы находились вместе.
– Где именно, мистер Корлисс?
– Ну, в автобусе, когда нас везли, мы не общались, поскольку сидели в разных местах. Но когда нас привезли в суд, то там мы сидели в одном «загоне». Мы были там вместе с другими парнями – еще человек шесть, примерно. И вот там мы и беседовали.
– И эти шестеро других парней стати свидетелями того, что вы разговаривали с мистером Руле. Верно я вас понял?
– Наверняка. Они же там были.
– То есть вы утверждаете, что, если бы я пригласил их сюда, одного за другим, и спросил, помнят ли они, как вы с мистером Руле разговаривали, они бы это подтвердили?
– Они должны бы подтвердить, но…
– Но что, мистер Корлисс?
– Просто они, вероятно, не станут говорить, вот и все.
– Потому что никто не любит стукачей – да, мистер Корлисс?
Корлисс пожал плечами:
– Думаю, да.
– Ладно, давайте удостоверимся, что мы все правильно себе уяснили. Вы не общались с мистером Руле в автобусе, но беседовали с ним, когда находились вместе в пересыльной камере при здании суда. Где-нибудь еще?
– Да, еще мы говорили, когда нас вывели оттуда в зал суда. Ну, знаете, они сажают вас в такую застекленную клетку, и вы ждете, пока выкрикнут вашу фамилию, чтобы разбирать ваше дело. Там мы тоже немного поговорили, пока его не вызвали. Он шел первым.
– Это было в суде, где предъявляют обвинения по первоначальной формулировке? Там, где происходит первая явка перед судьей?
– Да.
– Вы помните, что конкретно он сказал вам, когда вы находились в зале суда?
– Нет, точно не помню. Мне кажется, он мог как раз тогда и сообщить мне о девушке-танцовщице.
– Хорошо, мистер Корлисс.
Я снова поднял и показал суду кассету, охарактеризовав ее как видеопленку, на которой запечатлена первая явка Льюиса Руле в суд, и попросил присовокупить ее к вещественным доказательствам со стороны защиты. Минтон попытался воспрепятствовать этому на том основании, что я не представил ее ранее, в ходе официального открытия материалов по делу, но его протест был легко и быстро зарублен судьей – мне даже не пришлось спорить по данному поводу. Затем он опять возразил, ссылаясь на отсутствие идентификации подлинности кассеты.
– Я просто пытаюсь сэкономить суду время, – произнес я. – Если потребуется, могу пригласить человека, который примерно в течение часа снимал этот фильм в зале суда, чтобы тот засвидетельствовал его подлинность. Но я думаю, что ваша честь сумеет самостоятельно, с одного взгляда, убедиться в подлинности фильма.
– Я намерена дать разрешение на просмотр, – сказала судья. – После просмотра обвинение сможет снова заявить свой протест, если будет к тому расположено.
Комбинированный телевидеоаппарат, которым я пользовался ранее, вкатили в зал и поставили под таким углом, чтобы изображение на экране было доступно Корлиссу, присяжным и судье. Минтону пришлось пересесть на стул сбоку от скамьи присяжных, чтобы видеть все в полной мере. Видеозапись просмотрели. Она длилась двадцать минут и демонстрировала Руле с того момента, как он вошел в зал суда, в специально отгороженный для арестантов бокс, и до того, как был выведен из помещения после дебатов о внесении залога. Во всем фильме не было такого момента, когда Руле разговаривал с кем-либо, кроме меня. Когда пленка закончилась, я оставил телевизор на месте, на тот случай, если он снова понадобится.
– Мистер Корлисс, – с легким раздражением обратился я к свидетелю, – вы видели хоть где-нибудь на ленте момент, когда вы с мистером Руле беседуете?
– Мм… нет. Я…
– Тем не менее вы засвидетельствовали под присягой и будучи осведомлены о наказании за лжесвидетельство, что, пока вы оба находились в зале суда, он признался вам в неких преступлениях, не так ли?
– Да, но я мог ошибиться. Он, наверное, сказал это, когда мы были в «загоне»… в пересыльной камере суда.
– Вы солгали присяжным, не так ли?
– Я не хотел. Так мне запомнилось, но, видимо, я ошибся. Меня сегодня утром доставили самолетом. В голове все перемешалось.
– Не иначе. Позвольте спросить вас: когда в 1989 году вы давали в суде показания против Фредерика Бентли, в голове у вас тоже все перемешалось?
Корлисс хмуро свел брови, но промолчал.
– Вы ведь помните Фредерика Бентли, не правда ли?
Минтон вскочил:
– Протестую, ваша честь! При чем здесь 1989 год? Куда это нас выводит?
– Ваша честь, – произнес я, – это выводит нас к вопросу о правдивости свидетеля. И вопрос определенно является ключевым в данном случае.
– Доведите вашу мысль до конца, мистер Холлер, – распорядилась судья. – И в темпе, пожалуйста.
– Да, ваша честь.
Я взял полученный с кассетой листок бумаги и использовал его как шпаргалку во время своих последних вопросов к Корлиссу.
– В 1989 году Фредерик Бентли был с вашей помощью осужден за изнасилование шестнадцатилетней девушки в ее постели, в Фениксе. Вы помните?
– Вряд ли… Смутно, – пробормотал Корлисс. – С тех пор я употребил слишком много наркотиков.
– На том судебном процессе вы показали, будто Бентли признался вам в этом преступлении, пока вы находились вместе в арестантской камере в полицейском участке. Правильно?
– Как я уже сказал, мне трудно вспомнить такие давние времена.
– Полицейские поместили вас в ту камеру, потому что знали: вы горите желанием сообщить компрометирующие сведения, не так ли? Даже если бы вам пришлось их выдумать?
Мой голос звучал все громче.
– Я этого не помню, – отозвался Корлисс. – Но я не выдумываю.
– Далее, восемь лет спустя, человек, который, по вашим словам, признался вам в этом деянии, был задним числом оправдан – когда анализ ДНК показал, что насильником являлся другой человек. Разве это не правда?
– Я не… я имел в виду… это было давно.
– Вы помните, как после освобождения Фредерика Бентли вас интервьюировал репортер газеты «Аризон стар»?
– Смутно. Я помню, что кто-то звонил, но я ничего не сказал.
– Он сообщил вам, что анализы ДНК реабилитировали Бентли, и спросил, не сами ли вы сфабриковали то признание. Помните?
– Я не знаю.
Я вытянул руку с бумагой в сторону судейского места:
– Ваша честь, у меня здесь архивный материал из «Аризон стар». Он датирован 9 февраля 1997 года. Моя сотрудница наткнулась на него, когда пропустила имя Ди-Джей Корлисса через поисковую систему «Google». Я прошу, чтобы газетный материал был приобщен к вещественным уликам со стороны защиты и был допущен в качестве доказательства как исторический документ, детализирующий признание по умолчанию.
Моя просьба вызвала яростное противодействие со стороны Минтона, выражавшего сомнение в аутентичности и правовой обоснованности улики. В конце концов судья рассудила в мою пользу. По правде сказать, она и сама проявляла признаки того же возмущения, что я искусственно на себя напускал, и Минтон имел мало шансов.
Судебный пристав отнес компьютерную распечатку Корлиссу, и судья велела ему прочитать ее.
– Я не очень хорошо читаю, судья, – произнес он.
– Постарайтесь, мистер Корлисс.
Тот взял бумагу и, уткнувшись в нее лицом, стал читать:
«Человек, ложно осужденный за изнасилование, был освобожден в субботу из Аризонского исправительного учреждения и дал торжественное обещание добиваться правосудия для других ложно осужденных. Фредерик Бентли, тридцати четырех лет, отсидел почти восемь лет в тюрьме по обвинению в изнасиловании шестнадцатилетней девушки. Жертва нападения опознала в насильнике своего соседа Бентли, а анализы крови выявили ее тождественность типу спермы, взятой с тела жертвы. Версия была подтверждена на судебном процессе тюремным информантом, заявившим, что Бентли признался ему в этом преступлении, когда они вместе находились в пересыльной камере. На протяжении всего процесса и даже после вынесения приговора Бентли упорно отстаивал свою невиновность. Как только суды штата признали результаты анализов ДНК юридически правомочным доказательством, Бентли нанял адвокатов, чтобы добиться проведения такого анализа – с использованием спермы, собранной с тела жертвы изнасилования. В начале года судья отдал распоряжение произвести этот анализ, и полученный результат показал, что Бентли не являлся означенным насильником.
На вчерашней пресс-конференции в отеле „Аризона Билтмор“ недавно освобожденный Бентли яростно обрушился на тюремных информантов и призвал принять в штате закон, который наложил бы строгие ограничения на их использование полицией и судами.
Информантом, который под присягой заявил, будто Бентли признался ему в изнасиловании, оказался некий Д. Дж. Корлисс, уроженец Мезы, арестованный ранее по обвинению, связанному с наркотиками. Когда ему рассказали об оправдании Бентли и спросили, сфабриковал ли он свое свидетельство, Корлисс отказался от комментариев. На своей пресс-конференции Бентли заявил, что Корлисс хорошо известен полиции как стукач и использовался в нескольких уголовных делах, когда ему поручали сблизиться с тем или иным подозреваемым. Бентли заявил, что обычная практика Корлисса состоит в том, чтобы фабриковать признания, если он не может вытянуть их из подозреваемых. Дело против Бентли…»
– Спасибо, мистер Корлисс, – сказал я. – Думаю, этого достаточно.
Корлисс опустил распечатку и воззрился на меня как ребенок, который открыл дверь в доверху набитый стенной шкаф и увидел, что содержимое вот-вот повалится ему на голову.
– Вас привлекали за лжесвидетельство по делу Бентли? – спросил я его.
– Нет, никогда! – энергично возразил он, словно этот факт полностью оправдывал его.
– Потому что полиция соучаствовала с вами в фабрикации дела против мистера Бентли?
Минтон заявил протест:
– Уверен, мистер Корлисс не имеет ни малейшего понятия, что лежало в основе решения привлекать его или не привлекать.
Фулбрайт сочла возражение обоснованным, но меня это уже не волновало. Я так далеко продвинулся с этим свидетелем, что догнать меня было невозможно. Я перешел к следующему вопросу:
– Кто-либо из прокуроров или полицейских просил вас сблизиться с мистером Руле и подтолкнуть его к откровению?
– Нет, просто, я думаю, так уж мне повезло.
– Вас не просили вытягивать признание у мистера Руле?
– Нет.
Несколько мгновений я вглядывался в него с выражением невыразимого отвращения.
– У меня все.
Я сохранял эту драматическую позу, призванную выразить гнев и гадливость, пока шел к своему месту, и, прежде чем сесть, театральным жестом швырнул перед собой на стол коробку с видеокассетой.
– Мистер Минтон? – вопросила судья.
– У меня все, – тихо ответил он.
– О'кей, – проговорила Фулбрайт. – Я намерена отпустить жюри на ранний обеденный перерыв. Я бы хотела, чтобы все вы вновь собрались здесь ровно в час дня.
Натянув на лицо деланную улыбку, она обратила ее к присяжным и держала на лице, пока они выходили из зала суда. Улыбка спала с ее лица в тот момент, когда дверь за ними закрылась.
– Я хочу видеть представителей обеих сторон у себя в кабинете, – скомандовала она. – Немедленно!
Судья Фулбрайт не стала ждать никакого ответа. Она покинула свою судейскую скамью так быстро, что ее мантия взметнулась за ней, точно черное одеяние старухи с косой.
Глава 40
К тому времени как мы с Минтоном прошли в кабинет позади зала суда, судья Фулбрайт уже закурила сигарету. После одной длинной затяжки она загасила ее о стеклянное пресс-папье, а затем убрала окурок в пластиковый пакет с застежкой, который вынула из своей сумочки. Закрыла пакет, сложила его и положила в сумку. Ее задачей было не оставлять свидетельств своего правонарушения ночным уборщикам или кому-либо еще. Судья выпустила дым в вентиляционное отверстие в потолке и посмотрела сверху вниз на Минтона:
– Мистер Минтон, во что, черт вас дери, вы превратили мой судебный процесс?!
– Ваша че…
– Замолчите и сядьте! Оба!
Мы сделали, как она велела. Судья села напротив и подалась к нам через стол. Смотрела она по-прежнему на Минтона.
– Кто занимался подготовкой этого вашего свидетеля? – спросила она уже спокойно. – Кто производил проработку его биографии?
– Э-э… это было… вообще-то мы прорабатывали данные… изучали его послужной список только по округу Лос-Анджелес. В отношении его не было никаких сигналов опасности. Я проверил его фамилию по базе данных – правда, без инициалов.
– Сколько раз его использовали в нашем округе до сегодняшнего дня?
– В суде – только раз. Но я нашел еще три уголовных дела, по которым он предоставлял информацию. По Аризоне ничего не всплыло.
– И никто не догадался проверить, фигурировал ли этот человек где-либо еще, никто не попробовал другие варианты фамилии?
– Думаю, нет. Видите ли, он перешел ко мне от предыдущего прокурора по этому же делу. Я решил, что она уже проверила его.
– Чушь! – резко бросил я.
Судья обратила взгляд ко мне. Да, я мог спокойно сидеть и смотреть, как идет ко дну Минтон, но не собирался позволить ему утопить вместе с собой Свирепую Мэгги.
– Предыдущим прокурором по данному делу была Мэгги Макферсон, – продолжил я. – Оно числилось за ней не более трех часов. Она – моя бывшая жена. Как только она увидела меня на первоначальном слушании, прекрасно поняла, что ее отстранят. И дело в тот же день передали вам, мистер Минтон. Когда же, по вашему мнению, она должна была выяснять подноготную вашего свидетеля? Особенно этого, который выполз из-под своего камня уже после первого судебного слушания. Она просто переадресовала его вам, вот и все.
Минтон открыл рот, чтобы что-то сказать, но судья его опередила:
– Не имеет значения, кто должен был это сделать. Так или иначе, это не было проделано должным образом. В любом случае поставить этого человека на свидетельскую трибуну – неправомерно со стороны обвинения.
– Ваша честь, – хрипло воскликнул Минтон, – я сделал…
– Приберегите это для своего босса. Вам его понадобится убеждать. Каково было последнее предложение, сделанное гособвинением мистеру Руле?
Минтон, казалось, оцепенел, потеряв дар речи. Я ответил за него:
– Простое нападение, без отягчающих обстоятельств. Шесть месяцев в окружной тюрьме.
Судья вскинула брови:
– И вы это отвергли?
Я покачал головой:
– Мой клиент не пойдет на признание вины. Добровольное признание вины нанесет ему непоправимый моральный ущерб. Он готов рискнуть на вердикт.
– Вы хотите, чтобы судебное разбирательство было признано неправосудным?[43]
Я рассмеялся и покачал головой:
– Нет, я не хочу признания процесса неправосудным. Нужно дать обвинению время подчистить свои ошибки и недочеты, привести дела в порядок, а затем продолжить.
– Тогда чего бы вы желали? – спросила она.
– Ну, скажем, вердикт, перед которым присяжные получили бы от судьи напутствие, очень бы подошел. Что-нибудь без права последующих претензий и обоснованных жалоб со стороны обвинения. В любом ином случае мы благополучно выйдем из затруднительного положения.
Судья кивнула и стиснула пальцы.
– Вердикт с предварительным напутствием судьи присяжным – в данном случае это смехотворно, ваша честь, – произнес Минтон, наконец обретая голос. – Так или иначе, мы подошли почти к финалу судебного процесса. Мы могли бы вполне довести его до обычного вердикта. Присяжные этого заслуживают. Только из-за того, что обвинением была допущена одна ошибка, нет смысла дискредитировать весь процесс.
– Не глупите, мистер Минтон, – отмахнулась судья. – Речь не о том, чего заслуживают присяжные. А что касается моего мнения, то и одной подобной ошибки достаточно. Я не хочу, чтобы апелляционный суд высшей инстанции обрушил все это на меня, а они непременно так и сделают. Тогда мне придется расхлебывать ваше неправомер…
– Ну не знал я криминальной биографии Корлисса! – воскликнул Минтон. – Богом клянусь, что не знал!
Неожиданная энергия, с какой прозвучали эти слова, на миг вызвала тишину в кабинете.
– Так же как не знали о ноже, Тед? – промолвил я.
Фулбрайт перевела взгляд с Минтона на меня, потом – обратно на Минтона.
– О каком ноже?
Минтон ничего не ответил.
– Сообщите ей, – подтолкнул я.
Минтон покачал головой:
– Я не понимаю, о чем он говорит.
– Тогда вы мне скажите, – велела судья.
– Видите ли, судья, если бы вам, на месте защиты, пришлось дожидаться от ведомства окружного прокурора официального представления документов по делу, вероятно, вас бы это тоже стало допекать, – начал я. – Свидетели и улики исчезают, версии меняются – можно прозевать дело, если сидеть в бездействии.
– Так что там насчет ножа?
– Мне необходимо было начинать работать над делом, двигаться вперед. Я поручил своему детективу раздобыть нужные нам материалы по его каналам, пораньше, без проволочек. Это вполне честная игра. Но оказалось, что они уже поджидали его и подсунули липовый отчет о ноже, чтобы я не знал об инициалах. Я и не знал, пока не получил пакет официальных документов.
Губы судьи вытянулись в прямую жесткую линию.
– Это дело рук полиции, а не канцелярии окружного прокурора, – поспешно произнес Минтон.
– Полминуты назад вы заявили, будто не знаете, о чем речь, – заметила Фулбрайт. – Теперь вдруг оказывается, что знаете. Вы согласны, что этот эпизод действительно имел место?
Минтон нехотя кивнул:
– Да, ваша честь. Но клянусь, я не…
– Знаете, о чем это говорит мне? – оборвала его судья. – Это говорит мне о том, что с самого начала штат не играл в деле честно, по правилам. Не имеет значения, кто именно был повинен, и сыщик мистера Холлера, вероятно, действовал ненадлежащим образом. Штат должен быть выше этого. А как показали сегодняшние события в моем зале суда, именно этого-то и не было.
– Ваша честь…
– Ни слова больше, мистер Минтон. Полагаю, я наслушалась достаточно. А сейчас оба ступайте. Через полчаса я займу свое место и объявлю, как нам быть дальше. Пока не знаю, какое решение я приму, но в любом случае вам, мистер Минтон, оно не понравится. И еще: предписываю вам пригласить в зал суда вашего босса, мистера Смитсона, чтобы он это услышал.
Я встал. Минтон не шевельнулся. Он казался примерзшим к месту.
– Я сказала, вы свободны! – крикнула судья.
Глава 41
Через дверь, рядом со столом судебного секретаря, я вслед за Минтоном вернулся в зал суда. Он был пуст, если не считать сидевшего за своим столом судебного пристава Михана. Я забрал кейс и направился к дверце в ограждении.
– Эй, Холлер, подождите, – окликнул меня Минтон, собирая вещи со стола.
Я остановился возле барьера и оглянулся:
– Что?
Минтон подошел ко мне и указал на заднюю дверь из зала суда.
– Давайте выйдем здесь.
– Мой клиент будет ждать меня с той стороны.
– Просто выйдем на минутку.
Он направился к двери, я последовал за ним. В тамбуре, где два дня назад я выяснял отношения с Руле, Минтон остановился, чтобы выяснить отношения со мной. Но он молчал. Подбирал слова. Я решил подстегнуть его.
– Пока вы пойдете за Смитсоном, я, пожалуй, заскочу в редакцию «Таймс» на пару минут – убедиться, знает ли судебный репортер, что через полчаса здесь будет настоящий фейерверк.
– Послушайте, – пробормотал Минтон, – нам надо это уладить.
– Нам?
– Но только не ходите в «Таймс», хорошо? Дайте мне номер вашего сотового и минут десять времени.
– Для чего?
– Я дойду до своего офиса и там решу, что можно сделать.
– Я не доверяю вам, Минтон.
– Ну, если благополучие вашего клиента вам дороже дешевого газетного заголовка, то вы должны поверить мне на десять минут.
Я отвернулся и сделал вид, что обдумываю предложение. Наконец опять посмотрел на него. Наши лица разделяло не более двух футов.
– Знаете, Минтон, я мог бы проглотить ваши штучки. И нож, и высокомерие, и все остальное. Я профессионал, и мне приходится жить бок о бок с этими прокурорскими пакостями каждый день моей жизни. Но когда вы только что попытались свалить свой провал с Корлиссом на Мэгги Макферсон – вот тогда я решил, что не будет вам никакой пощады.
– Послушайте, я не делал ничего намеренного…
– Минтон, мы здесь одни. Ни телекамер, ни микрофонов, ни свидетелей. И вы будете мне рассказывать, что до вчерашнего рабочего совещания ни разу не слышали о Корлиссе?
Он злобно нацелил в меня палец:
– А вы станете мне рассказывать, что никогда не слышали о нем до сегодняшнего утра? Может, я и неопытен, но я не глуп, – произнес он. – Вся стратегия вашей защиты была направлена на то, чтобы вынудить меня прибегнуть к Корлиссу. Вы с самого начала знали, как сможете разделать его. И вероятно, получили сведения от своей бывшей.
– Если можете это доказать – докажите.
– О, не беспокойтесь, я бы смог… если бы у меня оставалось время. Но у меня лишь полчаса.
Я медленно поднял руку и сверился с наручными часами.
– Скорее двадцать шесть минут.
– Дайте мне номер вашего сотового.
Я продиктовал, и он ушел. Я выждал в тамбуре пятнадцать секунд и открыл дверь. Руле стоял у стеклянной стены и смотрел на раскинувшийся под нами административно-общественный центр. Его мать и Си-Си Доббс сидели на скамье у стены напротив. Чуть поодаль я увидел детектива Собел, слоняющуюся по коридору.
Руле заметил меня и быстро двинулся в мою сторону. Вскоре его мать и Доббс последовали за ним.
– Как там дела? – спросил Руле.
Прежде чем ответить, я подождал, пока все они собрались.
– Думаю, все вот-вот рванет.
– Что вы имеете в виду? – спросил Доббс.
– Судья рассматривает возможность прямого вердикта. Очень скоро мы узнаем.
– Что значит «прямой вердикт»? – произнесла Мэри Виндзор.
– Когда судья забирает это право из рук присяжных и сама выносит оправдательный приговор. Она раскалена, потому что, по ее словам, Минтон допустил в случае с Корлиссом злостно неправомерное поведение и ряд других промахов.
– И она может это сделать? Просто взять и оправдать его?
– Она судья. Она может сделать что захочет.
– О Боже мой!
Виндзор поднесла руку ко рту. У нее был такой вид, словно она вот-вот разрыдается.
– Я сказал, что она рассматривает эту возможность, – предостерег я. – Это не означает, что подобное непременно произойдет. Однако она уже предложила мне объявить все разбирательство неправосудным, и я категорически отказался.
– Вы от этого отказались? – взвизгнул Доббс. – Почему, скажите на милость? Зачем, во имя всего святого, вы это сделали?
– Потому что это бессмысленно. Штат может тут же заявить обоснованную жалобу и вновь привлечь Льюиса к судебной ответственности – но на сей раз уже лучше подготовившись, поскольку знает все наши карты. Забудьте о неправосудном процессе. Мы не собираемся за свой счет устраивать им ликбез. Нам необходимо получить нечто твердое и окончательное, без возможности дальнейших жалоб, претензий и повторных разбирательств. Или же, если судья откажется от такого варианта, мы уже сегодня доводим дело до вердикта присяжных. Даже если приговор окажется для нас неблагоприятен, у нас есть солидные основания для апелляции.
– Разве право решать не должно принадлежать самому Льюису? – спросил Доббс. – После всего, что он…
– Замолчите, Сесил! – резко оборвала его Виндзор. – Замолчите и перестаньте подвергать сомнению все, что делает для Льюиса этот человек. Он прав. Нам не пройти через все это вторично!
У Доббса был такой вид, точно она дала ему шлепка. Он даже отступил на шаг от нашего совещательного совета. Я посмотрел на Мэри Виндзор и увидел иное лицо. Лицо женщины, которая начала свой бизнес с нуля и довела его до вершины. Я также посмотрел другими глазами на Доббса, сознавая, что он, вероятно, всю дорогу нашептывал ей на ухо медоточивые гадости обо мне.
Потом я отбросил эти мысли и сосредоточился на насущном.
– Есть только одна вещь, которую ведомство окружного прокурора ненавидит больше, чем поражение в судебном процессе, то есть вердикт присяжных не в свою пользу, – произнес я. – И эта одна вещь – пощечина от судьи в виде прямого приговора, особенно после выявления неправомерного поведения со стороны обвинителя. Минтон спустился к себе на этаж, поговорить со своим боссом, а тот мастер политической интриги и всегда держит нос по ветру. Наверное, мы что-нибудь выясним уже через несколько минут.
Руле стоял прямо передо мной. Я посмотрел ему за плечо и увидел, что Собел все еще маячит в холле. Она беседовала по сотовому.
– Послушайте, – продолжил я, – сейчас все мы просто спокойно выжидаем, не сдавая позиций. Если я не услышу вестей от окружного прокурора, тогда через двадцать минут мы возвращаемся в зал суда и слушаем, что решила судья. Оставайтесь поблизости. Если позволите, я хотел бы пройти в туалетную комнату.
Я отошел от них и зашагал по коридору к Собел, но Руле отделился от матери и ее адвоката и, догнав меня, остановил, схватив за руку.
– Я все-таки хочу знать, откуда Корлисс взял то дерьмо, что там рассказывал! – воскликнул он.
– Какая разница? Это работает на нас. Вот что важно.
Руле приблизил свое лицо к моему:
– Человек со свидетельской трибуны называет меня убийцей. Как это может работать на нас?
– Да потому что никто ему не поверил. И вот почему судья так взбешена. Они прибегли к услугам профессионального лжеца, поставив его на свидетельское место, чтобы он сообщил о вас самые мерзкие вещи. Представить этого типа присяжным лишь затем, чтобы в результате он был разоблачен как лжец, – профессионально неправомерное поведение со стороны прокурора. Почти профнепригодность. Неужели вы не понимаете? Мне пришлось повысить ставки, обострить ситуацию. Это единственный способ вынудить судью надавить на обвинение. Я делаю именно то, Льюис, ради чего вы меня наняли. Я вытаскиваю вас из петли.
Я наблюдал, как он размышлял над услышанным.
– Так что оставьте все как есть, – заключил я. – Возвращайтесь к матери и Доббсу и дайте мне сходить пописать.
– Нет, – покачал он головой, – я не собираюсь оставлять все как есть, Мик. Я не желаю с этим мириться. – Он ткнул пальцем мне в грудь. – Тут происходит что-то еще, и оно мне не нравится. Вы не должны кое о чем забывать, Мик: у меня ваш пистолет. А у вас – дочь. Вы должны…
Я взял его руку с вытянутым пальцем и рывком отодрал от своей груди.
– Не смей угрожать моей семье! – воскликнул я. – Хочешь подкатываться ко мне – отлично, давай этим займемся! Но если ты хоть когда-нибудь вздумаешь угрожать моей дочери, я закопаю тебя так глубоко, что никто никогда не найдет. Ты понял, Льюис?
Он медленно кивнул и ухмыльнулся:
– Конечно, Мик. Именно. Мы поняли друг друга.
Я отпустил его руку и направился в дальний конец коридора, где Собел, похоже, все-таки не просто разговаривала по телефону, а дожидалась меня. Я шагал, ничего не видя; мысли об угрозе в адрес моей дочери застилали мне обзор. Но, приблизившись к Собел, я отогнал их. Когда я подошел, она как раз закончила свой телефонный разговор.
– Детектив Собел! – приветствовал я.
– Мистер Холлер, – отозвалась она.
– Могу я спросить, зачем вы здесь? Собираетесь меня арестовать?
– Я тут потому, что вы меня пригласили, помните?
– Э… нет, не помню.
Она недоверчиво прищурилась.
– Вы сказали, мне будет полезно посмотреть на ваш процесс.
Я вдруг сообразил, что она имеет в виду тот неловкий и непростой разговор у меня дома, в кабинете, во время обыска, вечером в понедельник.
– Ох, верно, а я и забыл. Что ж, рад, что вы воспользовались моим предложением. Я и вашего партнера видел, чуть раньше. Куда он подевался?
– О, он здесь, неподалеку.
Я постарался прочесть между строк и сообразить, что скрывается за этими словами. Она так не ответила на вопрос о моем аресте.
– Ну и что вы об этом думаете? – Я повел рукой назад, в сторону двери в зал суда.
– Очень интересно. Жаль, что нельзя было превратиться в муху и посидеть на стене в кабинете судьи.
– Что ж, оставайтесь, не уходите. Дело еще не закончено.
– Наверное, останусь.
Завибрировал мой мобильник. Я достал его из-за пояса. Дисплей показывал, что звонок исходит из канцелярии окружного прокурора.
– Мне нужно принять звонок.
– Конечно, пожалуйста, – отозвалась Собел.
Раскрыв телефон, я зашагал в обратную сторону – туда, где Руле мерил шагами пространство холла.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 76 | Нарушение авторских прав