Террор голодом

Голод был не только следствием разрухи, дезорганизации, деградации сельскохозяйственного производства, он также углублялся конкретными практическими действиями на государственном уровне. Есть достаточно фактов и документов, которые неопровержимо доказывают преступный характер деятельности чрезвычайных комиссий, посланных Сталиным в ноябре 1932 г. в Харьков, Ростов-на-Дону и Саратов с заданием взять хлеб любой ценой.

Чрезвычайную комиссию в Украину возглавил Молотов. На 1 ноября 1932 г. государству поступило только 136 млн. пудов хлеба. Чтобы выполнит заготовленный план, комиссия Молотова должна была взять с крестьянского сектора еще 131 млн. пудов. Но такого количества хлеба уже не было. Кроме того, немало местных руководителей под личную ответственность прекращали вывозить хлеб, потому что это были не товарные, а продовольственные запасы. Так, например, рабоче-крестьянская инспекция Гельмязевского района Киевской области организовала рейд проверки обмолота и записала в своем постановлении: «Больше нет возможностей для реализации плана». Директор Барвинковского совхоза «Зернофабрика» с согласия секретаря парторганизации и председателя рабочкома отдал приказ прекратить сдачу хлеба. В разговоре с корреспондентом «Вести ВУЦИК» он открыто заявил: «У нас нечем рабочих кормить, а заставляют весь хлеб вывезти».

Заявления местных руководителей в адрес комиссии Молотова об отсутствии резервов оставались безрезультатными. Когда доведенный до отчаяния секретарь райкома голодающего Синельниковского района Днепропетровской области Борщ поставил вопрос о пересмотре абсолютно нереального плана хлебозаготовок, ответом на это явилось освобождение от занимаемой должности и исключение из ВКП(б). Такая же судьба постигла председателя райисполкома Поплавского, который поддерживал Борща. Вместо ответа Молотов послал телеграмму секретарю обкома такого содержания: «Первейшей обязанностью обкома и всей Днепропетровской организации является сейчас обеспечить неуклонное повышение хлебозаготовок пятидневка в пятидневку, до тех пор, пока выполнение установленного годового плана не будет полностью обеспечено» [6, с. 36].

Выполнить задания по хлебозаготовкам можно было только с применением репрессивных мер. И такие меры применялись. 5 ноября 1932 г. политбюро ЦК КП(б)У обязало судебные органы «вне очереди рассматривать дела по хлебозаготовкам, как правило, выездными сессиями на месте с применением суровых репрессий… Организовать в каждой области не менее 5-10 добавочных разъездных судебных сессий нарсуда для разъездов по районам». Во исполнение решений политбюро при Наркомате юстиции и в областях создавались специальные группы, которые круглосуточно были связаны с хлебозаготовительными органами. Прокуратуру и суды обязали незамедлительно сообщать о каждом случае «бюрократизма, волокиты и гнилого либерализма в деле хлебозаготовок со стороны отдельных работников юстиции».

Но требование Молотова о повышении темпов хлебозаготовок по пятидневкам не выполнялось, в первой пятидневке ноября 1932 г. вместо ожидаемого повышения по всем областям произошло резкое снижение заготовок зерна. В связи с этим секретарь ЦК С. Косиор направил распоряжение обкомам, райкомам и директорам МТС с требованием обеспечить во второй и третей пятидневках резкий перелом в хлебозаготовках. Он подчеркивал, что в случае сохранения прежнего положения, «ЦК вынужден будет поставить вопрос о применении более решительных мер воздействия к районам, своей безобразной работой срывающих хлебозаготовки» [13, с. 134].

Наращивание масштабов хлебозаготовок требовало привлечения дополнительных кадров. В обкомы партии была направлена телеграмма за подписью секретаря ЦК КП(б)У Хатаевича с требованием в течение трех дней мобилизовать на крупных промышленных предприятиях 600 «стойких большевиков», проявивших себя в «политических кампаниях» и отправить их в села. Мобилизованным рабочим должна сохраняться зарплата на производстве.

Для выбивания остатков хлеба в украинские села были направлены тысячи уполномоченных. Приехавшие из городов партийные и советские работники, рабочие промышленных предприятий в большинстве своем не знали и не желали знать проблем села. Им на помощь пришли местные «активисты». Вот что говорил об их деятельности колхозник В. Пахаренко из Черкасской области: «Тогда во все органы власти от сельсоветов, колхозов и выше, проникали самые хитрые, самые скользкие люди, часто бездельники и пьяницы, а порой и бандиты разных мастей, которые вовремя додумались повернуть нос по ветру. Они стали верными псами Сталина за то, что тот дал им неограниченную власть. Одна за другой шли бесконечные ревизии «излишков продовольствия» из сельских дворов. Люди пытались спрятать хотя бы горсть зерна в ямах, колодцах, на чердаках, замазывали в печи или зашивали в тряпичные куклы. Но находили везде: слишком уж старательно исполняли свои обязанности важные, в галифе и с наганами, уполномоченные из районов и местные активисты. У нас в Красной слободе и близлежащих селах, например, были конфискованы и отогнаны в Черкассы все чудом уцелевшие коровы. Там их загрузили в товарные вагоны и держали под охраной до тех пор, пока весь скот не околел. А потом вагоны вывезли в город, а содержимое выбросили на свалку. Хочу подчеркнуть, что у людей забирали не только зерно, но и все, что могло служить едой, забирали и часто уничтожали прямо на глазах умирающих с голода. Не оставляли даже огородных семян, чтобы не смогли высадить на следующий год. Бабушка рассказывала, как нагрянули к нам неожиданно уполномоченные и сразу же стали протыкать землю во дворе и на огороде железными прутьями – искали закопанные ямы с зерном. Но – какие там ямы – зернышка в хозяйстве не осталось. В хату ввалились двое – председатель сельсовета и приезжий уполномоченный. Семья как раз села за обед – из еды как раз осталось немного картошки. Матюкаясь, непрошеные гости забрали даже со стола сваренную в мундире картошку. А потом старательный председатель залез под печь и там обнаружил горшочек с семенами свеклы, которые бабушка, спасая для весеннего сева, спрятала и замуровала глиной в подпечек. Выходя, уполномоченный, забрав горшок с семенами, еще раз окинул разгромленную хату – не забыли ли чего. Его свинцовый взгляд остановился на трехлетней девочке, которая испуганно пряталась за бабушкину спину, сжимая в ручонке картофелину, взятую еще за обедом. Уполномоченный подошел, вырвал последнюю еду и раздавил сапогом на полу. Так и уехали, высыпав по дороге из горшочка семена свеклы…» [4, с. 24].

Кроме обеспечения выполнения плана хлебозаготовок уполномоченные должны были выявить тех, кто был виновен в невыполнении государственной задачи. Основную вину представители центра возложили на местных руководителей. За «попустительство кулацкому саботажу» были арестованы и осуждены тысячи председателей, членов правлений колхозов, специалистов, партийных и советских работников. Фабриковались дела на подобии Ореховского на Днепропетровщине, когда обвиненные в «злостном саботаже хлебозаготовок» руководители района были приговорены к расстрелу, длительным срокам заключения. В одном из документов, подписанных прокурором Днепропетровской области Кумпикевичем и председателем областного суда Румянцевым, говорилось: «Всего по 5 декабря 1932 г. общее количество осужденных лиц по колхозному сектору составляет 1062 человека, из них 59 человек осуждено к расстрелу».

В связи с началом работы комиссии Молотова, ЦК КП(б)У принял специальное постановление о работе с колхозным активом. Оно требовало от населения «обеспечения поддержки и одобрения репрессивных мер, которые проводились партией и советской властью против кулаков, против злостных саботажников хлебозаготовок из числа руководителей колхозов, против расхитителей государственного хлеба, против перерожденцев и коммунистов, которые разложились и которых партия изгоняет из своих рядов.»

Политику репрессий оправдывали и правоохранительные органы. В конце ноября 1932 г. был опубликован приказ наркома юстиции и генерального прокурора Украины, в котором отмечалось, что репрессия представляет собой одно из важных средств преодоления классового сопротивления хлебозаготовкам.

Атмосфера, которая господствовала тогда в сельской местности, хорошо показана в местной печати. Тивривская районная газета «Ударник соцiалiстичного будiвництва» Винницкой области пестрела такими заголовками: «Не верьте кулаческим слезам», «Сломаем кулаческий саботаж», «Беспощадная кара врагам советской власти», «Не допустить срыва хлебозаготовок», «Разбить вдребезги кулаческое сопротивление». В репортажах из сел этого района газета писала об обысках, изъятии хлеба, об арестах саботажников, о работе судов. В заметке о положении дел в селе Пилява группа крестьян, а также председатель сельсовета Бабенко и учитель Вознюк были названы «шайкой кулаков-бандитов и разной наволочи, которая чинит яростное сопротивление выполнению хлебозаготовок». Но газета даже не упоминала о том, что в Пиляве уже начался голод. В другой же заметке говорилось о том, что группа колхозников из села Ворошиловка после выполнения плана объявила себя «мобилизованной на фронт борьбы за хлеб» и направилась в села: Шершни и Борскив для «уничтожения саботажа контрреволюционной и петлюровской наволочи» [3, с. 640-641].

В декабре 1932 г. и в январе 1933 г. почти в каждом номере Днепропетровской газеты «Зоря» публиковались материалы о борьбе с саботажем. 1 января эта газета писала: «В общем плане хлебозаготовок Днепропетровской области на Апостоловский район приходится большая доля. Однако на 25 декабря 1932 г. план хлебозаготовок в районе выполнен только на 52,6 %. Почему на фронте борьбы за хлеб прорыв? Причины вскрыты на районном совещании партактива. Они прежде всего заключаются в том, что организаторами саботажа были враги с партбилетами в карманах» [9, с. 12] Газета регулярно называла поименно этих «врагов»: директор Апостоловсий МТС Полтавец, председатель Костромского сельсовета Мороз, председатель артели имени Фрунзе Абельмасов, секретарь партячейки «Авангард» Плискачов и др. Председателя колхоза Засылко и секретаря партячейки Давыдовского газета назвала кулаками и петлюровцами, которые «приказывали колхозникам прятать хлеб, злостно организовали саботаж». Номер газеты «Зоря» от 6 января 1933 г. открывался лозунгом: «Беспощадно, со всей суровостью расправляться с врагами рабочего класса и колхозного крестьянства – кулаками и их пособниками!». На первой странице печатались постановления об исключении из партии и отдаче под суд трех директоров совхозов. Об исключении из партии как кулаческих агентов и ссылке в концлагеря на срок от 5 до 10 лет 50-ти коммунистов, о высылке в северные районы страны 700 украинских семей «за активное противодействие выполнению государственного плана хлебозаготовок, за расхищение и порчу колхозного хлеба» [6, с. 36].

То, о чем писала газета «Зоря» 6 января, показывало как пунктуально и оперативно выполнялось постановление политбюро ЦК КП(б)У от 29 декабря 1932г. На этом заседании политбюро, проходившем при участии Кагановича, рассматривался вопрос о распространении на Днепропетровской области мер, принятых по отношению к Одесской области. В принятом постановлении говорилось: «Выслать 700 семей из 20-25 сел основных отстающих районов. Организовать высылку на север 700 человек без семей. Составить список исключенных из партии в количестве 50 человек для немедленной высылки в концлагеря». На этом же заседании рассматривался вопрос «Об усилении репрессий к злостным несдатчикам хлеба единоличникам». Донецкому и Харьковскому обкомам предложили организовать распродажу всего имущества, а также лишить «злостных единоличников» всей «усадебной земли и всех построек». По Харьковской области эту меру применить в отношении примерно 1000 хозяйств, а по Днепропетровской – 500 хозяйств [16, с. 134].

Надругательством над законностью можно называть действия тех, призван был защищать права граждан. Однако именно они, органы прокуратуры и юстиции УССР, выполняя указания партийных органов, а не руководствуясь законами, прибегали к самым суровым мерам в отношении крестьян.

Органы правопорядка, которые должны были защищать права и свободы граждан, в УССР превратились в карательные по отношению к сельскому населению. Подотчетными они уже были не перед законом, а перед большевистской партией, обладавшей всей полнотой власти. Скажем, в докладной записке секретарю ЦК КП(б)У М. Хатаевичу 31 декабря 1932 г. о «судебной репрессии по Одесской области за пятую пятидневку» декабря, отмечалось, что только в 74 % районов области осуждено за несдачу хлеба в указанный период 123 человека, что составляет в среднем на район менее 4-х осужденных. А потому, подчеркивается далее, «как и за все время хлебозаготовительной кампании Одесская область и за пятую пятидневку декабря остается по части количества репрессий на последнем месте, не только сравнивая с другими решающими относительно хлеба областями, но и с нерешающими областями». В других областях намного больше крестьян «осуждено с начала кампании за несдачу хлеба:

По Харьковской области…6400 (100 на район);

По Днепропетровской……4150 (85 на район);

По Винницкой…………….6500 (102 на район);

По Киевской………………6300 (90 на район);

По Черниговской…………4000 (110 на район);

По Одесской………………2900 (57 на район).

Если по всей УССР местные органы, а вместе и органы юстиции приступили к осуществлению нажима в борьбе за хлеб с некоторым опозданием, то этот факт был наиболее характерен для Одесской области.

Так, за время с начала кампании до 25 ноября 1932 г. осуждено за несдачу хлеба по Одесской области (100 % районов) – 1995 человек, что составляет в среднем на район – 42 случая, то за это же время в других областях осуждено:

Харьковская………..3695 (в среднем 57 на район);

Днепропетровская…2350 (48);

Винницкая………….3523 (55);

Киевская……………3592 (55);

Черниговская………2582 (72);

Одесская……………1995 (42)» [13, c. 46-47].

Раскручивание маховика репрессий привело к тому, что в работе органов суда и прокуратуры стали обнаруживаться серьезные недочеты и нарушения. В январе 1933 г. нарком юстиций и генеральный прокурор УССР Поляков отмечал, что во многих районах плохо работают народные суды, «...обнаруживая в своих приговорах незнание дела, поверхностное и несерьезное отношение к проверке материалов на судебном следствии и чрезвычайную легкость в выборе мер судебной репрессии, судят без дифферинцированного подхода, зачастую по списку сельсовета... Следствие проводится иной раз быстро (в 2-3 дня), но неряшливо, неумело, без сочитания нужных темпов с исчерпывающим подбором необходимых материалов». В письме Наркомюста работникам юстиции Украины о неудовлетворительной работе судебно-следственной системы приводились конкретные факты нарушений. В Черниговской области по делу Бутко к расстрелу приговорили 17-летних и беременных за кражу 17 кг. ячменя и 3 пудов яблок. Киевский областной суд 17 ноября 1932 г. приговорил к расстрелу 60-летнюю крестьянку Черномор, у которой нашли 3 пуда пшеницы, 6 фунтов ячменя, 25 фунтов овса. К расстрелу была приговорена 55-летняя Майборода, в доме которой нашли 2,5 пуда порезанного собственного буряка, 3 бутылки и один графин самогона. В Харьковской области смертный приговор вынесли Супруну за обнаружение у него 25-ти фунтов колосков. Винницкий облсуд присудил к расстрелу Кузьменко, у которого обнаружили 3 обмолоченных и один не обмолоченный сноп пшеницы. Нарком Поляков подчеркивал, что около половины таких приговоров были отменены или заменены. Он требовал от работников суда и прокуратуры немедленно ликвидировать имеющиеся недостатки и одновременно «максимально усилить свою помощь партии в борьбе за выполнение плана хлебозаготовок»; нанести «более организованный» удар по «дезорганизаторам социалистической стройки» [11, с. 76-77].

Комиссия Молотова не принимала собственных постановлений, она не имела делопроизводства. Все законодательные акты, которые Молотов считал нужными принимать, принимались партийно-государственным руководством Украины. 18 ноября 1932 г. ЦК КП(б) У, а 20 ноября СНК УССР приняли постановления, идентичные по содержанию и под одним названием – «О мерах по усилению хлебозаготовок». Постановлениями предусматривалось, что в артелях, где во время уборки допускалось авансирование колхозников сверх установленной нормы (15 % от фактического обмолота), должны организовать возврат незаконно розданного хлеба. В постановлении СНК речь шла о штрафовании мясом тех колхозов, которые «задолжали» по хлебозаготовкам, но не имели хлеба, чтобы рассчитаться с государством. Штрафы должны были взыскиваться как за счет общественного скота, так и скота колхозников. Взыскание натуральных штрафов предусматривалось только с разрешения облисполкома, только мясом и без применения обысков. В распоряжении Наркомата юстиции УССР от 25 ноября, где речь шла об организации выполнения постановления, даже подчеркивалась нежелательность «массовых обысков».

Несмотря на это власти на местах избрали такую практику применения постановления, которая допускала, во-первых, штрафование не только мясом, а чем угодно; во-вторых, без получения санкций облисполкома в каждом отдельном случае; в-третьих, с использованием неоднократных подворных обходов и обысков. Кроме того, поощрялось доносительство. В одном правительственном постановлении говорилось, что тем, кто укажет на скрытый хлеб, выдавать 15 % этого изъятого хлеба.

Постепенно стала вводиться практика натуральных штрафов колхозников и единоличников-должников по хлебозаготовкам. В случае отсутствия запасов зерна у таких крестьян забирали абсолютно все продукты. Колхозник Федор Коваленко из села Лютеньки на Полтавщине вспоминает: «В ноябре и декабре 1932 г. забрали всё зерно, овощи фасоль и все, что было на чердаке: сушеные яблоки, груши, вишни, - все забрали». Подобное происходило повсеместно. Совершенно очевидно, что изъятие овощей или сухофруктов никак не влияло на вывод страны из экономической катастрофы. Это была репрессия в чистом виде, которая преследовала только одну цель: лишить должников возможности физически выжить до нового урожая. Репрессией так же являлось преследование за сбор остатков урожая на колхозных полях. Осенью 1932 г. голодающие крестьяне выходили на поля и собирали оставшиеся колосья хлеба, клубни картофеля, морковь, свеклу, яблоки и груши в садах. Но сбор некондиционных и даже испорченных остатков урожая расценивался как хищение, вновь применялись меры, предусмотренные пресловутым законом «о пяти колосках».

Ноябрьские постановления ЦК и СНК разрешали райисполкомам зачислять в хлебозаготовки все созданные в колхозах натуральные фонды – семенной, продовольственный и фуражный. Этот пункт имел оговорку относительно изъятий семенных фондов: только согласно санкции облисполкомов в каждом отдельном случае. Внесение данного пункта в текст постановления инициировали руководители республики. В дополнении к этой оговорке, которую могли не понять слишком «старательные» местные работники, политбюро ЦК КП(б)У 29 ноября 1932 г. приняло постановление, разосланное обкомам и райкомам в форме инструктивного письма за подписью С.Косиора. В нем отмечалось: «Просто и механически вывозить все фонды в хлебозаготовки является вовсе неправильным и недопустимым. Особенно это неправильно относительно семенного фонда. Изъятие колхозных фондов и их проверка должны осуществляться не огульно, не повсеместно. Вывоз хотя бы части посевного материала должен допускаться только в исключительных случаях с согласия обкомов партии» [6, с. 37].

В конце декабря 1932 г. в Украину приехал Каганович, чтобы обследовать ход хлебозаготовок. Он сообщил, что ЦК ВКП(б) отменил постановление ЦК КП(б)У от 18 ноября о невывозе семенных фондов «как решение, которое делает более слабыми наши позиции в борьбе за хлеб». ЦК КП(б)У отозвал инструктивное письмо от 29 ноября и отправил на места новое, в котором говорилось: «Во всех колхозах, не выполнивших план хлебозаготовок, в пятидневный срок вывезти все без исключения наличные колхозные фонды, в том числе и семенные, в счет выполнения плана хлебозаготовок. Всех, оказавших этому делу сопротивление, в том числе и коммунистов, арестовывать и предавать суду» [3, с. 636].

Патологическая жестокость, которую демонстрировали в ходе хлебозаготовок в Украине Молотов и Каганович, подхлестывалась непосредственно Сталиным. Когда генсеку доложили, что руководители Ореховского района Днепропетровской области разрешили колхозам оставить у себя семенные фонды, он распорядился немедленно арестовать их и наградить по заслугам, то есть дать им от пяти до десяти лет тюремного заключения каждому. Распоряжение исполнили немедленно и с перевыполнением. Старший агроном Ореховского районного земельного управления был приговорен к расстрелу, пять руководителей и специалистов приговорены к 10 годам лишения свободы в концлагерях, пять – к 8 годам, два – к пяти годам [6, с. 38].

Под нажимом Молотова и Кагановича Совнарком Украины, ЦК КП(б)У 6 декабря 1932 г. приняли постановление о занесении на «черную доску» шести сел, которые «злостно саботировали хлебозаготовки». Первыми эта участь постигла Гавриловку Межевского района и Вербки Павлоградского района Днепропетровской области, Лютенки Гадячского и Каменные Потоки Кременчугского районов Харьковской области, Пески Баштанского района и Святотроицкое Троицкого района Одесской области. Статус «черной доски» означал блокаду: села окружала милиция и войска; крестьяне лишались права на выезд; в эти села не завозились продукты; прекращалась всякая торговля; из кооперативных и государственных магазинов вывозились все товары; прекращалось всякого рода кредитование; осуществлялась чистка этих сел от «контрреволюционных элементов и организаторов срыва хлебозаготовок». Если в блокированных селах не было продовольствия, люди погибали голодной смертью.

Областные и районные власти обязаны были на местном уровне заносить на «черную доску» села и колхозы, которые задолжали больше других. В черных списках оказались сотни сел и 88 районов из 358 в Украине. Ужасным было то, что к участию в блокаде привлекали добровольцев из числа крестьян блокированных сел, им выдавали такие же продовольственные пайки, как и красноармейцам. В числе первых блокированных сел были Вербки. Местный учитель Василий Шумук свидетельствовал: «Вербки были окружены: ни в село, ни из села, при входе поставили столб с надписью «Бойкот»… Когда кончилось все съестное, крестьяне начали умирать. Из семи тысяч жителей уцелело три тысячи. Хоронить было трудно, трупы валялись. Приезжал Хатаевич, распорядился бросать покойников в колодцы, потом засыпать их».

В селах, которые не попадали на «черную доску», бойкоту подвергались отдельные хозяйства колхозников и единоличников. Возле их домов устанавливали черные таблички с надписью «Бойкот». Как правило, их ожидала та же участь, что и бойкотируемые села.

Cнятие блокады возможно было лишь в том случае, если крестьяне сдадут государству «спрятанный» хлеб. Но такие случаи были очень редкими. На 10 января 1933 г. из 25 колхозов Харьковской области, которые были занесены на «черную доску», только 3 колхоза выполнили план на 100 %. Исключение из республиканского «черного» списка оформлялось специальным постановлением ЦК КП(б)У. Например, 17 октября 1933 г. постановлением ЦК с «черной доски» было снято село Каменные Потоки Кременчугского района Харьковской области. В постановлении говорилось: «Советский и колхозный актив, колхозные массы с. Каменные Потоки по-большевистски взялись за ликвидацию позорных недостатков, за самоочищение от кулаческих и контрреволюционных элементов и мобилизацию всех сил на выполнение своих обязательств перед пролетарским государством». В результате этого село «20 августа полностью выполнило годовой план хлебосдачи» Учитывая это, ЦК КП(б)У отменил постановление от 6 декабря 1932 г. в отношении с. Каменные Потоки и все репрессии, «установленные для этого села этим постановление» [3, с. 229, 243 ]. Но десятимесячная блокада унесла жизни сотен жителей села Каменные Потоки.

Репрессии распространились на сферу торговли. Под видом создания препятствий «незаконной» торговле хлебом на рынке, комиссия Молотова перевела на блокадное положение всю Украину. В начале декабря СНК Украины постановил запретить торговлю картофелем в районах, которые «злостно не выполняли обязательств». В список включили 12 районов Черниговской, по 4 района Киевской и Харьковской областей. Затем последовал запрет торговли мясом и скотом в Винницкой, Киевской и Черниговской областях, а в Днепропетровской, Донецкой, Харьковской областях – в тех районах, которые не выполнят план заготовки мяса. Эти постановления оказывали дополнительный нажим на крестьянство, еще больше усиливали продовольственный кризис и голод.

В середине декабря 1932 г. ЦК КП(б)У принял постановление о запрете завоза и продажи промышленных товаров в районах, где заготовка хлеба оставалась неудовлетворительной. Запрет распространялся на 82 района республики. Только в конце декабря 1932 г. было разрешено продавать керосин, спички и другие промтовары в селах за исключением 82 районов 5 областей, которые наиболее задолжали по хлебозаготовкам.

В то время, когда в селах начинался массовый голод, руководящие работники районных и областных учреждений были хорошо обеспечены. Проводники партийно-государственного курса не голодали, поскольку получали хорошие пайки. Сохранились свидетельства, как выглядела столовая для партийных руководителей в Погребище: «Днем и ночью ее охраняла милиция, держа крестьян и их детей на расстоянии от ресторана…В столовой по очень низким ценам районным бонзам подавали белый хлеб, мясо, птицу, консервированные фрукты, деликатесы, вина и сладости. А вокруг этих оазисов зверствовали голод и смерть» [5, с. 260].

Не голодали и уполномоченные по хлебозаготовкам, которых должны были обеспечивать всем необходимым на время их пребывания в колхозах. Так, например, уполномоченный Троицкого райкома Одесской области Шелуха обратился к председателю правления колхоза им. Боянцева с заявлением, в котором перечислил необходимые ему продукты. Он писал: «Прошу обеспечить меня продуктами на период пребывания в вашей артели как уполномоченного РПК за мой счет по твердым ценам на каждый день: хлеба – 2 фунта, картофеля – 2 фунта, яиц – 5 штук, молока – 1 литр, масла сливочного – ¼ фунта, мяса куриного – 1 курица на 4 дня, масла растительного – ¼ фунта, меду – ¼ фунта». Шелуха прибыл в артель на 5 дней. Уезжая из села, он одолжил в колхозной кассе 30 рублей, и с колхозом не рассчитался. Правление колхоза не знало куда отправить счет [13, с. 128].

Заботу о руководящих работниках проявляло политбюро ЦК КП(б)У. 30 декабря 1932 г. оно рассмотрело вопрос «Об упорядочении дела снабжения руководящих работников центральных и областных учреждений». Было решено выделить две категории работников по снабжению продуктами и промтоварами. В первую группу были включены члены ЦК, ЦКК, Наркомы, уполномоченные союзных наркоматов, члены Президиума ВЦИКа, заместители наркомов и заместители уполномоченных наркоматов, рабочая часть членов Президиума ВУСПС, основные руководящие работники ЦК, СНК, УКК, штаба УВО. Для них устанавливались «повышенные нормы отпуска продуктов и промтоваров», определялся «порядок предварительных заказов и доставки на дом». Выделялся один из совхозов около Харькова «для обеспечения молочными и мясными продуктами, птицей и овощами». Большие льготы предоставлялись лицам, включенным во вторую категорию [16, с. 136].

С наступление зимы положение украинских сел стало критическим. Однако Сталину казалось, что Украина не желает выполнять государственный план заготовок зерна, что ее следует «заставить», и он стал идти на крайние меры нажима на руководство республики. 14 декабря 1932 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О срыве хлебозаготовок на Украине и Северном Кавказе». В первом пункте было записано: «Обязать ЦК КП(б)У и СНК УССР под личную ответственность товарищей Косиора и Чубаря закончить полностью план заготовок зерновых и подсолнуха до конца января 1933г.». Далее следовали угрозы в адрес партийных работников, которых называли «злейшими врагами партии, рабочего класса и колхозного крестьянства, саботажниками хлебозаготовок с партбилетами в кармане». Сталин и Молотов, подписавшие это постановление, подменяли судебные органы и присваивали себе право определять степень вины и меры наказания: «арестованных изменников партии на Украине, как организаторов саботажа хлебозаготовок, бывших секретарей райкомов, предисполкомов, заврайземуправлений, предрайколхозсоюзов, а именно: Ореховский район – Головина, Пригоду, Паламарчука, Ордельяна, Лупенко; Балаклейский район – Хорошенко, Ус, Фишмана; Косовский район – Яременко; Кобелякский район – Ляшенко; Больше-Токмакский район – Ленского, Косаченко, Дворника, Зыка, Долгова – предать суду, дав им от 5 до 10 лет заключения в концентрационных лагерях» [3, с. 90].

Угрозы со стороны Сталина следовали одна за другой. Накануне нового 1933 г. он направил телеграмму в Харьков в ЦК КП(б)У. Генсек требовал, чтобы была проделана работа по «добровольной сдаче крестьянами скрытого хлеба». Следовало распоряжение освободить от наказания крестьян, которые сдадут хлеб добровольно, и применять самые суровые меры к тем, кто не сдает хлеб. В первых числах января 1933 г. ЦК Компартии Украины и лично С.Косиор получили новые телеграммы. В них содержалось требование выполнить план хлебозаготовок за 1932г. до конца января. Сталин подчеркивал, что в процессе хлебозаготовок не останавливаться перед высылкой в концлагеря и применением высшей меры. Он распорядился прекратить всякое снабжение сел, не выполняющих план хлебосдачи.

Союзный центр и лично Сталин раздражительно реагировали на заявления украинского руководства о невозможности выполнения плана. Такие заявления расценивались как саботаж. Сталин угрожал расправой. Он говорил, что любое повторение ошибок 1932 г. будет строго наказываться. Товарищей, которые будут допускать эти ошибки, не спасут «их старые партийные бороды». 7 января 1933 г. газета «Правда» напечатала редакционную статью, в которой обвиняла Украину в срыве государственных заготовок зерна. Подчеркивалось, что благодаря попустительству украинского партийного руководства сложилось положение, когда «классовый враг в Украине организуется».

Украинские партийные и государственные деятели искали способы доложить Сталину объективную картину сложившегося положения и убедить его в необходимости изменить политику хлебозаготовок. В Москву был направлен первый секретарь Харьковского обкома, второй секретарь ЦК КП(б)У Терехов. Сталин не стал выслушивать Терехова, а в ответ на его просьбы направить хлеб в голодающие районы заявил: «Нам говорили, что вы, товарищ Терехов, хороший оратор; похоже, что вы и мастер рассказывать истории: вы придумали такую страшную сказку о голоде, думая напугать нас, но ничего с этого не выйдет. Возможно, было бы лучше, если бы вы оставили пост секретаря обкома и украинского ЦК и вступили в Союз писателей? Тогда вы сможете писать свои сказочки, и дураки будут читать их» [5, с. 355]. Сталин также резко отреагировал на просьбу командующего Киевским военным округом И. Якира разрешить выделить зерно для распределения между крестьянами.

Сталинская тактика угроз в адрес украинского руководства давала необходимые результаты. Секретарь ЦК КП(б)У С. Косиор рапортовал Сталину: «У нас есть отдельные случаи и даже отдельные села, которые голодают, однако это результат местного головотяпства, перегибов, особенно относительно местных колхозов. Какие-либо разговоры о «голоде» на Украине надо категорически отбросить» [3, с. 630]. Эти слова звучали как издевательство над украинским народом.

Методы заготовок, которые на протяжении трех месяцев практиковала молотовская комиссия на территории Украины, раньше встречались только как отдельные случаи. Даже в условиях жестких заготовок 1930 – 1931 гг. такие методы рассматривались как левацкие перегибы и влекли за собой исключение из партии. В 1932 – 1933 гг. эти методы стали нормой. Вот что об этом писал в газету «Радянське село» колхозник П.Лега из села Новоселовка Ореховского района Полтавской области: «За невыполнение плана хлебозаготовок требуют фасоль, горох, все, что есть у колхозников; кроме того, что требуют, так ругают и стучат кулаком по столу, дескать, если не сдашь того, что мы разворовали, сами заберем всю одежду и тебя под арест посадим. И не пропускают никого – ни лодыря, ни честного колхозника – всех подряд» [6, с. 39].

В эту же газету И. Литвин из села Юрьевка Царичанского района Днепропетровской области писал: «Прошу редакцию объяснить мне, куда можно обратиться с ходатайством. Надлежащую мне контрактацию хлебозаготовок 2184 кг я выполнил, недовыполнил 9 кг подсолнуха и бобовых 16 кг, но пришла бригада в наше село по хлебозаготовке, зашла ко мне в дом со щупами, сделала обыск, в доме ничего не нашли, вышли во двор, сорвали дверь от амбара и забрали весь хлеб, который не был спрятан нигде, и оставили меня и семью на сегодняшний день голодными». Из села Печиски Винницкой области Р.Кухар писал: «У меня сельсовет забрал хлеба в количестве 25 пудов. Имея 440 трудодней, за которые мною получено 28 пудов разного хлеба в аванс, не знаю, на каком основании они забрали этот хлеб у меня. Они сперва говорили, что будто бы хлеб ворованный, но потом выяснилось, что хлеба ворованного нет, только тот, что я честным трудом заработал в колхозе. И этот хлеб сейчас же отправили на ссыпной пункт. И я сейчас остался голодный, и моя семья не имеет ни кусочка хлеба. Кроме этого они забрали еще 66 пудов картофеля, который я имел на своем огороде, хотя выполнил контракцию, возложенную на меня в количестве 27 пудов» [6, с. 40].

Выше уже упоминался ноябрьский приказ наркома юстиции и генерального прокурора Украины об усилении репрессий в отношении крестьян. Во исполнение этого приказа судебно-следственные органы развили бурную деятельность, допуская при этом большое количество нарушений закона. В начале января 1933 г. генеральный прокурор Поляков и прокурор Верховного суда УССР Ахматов направили на места специальное письмо, в котором отмечали: «Десятки тысяч осужденных за несдачу хлеба, за расхищение имущества, разбазаривание мерчука, и за другие преступления – это значительный и суровый удар по дезорганизаторам социалистической стройки». Наряду с этим указывалось, что в работе судебно-следственных органов есть много недостатков. Отмечалось, что «судебные приговоры по делам о высшей мере наказания пишутся крайне неряшливо и политически малограмотно», народные суды обнаруживают в своих приговорах «незнание дела, поверхностное и несерьезное отношение к проверке материалов», судят часто «по списку сельсовета, без умения создать вокруг процесса общественное мнение». Указывалось на то, что следственные органы допускают спешку, следствие проводят 2-3 дня, на первое место выдвигают мелкие, несущественные факты. В качестве примера приведено дело элеватора «Заготзерно» в Лепетихе на Днепропетровщине. Недостача хлеба на элеваторе составляла 53 тысячи пудов, а осудили обвиняемых «за чепуху – за неоприходование 50 пудов хлеба, за получение 4-х поросят по дешевым ценам, получение 50 кг меду и 2-х кг масла и т.д. Но в данном деле суд обязан прежде всего установить, куда девались прежде всего 53 тысячи пудов госхлеба. Это не было сделано, и мы вынуждены приговор отменить для нового доследования» [11, с. 75].

В данном письме приводились примеры вынесения приговоров о расстреле при недостаточном изучении дел. К высшей мере были приговорены: Бутко из Черниговской области за кражу 17 кг ячменя; 60-летняя Черномор из Киевской области, у которой нашли 3 пуда пшеницы; 50-летняя Майбород из Одесской области, прятавшая в доме 40 кг свеклы; Супрун из Харьковской области за обнаружение у него 25-ти фунтов колосков. Указание на имеющиеся недостатки в работе судов не означало, что республиканские прокурорские органы становились на защиту пострадавших крестьян. В своем письме Поляков и Ахматов требовали от областных судов «сохранять темпы работы», «максимально усилить свою помощь партии в борьбе за выполнение плана хлебозаготовок» [11, с. 77].

24 января 1933г. ЦК ВКП(б) принял специальную резолюцию по партийной организации Украины. В ней украинское руководство обвинялось в срыве заготовок зерна, особенное внимание обращалось на «ключевые области» – Харьковскую (во главе с Тереховым), Одесскую и Днепропетровскую. Было заявлено, что партийные и советские работники этих областей «потеряли классовую бдительность». Пленум объявил о назначении П. Постышева – секретаря ЦК ВКП(б) – вторым секретарем КП(б)У и первым секретарем Харьковского обкома партии; Хатаевич, который в то время был секретарем КП(б)У, назначался первым секретарем Днепропетровского обкома; первым секретарем Одесского обкома был назначен Вегер.

Нарком внутренних дел УССР В. Балицкий о назначении Постышева писал следующее: «На совещании в Кремле в присутствии Молотова, Кагановича, Ягоды, Косиора и Балицкого, Сталин, подойдя к новому секретарю ЦК КП(б) У Постышеву, похлопал его по плечу и сказал: Ты, Паша, назначен туда в роли Главгола (главнокомандующего голодом) и этим оружием сделаешь больше, чем Семен (Буденный) конными армиями, Стасик (Косиор) несколько растерялся, у тебя руки и воля железные. На этих слизняков – Петровского, Любченко, Чубаря не обращай внимания» [3, с. 110].

Постышев, по существу, назначался специальным уполномоченным Сталина, и он энергично начал выполнять его задание, которое заключалось в «большевизации Компартии Украины» и дальнейшей «добыче» зерна у населения. Свою деятельность он начал с угроз партактиву УССР: «Где ваши клятвы о том, что после постановления ЦК ВКП(б) вы будете зверски бороться за постановление – оказалось пустой болтовней. Болтаете о голоде! Необходимо изменить в ближайшие 2-3 дня отношение к своим обязанностям, проявить твердость и решительность. Иначе мы вынуждены будем в отношении представителей советского и партийного аппаратов применять самые решительные меры» [3, с. 109]. Постышев заявил, что «остатки кулаков и националистов», которые проникли в партию и колхозы, продолжают саботировать производство и с ними необходимо вести беспощадную борьбу.

Постышев был назначен вторым секретарем Компартии Украины, но фактически он становился первым лицом в республике. Его присутствие определяло содержание доклада С. Косиора на февральском пленуме ЦК. Косиор говорил: «Мы имеем теперь новые формы классовой борьбы в том, что касается заготовок…Когда приезжаешь в район поговорить о хлебозаготовках, местное начальство начинает показывать тебе статистику и таблицы о низком урожае, которые повсеместно составляют враждебные элементы в колхозах, сельскохозяйственных отделах и МТС. Однако эта статистика ничего не говорит ни о хлебе в поле, ни о том, что его спрятали или своровали, но наши товарищи, включая разных уполномоченных, не могут понять фальшивых цифр, подброшенных им, и потому они часто становятся защитниками кулаков и этих цифр. Во многих случаях доказано, что эта арифметика – это чисто кулацкая арифметика; в соответствии с ней мы не получим даже и половины запланированного количества. Фальшивые цифры и раздутые явления в руках враждебных элементов также служат прикрытием воровства, массового разворовывания хлеба». Косиор резко критиковал руководителей многих районов Одесской и Днепропетровской областей, которые находят разные причины для проволочек с доставкой хлеба, «ведут нескончаемые разговоры о необходимости пересмотреть план». Он утверждал, что в разных районах, тут и там, имел место «организованный саботаж, инспирированный руководящими инстанциями местных партийных организаций» [5, с. 273].

Решать поставленную Сталиным задачу Постышеву помогла целая армия партийных работников, приехавших в Украину из России. Была развернута чистка партийных и советских кадров, которые состояли «из изменников дела рабочего класса и крестьян-колхозников». Постышев в сопровождении председателя украинского ОГПУ совершил поездку по Украине, во время которой заменил 237 секретарей райкомов партии и 249 председателей райисполкомов. Было назначено 3 тысячи новых председателей колхозов и секретарей партийных ячеек. Правоохранительные органы проводили чистки кадров бригадиров, ветеринаров, агрономов. Доходило до курьезов. Арестовали даже работников метеостанции, обвиняя их в фальсификации прогнозов погоды, что будто бы приводило к снижению урожая. Одной из мер, направленных на изъятие хлеба в начале 1933 г., явилось уничтожение по селам жерновов и ступ.

Не прекращались обвинения и в адрес украинских колхозников. Нарком земледелия СССР Яковлев на съезде колхозников-ударников в феврале 1933 г. заявил, что украинские колхозники не справились с посевными работами 1932 г.: «Таким образом, они наделали вреда правительству и самим себе». Потом, «не сумев надлежащим образом собрать урожай, они были последними изо всех районов нашей страны в выполнении своего долга перед правительством… Своим плохим трудом они наказали себя и правительство. Из этого, товарищи украинские колхозники, сделаем вывод: теперь время расплатиться за плохую работу в прошлом» [5, с. 274].

Хлебозаготовки не прекращались и в начале февраля 1933 г., когда крестьяне начали массово погибать от голода. Практически на всей территории в сельской местности тогда уже не существовало сколько-нибудь больших запасов продовольствия. Разобравшись в обстановке, Постышев стал убеждать Сталина в необходимости прекратить изъятие хлеба. И это ему удалось. Хлебозаготовки прекратили. Было решено также оставить в областях для пропитания голодающих 330 тысяч пудов зерна, заготовленного после 1 февраля [6, с. 40].

Изъятие семенного фонда в счет выполнения хлебозаготовительного плана создало в республике новую проблему. Нужно было готовиться к севу, а посевного материала не было. Донецкая область имела только 21 % от необходимого количества семян, Одесская – 14 %, Днепропетровская – 10 %. В северных областях республики положение с посевным материалом было несколько лучше.

Надежды на государственную помощь не было. Еще 23 сентября 1932 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором говорилось: «Ряд местных организаций обращаются в СНК и ЦК за семенным займом для совхозов и колхозов. Поскольку урожай этого года является удовлетворительным, а правительством установлен уменьшенный план государственных хлебозаготовок, который должен быть выполнен полностью, СНК и ЦК постановляют:

1. Отклонить все предложения о выдаче семенного займа.

2. Предупредить, что в текущем году ни совхозам, ни колхозам семензаем не будет выдаваться ни для озимого, ни для ярового сева.

Действительно, осенью государство не помогло колхозам семенами, поэтому в 1933 г. стали изыскивать внутренние источники поступления семян. Стремясь найти выход из тупика, Постышев, выступая на партийном активе Харьковской области, говорил, что собирать семена придется методами хлебозаготовок. В Запорожье Хатаевич призывал партактив убедить крестьян, которые имели некоторые запасы зерна, передать их в долг своему колхозу. Полная безысходность ситуации вынудила в Днепропетровской области прибегнуть к абсолютно ненормальной мере – награды за донос. Каждый, кто указывал, где сосед прячет зерно, получал от 10 до 15 % от обнаруженного в качестве премии. 17 февраля этот «опыт» специальным правительственным постановлением был распространен на всю республику.

Голод порождал пагубные психические симптомы, которые кое-кому было тяжело преодолеть. Люди стали писать анонимные доносы на своих соседей, что те, мол, прячут зерно (иногда не без оснований). Частым явлением стали убийства, подобные на то, которое произошло в селе Белки. Житель этого села Денис Ищенко убил свою сестру, зятя и их 16-летнюю дочь, чтобы забрать себе 12 кг муки. Он еще убил своего приятеля П. Коробейникова, когда тот нес 4 буханки хлеба, которые раздобыл в городе. Таким образом, ослепленные голодом, люди стали терять человеческий облик.

Семенная проблема отошла на второй план после того, как Постышев добился принятия 25 февраля постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о выделении Украине займа в размере 20 млн. пудов зерна. До конца апреля 1933 г. республика получила 22,9 млн. пудов семенного займа, 6,3 фуражного займа, 4,7 млн. пудов продовольственного займа и 400 тысяч пудов продовольственной помощи.

Изучение документов, относящихся к концу 1932 г. и к началу 1933 г., а также свидетельств крестьян, переживших голод, позволяет сделать вывод о том, что партийно-государственное руководство СССР своей хлебозаготовительной политикой поставило украинские села на гран вымирания. «Комиссия Молотова» диктовала свою волю украинскому руководству и заставляла его применять самые изощренные меры нажима на крестьян. Все свидетельствовало о том, что государство, изыскивая средства на нужды индустриализации, не только сделало сельское хозяйство главным поставщиком средств, но и готово было пожертвовать значительной частью крестьянства.

Дата добавления: 2015-10-30