Продразверстка в условиях колхозного строя

П.Т. ФИРОВ

УКРАИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 1932-1933 гг.:

СОБЫТИЯ, ДОКУМЕНТЫ, КОММЕНТАРИИ

Севастополь 2007

Рецензенты:

В. В. Кривошея, д-р ист. наук.

Д. Г. Сидорук, д-р ист. наук, проф.

В. Г. Ткаченко, канд. ист. наук, доц.

Научный редактор: М. С. Колесов, д-р филос. наук, проф.

Украинская трагедия 1932-1933 гг.: События, документы, комментарии. / П.Т. Фиров. – Севастополь: Изд-во СевНТУ. 2007. – 128 с.

ISBN 966-2960-06-6

В данном пособии отражено состояние аграрного сектора Украины и украинского крестьянства в условиях создания колхозного строя. Включены заслуживающие доверия документы и материалы, позволяющие уяснить причины голодомора 1932-1933 гг., назвать его виновников и показать трагические последствия террора голодом.

Для студентов, преподавателей, всех, кто интересуется историей народа Украины.

Рекомендовано к печати Ученым Советом СевНТУ, протокол № 8 от 29. 03. 2007 г.

ISBN 966-2960-06-6

ББК 66.3 (4 УКР) 615

© Издательство СевНТУ, 2007

ВВЕДЕНИЕ

Голод – вечный спутник человечества. Он постоянно возникает то в одном, то в другом уголке планеты, унося жизни тысяч, а то и миллионов людей. Случается эта беда, как правило, в экономически отсталых государствах, в странах с низкой культурой земледелия, там, где мало плодородных земель, или вовсе их нет, а также в засушливых зонах планеты. Войны также порождают продовольственные кризисы.

В 1932-1933 гг. голод обрушился на Украину. Проходили десятилетия, но в СССР не было случаев, чтобы факт существования голода, не говоря уже о причинах его возникновения, попал на страницы научных изданий или учебников. Официальная позиция сводилась к посылкам на так называемые «трудности» и «проблемы». Относительно голода как такового, то, например, в «Большой Советской Энциклопедии» он характеризуется как «социальное явление, присущее антагонистическим социально-экономическим формациям», когда «десятки миллионов» страдают от недоедания в США и других странах. Это явление, дескать, можно преодолеть «только в результате социалистического переустройства общества». Дальше на страницах «БСЭ» утверждается, что «благодаря эффективным мерам, принятым Советским государством, катастрофическая засуха 1921 года не привела к серьезным последствиям». О 1932-1933 гг. не упоминается вообще ничего. В издании «Советская Украина», выходившем в Киеве на английском языке, в 1970 году проскользнул сюжет о «значительных трудностях с пищевыми продуктами» в начале 1930-х годов, которые объясняются «неопытностью», «кулаческим саботажем» и другими причинами; однако эти трудности как писалось далее, были ликвидированы при помощи правительства.

Но не молчала зарубежная общественность и украинская диаспора на Западе. Уже в 1934 г. американский корреспондент Чемберлин издал первую книгу о голоде в СССР. 28 мая 1934 г. на рассмотрение членов Палаты Представителей США поступила резолюция от конгрессмена Гамильтона Фиша, которая зарегистрировала факт голода и выражала надежду, что СССР изменит свой курс и воспользуется американской помощью. Комиссия Конгресса США по голоду 1932-1933 гг. в Украине, которая завершила свою работу в апреле 1988 г., признала этот голод актом геноцида. К такому же выводу пришла международная комиссия, которая работала под руководством профессора Джейкоба Сандберга в 1988-1989 гг.

Принятию такого решения способствовала активная деятельность украинской диаспоры, которая собирала материалы о голодоморе, издавала обширную литературу, проводила мероприятия, посвященные памяти жертв голодомора. Самой массовой и значимой стала акция скорби по жертвам трагедии, проходившая в Канаде в 1983 г. Но даже спустя 50 лет правительство СССР продолжало отрицать факт голода и выражало свой протест правительству Канады, обвиняя его в том, что оно не препятствует распространению украинскими националистами клеветы о советском строе. Советское посольство в Оттаве 28 апреля 1983 г. обнародовало коммюнике «О так называемом голоде на Украине». Главной причиной нехватки продовольствия в нем называлась засуха, не были обойдены вниманием и «зажиточные крестьяне», которые занимались «саботажем, террором и убийствами». Относительно «уменьшения количества украинского населения», то оно было, дескать, совсем несущественным в тот «далеко не трагический период, наполненный энергичным трудом и беспримерным энтузиазмом».

Только во второй половине 1980-х гг. голод перестал быть запрещенной темой. Правительство УССР и Компартия Украины признали факт голода, началась публикация ужасных документов и свидетельств очевидцев трагедии. В настоящее время уже издано много документальных сборников, увидели свет многие тысячи оригинальных документов, воспоминаний, свидетельств. В частности, это сборники документов «Голод 1932-1933 рр. в Україні», «Колективізація і голод на Україні: 1929-1933», «Упокорення голодом» и другие. Весной 2003 г. в Верховной Раде Украины состоялись парламентские слушания, посвященные памяти жертв голодомора, на которых был дан основательный анализ трагических событий 70-летней давности, были сделаны политические и научные выводы.

Следует подчеркнуть всю значимость нынешнего активного процесса осознания причин и последствий народной трагедии 1932-1933 гг. для истории Украины, для истории всего мирового сообщества. В последнее время Президент Украины, Верховная Рада, Кабинет Министров откровенно заявляли об искусственном характере голодомора, о почти полувековом сокрытии компартийным режимом правды о причинах и невиданных масштабах этого преступления против украинского народа, сознательно совершенного сталинизмом и местными исполнителями его указаний. Президент Украины издал Указ, согласно которому последняя суббота ноября была определена как День памяти жертв голодомора.

Руководство Украины начало поднимать вопрос о голодоморе на самом высоком международном уровне. Выступая на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 24 сентября 2003 г., Л. Д. Кучма сказал: «В этом году исполняется 70 лет со времени, когда тоталитарным режимом был организован искусственный голод в Украине. Его последствием стала гибель от 7 до 10 миллионов наших сограждан. К сожалению, тогда, в 1933 году мир не откликнулся на нашу трагедию. Международное сообщество поверило циничной пропаганде Советского Союза, который продавал хлеб за границу в то время, когда в Украине ежеминутно от голода умирали 17 человек. С этой трибуны я хочу призвать всех вас поддержать инициативу Украины по почтению со стороны ООН памяти погибших. Мы не хотим сводить счеты с прошлым. Мы стремимся лишь, чтобы наша трагедия стала известной как можно большему количеству людей. И чтобы это знание помогало нам избежать подобных катастроф в будущем».

Призыв Украины был услышан. Правительства и парламенты десятков стран выразили свое сочувствие Украине.

Проблема голодомора требует дальнейшего изучения. Наиболее актуальной задачей представляется сбор свидетельств людей, переживших голод и ставших очевидцами мученической смерти людей. С каждым днем таких свидетелей становится все меньше. В этой связи большое значение имеет работа, проделанная студентами и преподавателями Киевского национального университета им. Т. Шевченко в 2002-2005 гг. В ряде областей они опросили более 1600 человек, которые пережили голодомор. Собранные материалы и свидетельства стали бесценным источником для продолжения исследования причин и последствий трагедии 1932-1933 гг.

Дальнейшему успешному исследованию всех аспектов голодомора будет способствовать Закон Украины «О Голодоморе 1932-1933 годов в Украине», принятый Верховной Радой Украины в ноябре 2006 г. Данный Закон предусматривает принятие мер по увековечиванию памяти жертв голодомора, открытие доступа ко всем архивным и другим материалам, изучение трагедии 1932-1933 гг. в учебных заведениях, распространение информации о голоде среди граждан Украины и мировой общественности.

Голодомор – одна из самых трагических страниц в украинской истории. Изучение причин этой трагедии, определение виновников и извлечение уроков на будущее не утратили актуальности. В данном пособии анализируется ситуация, сложившаяся в украинских селах во время сплошной коллективизации; показана репрессивная политика партийно-государственного аппарата, осуществлявшего преступную политику по отношению к крестьянству; указаны главные виновники и трагические последствия голодомора. Документы и комментарии могут быть использованы преподавателями в лекциях. Пособие рекомендуется студентам для подготовки к семинарским занятиям и экзаменам, для написания контрольных работ, рефератов, сообщений.

ПРОДРАЗВЕРСТКА В УСЛОВИЯХ КОЛХОЗНОГО СТРОЯ

В 1921 г. советские руководство взяло курс на внедрение новой экономической политики (НЭП). В ее основе – замена продразверстки продовольственным налогом, разрешение продажи крестьянам излишков сельхозпродукции, допуск в экономику частного капитала. НЭП предусматривала внедрение стоимостных товарно-денежных отношений непосредственно в экономику социалистического сектора, отказ от военно-коммунистической модели социализма, которая сложилась в годы гражданской войны. Переход к НЭПу обеспечил динамическое развитие всего народного хозяйства, но этот динамизм начал теряться во второй половине 1920-х годов. Ярким примером возрастающего в народном хозяйстве влияния административного начала служит трансформация первоначального плана кооперирования населения. Хотя сеть кооперативов различного профиля развивалась в сельской местности усиленными темпами, высшей формой кооперативного движения стали считаться колхозы в тех их формах, которые возникли в годы «военного коммунизма». Лозунг коллективизации сельского хозяйства оставался актуальным. Происходил постепенный процесс огосударствления кооперативных объединений. Выбор в пользу административных методов управления объяснялся тем, что эти методы для партийного, государственного и хозяйственного аппарата были привычными, более простыми и удобными. Решающее значение при этом имела позиция руководства Коммунистической партии. Курс на демократизацию, без которой экономические методы были невозможными, этим руководством не поддерживался. Проводимая в СССР индустриализация требовала огромных денежных вливаний. Ни водочная монополия, ни эмиссия не могли быть главным источником. Эта роль принадлежала сельскому хозяйству. Касаясь роли крестьянства в накоплении средств индустриализации, Сталин в 1928 г. говорил, что оно платит государству не только обычные налоги, но оно ещё переплачивает за промышленные товары и вынуждено продавать сельскохозяйственные продукты по низким ценам. Сталин не скрывал, что крестьяне платят «дополнительный налог в интересах поднятия индустрии». В резолюции XV съезда ВКП(б) «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства» отмечалось, что отказ от привлечения крестьянских средств на строительство индустрии означал бы замедление темпа развития и нарушения равновесия во вред индустриализации страны.

Руководствуясь идеей народнохозяйственного оптимума, директивы съезда определяли достаточно высокие темпы индустриализации и кооперирования сельского хозяйства в годы первой пятилетки. Наряду с другими коллективными объединениями крестьян, колхозы должны были составлять 20 %. Но дело в том, что пятилетка еще в форме директив XV съезда ВКП(б) имела существенный недостаток: «ножницы цен». Крестьяне были не согласны с этим и зимой 1927-1928 гг. практически прекратили поставки хлеба на рынок. В стране вспыхнул хлебозаготовительный кризис.

После поездки в Сибирь в январе 1928 г., Сталин в выступлениях перед партийными работниками изложил программу из трех пунктов:

1. Потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам. В случае отказа – применить чрезвычайные меры и конфисковать излишки.

2. В ближайшие 3-4 года провести частичную коллективизацию сельского хозяйства.

3. После частичной провести сплошную коллективизацию сельского хозяйства.

Важно подчеркнуть, что осенью 1927 г. в беседе с делегациями иностранных рабочих Сталин заявил, что всеобъемлющая коллективизация – дело далекого будущего. Не прошло и три месяца, а Сталин уже выдвинул лозунг сплошной коллективизации, который противоречил самому понятию добровольного вступления в колхоз. Колхозы были нужны Сталину, чтобы преодолеть хлебозаготовительный кризис и получить от села дополнительные средства на индустриализацию.

Таким образом, сразу после XV съезда ВКП(б) Сталин отошел от курса намеченного в директивах по пятилетнему плану. Никто не мог предусмотреть, что брошенный мимоходом лозунг сплошной коллективизации обещает в недалеком будущем ликвидацию новой экономической политики и рождение жестокого антикрестьянского курса.

Против ликвидации НЭП и перехода к сплошной коллективизации выступали известные партийные и государственные деятели: Н. Бухарин, А. Рыков, М. Томский. Но они оказались в меньшинстве и потерпели поражение. Сталин победил под знаменем борьбы за ускорение индустриализации страны. Получив абсолютный контроль над партией и страной, он немедленно перешел к авантюристической левацкой политике «прыжка» в индустриализацию. Основным поставщиком средств оставалось крестьянство.

1929 г. был объявлен для СССР «годом великого перелома». Он характеризовался окончательным откатом к политике «военного коммунизма». Начало форсированной коллективизации совпало с фактическим запретом свободной торговли и введением плановых заданий относительно сдачи хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, с определением плана по каждому селу, коллективному или индивидуальному хозяйствую. С лета 1930 г. распространилась практика твердых заданий по сдаче всех «излишков».

Поставки товарной продукции государству провозглашались для колхозов первой заповедью. Цены на продукцию были заниженными, а через инфляцию вскоре стали вообще символическими. Относительно объемов поставок, то здесь господствовала неопределенность. Государство не вступало в налоговые отношения с колхозами, по которым заранее определялась часть продукции, которую надлежало передать хлебозаготовительным органам. За исключением семенного, продовольственного и фуражного фондов хлеб должен был поступать только государству.

Первая колхозная весна 1930 г. была многообещающей. В Украине созревал неплохой урожай, рассчитывали собрать более 1.300 млн. пудов хлеба. 376 млн. пудов необходимо было для создания продовольственного фонда с расчета 16 пудов на человека (в УССР насчитывалось 23,5 млн. человек сельского населения). В посевной, фуражный, страховой и резервный фонды – 500. Исходя из этих расчетов, хлебозаготовительный план определялся в 430 млн. пудов. Потом его увеличили до 440 млн., 472 млн. и, наконец, до 490 млн. пудов. До 1 июня 1931 г. заготовки с урожая 1930 г. достигли 477 млн. пудов против 310 млн. с урожая 1929 г.[ 6, с. 21]. Складывалось представление, что колхозы способны обеспечить «прыжок» в индустриализацию. Сталин говорил, что зерновая проблема в СССР «решается в основном с успехом».

Результаты первого года сплошной коллективизации привели крестьян в шоковое состояние. Хотя грозное слово «продразверстка» не употреблялось, в колхозное село возвращался полузабытый быт десятилетней давности. Рынок исчезал. Деньги потеряли свою покупательную способность. Фонд отоваривания заготовок был ничтожным, а заработки в коллективном хозяйстве нищенскими. Чтобы прокормиться, крестьянам надо было рассчитывать в основном на приусадебный участок.

Коллективизация сопровождалась экспроприацией зажиточной прослойки крестьянства и разрушением развитой системы сельскохозяйственной кооперации. Продразверстка вела к быстрому разрастанию кризисных явлений. Ярким проявлением кризиса, охватившего молодой колхозный строй, была полнейшая незаинтересованность крестьян в развитии общественного хозяйства, их прямое нежелание работать в колхозах. По заданию ЦК КП(б) Украины в начале 1933 г. обследовали 340 колхозов разных районов республики. Оказалось, что 19 % трудоспособных колхозников за год не заработали ни одного трудодня, а 30 % имели от 1 до 50 трудодней [6, с. 22].

До начала сплошной коллективизации в колхозах господствовала «поденщина». Иногда доходы распределялись по едокам или количеству работающих в семье. Колхозцентр СССР в директиве от 6 июня 1930 г. «Об оценке и учете труда в колхозах» высказался за внедрение новой экономической категории – трудодня, который давал возможность учитывать не только количественные, но и качественные результаты труда. В 1932 г. преобладающее большинство колхозов перешло к организации труда по трудодням. Однако в самом порядке их начисления существовало много недостатков. Одним из самых серьезных – дискриминация труда полевых работников, вызванная, прежде всего, бюрократизацией управленческой сферы. За первую половину 1932 г. в колхозе им. Ворошилова (с. Крымка Одесской области) на полевых работников приходилось только 800 трудодней из 2700, а в колхозе им. XVI партсъезда (с. Дерюгин Брод той же области) – 4 тысячи из 13 300. Большинство трудодней «заработал» управленческий и обслуживающий персонал колхозов. Об этих фактах 22 августа 1932 г. писала газета «Правда» [6, с. 23].

В 1930 и 1931 гг. в колхозах создавались временные бригады – на период сельскохозяйственной кампании. Непостоянный состав бригад и незакрепленность рабочего скота, инвентаря, земельных участков влекли за собой обезличивание и уравниловку. Постановления о создании постоянных бригад, за которыми закреплялись бы земельные участки и средства труда, не выполнялись. Правительственные структуры установили, что в 1932 г. постоянных бригад не было в большинстве колхозов. О низкой эффективности временных бригад, об отсутствии должной организации в их работе, о бесхозяйственном отношении к инвентарю и рабочему скоту писали в областные и республиканские газеты сами колхозники.

Бюрократические методы руководства колхозами были неминуемы в условиях разверстки и отрыва непосредственных производителей от средств производства. Они сильно сказывались на результатах хозяйствования.

Количество колхозов быстро увеличивалось, до конца 1932 г. в Украине в них вовлекли почти 70 % крестьянских хозяйств и 80 % посевных площадей. Но значительная масса колхозников обнаружила неготовность к коллективному труду. Они демонстрировали низкий уровень дисциплины, безответственное отношение к обобществленному имуществу и скоту, равнодушие ко всему, что было за пределами собственного приусадебного участка. Это происходило на фоне недостаточных мер со стороны государства по организационному и хозяйственному укреплению колхозов, материальной помощи им и внедрения продразверстки.

С одной стороны, крестьяне не могли чувствовать себя хозяевами в собственном колхозе, потому что произведенная коллективным трудом продукция не становилась собственностью коллектива. С другой стороны, они знали, что колхозы созданы путем объединения их собственных средств производства. Коллизия разрешалась просто: колхозники начинали забирать продукцию, произведенную в колхозе, до ее оприходования и вывоза. Такие действия расценивались как воровство. В нем порой участвовало до 80-90 % колхозников. Воровали, чтобы обеспечить себя продовольствием или заработать на продаже продукции. На рынке, который существовал практически нелегально, цены на продукцию сельского хозяйства до конца первой пятилетки выросли в десятки раз. Понятно, что для колхозов, колхозников и единоличников не существовал вопрос, сдавать ли произведенную продукцию государству по низким ценам, или сделать попытку реализовать ее на рынке.

Колхозники применяли своеобразную тактику саботажа хлебозаготовок: пытались скрыть при учете действительные размеры урожая, оставляли зерно в соломе во время обмолота, чтобы потом перемолотить ее повторно – для себя. Эти случаи стали массовыми. В процессе контрольного переобмолота соломы в колхозах Дворичанского района Харьковской области оказалось, что припрятанный урожай составлял 9 пудов зерна с гектара. Когда такие факты становились известными, они вызывали усиление административного нажима на районы и колхозы, которые не выполнили продразверстки.

Вместо того, чтобы покончить с производственными отношениями, которые заставляли колхозников воровать собственную продукцию, Сталин и его ближайшее окружение избрали путь репрессий. Хотя давно уже было объявлено о ликвидации кулачества как класса, глава правительства СССР Молотов снова заговорил об угрозе со стороны кулака, который якобы организовал в селах расхищения хлеба и другого колхозного добра, чтобы вредить колхозам.

Разрушительное влияние продразверстки на производительные силы сельского хозяйства в полной мере проявились в 1931 г., когда в колхозы уже объединилось большинство сельского населения Украины. Однако дезорганизация и деградация общественного производства колхозов не отразилась на поставках государству: их взыскивали железной рукой. Зато уровень жизни колхозников, который зависел от «остаточного» принципа оплаты труда (поставки продукции государству – первая заповедь!), катастрофически снижался.

Уже в первые месяцы 1932 г. во многих сельских районах были исчерпаны запасы продовольствия, прежде всего хлеба. До нового урожая еще оставалось несколько месяцев, а люди уже остались без хлеба. С наступлением весны обнаружились существенные недостатки в организации и проведении посевной кампании. Например, в Уманском районе на 5 мая 1932 г. было засеяно менее 20 % площадей ранних яровых культур, не хватало семян, тягловая сила оказалась в плачевном состоянии. В этом районе 50 % лошадей были настолько истощены, что их нельзя было использовать ни на каких работах. Но и лошади, которые работали, давали от 10 до 40 % нормы выработки. До 4 мая в этом районе не работали трактора, так как не были получены необходимые запасные части к ним [3, с. 218].

Весной 1932 г. в партийные органы уже располагали большим количеством сведений о тяжелом положении в сельской местности. В докладной записке Харьковского обкома, направленной в ЦК КП(б)У, отмечалось, что во многих колхозах Оржицкого района около 25 % сельских жителей питаются суррогатами (цвет акации, камыш, осока). На почве «тяжелого продовольственного состояния районов» появились случаи «опухания и в особенности среди детей». Обострение с продовольствием в отдельных колхозах Чернуховского, Оболонского и других районов привело к нападениям на колхозные амбары, винокуренные заводы, склады Заготзерно. В Семеновском и Чутовском районах участились невыходы колхозников на работу и выезды колхозников на заработки в другие области. Регистрировались случаи употребления в пищу мяса павших лошадей. Тяжелое положение складывалось во всех 82 районах Харьковской области [3, с. 219-220].

О состоянии украинских сел свидетельствуют материалы приемной председателя ВУЦИК Г. И. Петровского, куда обращались за помощью голодавшие крестьяне. В апреле 1932 г. из колхоза «Червоный Жовтень» Лозовского района писали: «в колхозе 70 дворов, 260 едоков, хлеба хватило только до 1 февраля, колхозники употребляют в пищу исключительно свеклу, через что болеют, были четыре случая голодной смерти, больных – 50 человек». Из хутора Степного Пещанского сельсовета Решетиловского района поступила жалоба крестьян: «план хлебозаготовок выполнен, однако совсем нет хлеба, нет картофеля, люди пухнут с голода». Из артели «Трактор» Сумского района писали: «во время заготовок взяли все зерно, колхозники не имеют хлеба и картофеля, без фуража остался скот». В мае 1932 г. один из жителей Остерского района писал Петровскому: «Я хочу жить, но не могу, умираю с голоду. Как у нас в селе Крихаеве, так и по целому району Остерском настоящая голодовка: пуд муки ржаной 100 руб., пуд картофеля – 20 руб. и то нигде не купишь» [6, с. 29-30].

Уже в первой половине 1932 г. жалобы и просьбы о помощи от колхозников, школьников, студентов, членов партии в большом количестве направлялись в ЦК КП(б) Украины и Совнарком УССР, в ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР, партийным и государственным деятелям.

В конце апреля 1932 г. отдел агитации ЦК КП(б) Украины подготовил обзор писем, адресованных Центральному Комитету и лично Сталину. Из Глобинского района Полтавской области колхозники писали: «Уважаемый тов. Сталин, есть ли закон Советской власти, чтобы крестьянство сидело голодное, так как мы, колхозники, не имеем с 1 января 1932 года в своем колхозе ни фунта хлеба… Мы, колхозники, решили спросить, – что будет дальше. Возникает вопрос. Как мы можем строить социалистическое народное хозяйство, когда мы обречены на голодную смерть… Спрашиваем, за что мы бились на фронтах, за то, чтобы сидеть голодными, чтобы видеть, как умирают дети с голода?» [16, с. 162]. В письме из Днепропетровщины Д. Орленко автор писал, что он учился в партийной школе, где «изучал марксизм, ленинизм и нигде не встречал в их учении, чтоб детей морить голодом, ведь они невинные жертвы. Дальше жить нельзя, я себе не представляю, как дальше так жить, и на их слезах строить фундамент социализма, тот бетон поливать их слезами – это я нигде не видел и не читал» [16, с. 163].

Член партии П. Смирнов из Киева обратился к Сталину с такими словами: «Тов. Сталин, Вам очевидно идут сведения, что кругом хорошо. Я Вам только одно скажу: на селе несчастье, люди голодают, лошади дохнут. Уже люди начали с голода умирать. Советую Вам выехать в село не в России, а вот здесь на Украине, хотя бы в Киевской области. Я два дня тому приехал из села, я там своими глазами видел все то несчастье, как через каждые 2-3 саженя по дороге лежат дохлые лошади и их крестьяне режут по куску и едят. Тов. Сталин, у нас делается то, что делалось при царе, – царь жил далеко, а Бог высоко, но сейчас в тысячу раз большая беда». Член партии с 1925 г. П. Крофан из Винницы писал Калинину и Молотову: «В нашей местности голод охватил все районы. Все крестьянство движется и удирает из сел, дабы спастись от голода… В селах в день умирает от голода по 10-20 семей. В деревнях не осталось ни лошадей, ни скота, колхозников голод заставляет бросить все и идти в свет. Говорить о выполнении посевной кампании – не приходится, так как процент крестьян в наших селах малый и все истощены голодом» [16, с. 163].

Тревожные письма шли не только из голодающих районов Украины. В июле 1932 г. в ЦК КП(б) Украины направили письмо рабочие Петров, Савин и Кудук из Белоруссии. Они писали: «Когда это было, чтоб Украину Белоруссия кормила. Были худшие годы, но Украина кормила Белоруссию, а теперь наоборот». Белорусские рабочие писали, что по городам БССР «голодные скитаются украинцы» в поисках продуктов. В своем письме они спрашивали: «Как разрешена хлебная проблема на Украине, где ЦК партии Украины, где ЦИК, что предпринимает?» [3, с. 222-223].

Сложившееся в украинских селах положение подрывало авторитет советской власти. Студенты Днепропетровского химико-технологического техникума писали Сталину: «Дорогой товарищ Сталин, обратите на это особое внимание и улучшите положение трудящихся масс, ибо будет внутри страны война. Дорогой товарищ Сталин, чтобы этого не было, надо быстро, очень быстро обеспечить село хлебом, ибо будет стыдно, будет грех и партии и ЦК, когда пойдут все крестьяне против Советской власти и поднимут забастовку с требованиями: «долой Сталина, долой конину, давай царя, давай свинину» [16, с. 164-165].

Подобная тревога звучала в письме комсомольца Ткаченко, направленном в июне 1932 г. секретарю Компартии Украины Косиору. После посещения Киевщины, Белоцерковщины, Уманщины он писал: «Люди страшно голодают. Я просто не понимаю и если бы мне кто авторитетный доказывал где-то в 1927-1928 гг. о том, что при советской власти могут умирать на работе с голода, я не поверил бы и прогнал бы его, считая идиотом, контрреволюционером. Ну, а что же мы имеем сейчас? Десятки и сотни колхозников выходят в поле и умирают. Разве возможно идти на тяжелую работу, нахлебавшись каких-то сорняков с обычной мякиной. А «начальство» провозглашает красноречиво «за темпы, за социализм». Куда к черту годится такой социализм, когда целыми семьями крестьяне просят кусок хлеба, пухнут с голода.

Ну и чем я тому крестьянину или рабочему, которым раньше объяснял верность политики партии, смогу доказать, что мы социализм строим и построим, когда в них полностью исчезла вера в победу социализма. На мой взгляд, все это зависит от головотяпства руководства. Мне кажется, что насколько партия была авторитетна среди широких масс, сейчас все меньше. Я сам за социализм, безусловно, но против такого идиотского пути» [16, с. 155].

Доведенные до отчаяния люди не скрывали в письмах своих имен и фамилий, они рассчитывали получить ответ из Москвы. Секретарь комсомольской ячейки из села Полонистое возле Умани Пастушенко писал: «Вот такое выслушайте товарищ Сталин. Село насчитывает 317 дворов. Коллективизация выполнена на 100 %. А что тут, думаете, - Советская власть? Нет, не советская, а чисто буржуазный строй… Село выполнило план на 65%. Колхоз вывез весь хлеб до фунта. Нет ни зернышка. Свиней было 500 голов. На все село остается на 1932 год 14 голов. Люди пухнут. Люди говорят: «Хлеба, хлеба…». В прошлом году урожай был средний, и то еле выжило население, и план был 38 тыс. пудов, а сейчас – 57 тыс. пудов. Теперь буксир над буксиром – бригада 86 человек ходит три месяца, ничего не делают, изо дня в день ходят под каждую хату. С начала кампании, раз по 60 каждую хату перелопатили. Забрали до фунта все огородное в колхозе, у колхозников на душу два пуда картошки, а все до фунта – в заготовку. Никаких запасов на весенний сев, ни фунта какой бы то ни было культуры: ни картофеля, ни гороха, ни гречки, ни проса, ни ячменя, ни овса, ни сои. Все до фунта – и свеклу, капусту квашеную забрали и забирают кур. Такое вот, товарищ Сталин. Трудодень обошелся 37 копеек, пара сапог – 36 рублей, пара ботинок – 26 рублей, костюм – 80 рублей. Вот так, тов. Сталин, сто дней на одну пару сапог. Довела власть Советов… Фунта соломы не дают, в хатах холод, раскулачивают бедняков, колхозников выбрасывают из колхоза за то, что хлеб не сдают. Зажим, не дают крестьянину говорить на собраниях. Масса населения настроена против Сов. Власти. Население босое, голое, голодное. Дети не посещают школу, тоже босые, голые, голодные. В селе ни керосина светить, ни мыла.

Ответ персонально по адресу: Бабанский район УССР, Полонистое. Комсомолец, секретарь ячейки. Член бюро РКМ Пастушенко».

Подпись Пастушенко в письме заверил печатью председатель Бабанского РК (рабочего, контроля) и РККИ (комиссии рабоче-крестьянский инспекции) Г. Максименко. Письмо из Москвы было возвращено в Украину, в приемную председателя ВУЦИК Петровского. С грифом «срочно» письмо переслали в Бабанский район для проверки фактов и составления ответа с выводами. Проверку поручили уже известному нам Г. Максименко. Через неделю он подготовил и отправил такой ответ: «В ВУЦИК. Сообщаем: Автор письма тов. Сталину за подписью «Член бюро РКМ Пастушенко, не обнаружен. Таким образом, письмо анонимное» [15, с. 47].

«Буксирные бригады», о которых писал комсомолец Пастушенко Сталину, создавались в Украине повсеместно. От населения поступали многочисленные жалобы на действия этих бригад. Так, в селе Пчельная на Винничине была создана бригада по хлебозаготовке почти из 400 человек, которую назвали Отряд «Летучая эскадрилья». В состав отряда входили не только местные активисты, но и представители из других сел, а также студенты зоотехникума и рабочие из местечка Теплик. В селе было организовано несколько штабов, из них один главный штаб, начальником которого был председатель райколхозсоюза Алексюк. Отряд при главном штабе Алексюка насчитывал 50-60 человек. Село было переведено на военное положение, члены бригады по 2 человека были размещены по крестьянам, которые не выполнили хлебозаготовку. Крестьяне должны были содержать и кормить членов бригады до того времени, пока они не выполнят хлебозаготовку. В селе проводились поголовные обыски у всех без исключения колхозников, бедняков и середняков; для питания бригады забирали у крестьян без всякого учета овец, кур, мед и другие продукты.

Колхозник из с. Пчельная Онуфрий Стойко даже перевыполнил план хлебозаготовки, но после допроса и издевательств в штабе «Летучей эскадрильи» у него реквизировали: часы - будильник, ведро, долото, две кадушки с капустой, керосин, скатерть, нож, дрова, сено, кур и т.д. Секретарь партячейки Ефим Федоренко рассказывал, что отряд «всегда ходил по селу в строю под командой Алексюка с песней. Сам Алексюк впереди отряда верхом на лошади… Алексюк говорил, что штабы должны сами себе находить харчи: овец, бычков, сало, кур, мед, крупу, капусту, огурцы и так далее» [15, с. 50].

Село Пчельная предстала этакой малой моделью большой государственной диктатуры пролетариата с его классовыми подходами, идеей экспроприации экспроприаторов, с неизбежным перерастанием диктатуры класса в диктатуру личности, вождя, вожака и т.д. В Москве – Сталин; в Пчельной – уполномоченный Алексюк.

На районном уровне было много руководителей, которые старались как можно быстрее отрапортовать о выполнении плана хлебозаготовок. Так, например, секретаря Марковского райкома Луганской области Барышева не интересовало, останется ли зерно для нужд тех, кто его выращивает. Его беспокоило лишь то, почему на железнодорожных станциях России плохо организован прием хлеба. В письме Косиору в апреле 1932 г. Барышев писал: «… очень много мешают выполнению хлебозаготовок и такие безобразия, о которых я хочу доложить: станционные ссыппункты Кантемировка и Зориновка на территории Центрально-Черноземной области по несколько дней не принимают хлеб, давая официальные распоряжения нашим заготовителям телеграфом, чтобы прекратить вывоз хлеба на ссыппункты на 3-4 дня, имели место случаи, когда нами отправленный обоз с хлебом возвращался обратно в село, ссыппункт не принимал. Нами внутри района заготовлено 100000 пудов хлеба, исчерпаны все складские помещения, внутри положение катастрофическое, о чем считаю необходимым доложить Вам, эти безобразия не единичные, а повторяются дальше» [12, с. 11].

Руководители Украины и СССР были достаточно информированы о надвигающейся катастрофе. В Москву и Харьков писали не только взрослые, но и дети. Они рассказывали о своем бедственном положении, о возможной голодной смерти. В одном из писем украинские школьники писали: «Нам надо учиться, а мы от голода не можем по свету ходить, пухнем от голода, в желудке болит от того мусора, который мы сейчас едим, так как у нас забрали не только хлеб до зернышка, но и картофель, фасоль и все, что можно есть. Мы верим, что советская власть нам поможет и спасет нас от голодной смерти». Но помощи дети так и не дождались.

Так как ждать помощи от государства было бесполезно, крестьяне из восточных районов Украины в поисках хлеба направлялись в Россию. Секретарь Кантемировского райкома Центрально-Черноземной области Журилов докладывал в обком партии: «Начиная с февраля 1932 г. с рядом лежащих районов Украины начался приток граждан за покупкой, меной и выпрашиванием хлеба; в последние дни мешочники формальным образом наводнили район. Станция битком набита людьми, во всех селах ходят толпами люди, причем целыми семьями с маленькими детьми и дряхлыми стариками… О действительно тяжелом голоде свидетельствует еще и такой факт: в Кантемировке только за последние дни похоронено 12 человек, пришедших за хлебом с украинских соседних районов». Журилов просил обком договориться с Харьковским обкомом о том, чтобы вопрос о загрузке украинских крестьян работой на местах был «разрешен немедленно» [12, с.11].

Нельзя сказать, что все руководители были равнодушны к человеческой беде, из областей часто докладывали в столицу о катастрофическом положении в украинских селах. Так, председатель Киевского облисполкома Василенко сообщал председателю СНК УССР В. Чубарю о том, что в области недоедание становится массовым, голодают десятки колхозов и тысячи детей; среди крестьян быстро растет смертность, а в Белоцерковском и Смелянском районах зафиксированы случаи людоедства. Василенко писал, что хлеба, круп, растительных жиров уже не осталось, а снабжение районных центров хлебом сократилось с 442 тонн хлеба до 161 тонны. Облисполком просил СНК Украины предоставить продовольственную помощь области [16, с. 157-158]. Секретарь Харьковского обкома Терехов просил ЦК КП(б) Украины «немедленно поставить вопрос перед ЦК ВКП (б) о продовольственной помощи как путем отпуска продовольствия, а также предоставить права потребкооперации Харьковской области закупать хлеб и продукты на территории ЦЧО и Северного Кавказа» [3, с. 222].

Секретарю, ЦК КП(б) С. Косиору, стали составлять доклады о фактах голодной смерти. В секретном сообщении по Уманскому району от 20 мая 1932 г. указывалось, что в с. Рыжовка умерло 80 человек, в с. Черповоды – 85 чел. в с. Ропотуха - 100 чел., в с. Фурманка – 111 чел. Органы ГПУ Киевской области стали фиксировать факты людоедства. В селе Молодецкое Букского района крестьянин Сиваченко был заподозрен в причастности к смерти 3-х летнего мальчика. Во время обыска в доме Сиваченко были найдены кости и голова мальчика. Заместитель начальника ГПУ Киевской области Каминский сообщал, что на допросе Сиваченко сознался в преступлении, а также заявил, что «он совместно с односельчанами Кузьмиком И., Пугаченко Ф., Аксентьевым В., Кузьмик Н. в разное время последних месяцев зарезали и съели 7 человек в возрасте от 3 до 38 лет»[16, с. 167-168]. Арестованный подробно описал все преступления, но не смог указать, где находятся остальные убийцы. Органы ГПУ предпринимали меры к их задержанию. Количество подобных случаев увеличивалось, но информация о них оседала на уровне областей и в республиканских учреждениях, в Москву она не доходила.

Тем временем СНК СССР и ЦК ВКП(б) продолжали проводить прежнюю политику. Сталин слепо верил в действенность обязательных постановлений, независимо от того, отвечают ли они реальным интересам и отношениям или нет. Он думал, что проблему уборки 1932 г. можно решить принятием закона, в котором были бы предусмотрены меры против обнаруженных ранее недостатков. Самым слабым звеном в организации уборки, как свидетельствует опыт 1930-1931 гг., казалась конвейерная система, то есть поэлементное выполнение операций – жатвы, скирдования, обмолота, вывоза зерна. Несогласованность операций приводила к запаздыванию жатвы на больших площадях и значительных потерь зерна от обсыпания. В постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 5 июля 1932 г. «Об уборочной кампании 1932 г.» выдвигалось требование внедрять скирдование: своевременно скошенный и заскирдованный хлеб мог продолжительное время храниться в поле. С целью поощрения колхозников разрешалось уже во время обмолота выдавать авансы в счет натуральной части доходов в объеме 10 -15 % фактически обмолоченного хлеба. Это был определенный шаг вперед от «остаточного» принципа оплаты трудодней: раньше хлеб на трудодни выдавали только зимой, после выполнения заготовительного плана (если его вообще можно было выполнить). Однако в крестьянской практике работа за десятый сноп никогда не считалась выгодной, а на дополнительную выдачу хлеба зимой уже никто не рассчитывал.

Свидетельства о ходе уборочной кампании показывают, как выполнялось постановление от 5 июля. В газете «Правда» 22 июля 1932 г. сообщалось, что в Днепропетровской области «скошенный хлеб в снопы не вяжут, копны кладут как попало, ветер разбрасывает копны, хлеб везде разбросан, колосья не сгребают ни конными граблями, ни ручными. По скошенному хлебу ходят лошади с подводами, ездят и тракторы, вымолачивая зерно». Из Очаковского района Одесской области Наркомзем Украины получил такую информацию: «Десятки гектаров скошенного хлеба лежат у валках и портятся под дождем. Скирдовать еще не начали. Подоспели уже яровые, которые надо косить. В колхозе «Червона Украина» нет ни одного валка, чтобы колеса трактора не переехали. В тракторной бригаде заявляют: пусть пропадает, все равно и это заберут».

Все же в 1932 г. было заскирдовано больше скошенного хлеба, чем в предыдущие годы. Потери от обсыпания уменьшились. Зато длительное хранение хлеба в поле вызвало массовое размножение грызунов. На заседание СНК УССР 11 ноября 1932 г. указывалось, что распространение полевых мышей приобретает размеры стихийного бедствия. О масштабах потерь, нанесенных только одним «мышиным» фактором, можно иметь представление по результатам акций, осуществленных в колхозе «Перемога» на Херсонщине. Чтобы не умереть с голода, колхозники ценой нечеловеческого труда вскрыли мышиные норы на площади 120 гектаров. В результате удалось получить 17 центнеров доброкачественного зерна. В каждой норе было от 2 до 6 кг. пшеницы.

В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 июля 1932 г. план хлебозаготовок по крестьянскому сектору Украины с урожая 1932 г. установили сниженный – 356 млн. пудов. В связи с этим политбюро ЦК КП(б) Украины в тот же день на своем заседании «признало правильным установленный план хлебозаготовок» и приняло его к «безусловному выполнению» [3, с. 631]. Оставалось лишь выяснить: можно ли его выполнить? Пробные обмолоты показали, что на полях вызревает в целом неплохой урожай – в среднем 7,2 центнера с гектара против 8,3 центнера в 1931 г. и 10,2 центнера в 1930-м. Неурожайным год был только в центре и в южных областях УССР. В 1930 г. крестьянский сектор сдал государству 393 млн., а в 1931 – 395 млн. пудов хлеба. На таком фоне план в 267 млн. пудов казалось реальным.

Для обеспечения выполнения плана хлебозаготовок, установленного 6 июля, Сталин направил в Украину Молотова и Кагановича. Они приняли участие в III-й конференции Компартии Украины, которая обсудила доклад секретаря ЦК С. Косиора «Об итогах весенней посевной кампании и о задачах организационно-хозяйственного укрепления колхозов». В докладе отмечалось, посевная кампания затянулась до конца июня и, все же, не засеяли более 2 млн. гектаров, отведенные под пары площади превратились в рассадники сорняков. Так как пропашные культуры не обрабатывались, часть посевов погибла. Косиор отмечал, что уборка урожая идет плохо, много хлеба теряется во время обмолота и вывоза. Во многих выступлениях делегатов конференции говорилось о фактах голода и росте апатии среди крестьян. Молотов тоже коснулся тяжелого продовольственного положения в некоторых районах УССР, но по вопросу выполнения плана хлебозаготовок он занимал жесткую позицию. В ответ на жалобы, что у крестьян уже больше нечего забирать, так как все уже вычищено под метлу, Молотов и Каганович заявляли: «Никаких уступок и сомнений, в отношении выполнение задания, поставленного партией и Советским правительством перед Советской Украиной, не будет». За этим последовало наделение партийных активистов юридическими правами конфискации зерна.

Испытывая трудности в финансировании индустриализации, руководство СССР усиливало нажим на украинское крестьянство. В конце лета 1932 г. заместитель председателя Совета труда и обороны СССР В. Куйбышев требовал от ЦК КП(б) Украины: «Вместо установленного вам плана отгрузки в августе через порты 190 тыс. вами отгружено только 20 тыс. Такое положение приводит к большим валютным потерям, связанным с невыполнением контрактов, простоем тоннажа, также подрыву авторитета на рынках. Предлагаю немедленно усилить в первую очередь отправку через порты, отгрузить до конца месяца в тоннах: пшеницы 30 тыс., ячменя – 20 тыс., ржи – 10 тыс., не считая уже отгруженного.» [3, с. 237].

В хлебе и других продуктах питания нуждались целые регионы, промышленные центры и крупные города СССР, руководство которых требовало от ЦК КП(б)У и правительства Украины не срывать поставки продовольствия, строго выполнять установленные задания. Так, например, секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) Л. Берия напоминал, что Украина должна отправить в ЗСФСР 23 тысячи тонн хлеба. Осенью 1932 г. секретарь Ленинградского обкома партии С. Киров дважды требовал от С. Косиора принять «решительные меры» по обеспечению Ленинграда мясом и овощами. В октябре в Ленинград надо было отправить 700 тонн мяса, а в Москву – 360 тонн. Большие задания были и по поставкам продовольствия для армии [13, с. 124-127].

В конце лета в полную силу уже действовало постановление ВЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и об укреплении общественной (социалистической) собственности». В соответствии с этим законодательным актом расхищение имущества колхозов и кооперативов каралось расстрелом, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок не менее 10 лет. 22 августа 1932 г. ВЦИК и СНК СССР приняли постановление «О борьбе со спекуляцией». Спекуляция каралась заключением в концлагерях на срок от 5 до 10 лет без права применения амнистии.

Постановление от 7 августа в народе получило название «закон о пяти колосках». Сбор колосков, оставшихся на полях после уборки, квалифицировался как уголовное преступление. В селе Малая Бережанка Киевской области председатель сельсовета открыл стрельбу по семерым крестьянам, когда они собирали колоски, трое из них – дети. Женщину, беременную на восьмом месяце, из с. Харсин Полтавской области, пойманную, когда она срывала колоски, избили доской, после чего она умерла. В с. Бельское на Полтавщине Анастасию Слипенко, мать маленьких детей, застрелил охранник ночью, когда она копала картошку. После этого трое ее детей умерли от голода. К уголовной ответственности привлекали даже детей, достигших возраста 10 – 12 лет. К началу 1933 г. по этому постановлению было осуждено 54 645 человек, из них 2110 к расстрелу [2, с. 389].

Борьба партийных и государственных органов за выполнение плана хлебозаготовок усиливалось на фоне расшатывания колхозного производства продразверсткой и роста потерь сельскохозяйственной продукции. На третьей конференции КП(б) Украины Косиор, Любченко, Петровский, Скрипник и другие делегаты говорили, что потери хлеба в 1931 г. составляли от 100 до 200 млн. пудов. Никаких данных о потерях в 1932 г. не существует. Но можно предположить, исходя из общей картины дезорганизации производства, что они увеличились. Даже Сталин весной 1933 г. говорил, что уборка хлеба в 1932 г. прошла «менее удовлетворительно», чем в 1931 г.

В 1932 г. потери урожая сказались уже не только на жизненном уровне колхозников, но и на хлебозаготовках. Политбюро ЦК КП (б) Украины на заседании 8 сентября 1932 г. отметило, что идет «резкое снижение хлебозаготовок». Была составлена специальная директива обкомам, райкомам, директорам МТС, которую подписал С. Косиор. ЦК предупреждал весь руководящий состав районов, «что в случае если не будет обеспечен резкий перелом в хлебозаготовках, если не будет развернута широкая массовая работа и меры решительного нажима на единоличника, ЦК будет ставить вопрос о применении более решительных мер воздействия к районам своей безобразной работой срывающих хлебозаготовки» [16, с. 133].

Репрессивная политика партии и государства порождала открытое и скрытое сопротивление со стороны крестьян и колхозных руководителей. Среди председателей колхозов и местных партийных руководителей можно было встретить таких, которые не хотели больше принимать участие в преступных акциях, направленных против своего народа. В августе 1932 года, когда стало очевидно, что государственные задания по заготовке зерна выполнить невозможно, трагическое событие произошло в с. Михайловка Сумской области. Председатель колхоза, член партии и бывший партизан Чуенко рассказал колхозникам о плане заготовок, а потом заявил, что не намерен отдавать зерно без согласия тех, кому оно принадлежит. Той же ночью он покинул село, но ОГПУ схватило его и арестовало вместе с председателем сельсовета. На следующий день произошел «женский бунт», участницы которого требовали освобождения арестованных, снижения налога, выплаты задолженности по заработной плате, но главное – снижения зерновых норм. В результате судебного процесса 67 человек отправили в концлагерь, а некоторых крестьян, в том числе и Чуенко, расстреляли [5, с. 256].

На протяжении второй половины 1932 г. официальные средства массовой информации постоянно критиковали председателей колхозов и сельских коммунистов, обвиняя их в том, что они «присоединились к кулакам и петлюровцам и стали не борцами за хлеб, а агентами классового врага». На деле же их «вина» заключалась в том, что они выдавали крестьянам зерно, в соответствии с заработанными трудоднями, вместо того, чтобы сдать весь хлеб государству. Материалы с критикой председателей колхозов регулярно публиковали журналы «Більшовик України», «Коммунист», газета «Вісті» и другие республиканские, областные и районные печатные органы.

Централизованные ресурсы хлеба и других видов продовольствия в стране быстро таяли. Это вызвало сокращение и без того низких норм выдачи продуктов по карточкам для работников и служащих. Резко сократился хлебный экспорт, что привело к многократному увеличению дефицита внешне - торгового баланса в сравнении с 1925 г. В спешном порядке стали искать дополнительные источники поступления средств. Именно тогда за границу стали вывозить древние рукописи, дорогие иконы, произведения великих художников. Появился лозунг: «Превратим Рубенса в рубли, а Рафаэля в трактора».

Таким образом, государство своей политикой сплошной коллективизации и введением продразверстки обрекало крестьянство на голодное существование.

Дата добавления: 2015-10-30