Последствия Голодомора и его виновники

Централизованная продовольственная помощь Украине была оказана в начале весны 1933 г., но это практически не уже существенно повлиять на трагическую ситуацию. Нужны были более значительные меры. Опыт по-государственному организованной борьбы с голодом существовал: правительство в 1921 г. предприняло большие усилия, чтобы спасти жизни многим миллионам крестьян Поволжья и южных районов. Однако гласность в борьбе с голодом означала бы для руководства СССР признание факта экономической катастрофы, которой завершился сталинский эксперимент с форсированием темпов индустриализации и проведением сплошной коллективизации.

Сталин избрал другой путь – путь трусливого и преступного замалчивания положения в сельской местности. В январе 1933 г., когда еще было время для действий, он на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) заявил: «Мы, безусловно, добились того, что материальное положение рабочих и крестьян улучшается у нас из года в год. В этом могут сомневаться разве что заядлые враги советской власти». Как реагировали на такое цинично-угрожающее заявление рядовые колхозники, видно из письма, полученного редакцией газеты «Колгоспне село» из села Сущаны Кагарлыцкого района. В нем была представлена картина, характерная для многих сел: «Вот что я расскажу в ответ на речь тов. Сталина. Уже второй год тяжело голодает село Сущаны. Заражаются от всякой нечистоты, которую едят, и мрут люди, как мухи осенью. Нет хлеба».

В документах того времени достаточно много содержалось фактов о беспризорных детях, неухоженных посевах, смерти людей, но невозможно встретить самого понятия «голод». Сталин дал директиву относиться к голоду как к несуществующему явлению. Эта тема не подлежала обсуждению на партийных собраниях или пленумах партийных комитетов, ее нельзя было поднимать на радио или в печати.

Как выполнялось это указание можно судить по публикациям в газетах Винничины. В апреле 1933 г. в Винницу из Харькова приехал член политбюро ЦК КП(б)У, председатель ЦИК УССР Г.И. Петровский. Приезду предшествовала его телеграмма в Могилев-Подольский на имя редактора районной газеты «Прикордонна зірка» такого содержания: «Очень прошу коммуны, артели и совхозы им. Петровского выслать мне финансово-производственные планы на 1933 г. (каков севооборот, как организованы бригады, в каком состоянии тягло, лошади и т.д.)» [15, с 52]. Проявляя трогательную заботу о волах, лошадях артелей и совхозов им. Петровского, он ни слова не сказал о голоде, о людях.

Приезд Петровского в Винницу широко освещала областная газета «Більшовицька правда». 14 апреля эта газета сообщала, что Григорий Иванович побывал не только в областном центре, но посетил также отдельные районы, знакомясь с состоянием советского строительства и проверяя советские организации; как проводят они в жизнь решения партии и правительства, борются за осуществление плана первого года второй пятилетки. В областном центре Петровский проводил совещание по вопросам советского строительства, о развитии коммунального хозяйства и о ходе сева. И снова ни слова о голоде.

13 апреля 1933 г. в Виннице состоялось бюро обкома КП(б)У, в работе которого Петровский тоже принимал участие. На заседании положение в области было охарактеризовано как катастрофическое. Голодают десятки тысяч человек, растет смертность. Принято решение срочно информировать ЦК о необходимости срочной помощи. Информация об этом совещании была опубликована в газете «Винницкая правда» только 10 марта 1989 года. В этом же номере газеты было опубликовано письмо первого секретаря Винницкого обкома В. Чернявского руководителю КП(б)У С. Косиору. Он писал: «После нашей последней информации положение в области значительно ухудшилось. Оно особенно усугублялось тем неправильным представлением, которое есть в Харькове о будто бы благополучном положении области… Мы почти брошены на произвол судьбы…В области пострадавших в продовольственном отношении регионов теперь насчитывается 37. Трудное продовольственное положение охватило до 300 сел. В последнее время увеличилось число смертей, и не прекращаются факты людоедства и трупоедства. Большое количество хат заколоченных, а в большинстве хат селяне лежат пластом и ни к какому труду по своему физическому состоянию не пригодны…За последнее время участились случаи смертей на вокзалах».В. Чернявский заканчивает свое письмо к С. Косиору так: «Прошу вопрос о продовольственном положении нашей области срочно решить и предоставить необходимую помощь в тех минимальных размерах, о которых я пишу» [15, с. 52].

В личном письме, отправленном под грифом «строго конфиденциально», Чернявский сказал суровую правду. Неизвестно, пришел ли ответ от Косиора, зато хорошо известно: почти никакой помощи Винницкая область не получила. Косиор вряд ли мог чем-то реально помочь. Сталин по-прежнему упрямо игнорировал потребности голодающей Украины.

Чтобы исключить распространение информации о трагедии в Украине за ее пределы и не допустить выезда голодающих крестьян за пределы республики, ЦК ВКП(б)У и СНК 23 января 1933 г. издали директиву о запрете продажи билетов на поезда «за пределы Украины крестьянам, не имеющим удостоверения РИКов о праве выезда или промышленных и государственных организаций о том, что они завербованы на те или иные работы за пределы Украины». Подчеркивалось, что за хлебом в Россию и Белоруссию массово едут единоличники и колхозники, а «подобные массовые выезды организуются врагами советской власти, эсерами и агентами Польши с целью агитации «через крестьян» в Северных районах СССР против колхозов, против советской власти. В прошлом году партийные, советские, чекистские органы Украины прозевали эту контрреволюционную затею врагов советской власти. В этом году повторение этой ошибки не должно быть допущено». От обкомов и облисполкомов требовалось «развернуть широкую разъяснительную работу среди колхозников и единоличников против самовольных выездов с оставлением хозяйства и предостеречь их, что в случае выезда в другие районы они будут там арестованы» [16, с. 138].

О том, что в селах происходит что-то ужасное, знали все. Ещё в конце 1932 г. зарубежные корреспонденты, с трудом проникшие в украинские сёла, привозили ужасные сообщения для своих газет. Один американец в селе, расположенном на расстоянии 30 км на юг от Киева, обнаружил, что его жители съели всех кошек и собак. «В одном доме варили какую-то болтушку, которая не поддается описанию. В горшке были кости, кожа и что-то подобное на верх ботинка. То, с какой жадностью шестеро жителей, оставшихся в живых, наблюдали эту скользкую массу, обнаруживало их голодное состояние». Английское посольство получило и сразу же переслало в Лондон анонимное письмо из местечка Златополь на Киевщине, в котором говорилось: «Население радо было бы падали, но ее нельзя найти. Люди едят трупы лошадей, погибших от сапа, убивают и едят друг друга, выкапывают мертвецов и едят их. Все это может подтвердить любой в Златопольском районе» [6, с. 43].

Пытаясь спасти детей от голодной смерти, крестьяне везли их в город и оставляли в учреждениях, больницах, на вокзалах, просто на улицах. Десятки тысяч подкидышей создавали серьезную проблему. Высказав возмущение «очередной кулаческой провокацией», Постышев на заседании политбюро ЦК КП(б)У предложил срочно решить эту проблему. 13 марта 1933 г. Центральный комитет принял решение об оказании помощи детям. Создавался централизованный фонд, в который выделялось 700 тонн муки, 170 тонн сахара, 100 тысяч банок консервов, 500 тонн круп, 500 пудов подсолнечного масла. Красному Кресту было поручено организовать на протяжении марта – июня работу «детских площадок с пропускной способностью 50 тысяч детей в день с полным обеспечением детей питанием» [15, с.142]. Проблема помощи детям вновь была затронута 17 марта во время обсуждения в политбюро вопроса «О положении в Киевской области». Наряду с организацией помощи детям предусматривались меры по оказанию помощи «добросовестным колхозникам, имеющим большую семью». Вместе с тем, политбюро требовало наводить твердый порядок, бороться с провокационными слухами, обезвреживать контрреволюционный элементы, а нетрудовой и паразитический контингент, спекулянтов, кулаков, людей без определенных занятий выслать на Север. Как и прежде, вину за тяжелое положение политбюро перекладывало на руководящее звено области, районов и парторганизаций Киевщины.

Принимая такое постановление, члены политбюро и генеральный секретарь ЦК КП(б)У были знакомы с положением, сложившимся в Киевской области. 12 марта 1933 г. нарком земледелия УССР А. Одинцов докладывал о своей поездке по Уманскому, Шполянскому и Белоцерковскому районах. «Положение в селах не только тяжелое, но нетерпимое и позорное – голодание, большая смертность, факты людоедства. В с. Песчаное крестьяне Лагутенко Владимир и Осауленко Пелагея убивали и ели чужих детей. Елизавета Пелих и ее три дочери – 11, 14 и 18 лет из хутора Межевой убили 4-х человек. Людоеды, которых я видел и беседовал, являются бедняками, середняками, колхозниками, единоличниками. Все они производят впечатление зверино-голодных людей, у которых нет никаких желаний, кроме единственного желания – что угодно и какой угодно ценой кушать» [16, с. 178, 181]. Одинцов отмечал, что большая смертность имеет место в Белой Церкви, Умани и Шполе. На почве голодания в этих городах появляются антисоветские, контрреволюционные настроения не только среди служащих, но и среди рабочих.

Люди умирали всю зиму. Но все документы свидетельствуют, что массовое вымирание началось фактически в начале марта 1933 г. «Когда растаял снег, начался настоящий голод. У людей распухли лица, ноги и животы…Ловили мышей, крыс, воробьёв, земляных червей. Мололи кости на муку и делали то же самое с кожами и подошвами от обуви. А когда зазеленела трава, начали выкапывать корни, есть листья и почки. Употребляли все, что было: одуванчики, подснежники, иван-чай, крапиву» [5. с. 275].

Растения, которые составляли основной «рацион» крестьянских семей, не имели в себе много белков. В связи с этим отдел здравоохранения Днепропетровской области в апреле докладывал в ЦК КП(б)У: «в первом квартале текущего года рост заболеваемости и смертности увеличился в связи с факторами недоедания и значительного истощения, с явлениями так называемых безбелковых отеков и имеющих место во многих районах области случаев отравлений от употребления в пищу суррогатов». В свою очередь прокурор области информировал облздравотдел о большой смертности среди детей и подчеркивал: «Есть основания считать, что смерть детей наступила вследствие отравления», полученного в результате употребления суррогатов. Правоохранительные органы и медицинские учреждения отмечали также, что причиной смерти является употребление мяса павших лошадей, заболевших сапом.

Информация о масштабах смертности и ее причинах являлась секретной. Врачи и сотрудники ЗАГСов по приказу сверху всячески скрывали действительные причины смертности, указывая различные болезни, чаще всего дизентерию. В Винницком архиве обнаружен протокол заседания Брацлавского бюро райкома партии в апреле 1933 г. На заседании стоял вопрос о «продовольственных трудностях». Отмечалось, что люди пухнут, умирают дома, на огородах, в поле, есть случаи людоедства. Но в одном из пунктов протокола записано: отдельные секретари сельских советов в книгах ЗАГСа прямо пишут: «Умер с голода». Откуда это им известно? Предлагается райисполкомам разъяснить сельским советам, как объяснять и записывать причину смерти.

Заслуживает внимания и другой факт по Брацлавскому району. Секретарь райкома партии Лящук 22 апреля писал в областной комитет КП(б)У: «Сейчас надо открыто сказать, что голодание имеет место в большинстве сел нашего района, а в отдельных селах смертность от голодания набрала массовый характер, особенно в таких селах: Скрицкое, Семенки, Зеньковки, Самчинцы, Сильницы, Гробовцы, Волчок, Марксово, Вышковцы, Остапковцы, Юрковцы и др. Есть случаи, когда колхозник выходит в поле на работу, там ложится и умирает». Здесь мы видим, что в первом случае секретарь райкома Лящук вынужден был проводить линию, определенную свыше, но во втором случае он не скрывал истинного положения, сложившегося в районе.

С конца 1932 г. свидетельства о смерти перестали выписывать, не все случаи смерти регистрировались по месту жительства. Инспектор райздравотдела Царичанского района Днепропетровской области Мелицев докладывал в облздравотдел: «Анализируя смертность по 6нашему району, начиная с января месяца, видим, что кривая смертности имеет направление вверх, например: январь – 106 чел., февраль – 158, март – 255, апрель – 259. Следует отметить, что цифровые показатели смертности не отражают действительности потому, что приблизительно одна четвертая часть случаев смертности не регистрируется в сельсоветах. Например, в Царичанском сельсовете мною, выявлено 22 случая смертности, не регистрированные за апрель месяц в сельсовете, по Китайгородскому сельсовету 13 случаев, по Заорлянскому 10 случаев» [9, с. 12].

Подобная картина наблюдалась и в других районах. Инспектор Павлоградского райздравотдела Щеглов информировал областной отдел охраны здоровья: «Село Межирич впало в большую нужду… В селе имеется три колхоза и одна коммуна. Была выдана продпомощь колхозникам в количестве 30 процентов на трудодни 1933 г. При обходе этих семей большинство из них находится в неподвижном состоянии с отекшими ногами, одутловатыми лицами, которые не в состоянии даже передвигаться по дому. Истощенность главным образом наблюдается у детского населения, а также среди учащихся. Смертность удалось с большим трудом установить, ибо регистрации в ЗАГСе не велось. Имелись случаи вымирания целых семей. Поражение населения от недоедания имеется до 70 процентов. Смертность, которую мы указали в цифрах, исключительно падает за счет голодания. По селу Вязивок по данным ЗАГСа смертность составляет следующее: мужчин свыше 16 лет – 116 чел., женщин – 38 чел., детей – 89 чел, что, по сути, является приуменьшенным» [9, с. 12].

Инспектор Щеглов не только регистрировал страшные факты, но и вносил конкретные предложения по спасению людей:

1. Необходимо охватить общественным питанием 100 % голодающих через колхозы, с выдачей хлеба в печеном виде.

2. Добиться переброски кормовых продуктов.

3. Разрешить колхозникам ловлю рыбы на своей территории и известный процент молока оставлять в колхозе на собственное потребление.

Но не везде фальсифицировались данные о смертности. Так, например, сохранилось несколько тетрадей «Книги записей актов гражданского состояния за 1933 г. на смерть» Сосонского сельсовета Винницкого района Винницкой области. Секретарь сельсовета в апреле – июне 1933 г. пунктуально регистрировал все случаи смерти, а с 9 мая указывал причину смерти и не скрывал случаев людоедства.

Весной 1933 г. смертность достигла таких размеров, что возникла проблема похорон умерших. В селах создавались специальные похоронные команды, выделялся транспорт для доставки умерших на кладбища. Людей хоронили в общих могилах без каких-либо церемоний.

М. Пономаренко из Черкасской области рассказывал: «Когда начали умирать с голода, за село отвозили умерших и там закапывали. За такую работу давали паек. Однажды я там пас скот. Два дядьки привезли на возу мертвецов, стали их сбрасывать в яму. Некоторые словно просыпались, приходили в себя, просили: «Не закапывай, мы еще живы». А дядьки отвечали: «Мы сами пухнем, сами доходим, мы не можем еще раз за вами приезжать… И закапывали» [4, с. 25].

Самого высокого уровня смертность достигла в областях, которые специализировались на выращивании хлеба, – Полтавской, Днепропетровской, Кировоградской, Одесской: минимальный процент здесь составлял 20 – 25. В Винницкой, Житомирской, Донецкой областях смертность была ниже – 15-20%. Но и в областях, где смертность была ниже, были села, в которых умерло 50% и даже больше людей. В селе Макивцах на Винничине весной 1933 г. много жителей умерло с голода, а остальные убежали из села. Пустое село перекрыли и повесили черный флаг как признак эпидемии тифа. Вокруг подобных сел устанавливали надписи: «Вход воспрещен», поскольку просто не было возможности хоронить многочисленные трупы.

Толпы крестьян уходили в города, надеясь там раздобыть продукты питания, но смерть настигла их и в городах. В Киеве, Харькове, Днепропетровске и других городах обычным делом для представителей местной власти стала утренняя очистка улиц от трупов. Только в Киеве в январе 1933 г. было подобрано 400 трупов, в феврале – 518, за 10 дней марта – 248. На тех, кому еще как-то удавалось выжить, время от времени устраивались облавы. Делали это отряды милиции и специально мобилизированных партийцев, и делали жестоко и безжалостно. В частности, 27 мая 1933 г. в Харькове несколько тысяч крестьян, которые пытались пристроиться по всему городу в очереди за хлебом, согнали в одно место, затолкали в железнодорожные вагоны и перевезли до станции Лесовая, где бросили на произвол судьбы. Итальянский консул в Харькове Сержио Градениго писал в Москву послу Италии в СССР, что «…опухших отвозят товарняками за 50-60 километров от города, чтобы никто не видел, как они умирают… Выкапывают большие ямы, в них стягивают из вагонов мертвых. Часто бывает, что в яме кто-то шевелится, оживает, но на это не реагируют. Эти детали имею от санитаров и могу гарантировать их достоверность» [3, с 112].

На фоне невиданной ранее трагедии, как и раньше, наблюдалось расточительство в значительных размерах. Большое количество отнятого в селах зерна пропадало в результате нерадивого отношения к хлебу. Пресса часто публиковала такие факты: на станции Киев – Петровка десятки тонн зерна сгнили под открытым небом; в Краснограде пшеница сгнила в тюках; в Бахмаче ее выгрузили на землю, где она и сгнила; на ссыпном пункте в Харьковской области затоплено 20 железнодорожных вагонов зерна и т.д. По мнению германских сельскохозяйственных экспертов «возможно, до 30 % урожая было потеряно».

В 1933 г. случаи людоедства стали частыми, но закона относительно этого не было. Была лишь конфиденциальная директива сотрудникам ГПУ и прокурорам от заместителя начальника украинского ГПУ К. Карлсона, датированная 22 мая 1933 г. В ней речь шла о том, что поскольку людоедство не попадает ни под какую статью Уголовного кодекса, все дела, связанные с ним, следует передавать в местные отделы ГПУ. Это надо было делать в тех случаях, когда предшествовало убийство. Замеченных в людоедстве крестьян арестовывали и судили, но к расстрелу прибегали не всегда. Например, есть данные о том, что в конце 1930-х годов 325 виновных в этом преступлении (75 мужчин и 250 женщин) все еще отбывали заключение в лагерях Беломор-Балтийского канала [5, с 289]. По учету ГПУ с 1 декабря 1932 г. по 15 апреля 1933 г. (дальше учет был прекращен по указанию Постышева) в УССР было зафиксировано болем 2 тысяч случав людоедства. Несмотря на распоряжение Постышева, на местах учет продолжался. Например, в июне 1933 г. начальник Харьковского областного отдела ГПУ УССР Кацнельсон сообщал председателю ГПУ Украины следующее: «Для иллюстрации роста людоедства и трупоедства по районам области, характерны такие данные: на 1-е марта – 9 случаев; на 1-е апреля – 58; на 1-е мая – 132; на 1-е июня – 221» [13, с. 187]. Но не все случаи людоедства фиксировались и учитывались органами власти, медицинскими учреждениями и ГПУ, а данные, которые были собраны, являлись настолько секретными, что еще и сегодня трудно говорить о масштабах людоедства в Украине.

Трагедия касалась не только простых крестьян, но и сельских активистов. Члены так называемых «комитетов беднейших крестьян» (комбедов), которые боролись с «кулачеством» и реквизировали зерно, на последней стадии этого процесса тоже оказались один на один с голодом. 25 марта 1933 г., когда комбеды уже исчерпали свои функции, их распустили, оставив членов комитетов умирать вместе с остальными крестьянами.

Стоит ли говорить, какими непопулярными были комбедовцы среди крестьян. Могло ли быть иначе, когда они принимали участие в репрессивных акциях против своих сельчан. Когда умирал активист, это вызывало мало сочувствия. Типичный случай: местный активист с. Степановки на Винничине любил напевать «Интернационал», который начинался словами: «Вставай, проклятьем заклейменный…». Когда крестьяне нашли его на дороге уже почти неподвижного, они не без сарказма обратились к нему: «Эй, Матвей! Вставай, проклятьем…» – но тот, наверное, и не успел этого услышать. Весной 1933 г. умерло много бывших активистов. На Киевщине, в частности, погибла половина всех активистов.

В то страшное время даже месяцам люди стали давать свои названия. На Винничине месяц март народ стал называть «пухкутень», что означало «пухнуть от голода». А месяц апрель стали называть «капутень» (от немецкого «капут»). Удивительно, но агонизирующий народ создавал свой фольклор, отстаивая этим право на жизнь. Вот образцы творчества голодающих людей:

Бог карає холодом, Сталін нищить голодом.

Ні корови, ні свині, тільки Сталін на стіні.

Їде Сталін на тарані з Україною в кармані.

А на хаті серп і молот, а у хаті смерть і голод.

Это был протест, но пассивный. В основном, люди вели себя безропотно, смирившись с неизбежностью. Тем не менее, факты возмущения, недовольства и даже активных выступлений были. Известны случаи, когда толпы голодных крестьян пытались возвратить силой отнятый хлеб. Они нападали на обозы с хлебом, склады и ссыпные пункты. Многие погибли от пуль милиционеров и солдат.

Об одном случае противоборства следует рассказать подробней. Произошло это в с. Великий Хутор возле Черкасс. В колхозе, где председательствовал Яков Александрович Дробот, голода практически не было. Как исхитрялись они, где прятали зерно, в каких лесах скрывали скот, неизвестно. Колхоз выделял каждому ребенку хлеб, молоко. Подкармливали даже тех, кто приходил из других сел. Бригадир этого колхоза И. Козариз чем мог делился с чужими детьми. Он взял к себе 11 ребятишек, выходил их, хотя своих было шестеро. Можно только догадываться, какого мужества стоило этим людям утаить зерно. Они рисковали жизнью, но делали свое доброе дело. Об их подвижничестве знали многие, но молчали.

Заготовки зерна в Украине прекратились в середине марта 1933 г. В начале апреля А. Микоян, находясь в Киеве, распорядился выделить селам определенную часть стратегических запасов. Крестьян, которым стали выдавать хлеб, поджидала другая опасность. В результате неумеренного потребления хлеба, обессиленные организмы не выдерживали нагрузки, и люди умирали. В мае стали прилагаться усилия для спасения жизни тех, кто выжил: в некоторых местностях в брошенных домах устраивали медпункты, и умирающих людей кормили молоком и гречневой кашей, чтобы поставить их на ноги. Многим это не помогало, но некоторые возвращались к жизни, причем выздоравливали чаще женщины, чем мужчины. В конце мая наблюдатели отмечали, что люди уже фактически не умирали от голода в массовом масштабе, хотя процент смертности все еще оставался высоким.

Ослабленных крестьян стали бросать в новую зерновую кампанию. Но ни они, ни их рабочий скот не были в состоянии тяжело работать. Украинская печать широко сообщала об истощении и падеже лошадей. Большинство лошадей в колхозах поддерживали на ногах веревками, ибо, когда они ложились, уже не могли подняться. Кормили их соломой, снятой с крыш, порезанной и смягченной при помощи пара. Для исправления ситуации рекомендовали использовать даже дойных коров. На «кулаков» стали перекладывать вину за состояние скота.

С учетом физического состояния крестьян, их способности выполнять лишь часть работы и исчерпания резервов рабочей силы, посевную кампанию 1933 г. проводили по-иному. Колхозных лошадей наконец обеспечили кормами, которые строго запрещалось использовать для других целей под угрозой судебного преследования.

Дефицит рабочей силы на местах компенсировали за счет внешних ресурсов: привлекали студентов и солдат. Важным и более стабильным фактором было переселение в Украину крестьян из России. В Днепропетровскую, Одесскую, Донецкую и Харьковскую области было переселено 21,9 тысяч семей, которые насчитывали около 117 тысяч человек. Но уже в 1934 г. переселение прекратили. Часть переселенцев не могла прижиться на новом месте и стала возвращаться в родные места.

Самой характерной чертой кампании Сталина против крестьянства было то, что Борис Пастернак называл «нечеловеческой силой лжи». Обман практиковался в огромных масштабах. С трибун партийных форумов утверждали, что голода нет и быть не может. Уже умерли миллионы людей, а с трибун июньского (1933 г.) пленума ЦК КП(б)У звучало: «Интересы каждого колхозника охраняются и защищаются политикой нашего государства. Колхозное строительство под руководством партии гарантирует самые лучшие условия ведения социалистического хозяйства и наилучшее обеспечение интересов самих колхозов и колхозников, гарантирует осуществление лозунга тов. Сталина о превращении каждого колхозника в зажиточного».

Признавая, что «в ряде районов было сложное положение», на пленуме ЦК отрицалось самое главное – то, что свирепствовал голод. По официальной версии в Украине был не голод, а «симуляция голода», или же инспирированные кулачеством «голодные настроения»…”На Днепропетровщине происходят забастовки прополочных бригад – отмечалось на июньском (1933 г.) пленуме. – Колхозницы выдвигают требования: «Дайте хлеба, в противном случае не выйдем на прополку». Что это такое? Это кулаческая попытка какими угодно методами вызвать голодные настроения. Нам, очевидно, придется столкнуться с тем, что мы имели весной, когда во многих местах симулировали голод и создавали у колхозников тревожные и панические настроения. Это один из пунктов кулаческой программы, рассчитанный на то, чтобы получить моральное оправдание разворовыванию урожая…» [10, с. 68].

Руководство СССР прилагало большие усилия, чтобы убедить Запад, что голода не было вообще или, по меньшей мере, ничего существенного не случилось. Но делать это было трудно. В 1932 г. иностранцы еще имели доступ в регионы, где разыгрался голод. Достаточно компетентные сообщения появлялись в газетах европейских стран и США. И тогда обиженный Сталин на январском пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) раздраженно заметил, что часть иностранных журналистов понимает «в экономике народов и в положении трудящихся едва ли больше, чем, скажем, абиссинский король в высшей математике».

В 1933 г. иностранным журналистам запретили въезд в Украину. Английское посольство 5 марта проинформировало Лондон о том, что отдел прессы при наркомате иностранных дел «известил всех иностранных корреспондентов, что они должны оставаться в пределах Москвы». Любые сообщения в иностранных газетах о голоде в СССР опровергались в советской печати. В частности, 20 июля 1933 г. «Правда» обвинила австрийскую газету «Райхпост» в «утверждении, что миллионы советских граждан в районе Волги, на Украине и Северном Кавказе умерли от голода. Эту вульгарную клевету, грязный вымысел о голоде в СССР сфабриковали редакторы «Райхпост», чтобы отвлечь внимание своих собственных трудящихся от их тяжелого и безнадежного положения». Председатель ВЦИК СССР М. Калинин изобличал «политических обманщиков, которые предлагают помощь жертвам какого-то голода на Украине» и отмечал, что «только классы, которые дошли до последней ступени своего морального падения, могли породить такие цинические элементы» [5, с. 344 ].

Когда сообщения о голоде стали достаточно распространены в США, и конгрессмен Г. Копельман официально обратил внимание на это советского правительства, он получил от наркома иностранных дел М. Литвинова такой ответ: «Я получил Ваше письмо от 10 числа этого месяца и хочу поблагодарить за то, что Вы заметили ту украинскую брошюру. Существует бесчисленное количество таких брошюр, переполненных клеветой, которые практикуются в такой деятельности. Для них ничего уже не остается, как только фабриковать информацию и подделывать документы». Советское посольство, которое вскоре открылось в Вашингтоне, также утверждало, что население Украины увеличивалось на протяжении пятилетки на 2 % за год, и Украина имела самую низкую смертность среди советских республик.

Среди различных методов фальсификации значительную роль отводили организации поездок высоких зарубежных гостей в Украину. В августе 1933 г. такую поездку организовали французскому политическому и государственному деятелю Эдуарду Эррио. Он провел пять дней в Украине; половина этого времени ушла на официальные приемы и банкеты, а вторая половина – на тщательно организованные «экскурсии». Есть интересные описания подготовки Киева к приезду Эррио. Накануне убирали улицы и украшали здания. Пункты, где распределяли пищу, закрыли. Очереди запретили. Беспризорных детей и нищих убрали. На витринах магазинов появилось много продуктов, а милиция разгоняла людей, которые собирались около магазинов. Гостиницу, в которой Эррио должен был остановиться, привели в надлежащий порядок. Так было и в Харьков

е. Какие же места посетил Эррио? В Харькове, например, его повезли в образцовую детскую колонию, в музей Т. Шевченко и на тракторный завод – и все это в коротких паузах между многочисленными встречами и банкетам с высшим партийным руководством. Возили высокого гостя и по колхозам, таким как «Червона зірка», где все крестьяне имели хорошее жилье и приличный внешний вид.

Один свидетель так вспоминает подготовку к приему Эррио в колхозе «Жовтнева революція» под Броварами возле Киева: «Специальное собрание областной парторганизации решило оперативно превратить этот колхоз в «потемкинскую деревню»… Все старательно почистили и помыли, для чего мобилизовали всех коммунистов, комсомольцев и активистов. Из Киева привезли мебель и установили в местном клубе. Привезли также занавески, портьеры, скатерти. Из Броваров привезли целую телефонную станцию. Зарезали несколько бычков и свиней, доставили запас пива. Созвали общее собрание колхозников, на котором объявили, что Одесская киностудия будет вести съемки фильма. Свежеиспеченным «актерам» выдали новую одежду: костюмы, шляпы, обувь и т. д. Все привезли из Киева. Организаторы решили, что господину Эррио будет лучше встретиться с колхозниками в столовой. На следующий день, когда Эррио должен был приехать, колхозники уже сидели за столами и угощались. «Режиссер» нервничал и призывал людей кушать не торопясь, чтобы почетный гость увидел их за столами» [5, с. 346].

Понятно, что после таких «экскурсий» Эррио не оставалась ничего другого, как категорически возражать против «лжи буржуазной печати о голоде в Советском Союзе». Подобные заявления делал также писатель Бернард Шоу. Возвратясь из Украины, он заявил журналистам: «Какой голод! Меня везде прекрасно кормили». Такие выводы широко известных и уважаемых людей производили большое впечатление на европейское общественное мнение.

В то же время била тревогу украинская диаспора. Представитель правительства УНР в эмиграции профессор Александр Шульгин обращался с такой просьбой к Хлебной комиссии, созданной Лондонской экономической конференцией: «Во время, когда совещательный комитет должен установить количество хлеба, которое СССР должен вывезти за границу, мы просим вас во имя гуманности возражать против какого-либо вывоза съестных продуктов и особенно хлеба из СССР. Этот хлеб по праву принадлежит тем, кто его сеял, и кто сейчас умирает от голода – крестьянам Украины и Кубани. Со своей стороны мы решительно протестуем против такого вывоза, который мы не можем иначе квалифицировать как преступным» [13, с. 49].

Фальсифицируя ситуацию в украинских селах, московскому руководству удавалось привлечь на свою сторону некоторых иностранных журналистов. Корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Уолтеру Дюранти разрешено было брать интервью у самого Сталина, что отразилось на содержании его материалов. Еще в ноябре 1932 г. Дюранти сообщил, что «нет никакого голода или голодной смертности, и вряд ли такое возможно». Когда же сведения о голоде стали широко известны на Западе (об этом писала и газета, где работал Дюранти), он перешел к иной тактике, употребляя такие выражения, как «недоедание», «нехватка продуктов», «сниженное сопротивление организма» и т.п. Например, в августе 1933 г. Дюранти писал, «что какое-либо сообщение о голоде – это сегодня преувеличение или злостная пропаганда». Одновременно он не скрывал, что имеет место большое количество жертв в основных хлебных районах СССР в связи с дефицитом продовольствия. К причинам такого дефицита он относил «бегство некоторых крестьян и саботаж других». За свои репортажи из СССР Дюранти заработал среди западных журналистов репутацию «самого большого лжеца». Между тем, в некоторых частных беседах он говорил, что население Украины сократилось на 4 – 5 млн. человек, а республика полностью обескровлена.

Следует сделать одну оговорку. В большинстве случаев западные журналисты не могли рисковать своей визой и были вынуждены идти на определенный компромисс. Чего нельзя сказать о дипломатах и, в частности, сотрудниках германского консульства в Харькове и представительства Германии в Киеве. В одном из донесений в Берлин немецкий дипломат писал из Киева: «Голод достиг масштабов, намного превосходящих все местные представления о такого рода бедствиях. Почти в каждый свой выход в город я становлюсь свидетелем того, как люди падают от голода и остаются лежать на улице, не привлекая особого внимания привыкших уже к этому горожан. Показательным для нынешней ситуации является дошедшее до меня известие о том, что в одной лишь местной женской тюрьме 140 арестанток помещены сюда за доказанное или предполагаемое употребление в пищу человеческого мяса.

Поначалу могут показаться преувеличенными рассказы об опухших от голода больных людях, взрослых и детях. Можно скептически относиться и к письменным сообщениям о «продуктах», которые вынуждены употреблять в пищу эти несчастные, чтобы хоть немного отодвинуть страшный конец. Их питание состоит из толченых желудей, мякины и других зерновых отходов, картофеля, который они выискивают на полях после уборки урожая, кормовой свеклы, крапивы и древесной коры».

Сотрудник германского представительства в Москве, эксперт по вопросам сельского хозяйства подчеркивал, что «границы голода довольно точно совпадают с границами так называемых районов сельскохозяйственного изобилия. Именно важные зерновые районы тяжелее всего поражены голодом. Это парадоксальное явление объясняется не нарушением норм при распределении прошлогоднего урожая по географическим зонам, а тем фактом, что именно зернопроизводящие районы, имевшие наилучшие предпосылки для коллективизации сильнее всего пострадали от грубых ошибок колхозной политики.

Причины нынешней катастрофы следует искать не в природном бедствии, то есть неурожае. Даже если исходить из самых низких оценок урожая, то приходишь к выводу, что при разумном распределении его должно было бы хватить пусть недостаточного обеспечения, но для того, чтобы избежать голодного мора.

Причины голода… можно объяснить грубейшими ошибками в организации колхозов и распределении продовольствия, а также перенапряженностью хлебозаготовительных мероприятий. В голодающих районах повсеместно можно слышать мнение крестьян о том, что урожая хватило бы для пропитания и что голод вызван жестокими методами изъятия хлеба». Германский специалист приходит к выводу: «систематическое изъятие хлеба из деревни по указанию свыше» проводилось и для того, чтобы «посредством голода поставить крестьян на колени и вынудить его к вступлению в колхоз» [15, с. 54-55].

Голодомор в Украине германские дипломаты считали главным событием 1933 г. Генеральное консульство в Харькове в декабре подготовило специальное сообщение для правительства Германии, в котором даются ответы на многие вопросы: «За границей часто недоумевают, как на Украине с ее плодородной землей и при отсутствии явного неурожая стал возможен голод таких масштабов. Ответственность лежит на системе, которая хотела осуществить коллективизацию недостаточными средствами, преждевременно и поспешно, привела сельское хозяйство в величайший беспорядок, не учла, что кардинальное значение имел вопрос о том, пойдет ли за ней 22 – миллионное крестьянское население и проявит ли оно вместо укоренившихся индивидуалистских воззрений понимание и трудовой энтузиазм в отношении новых коммунистических форм хозяйствования.

К оказываемому на сельское население нажиму со стороны партийного аппарата добавился голод. Крестьяне поняли, что от правительства не приходится ждать помощи. Таким образом от них добились того, что, собрав последние силы, они тащились на поля и, насколько получалось, возделывали и убирали их. Были введены и осуществлялись строжайшие меры наказания за хищение государственной собственности – за присвоение зерна в поле. В стране не было проведено никакой акции помощи. С прежней неумолимостью звучал тезис о том, что работающий получает пропитание и только лентяям придется голодать. Крестьяне – единоличники, у которых было отобрано последнее зерно, искали работу в колхозах, которая, однако, предоставлялась им лишь на время и за низкую плату, так что по завершении уборки урожая они оставались без средств к существованию, без права, как у промышленных рабочих, на хлебное довольствие.

Жертвы, ценой которых заготовлено значительное количество зерна, просто ужасны. Голод унес жизни миллионов украинских крестьян. Служебные данные о 7 миллионах погибших нельзя считать преувеличением. Это означает, что уничтожена четвертая часть украинского населения – пугающая цифра даже в сравнении с числом жертв мировой войны.

Официально голод вообще отрицался, не была оказана помощь даже более угрожаемым районам, а заграничная помощь объявлялась ненужной или принималась со снисходительным терпением. На партии лежит тяжелая ответственность. Исход борьбы между партией и народом еще раз продемонстрировал большое превосходство обладающей средствами государственной власти партийной организации, для которой даже миллионы жертв были вполне приемлемой ценой за окончательное включение крестьян в коммунистическую систему» [15, с. 55].

Таким образом, германские дипломаты уже в 1933 г. определили причины голодомора, его последствия и указали на главного виновника этой трагедии. К подобному выводу еще в мае пришел итальянский консул Градениго. Он писал: «Московское правительство заранее подготовленной жестокой инквизицией полностью лишило каких-либо средств существования людей в украинских селах…Несчастье, которое свалилось на головы миллионов людей, уничтожает украинскую нацию, истребляет детей целого народа» [3, с. 111].

То, что виновника голодомора надо искать в Москве, понимали и открыто говорили простые крестьяне. В августе 1933 г. крестьянин немецкой национальности Иоган Завадский написал в немецкую республиканскую газету: «Дас нойе Дорф» (Новое село) следующее: «У нас в СССР самый большой в мире голод и нищета. В нашем селе раньше было 103 семьи, а сейчас осталось только 18. Я сам задушил и съел свою трехлетнюю дочку. После этого у меня нет больше желания жить. Все это принес с собой советский строй – за это мы можем его благодарить. Раньше я служил у кулака и получал питание лучше, чем имеют инженеры, кроме того деньги, квартиру, одежду. Сейчас же приходится подыхать с голода. В нашем селе еще не начали косить, все еще находится на поле. Иногда приезжают из города люди, работают целый день и уезжают. С нашими людьми нечего думать работать, так как они все распухли от голода и болезней. Дольше нельзя выдержать этого, это должно измениться. Долой советское правительство. Пусть быстрее начнется война, и мы тогда покажем, что значит издеваться над людьми. Вам, чертям, мы покажем. Такое же письмо я написал в Германию. Пусть рабочие его прочтут, и тогда у них пройдет желание делать революцию так, как мы, дураки, сделали. Я ничего не боюсь и даю свой адрес. Почтовое отделение Ивангород Хортицкого района, село Морозово» [10, с. 68-69].

Нет сомнения в том, что Сталин и его ближайшее окружение в достижении своих целей сделали голод своим сообщником и таким образом добивались покорности со стороны крестьянства. Став на путь насильственного, репрессивного введения социализма, тоталитарный режим совершил преступление не только перед миллионами умерших, но и против истории в целом. Сталин и его приспешники не скрывали, что ведут войну со своим народом на уничтожение. Доказательством вины партийного и государственного руководства в гибели миллионов сельских жителей может служить речь секретаря ЦК КП(б)У М. Хатаевича перед рабочими, которых отправляли в села для организации колхозного строя. Инструктируя их, Хатаевич говорил: «Местная сельская власть требует инъекции большевистского железа. Потому мы посылаем вас. Вы должны приступить к исполнению своих обязанностей с чувством суровой партийной ответственности, без хныканья, без какого-либо гнилого либерализма. Выбросьте свой буржуазный гуманизм через окно и действуйте, как большевики, достойные товарища Сталина. Бейте кулаческого приспешника, где бы он ни поднял голову. Это война – или мы их, или они нас. Последний остаток капиталистического сельского хозяйства надо уничтожить любой ценой!

Во-вторых, товарищи, абсолютно необходимо выполнить правительственный план поставки зерна. Кулаки и даже некоторые середняки и бедняки не отдают своего зерна. Они саботируют политику партии. А местная власть иногда колеблется и показывает слабость. Ваша задача – добыть зерно любой ценой. Выдавите его из них, где бы оно не было спрятано: в печах, под кроватями, в подвалах или на задних дворах.

Через вас, партийные бригады, села должны осознать значение большевистской твердости. Вы должны найти зерно, и вы найдете его. Это вызов вашей инициативе и вашему чекистскому духу. Не бойтесь употреблять крайние методы. Партия всецело поддерживает вас. Товарищ Сталин ожидает этого от вас. Это борьба не на жизнь, а на смерть; лучше сделать сверх, чем недостаточно.

Классовая борьба в селах приобрела самые острые формы. Не время проявлять деликатность или гнилую сентиментальность. От вас требуется большевистская бдительность, отвага и мужество. Я уверен, вы выполните директивы партии и указания нашего любимого вождя» [5, с. 165].

Пройдет совсем немного времени, и Хатаевич уже будет подводить первые итоги войны государства с крестьянством. «Беспощадная борьба происходит между крестьянством и нашим правительством. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Этот год был годом проверки нашей силы и их выносливости. Необходим был голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жертв, но колхозная система должна здесь остаться на века. Мы выиграли войну» [5, с. 293].

Достаточно откровенно высказался на съезде колхозников – ударников в феврале 1933 г. нарком земледелия СССР А. Яковлев. Он заявил, что украинские колхозники не справились с посевными работами 1932 г., чем нанесли вред не только правительству, но и самим себе. Государство заставило крестьян расплачиваться «за плохую работу» своими жизнями [5, с. 275].

Таким же откровенным явилось заявление ближайшего соратника Сталина К. Ворошилова. На XVII съезде партии в 1934 г. он сказал: «Мы пошли сознательно на голод, так как нам нужен был хлеб, но жертвами голода были нетрудовые элементы и кулачество» [3, с. 582]. Признавая вину государства, «красный маршал» не удосужился уточнить, откуда снова взялись кулаки, с которыми было покончено в 1930 г.

Другие же государственные и партийные деятели всю вину за случившееся пытались переложить на крестьянство, обвиняя его в саботаже, вредительстве, лени, нежелании работать и т.д. Так, например, председатель ЦИК СССР М. И. Калинин на съезде колхозников заявил: «Каждый крестьянин знает, что люди, которые сейчас в беде через недостаток хлеба, терпят эту беду не через плохой урожай, а через лень, через то, что они отказались честно выполнять свою работу».

Документы и свидетельства очевидцев убедительно доказывают, что в 1932-1933 гг. была организована кампания истребления нации, война против беззащитных и бесправных людей, это был, как писал Олесь Гончар, «массовый сталинский геноцид, сознательно направленный на уничтожение украинского народа. Это беспрецедентное по своим размахам преступление сталинизма нанесло Украине самые большие потери, стоило нации миллионов людских жизней, в том числе и материнских, и детских».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

От 1933 года нас отделяют более семи десятилетий. В последние годы уже много сказано и написано об этой трагедии. Обобщая изложенное, необходимо выделить ряд моментов.

1. Голод, фактически, начался уже весной 1932 г. Но органы власти не только не приняли мер, чтобы исправить положение, но и сознательно делали всё для того, чтобы спровоцировать ещё более мощную волну голода в следующем году. Они не только забрали весь хлеб, но и под страхом сурового наказания вывезли весь семенной фонд. Главной причиной трагедии на украинских землях называли засуху 1932 г. Действительно, засуха была, урожай зерновых был на 12 % ниже, чем в 1926-30 гг. Однако собранного хлеба хватило бы, чтобы накормить население и не допустить голода, но государству нужен был хлеб для поставок за рубеж. Продажа хлеба давала львиную долю средств для финансирования индустриализации.

2. Выкачивание хлеба из украинских сёл сопровождалось широкомасштабными репрессиями, которые были возведены в ранг партийно-государственной политики. От документа к документу диктаторские методы насилия ужесточались, партийные комитеты присвоили функции правоохранительных органов и стали осуществлять обыски, конфискации всего продовольствия и даже аресты. Партия и правительство требовали от судов и прокуратуры применять самые суровые меры наказания к «саботажниками» хлебозаготовок, устанавливали сжатые сроки рассмотрения дел в судах, определяли сроки заключения и даже выносили смертные приговоры.

3. Насилие и издевательство над народом приобрели самые утончённые формы: сотни сёл были подвержены экономической блокаде, в сёла, которые не выполняли план, не ввозили продукты и промтовары, из них не выпускали людей, закрывали границы республики. Вместо того, чтобы объявить Украину голодающим регионом, выделить помощь людям и принять помощь из-за рубежа, большевистское руководство запрещало торговлю продуктами питания, вводило так называемые «натуральные штрафы», запрещало выдавать хлеб, заработанный на трудодни и т.д.

4. Нагнетание страха стало основным тактическим приёмом в коммунистической идеологии и повседневной практике. ЦК ВКП(б) и СНК СССР, лично Сталин и его партийные соратники угрожали расправой руководству Украины, устраивали кадровые чистки, под суд были отданы даже те партийные работники, которые рьяно выполняли директивы Москвы. Шло массовое запугивание крестьян через органы массовой информации, на многочисленных собраниях, во время показательных выездных судов. Используя политическую неграмотность и идейно-социальную незрелость крестьянских масс, сталинские опричники привлекали к участию в репрессиях сельскую бедноту, натравливали крестьян друг на друга, поощряли доносительство.

5. В 1932-1933 гг. со всей силой проявилась полная политическая и хозяйственная зависимость ЦК КП(б) Украины, СНК УССР и украинского руководства от союзного центра. Владея полной информацией о трагедии в сельской местности и даже желая изменить ситуацию лучшую сторону, они не имели реальной возможности сделать это. Зависимость и бесправие украинского руководства выразились в том, что оно вынуждено было выполнять директивы Москвы, распоряжения комиссии Молотова и принимать репрессивные меры против своего народа.

6. Голод охватил основные зерновые области УССР. В Полесской зоне республики население испытывало трудности с продовольствием, но люди не умирали от голода. Кроме Украины трагедия распространилась на Кубань, Дон, Поволжье, часть Сибири, Крым, но в этих регионах репрессивные меры применялись в меньших масштабах, чем в Украине, и количество жертв голода было значительно меньше, чем в УССР.

7. Руководство партии большевиков и государства стало на путь фарисейства, ничем не прикрытой лжи и обмана. Общественное мнение формировали наклеиванием на честных тружеников различных ярлыков: кулаки, петлюровцы, саботажники, враги народа и добивались желаемого результата. Даже в наше время есть люди утверждающие, что партия проводила правильную политику. Так, например, в марте 1996 г. газета Верховной Рады «Голос Украины» опубликовала письмо «верного ленинца» Владимира Бореца, в котором утверждается следующее: «А как мы, большевики разобрались с массовыми носителями всяческих там мелкобуржуазных инстинктов, припоминаете? Хлебушек вывезли, дороги из села в Украине и некоторых других черноземных регионов перекрыли – и противники колхозного строя сами вымерли. На дому. Без расходов на перегонные до Соловков. Вот как надо решать проблему, когда врагов много.

Правда, нашлись некоторые не совсем подготовленные и секретари райкомов и другие сержанты партии. Начали ходатайствовать, писать докладные, что, мол, с колхозных амбаров последнее выгребается, когда люди мрут от голода. Либералы, слюнтяи и недомерки! Не поняли сути логики большевизма, логики беспощадной классовой борьбы, нюни распустили. Партия не могла себе позволить утонуть в море мелкобуржуазной стихии, не должен был мелкий собственник возобладать над нашей светлой идеей! Вот и пришлось вправлять мозги. Но подход к сержантам был дифферинцированным: кому – выговор, кого – с должности, а кому и статью «за вредительство» вместе с титулом «враг народа». От подобных элементов, склонных к буржуазному растлению, партия в те времена уже умела освобождаться. А в 1937-м мы им всем доказали, где раки зимуют» [1, с. 7].

Однопартийцы «верного ленинца» Бореца, входящие в состав фракции КПУ в Верховной Раде Украины, в ноябре 2006 г. не подержали Закон «О голодоморе 1932-1933 годов в Украине».

8. Советские лидеры предпринимали меры, направленные на обман международной общественности. Руководство СССР отрицало факт голода и отказывалось принимать продовольственную помощь из-за рубежа. В дело распространения дезинформации о положении в Украине были втянуты иностранные политики и общественные деятели. Признай факт голода, советское руководство призналось бы в несостоятельности своей политики в области сельского хозяйства и виновности в голодной смерти миллионов крестьян.

9. Актуальным и не выясненным до конца остаётся вопрос о точном количестве жертв голодомора. По не полным данным только Киевская и Харьковская области потеряли по 1 млн. человек. Одно точно можно сказать, 7-10 миллионов умерших – это население целой европейской страны, и они полностью на совести сталинского режима. Произошедшее в 1932-1933 гг. явилось сознательным преступлением против народа Украины, которое наложило свой безжалостный отпечаток на всю нашу историю, на национальное самосознание. Жертвы голодомора были, по крайней мере, убиты дважды. Сначала организованным голодом, затем – не менее преступным – забвением.

Демократические преобразования и выход Украины на путь независимости подняли занавес секретности над событиями 1932-1933 гг. Поколение XXI в. должно чётко осознать масштабы трагедии и потерь, которые понёс народ Украины, ибо ему делать выводы на будущее.

Дата добавления: 2015-10-30