Как сотворить любовь из пустоты

Ной

Произнося слова, которые навсегда изменили суть наших с Дилейн отношений, я почувствовал, как мой голос дрогнул и душевная неразбериха полезла наружу. Я пытался сдержать Дилейн, но, посмотрев на нее и увидев все еще задранное платье, хрупкое тело, лежащее на твердых ступенях… Как мог я так с ней поступить?! Я дал себе слово, что никогда больше не буду относиться к ней подобным образом, но, похоже, мое слово ничего не значило даже для меня самого.

Застонав от бессилия, я провел по лицу руками. Именно то, что я не рассказал Дилейн всего, что мне известно, так изменило ее поведение. Именно эта перемена и привела нас к такому разговору. Я больше не мог держать это в себе. Я должен был рассказать. Должен был раскрыть тайну: не сделай я этого, пересек бы тонкую грань, разделяющую чувство вины и помешательство, и наши отношения стали бы только хуже.

И потому выложил все, рассказал…

Она лишь посмотрела на меня ошарашенно и ничего не сказала.

Мне оставалось дожидаться, когда грянет гром. Только произойти это должно было не сейчас и не на ступенях. Она найдет меня, когда будет готова, и мне будет гораздо проще, если это произойдет в нашей комнате. Быть может, в знакомых стенах у нее не возникнет желания столкнуть меня с лестницы.

Бессильно уронив руки, я начал долгий подъем на второй этаж. Ноги отяжелели, ступни как будто превратились в цементные блоки – мне приходилось заставлять себя перешагивать со ступеньки на ступеньку. Но все внутри кричало, требуя сбежать в противоположном направлении, подхватить ее на руки и умчаться вместе с ней туда, где внешний мир не сможет вмешаться в наши отношения.

Но то была трусость мечтателя. Трезвомыслящая же моя часть понимала: мы уже ни от чего не сможем спрятаться.

С каждым шагом по коридору, ведущему к нашей комнате, расстояние до двери как будто увеличивалось, но я наконец преодолел его. Свинцовые руки взялись за дверную ручку, повернули ее и открыли вход туда, где мы впервые скрепили наши отношения. Я сам усмехнулся от такой мысли. «Скрепили» – слишком чистое слово для того, что на самом деле здесь произошло. Лучше бы подошло другое: здесь я проклял наши отношения, с самого начала обрек на неудачу.

Я сорвал пиджак и отбросил в сторону, как будто это было грязное рванье, а не пошитый на заказ дорогим мастером смокинг. Мне было все равно. В моей жизни происходили куда б о льшие катастрофы, чем помятый пиджак. Катастрофа номер один: я обзавелся секс‑рабыней. Катастрофа номер два: я влюбился в вышеупомянутую секс‑рабыню. Катастрофа номер три: у вышеупомянутой секс‑рабыни нашлась умирающая мать, и я не давал им встречаться. Катастрофа номер четыре: зная все это, я оттрахал ее на лестнице, оттрахал, как животное…

Взяв пачку сигарет, я размашистым шагом подошел к дивану и бросился на подушки. Пламя зажигалки оранжевым светом озарило темную комнату, когда я закурил и картинно выдохнул облако дыма. Никотин всегда успокаивал меня, а сейчас это было ох как нужно: я готов был взорваться, голыми руками разнести по кирпичику дом своих родителей, чтобы от него ничего не осталось, ничего, кроме горки щебня.

Подняв задницу с дивана, я разделся – мне нужно было принять душ. Одежду опять бросил на пол, потому что на тряпки мне было плевать, и вошел в ванную, не включая света, чтобы не видеть своего отражения в зеркале. Мой гипервозбужденный разум и так был полон образов из того далекого дня, когда я застукал здесь Дэвида. И эти воспоминания не просто говорили, кричали мне в лицо, насколько сильно мы с Дэвидом похожи. Лишний раз видеть это мне не хотелось.

Что со мной не так? Чем больше я старался не быть таким, как он, тем сильнее походил на него. Я трахал ее на гребаной лестнице. Не испытывая чувств и не доставляя ей удовольствия. Трахнул и оставил там, признавшись напоследок, что обманул ее.

В душ я вошел, не дав воде прогреться. Ледяная вода – не самая приятная вещь на свете, но я это заслужил. Мне хотелось одного – расслабиться настолько, чтобы впасть в забытье и перестать чувствовать боль, которая поселилась в моем сердце. Но то, что я хотел, и то, что мне было нужно, – это совершенно разные вещи.

Мне нужно было отвечать за свои поступки. Нужно было встать перед Дилейн и по‑мужски выслушать ее, когда она будет делать мне втык за то, что я копался в ее жизни. Нужно было, глядя ей в глаза, извиниться за то, что лишил ее человеческого достоинства. Нужно было позволить ей уйти из моей жизни и забыть о надежде когда‑либо увидеть ее снова. И нужно было почувствовать, как разрывается сердце оттого, что я ее потерял.

В полном душевном и умственном истощении я уперся руками в стену и прислонился к ней лбом. Я надеялся, что холодная вода смоет грязь, накопившуюся внутри, но для этого нужно было бы вывернуть себя наизнанку. Даже если бы я сделал это, обычными водой и мылом такую грязь не смыть. Думаю, что и отбеливание не помогло бы.

Думать я мог только о том, как она посмотрела на меня, когда спускалась по этой самой лестнице всего на пару часов раньше, днем. Как покачивались ее бедра, как расходился разрез на платье, открывая кремовую гладкость ног. Какая нежная была у нее кожа, когда я надевал на нее цепочку. Ее вкус, который я ощутил, когда она в благодарность поцеловала меня в губы. И я до сих пор чувствовал ее запах. Господи, от одного воспоминания о Дилейн меня чуть не убило желание! Как бы я хотел, чтобы все повернулось по‑другому. Как бы хотел не стоять в душе, упиваясь чувством вины, а быть с ней рядом, обнимать ее – и чтобы она обнимала меня.

Но я все погубил. Я погубил ее и себя.

В темноте мой воспаленный разум начал играть со мной шутки. Я совершенно отчетливо почувствовал, как ее руки оплели мою грудь со спины, и даже ощутил нежное прикосновение губ у себя между лопатками. И чтобы запутать мне мозги окончательно, словно облаком горячего пара меня окутал ее запах, густой и насыщенный. Мой член, само собой, откликнулся на то, чего не существовало, и я подумал, сколько пройдет времени, прежде чем мы с ним сможем забыть ее.

– Пожалуйста, повернись, – услышал я и уже был готов поверить, что она действительно стоит у меня за спиной. Но голос ее прозвучал робко и неуверенно, и я понял: это не более чем образ, рожденный моим разумом. – Ной, пожалуйста. Ты не можешь прятаться от меня после того, как несколько дней совсем не обращал на меня внимания, заставляя думать, что я что‑то сделала не так, а потом сказав такое.

Да, это определенно была Дилейн. Единственное, что могло ее сюда привести, – желание оторвать мой член и засунуть его мне в задницу за то, что влез в ее жизнь. И спасения от нее не было. Она зажала меня в угол, что ж, придется испытать ее гнев, ведь я заслужил все, что она хотела сказать или сделать.

Я медленно повернулся, глаза наконец привыкли к темноте, но я все равно не мог рассмотреть ее, потому что в ванной царил абсолютный мрак.

– Я знаю и прошу про…

Я почувствовал, как ее тело прижалось ко мне. И, чтоб я сдох, она была голой! Подобного я мог ожидать – это было в ее духе, но не рассчитывал на поцелуй. Ее губы начали ласкать мои, невероятно нежно, трепетно. То был самый сладкий поцелуй из всех, что я помню.

Я запустил пальцы в волосы Дилейн, прижимая ее к себе сильнее и запоминая вкус, запах, ощущение ее присутствия, потому что не знал, появится ли у меня когда‑либо возможность почувствовать их снова.

Господи, как я любил ее!

Руки Дилейн оказались на мне, кончики пальцев вдавились в кожу на груди, на спине, на ягодицах. Она как будто навсегда оставляла следы везде, где прикасалась ко мне. И в то же время старалась оказаться как можно ближе. Будь моя воля, я раскрыл бы грудную клетку, принял ее в себя и запечатал там навеки, чтобы всегда носить с собой.

Вот только не мог понять, почему она делает это.

А потом она прервала поцелуй. Я почувствовал, как вздымается и опускается ее грудь, услышал затрудненное дыхание, ощутил мокрой кожей его тепло.

Она положила голову мне на грудь, прямо над сердцем.

– Займись со мной любовью, Ной. Хотя бы один раз. Позволь почувствовать тебя.

Я знал, нужно отказать, но в душе был слабым человеком (только для нее), мне хотелось, чтобы она поняла: слова, произнесенные там, на лестнице, не были ложью или блефом. Вот только произойти это должно было не в душе, а в таком месте, где я мог бы видеть ее лицо.

Я поцеловал волосы Дилейн, затем немного прогнул ее спину, приподнял подбородок и мягко поцеловал в полные губы. А потом, закрыв воду, подхватил под ягодицы, поднял и посадил на себя чуть выше талии. Дилейн соединила пальцы у меня на затылке и прижалась своим лбом к моему. Вот так я и понес ее в нашу комнату.

Пока я нес ее к кровати, глаза Дилейн не отрывались от моих. По‑прежнему было темно, но буря уже закончилась и тучи рассеялись настолько, что ее кремовая кожа озарилась просочившимся в окна лунным светом. Положив Дилейн на кровать, я вдруг увидел, как много у нее общего с небесным телом, висевшим ярким шаром в угольно‑черном небе. Она одна выделялась среди моря звезд, затмевая сиянием даже самые яркие из них. Она была совсем рядом, но, как ни старайся, не дотянешься. Мне был дан единственный шанс, космический корабль, чтобы добраться до нее, и я не собирался его упускать.

Сердце стучало у меня в ушах так громко, что я не сомневался: она слышит эти удары. Я пришел в ужас, испугавшись, что она увидит, какой я на самом деле трус. Трус, а вовсе не тот уверенный в себе мужчина, которым так старался казаться. Чтобы дать ей то, чего она ждала, нужно было сбросить все наносное и обнажить незащищенную душу. И я был готов пойти на это… ради нее. Черт возьми, я сделал бы для нее все, выполнил бы любое ее желание. Если бы она захотела мою руку, я отрубил бы ее и отдал ей. Ногу? Пожалуйста. Сердце? Душу? Они уже принадлежали ей.

Забравшись в постель рядом с Дилейн, я погладил ее щеку и спустился пальцами по шее. Она задрожала, и я, остолоп, вдруг понял, что вынес ее из душа мокрой и теперь ей холодно. Когда я взялся за одеяло, она, останавливая мой порыв, прикоснулась к руке.

– Это не от холода, – прошептала Дилейн с робкой улыбкой, и сердце у меня в груди сделало сальто.

Осторожно переместив вес на локоть, я навис над ней и поймал ее губы своими. Тыльная сторона моей руки продолжила путешествие по ее плечу, скользнула по мягкому изгибу груди, опустилась по боку и наконец остановилась на бедре. Каждый изгиб, каждая впадинка ее тела напоминала, насколько она прекрасна. Она заслуживала того, чтобы перед ней преклонялись, чтобы ее боготворили.

Я накрыл ее правое бедро своим и просунул колено между ее ног. Ладонь Дилейн скользнула по моим бедрам. Она прижала меня к себе, когда мой язык прошелся по ее нижней губе, просясь внутрь. Она не раздумывала ни секунды. Высунув кончик языка, устремилась обниматься с моим, словно женщина, дождавшаяся любовника после долгих лет разлуки.

Мои пальцы скользнули по мягкой коже ее живота вверх и сжали затвердевший пик одной из налитых грудей. Она застонала, не отрываясь от моих губ, и выгнула спину, прося еще.

Я прервал поцелуй. Прошелся губами вдоль плавной линии ее подбородка вниз по тонкой шее к ключице, а там втянул кожу, но очень нежно – мне совершенно не хотелось оставить на ней отметины. Она не была моей игрушкой или собственностью. Сейчас я собирался любить ее так, как она того заслуживала.

Дилейн взялась за мой бицепс, потом кончики ее пальцев прошлись по моей руке до груди, оставляя за собой огненные дорожки. Каждое нервное окончание моего тела трепетало, от каждого ее прикосновения волны наслаждения расходились по телу и собирались внизу живота. Да, она научилась ласкать меня. Когда мы играли в вампиров в комнате для отдыха, когда, подобно съехавшим эксгибиционистам, занимались любовью в салоне лимузина или жарили бекон на кухне, уже тогда она умела меня ласкать. В ее руках я превращался в послушную массу, и ни с кем другим такого больше не будет.

Я притянул ее руки ко рту, поцеловал ладони и положил их себе на грудь, чтобы она почувствовала тяжелые удары. Мое сердце билось для нее, и, заглянув ей в глаза, я попытался передать это взглядом.

Нежно поцеловав сочные губы, я скользнул вниз, поймал ртом один из возбужденных сосков и принялся быстро водить вокруг него языком, пока не услышал ее шумный вдох и она не прижалась ко мне еще сильнее. Я, втянув в рот чувствительную кожу, начал играть с ней языком. Одна из рук Дилейн опустилась на мои волосы, вторая крепко сжалась на плече, но ей пришлось немного ослабить хватку, когда я повернулся ко второй груди, охваченный желанием не обделить вниманием и ее.

Мягко поцеловав сосок, я двинулся вниз по нежному телу, прикасаясь к нему губами или руками. Ни один дюйм ее кожи не должен, клянусь, остаться без ласки. Заведя руку ей под колено и положив ее ногу себе на бедро, я прижался к ней пахом. Это произошло невольно, оттого что она оказалась так близко. Я не собирался этого делать, но, судя по тому, как Дилейн застонала и как подалась навстречу, она вовсе не возражала. Скорее наоборот. Во всяком случае, она провела рукой по моей спине, взяла меня за ягодицу и прижала к себе. Жар ее возбуждения, соприкоснувшийся с моим телом, едва не лишил меня рассудка. Поэтому я чуть отодвинулся, успокоив ее, а когда она протестующе захныкала, опустился ниже и раздвинул ей ноги, чтобы приспособить свои плечи.

Мне нравилось, что она всегда была готовой для меня – голой, теплой, влажной. Продолжая смотреть прямо на нее, я мягко поцеловал верх ее складок. Она, закрыв глаза, прикусила губу и уронила голову на подушку. По всему ее телу прошла волна, спина изогнулась, живот втянулся, и бедра устремились вперед, поднося свой центр еще ближе ко мне. Я, приняв это подношение, опустил голову и вкусил ее восхитительный фрукт, оросивший соком мои губы, язык, лицо.

– Ной…

Мое имя сорвалось с уст Дилейн отчаянной мольбой. Тело ее поднялось и опустилось, она вплела пальцы в мои волосы, обнимая бедрами мои плечи. Не для того, чтобы задушить, а чтобы помочь мне попасть в нужное ей место. Она поставила маленькую ступню мне на плечо, съехала мягкой подошвой по спине и поднялась на ягодицы. Потом прошла тем же путем еще несколько раз. Я ввел в нее два пальца, согнул их, вытащил, ввел снова, облизывая, посасывая и целуя каждый дюйм драгоценного райского плода. И вдруг она задрожала. Бедра ее застыли, перестали двигаться, пальцы вцепились в мои волосы, и она издала звук, который я не забуду до конца своих дней. Он не был громким – Дилейн, испытывая оргазм, никогда не кричала, – но это был животный звук, так львица может огласить вечернюю саванну урчанием после сытного ужина.

Я чувствовал, как к кончику уже подступает влага, грозя обернуться преждевременным извержением, но допустить этого не мог. Я перестал думать о собственных потребностях, желая еще раз довести ее до вершины, чтобы увидеть, как она полетит вниз с края обрыва. Язык и пальцы мои продолжали свое дело, управляя ее оргазмом, пока вскоре за ним не последовал второй.

Мышцы ее бедер медленно расслабились, разрешая мне покинуть свой пост. Не то чтобы мне этого хотелось, но когда‑нибудь я все‑таки должен был закончить, вот мне и пришлось себя заставлять. Мой взгляд пробежал по извивающемуся телу Дилейн. Она приподняла голову и посмотрела на меня. Ее прекрасные голубые глаза были переполнены чувствами.

– Ты такой… красивый, – только и прошептала она.

– Но с тобой мне не сравниться.

И это была правда. Ей были неинтересны ни шикарный дом, ни дорогие машины, ни высокооплачиваемая работа. Все, что нужно, она находила в своем сердце из чистого золота. Внутри она была так же прекрасна, как и внешне. В этом‑то и заключалась разница между нами. Это и делало ее совершенной.

Больше не в силах смотреть, не прикасаясь, я прополз по ее телу вверх и навис над ней, пристраиваясь к входу. Осторожно удерживая свой вес на руках, опустился на нее и убрал прядь волос с ее лица за ухо.

– Таким должен был быть наш первый раз, – сказал я и медленно вошел в нее.

Она тихонько ахнула, но я заглушил этот звук, накрыв губами ее рот. Ноги Дилейн сложились у меня на пояснице, когда я, постепенно набирая скорость, начал двигаться вперед‑назад. Пальцы ее с каждым движением тел все сильнее вдавливались в мои лопатки. Мои толчки она встречала уверенными движениями бедер. Я оторвался от ее губ и спустился на шею, целуя, облизывая, посасывая кожу.

Моя ладонь на мгновение сжала ее упругую ягодицу и спустилась по бедру. Добравшись до внутренней стороны колена, я нежно отвел его в сторону, открывая Дилейн и давая себе возможность войти в нее еще глубже. Мною двигало только одно: потребность погрузиться в самые ее глубины. Я немного наклонился в сторону, когда обе ее руки спустились по моей спине и легли на ягодицы. Дилейн явно была из тех девушек, которые любят крепкую мужскую задницу. Желая угодить ей, я напряг мышцы, углубляясь в нее и двигая бедрами так, чтобы клитор почувствовал трение, которого – я знал – она жаждала.

Наши тела раскачивались, как волны океана, обрушивающиеся на скалистый берег лишь затем, чтобы отступить и проделать все заново. Все это было подобно волшебству, чуду, о котором пишут в сопливых любовных романах, но еще никогда, ни в реальной жизни, ни в вымышленной, не сливались воедино два тела, столь идеально подходящих друг для друга.

Наступила одна из тех редких минут, когда начинаешь верить, что наконец нашел свою вторую половину. Как жаль, что это чувствовал только я. Но как бы сильно мне ни хотелось узнать, что чувствует она, для меня это было не важно. Мне на роду было написано встретить и полюбить ее – в этом я не сомневался. Хотя бы ради того, чтобы получить урок. Теперь я, по крайней мере, узнал, каково это – любить кого‑то больше, чем самого себя.

Я принял решение. О последствиях этого решения я буду думать потом, но в тот миг она была рядом со мной, и она должна была узнать, что я чувствую на самом деле. Я не мог позволить ей покинуть эту комнату, не объяснив все свои поступки так, чтобы у нее не осталось никаких сомнений. Чтобы она узнала, что происходило с моим разумом, с моей душой.

Весь я, до самых глубин, сердце, разум – все наполнилось ею, и отныне так будет всегда. И если после всего, что будет сказано и сделано, она уйдет, то их она унесет с собой.

Я прижался к ней.

– Я люблю тебя, Дилейн. Всем, мать его, сердцем.

– О боже, Ной.

В голосе ее было столько чувства, что я поднял голову и посмотрел на нее. Губы ее дрожали, глаза блестели от слез. Робкая рука легла на мою щеку, подушечка большого пальца прошла по нижней губе.

– Пожалуйста, называй меня Лейни. Просто… Лейни.

Я всмотрелся в ее лицо и, когда одинокая слезинка скатилась по щеке, не смог поверить, что она говорила это только из жалости ко мне. Да, мне раньше казалось, будто мое сердце громко бьется и кувыркается. Но после этих простых слов у меня в груди началась безумная акробатика. У меня закружилась голова, но я не смог сдержать улыбку, которая расплылась по моему лицу.

– Лейни, – вполголоса повторил я.

Она задрожала.

– Господи, это звучит так сексуально. Скажи еще раз. – Она приподняла мою голову, чтобы видеть лицо.

Я подался к ней и, когда наши губы почти встретились, прошептал:

– Лейни…

Она зубами потянула меня за нижнюю губу, раз, второй, и пробормотала:

– Повтори.

Целуя ее еще более страстно, чем в прошлый раз, я повторял ее имя снова и снова, потому что, черт возьми, имел право. Наконец‑то. Толчки мои стали настойчивее, продолжая держать ее ногу под коленом, я бился об нее бедрами. Сильнее, глубже, быстрее. Схватившись за матрац для опоры, двигался вперед‑назад, входил и выходил. Она цеплялась за меня. Наш пот смешивался от скольжения тел. Сухожилия у меня в руках и шее напряглись, мышцам на спине, прессе и в ягодицах пришлось всерьез поработать, чтобы я смог дать ей все, что у меня было.

Дилейн провела ногтями по моей спине, и я про себя молил Господа, чтобы там остались раны. Раны, которые никогда не заживут, – шрамы, такие же как те, что останутся у меня на сердце, когда она покинет меня.

Я, подняв голову, стал всматриваться в нее, запоминая каждый штрих, каждую черточку ее лица, и не мог не заметить вздувшуюся вену на шее. Еще одно видение, которое будет преследовать меня всю жизнь. Какой изысканный образ.

Капелька пота повисла у меня на кончике носа и упала на ее губы. Я увидел, как она высунула кончик языка и слизала ее. Глаза ее закрылись, и она замычала, как будто положила в рот кусочек лучшего шоколада.

– Посмотри на меня, киса, – прошептал я.

Она открыла глаза, и наши взгляды мгновенно соединились. Это было куда более глубокое соединение, чем любые внешние проявления.

– Я люблю тебя, Лейни.

– Ной, я… – простонала она и, прикусив нижнюю губу, откинула назад голову. Оргазм волной прошел через нее, тело ее натянулось подо мной, как лук.

Ее тело. О боже, ее тело. Это выражение лица, когда я сказал ей, что люблю, и она испытала оргазм… Просто не существует таких слов, чтобы описать мои чувства.

С последним толчком я последовал за ней, чувствуя, как ее внутренние стенки сжимаются и гладят меня, выдаивая все до остатка. Чувствуя, как я сам пульсирую и бьюсь внутри нее.

Я перекатился на бок и потянул ее за собой, обхватив обеими руками и прижав к груди, потому что не хотел отпускать. Разве не это самое главное? Я не мог ее отпустить, хотя должен был. Потому что держать ее при себе было бы просто жестоко.

Мы лежали, предаваясь блаженству. Мы погрузились в негу и пребывали в ней, должно быть, целую вечность, но и этого нам казалось мало. Никто не произносил ни слова, никто не ослаблял объятий, мы оба были погружены в свои мысли. Простыни насквозь промокли, пропитались п о том наших усилий и соками последовавшего финала. И, господи боже, каким же сладким был этот финал…

А потом Лейни нарушила молчание.

– Ной, – произнесла она таким тихим голосом, что я едва расслышал свое имя. – Нам нужно поговорить. – Это было произнесено громко и отчетливо. Но я этого не хотел, потому что вот она, часть, где все рушится, где реальность дает мне оплеуху… где она говорит, что бросает меня.

– Не сейчас. – Я, пригладив волосы Дилейн, поцеловал ее в лоб. – Это ведь может подождать до утра. Пока давай просто так полежим.

Дилейн… Лейни кивнула и, не произнеся больше ни слова, опять прижалась щекой к моей груди, даря мне последнюю ночь, когда я мог обнимать ее. Это была первая и единственная ночь, когда во всем, черт побери, мире все сложилось правильно. Правильно просто потому, что она была рядом со мной и знала, что я ее люблю. И ни за что я не истратил бы попусту и секунды того недолгого драгоценного времени, которое мне было позволено провести с ней.

* * *

Остаток ночи мы провели вместе. Когда она мирно заснула, я стал приглаживать ее волосы, гладить спину, вдыхать ее запах. И лишь когда утреннее небо подернулось первым отсветом оранжевой зари, осторожно выбрался из‑под нее. Нежно поцеловав ее в щеку и шепнув «люблю тебя», ушел принимать душ.

Когда я проходил мимо двери в спальню, как будто невидимая рука появилась из ниоткуда и поймала меня. Она провела меня по коридору, втащила в кабинет, и я опомнился перед выдвинутым ящиком письменного стола. Дрожащими руками вынул из него свою копию контракта. Того самого, который привязывал Дилейн ко мне на следующие два года.

Лейни

Проснувшись на следующее утро, я на мгновение (ну ладно, не на мгновение, а на чуть более долгое время) впала в панику: я почувствовала, а потом и увидела, что Ноя в постели нет. Но, сев и осмотревшись, заметила, что дверь ванной закрыта. Значит, он должен быть там. Тут я поняла, что сижу в кровати совсем голая, что, в общем‑то, меня не особенно поразило: Ной настаивал, чтобы я спала голой (честно скажу, мне это даже нравилось). Платье, которое я вчера сбросила на пол, перед тем как пойти в душ, лежало на том же месте. Выходит, это был не сон. Я повалилась на кровать и обняла подушку Ноя.

Он любил меня. В самом деле любил.

И он не просто говорил об этом. Он доказывал свои слова каждым прикосновением, каждым поцелуем, каждой клеточкой собственного тела, пока у меня не осталось сомнений.

Мысли мои вернулись на несколько часов назад, и я заулыбалась так, что заболели щеки. Душа моя воспарила, тело затрепетало.

В тот же миг, когда он признался, что любит меня «всем, мать его, сердцем», я поняла, насколько он серьезен. Вот только было неправильно говорить нечто подобное, не используя имя, которое я запретила ему произносить. Он более чем заслужил право называть меня Лейни. И когда я услышала, как с его умелых уст слетело слово на Л, у меня пошли мурашки по коже и я задрожала от желания слышать это снова и снова.

До этого мгновения я была уверена, что у нас с Ноем никогда ничего не выйдет. Мы принадлежали совершенно разным мирам, и, независимо от того, что мы чувствовали друг к другу, эти миры соединиться не могли. Но когда я увидела, почувствовала и услышала его признание, я поняла, что слабый шанс есть. Нужно только бороться, и я не собиралась становиться убийцей нашего счастья. Ведь я чувствовала то же, что и он. Мы могли добиться своего. Быть может, все эти романтические комедии не так уж глупы. Возможно, и нам с Ноем передалась частица этого волшебства.

Я собиралась признаться ему, что тоже его люблю, но он попросил посмотреть на него, и тогда я увидела то, о чем могла только догадываться, – его внутренний мир, его истинные чувства. Они стали так же очевидны для меня, как прекрасный и соблазнительный нос у него на лице. А потом он снова произнес эти три коротких слова, назвав меня привычным именем, и я не смогла сдержать оргазм. Совершенное счастье.

Я даже еще раз попыталась сказать ему об этом, когда мы оба смогли, как говорится, охладить моторы. Но он не захотел слушать. Он хотел наслаждаться последствиями того, что мы сделали, да и я была не против. У нас впереди был сегодняшний и завтрашний день и каждый чудесный день нашей жизни потом.

Мы любили друг друга, и ничто и никто не мог встать между нами. Посудите сами. Каковы шансы, что два совершенно разных незнакомых человека, стремящихся найти выход из непростых жизненных ситуаций, найдут друг друга? Ничтожны… Но это случилось. Мы нашли любовь. Из ничего мы создали нечто. Когда‑нибудь об этом мы будем рассказывать нашим детям и внукам… Не упоминая, разумеется, о том, что бабушка была шлюхой.

Я была счастлива. Я витала в облаках. Наступил новый день. Грозовые тучи ушли. Чирикали птички, вовсю сияло солнце. Могу поспорить, если бы я распахнула окно, какая‑нибудь синичка уселась бы мне на палец и начала выводить для меня трели. В такие мгновения начинаешь понимать подлинный смысл выражения «попасть в сказку». Не то чтобы я собиралась это делать. С моей‑то удачей я, наверное, споткнулась бы обо что‑нибудь, вывалилась со второго этажа и шмякнулась на бетонную площадку под окном. И смягчить падение было нечему, кроме поющей крошечной синички. После этого она выглядела бы как раздавленная синяя конфетка «Эм‑энд‑Эмс», а такой грех на душу я не готова была взять.

Но этого все равно не произошло бы. Ничто не могло омрачить прелесть этого дня. Потому я мысленно приказала синичке оставаться на ее стороне окна, а себе – на своей. Так никто не пострадает.

Глубоко вздохнуть, хорошенько потянуться – и вот она, гениальная идея!

Завтрак. Я приготовлю ему завтрак! Губы мои растянулись в широченную улыбку, когда я подумала, что это будет бекон с яйцами, а потом перекосились в дьявольскую ухмылку, стоило представить, что за этим может последовать. Надо же, кто бы мог подумать? Бекон – набитый холестерином афродизиак. Да уж, замечательно для Суперкиски, но очень, очень плохо для артерий.

Суперкиска полностью одобрила мою идею. Кто бы сомневался, маленькая потаскушка.

Отмахнувшись от нее, я откинула одеяло, чтобы встать и заняться завтраком, но тут дверь ванной открылась и появился Ной. Он был полностью одет и выглядел просто суперски, даже с небольшими кругами под глазами. Наверное, я вчера слишком долго не давала ему заснуть. Моя внутренняя шлюха захихикала, как невинная школьница.

– Доброе утро, – робко улыбнулась я, вдруг подумав: а что, если сегодня он настроен уже не так, как прошлой ночью?

– Доброе утро, – ответил он. Тон его был чуточку более угрюмым, чем я ожидала услышать.

Ной, опустив глаза, начал поправлять галстук, хотя эта деталь его гардероба была, как всегда, безупречна. Мне показалось, что он не хотел на меня смотреть.

Вот дерьмо! Ладно, повода для паники не было. Может, он думал так же, как я, и просто не знал, как я отреагирую. Ну, это поправить просто.

– Ты… на работу? – спросила я, чтобы завязать разговор.

– Да. Я вчера спешил, когда уходил, не успел обойти возможных заказчиков и встретиться с членами правления. Поэтому сегодня нужно там навести порядок, мало ли что. – Его внимание переместилось с галстука на рукав пиджака.

– О, нехорошо вышло, – сказала я, почувствовав укор совести. – Мы не можем сначала поговорить?

Он пожал плечами.

– Зачем? Я и так знаю все, что ты хочешь сказать, и решение этой проблемы очень простое.

Это меня задело. Как смел он предполагать, будто знает, о чем я думаю? И что это за решение? Какая еще проблема? По мне, так все было идеально.

Ной подошел к кровати, достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул его, а потом разорвал пополам. Две половинки он бросил на одеяло рядом со мной.

– Езжай к отцу и матери. Они нуждаются в тебе больше, чем я. К тому же у нас все равно ничего не вышло бы. В реальной жизни.

Когда я опустила взгляд на обрывки, он, развернувшись, направился к двери. Не нужно было долго всматриваться, чтобы понять, что уничтоженная бумага была нашим контрактом. То, что некогда служило узами, связывавшими меня с любимым мужчиной, превратилось во вторсырье, макулатуру.

– Ной… – начала я, но он оборвал меня.

– Мне нужно идти, – сказал он, остановившись у двери спиной ко мне. – Тебе тоже.

Открыв дверь, он вышел из спальни.

«Они нуждаются в тебе больше, чем я… У нас все равно ничего бы не вышло». Его слова оглушительно звенели у меня в ушах. И почему это стало для меня такой неожиданностью? Он всего лишь подтвердил то, что я и так давным‑давно знала.

Сердце, которое еще несколько секунд назад заходилось от восторга, теперь напоминало лежавший передо мной бесполезный документ, уничтоженный, разорванный пополам.

– Но… я тоже тебя люблю, – прошептала я в пустоту.

Нет, я не могла позволить ему уйти, по крайней мере пока он не услышит мои слова.

Я соскочила с кровати, готовая бежать за ним, но когда поток прохладного воздуха заставил меня задрожать, поняла, что все еще голая. Тогда, схватив одну из его футболок, натянула на себя, выбежала в длинный коридор и чуть было не скатилась кубарем по лестнице. К счастью, мне удалось устоять на ногах и благополучно спуститься в прихожую. Я рванула дверь, приготовившись кричать, но успела увидеть лишь задние фонари лимузина, выезжающего на дорогу.

Слишком поздно.

Он покинул меня, и я осталась совсем одна.

КНИГА 2

Продолжение истории посвящается моей сестре, Бритни Дей, которая наделена невероятным талантом. Порой, мне кажется, она забывает об этом.

Брит, нельзя находиться в чьей‑то тени, если ты сама излучаешь свет. Мир принадлежит тебе! Тебе нужно только взять его штурмом.

ПРОЛОГ

Я – человек, плативший за секс. Не подумайте ничего дурного: мне вполне хватало бесплатного секса. Просто это был единственный способ перестать трахать себе мозги. Хотя, это честно, секс в любом месте, ровно столько, сколько захочется, был одной из целей, но я не об этом. Главное вот что: я заплатил сумасшедшие деньги (два миллиона долларов, если вас интересуют цифры), чтобы на два года стать полноправным хозяином женщины. Она была девственницей и стоила этих денег, но потом произошло немыслимое.

Я полюбил ее.

Дальше больше. Я узнал, почему она выставила на продажу свое тело. Она сделала это ради спасения жизни. Не своей. Я купил ее для постели, и только. Узнав о ее самопожертвовании, я понял, что в этой истории оказался полнейшим говнюком, но я собирался все исправить.

Меня зовут Ной Кроуфорд, и это продолжение моей истории.

СГЛАЗ

Ной

Уйти от Дилейн Талбот стало для меня самым трудным поступком за всю жизнь. Поверьте, я серьезно: я считаю, что виновен в смерти своих родителей. Пусть их кончина сделала меня владельцем многомиллионной корпорации «Алый лотос», но в их смерти только моя вина. А после я стал управлять компанией вместе со своим заклятым врагом Дэвидом Стоуном.

Когда‑то Дэвид был моим лучшим другом, но однажды, вернувшись из деловой поездки, я застал его трахающим мою девушку, Джули, в моей же ванне. Понятное дело, после этого Джули перестала быть моей девушкой. Теперь для меня она была парией.

Все эти события в конечном счете и привели меня к встрече с Лейни. И я до сих пор не был уверен, радоваться мне из‑за этого или расстраиваться.

Как‑то я прослышал об одном подпольном заведении, которое за большие деньги поставляло женщин, продавая их на аукционе. Все это было, конечно, совершенно незаконно, как и любая торговля людьми, хоть добровольная, хоть нет. И все же женщины соглашались становиться собственностью победителей аукциона. А те, само собой разумеется, получали возможность использовать их как заблагорассудится.

После случая с Джули я перестал доверять женщинам, но я не перестал быть мужчиной, со всеми мужскими потребностями. Поэтому, услышав об аукционе, я решил, что для меня это идеальный вариант.

Подпольный аукцион проводился под прикрытием с виду вполне благопристойного клуба «Прелюдия», в котором любили отрываться местные студенты. Владельцем клуба (и аукциона, как я уже говорил) был некто Скотт Кристофер. Этот человек мне не понравился, но я пришел в «Прелюдию» не для того, чтобы заводить друзей. Передо мной стояла определенная цель, а я всегда получал то, что хотел.

Дилейн Талбот была девственницей двадцати четырех лет. Незапятнанная, неприрученная. Совершенная. Два миллиона долларов за два года владения ею, два года удовлетворения своих самых порочных желаний любыми способами и в любое время представлялись мне очень неплохим вложением. И я решился. Честно говоря, я не ожидал, что у нее не окажется совершенно никакого сексуального опыта, и был приятно удивлен, узнав, что мне предстоит стать ее учителем. Она оказалась превосходной ученицей, схватывала буквально на лет и в обучении достигла таких вершин, что я порой начинал всерьез опасаться за свое здоровье. И как бонус: она оказалась строптивой штучкой. Вы решите, что это должно было отвратить меня от нее, но, наоборот, я хотел ее из‑за этого прямо до звона в ушах.

Мы постоянно выясняли отношения, бились лбами так, что звезды из глаз сыпались (в переносном, конечно, смысле). Но все ссоры заканчивались одинаково: от нашего секса стены ходили ходуном, а Дилейн начинала стонать и выкрикивать мое имя. С ней я чувствовал себя богом секса, а она… Она, наверное, родилась богиней секса до кончиков ногтей… И так было до тех пор, пока я не узнал, что на самом деле она – ангел, а я – демон в маске праведника.

Будь я хоть наполовину таким умным, каким себя считал, то сначала нанял бы кого‑нибудь, чтобы все разузнать о своем новом приобретении. Но нет. Я был озабоченным кобелем, который и думать не думал ни о какой морали. Кем вообще нужно быть, чтобы покупать себе раба?

Оказалось, Дилейн принесла себя, в жертву. Она продала свое тело, чтобы спасти умирающую мать.

Фей Талбот требовалась пересадка сердца. Проблема же была в том, что семья Талботов не могла себе позволить такую дорогостоящую операцию, да к тому же у них не было медицинской страховки. Мак, отец Дилейн, лишился работы из‑за того, что тратил все больше времени на уход за больной женой. Корпоративная Америка порой превращается в хладнокровного монстра, которому важнее чистая прибыль, чем жизнь людей, обеспечивающих финансовый успех. Но что сделано, то сделано. Дилейнам оставалось жить сегодняшним днем и надеяться на лучшее.

И лучшее пришло в обличье двух миллионов долларов, которые заплатил я.

Как великодушно!.. Думаю, не для этого моя любимая покойная мать организовала первую благотворительную кампанию в «Алом лотосе». Ной‑старший мой поступок тоже, мягко выражаясь, не одобрил бы.

Осознав, что я сделал с Лейни, я сразу же понял: так продолжаться не может. К тому же я влюбился в нее. По‑настоящему. И принял решение, которое чуть не убило меня. Она должна быть свободна! Ее место сейчас рядом с матерью, а не в моей постели.

Не стану врать: я сомневался в своих силах, думал, что не смогу пройти через такое, тянул и колебался. Плотину прорвало в ночь ежегодного бала «Алого лотоса».

Во‑первых, там появилась Джули. Она буквально прилипла ко мне, и я, черт возьми, ничего не мог с этим сделать: среди гостей было полно потенциальных клиентов, да и перед членами правления устраивать разборки мне совершенно не хотелось. Добавьте к этому еще и то, что Лейни начала в открытую флиртовать с Дэвидом Стоуном. Одним словом, катастрофа была неминуема. Вот поэтому мне пришлось вытаскивать Лейни через запасной выход, пока я не сорвался и не устроил жуткую сцену, поставив крест на своем добром имени и репутации.

Наверняка Дэвид именно на это и надеялся.

По дороге домой мы с Лейни поспорили. Вернее, она спорила, а я просто не обращал внимания на ее слова. Конечно, это заводило ее еще больше. Она хотела, чтобы я трахнул ее, ждала этого, ведь наши споры всегда этим заканчивались. Вот только мне больше не хотелось ее трахать. Я просто не мог после всего, что узнал. Не поймите меня неправильно, я хотел ее – черт, как же я ее хотел! – но больше не мог так сильно унижать ее.

Но она от меня не отстала. О нет. Иначе это была бы не Лейни. Когда я отверг ее притязания, она выскочила из лимузина прямо под дождь и бросилась в дом. Я, конечно, пошел следом, но она совсем слетела с катушек. Она делала все, чтобы вывести меня из себя. И, надо сказать, преуспела, когда заявила мне, что если я не хочу ее трахать, то на балу найдутся другие мужчины, которые с удовольствием этим займутся.

Дэвид Стоун, кто же еще…

Тут моя собственническая натура не выдержала. Скажу честно, я рассвирепел, но это, конечно, не оправдание. Не слишком нежно я схватил ее и отымел прямо на лестнице. Мне было наплевать, доставляет ли ей это хоть какое‑то удовольствие. Мне было наплевать, что ей неудобно. Мне было наплевать на все, кроме желания взять свое.

Вот только она не была моей. Может быть, ее тело и принадлежало мне, но не сердце, а именно его я жаждал. Ведь свое сердце я без остатка отдал ей, даже не осознавая этого. И Лейни за них не заплатила ни цента.

После того животного секса я наконец заставил себя признаться ей во всем. Я рассказал, что знаю о ее матери, знаю, почему она решила продать себя с аукциона. Тогда же, решив, что терять уже нечего, я сказал, что люблю ее. И, не говоря больше ни слова, оставил ее там же, на ступеньках.

К моему изумлению, Лейни нашла меня в душе. И представьте, вместо того чтобы оторвать яйца, она стала просить меня заняться с ней любовью, дать ей почувствовать себя. Хотя бы раз. Это все, чего она хотела. Я же был готов дать ей весь мир, выполнить любую ее просьбу и принес ей свое сердце на блюдечке. Заезженная фраза, но это правда.

Занимаясь с ней любовью, отдавая ей свою гребаную душу, я знал, что это последний раз. И зная это, я боготворил ее. Я любил ее полной, совершенной любовью, всем своим сердцем. Для меня не существовало никаких сомнений в том, что я чувствовал к ней раньше и что чувствую теперь.

Я любил ее. Видит Бог, любил.

Потом она произнесла сакраментальное: «Нам надо поговорить». Но я и так знал все, что она собирается мне сказать, поэтому просто обнял ее и так пролежал с ней всю ночь. Я знал, что больше такой возможности у меня не будет. На следующее утро мне понадобилось собрать все свои силы, чтобы покинуть безмятежное ложе, но сделать это было необходимо. Поэтому я прошелся губами по ее шее, нежно поцеловал голое плечико и шепнул последнее «я люблю тебя». Она во сне улыбнулась и улеглась поудобнее – сердце у меня чуть не разорвалось, и уйти стало еще труднее, но каким‑то чудом я смог сделать это.

Я наскоро принял душ, оделся еще быстрее, но, когда вернулся в спальню, моя малышка за два миллиона долларов не спала. А уж выглядела она… прекраснее, чем когда‑либо. Она пыталась поговорить, но я знал, что она мне скажет, и понимал, что попросту не выдержу, когда она начнет произносить то, что, как я думал, она собиралась произнести. Поэтому я поступил так, как поступил.

Я разорвал контракт – разорвал в прямом смысле слова. Теперь она была свободна и могла хоть сегодня вернуться домой (я считал, что она должна вернуться). А потом приказал своим дрожащим ногам унести меня как можно дальше. Лейни не пошла за мной и не попыталась остановить. И это правильно. Сказка, которую я попытался купить, закончилась, пришло время возвращаться в действительность.

Когда лимузин отъезжал от дома, я запретил себе оборачиваться. Я не хотел знать, что она даже не вышла на порог. Мне и без того было тяжело сознавать, что, вернувшись домой, я не увижу ее. Я лишь надеялся, что когда‑нибудь придет тот день, когда она сможет вспоминать обо мне без ненависти. Может быть, даже с теплой улыбкой. Хотя я особо не рассчитывал на это. Главным для меня было ее счастье.

И вот я оказался в лимузине, один. Ощущение было такое, будто внутри у меня все умерло и осталась только внешняя оболочка. Я решил вернуться к тому, что всегда помогало пережить самые трудные минуты. «Алый лотос»!

Лейни

Я смотрела, как лимузин скрывается из виду, – и меня охватило непонятное чувство. Можно было ожидать, что я почувствую поражение, сердечную боль, мне покажется, что меня предали… Но я ощутила совсем другое.

Ярость. Всеохватывающая, безграничная ярость.

Как он смел?! Этот тупой мужлан с его тупым громадным домом и еще большим тупым эго возомнил, будто знает, что для меня лучше. Он сказал, что у нас ничего не получится, но я не верила, что причина только в этом. Я видела его взгляд. Видела, какую боль ему доставляли его же слова. Так почему, черт его побери, он выгнал меня? Почему после того, как он показал свои чувства и свое отношение, он при первой же возможности отпустил меня?

Потому что он всегда и во всем хочет быть хозяином положения, а с этим у него появились трудности – вот почему! Он больше не мог мне приказать. Я перестала быть одним из его работников. Обрывки бумаги, брошенные им на кровать, стали окончанием контракта.

Брошенные… Так же как я.

Я собиралась сказать ему, что тоже его люблю, собиралась положить конец его смехотворным терзаниям, но мне не повезло. Не дав мне произнести ни слова, этот озабоченный властью извращенец велел мне проваливать.

Ну где справедливость? Почему он мог сказать все, что хотел, а я нет? То есть я, конечно, могла бы в минуту страсти повторить его признания. Но страсть меня накрывала так, что я не могла толком дышать, не то что произносить что‑то связное. К тому же я считала, что у меня полно времени, чтобы признаться ему в своих чувствах. Господи Боже, да я разрешила ему называть меня Лейни! И еще: я не хотела, чтобы он решил, будто я произнесла эти три коротких слова только потому, что их произнес он. Мне нужно было особое состояние нас обоих, подходящий момент, чтобы, как говорится, с вершины самой высокой горы прокричать на весь мир о своих чувствах. Чтобы у него не было сомнений в моей искренности, ведь подобное признание – штука серьезная. Но я была готова к тому, чтобы пойти на это. Ради него, ради себя… ради нас.

А потом он просто взял и все разрушил.

Все мужики – сволочи.

Но со своей сволочью я могла как‑то справиться: мне нечего было терять и я не боялась прямого разговора с ним. Я решила, что заставлю его выслушать меня. Он узнает, что я любила его, и почувствует себя полным ничтожеством из‑за того, что вот так просто взял и отказался от меня. Я собралась прийти в его роскошный офис, чтобы потребовать внимания к себе. Он увидит, как ошибся, поймет, что все его предположения были неправильными, и больше никогда не станет спешить с выводами. Я – женщина, пожертвовавшая всем ради спасения умирающей матери, и мой голос должен быть услышан. Я бы себя прокляла, если бы все, через что я прошла после того, как попала в дом Ноя Кроуфорда, оказалось бессмысленным и бесполезным.

Преисполнившись решимости, я развернулась и вошла в дом, расправив плечи и высоко подняв голову. После легкого душа и путешествия в чудесную страну накупленных Полли шмоток я оделась и перед выходом захватила мобильник.

Я даже сама себе удивилась, когда мне удалось сбежать по лестнице, не упав и не свернув шею. У двери я услышала, как подъехала машина. Должно быть, это вернулся отвозивший Ноя Сэмюель. Как вовремя! Я сказала себе: «Видишь, это знак. Значит, ты все делаешь правильно».

И тут раздался настойчивый стук в дверь, за которым последовало:

– Лейни Мэри Талбот, я знаю, что ты там! Поднимай свою задницу с кровати и открывай дверь!

Дез, моя лучшая подруга.

Я бросилась к двери и распахнула ее как раз в то мгновение, когда она собиралась снова опустить на нее кулак. Для девушки она довольно сильная, и мне повезло, что я не получила удар в лоб. Не хватало мне еще выглядеть, как единорог, когда я явлюсь к Ною для разговора.

– Дез! – взвизгнула я, уворачиваясь от кулака.

Мы обе сделали шаг назад и посмотрели друг на друга.

– Что ты на себя напялила? – одновременно спросили мы.

– Сглаз! С тебя «кока‑кола»! – закричала я.

А Дез тут же завопила:

– Сглаз! С тебя мужичок!

Каждый раз, когда мы играли в эту игру, «кока‑колу» я так и не получала. Но Дез находила очередного мужика… и без всякой моей помощи.

Дез была в черном с ног до головы. Черные джинсы с низкой талией в обтяжку, черный свитер под горло, черные сапожки из змеиной кожи, ремень с пряжкой в виде черепа. Еще один череп красовался на черной кепке, надвинутой на идеальной формы брови.

Я схватила подругу в охапку.

– Боже, как я по тебе скучала.

– Отпусти, задушишь! Черт, они тут что, тебя стероидами кормят? – сказала она, пытаясь вырваться из моих объятий.

Я отпустила ее, сообразив, что ей, наверное, и вправду больно, и отошла в сторону, приглашая ее войти.

– Что это за прикид? «Миссия невыполнима»?

– Я пришла тебя спасать. – Она снова обвела меня взглядом и одобрительно улыбнулась. – А твой парень, я вижу, тебя приодел. Ты посмотри, какая у нее красная миниюбочка! Ах ты, шлюшка! – Вдруг она ахнула и распахнула глаза. – Тебя только что оттрахали? Рассказывай!

Я почувствовала, что краснею.

– Что? Нет!

– Не вешай мне лапшу на уши, Лейни Талбот! Ты забыла, с кем разговариваешь? Уж я‑то знаю это выражение лица.

Ничего мне тогда не хотелось больше, чем излить душу лучшей подруге, но я должна была догнать Ноя, и появление Дез мне помешало. И кстати…

– Погоди. Что значит: ты пришла меня спасать?

– То и значит. Собирайся, и пойдем. У меня тайное задание – вытащить твою задницу из сексуального рабства, – сказала Дез и, посмотрев по сторонам, с благоговением в голосе добавила: – Хотя сомневаюсь, что это можно назвать тюрьмой. Не дом, а, блин, дворец какой‑то.

– Нет, серьезно. Зачем ты приехала? И как узнала, где я?

Дез закатила глаза.

– Ты сказала, что тебя купил Ной Кроуфорд, и сначала я этого не поняла, но потом бац по голове, ну, как оплеуха шалаве от сутенера в темном переулке. Это же Ной Кроуфорд из «Алого лотоса»! Правильно? Сколько есть в мире Ноев Кроуфордов, которые готовы выложить два миллиона денежек за личную девочку «о‑да‑папочка‑я‑хочу‑чувствовать‑твоего‑большого‑папочку‑внутри‑себя»? – произнесла она с интонацией порнозвезды не такого уж голубого экрана.

– Да, но это не объясняет, зачем ты явилась сюда и почему решила меня спасать. У меня все хорошо, и я тут совсем не пленница. Ной ко мне даже слишком хорошо относится.

Моя лучшая подруга тяжело вздохнула.

– Дорогая, я должна тебе кое‑что сказать, – начала она.

Дез называла меня «дорогая», только когда собиралась сообщить что‑то неприятное: сердце у меня забилось так быстро, что пришлось схватиться за грудь, чтобы оно не выпрыгнуло совсем.

– Фей стало хуже. Ее положили в университетскую клинику. Там попросили, чтобы родственники приехали. Я обещала Маку, что привезу тебя. Все очень плохо, зая.

Как раз в эту секунду дверь распахнулась и через порог переступила Полли.

– Доброе утро, Лейни! – приветствовала она меня обычным беспечным голосом. Откуда ей было знать, что всего секунду назад мой мир перевернулся с ног на голову? Но ее улыбка испарилась, как только она увидела выражение моего лица. – Господи, что стряслось?

Моя душа сжалась, как будто чудовищная анаконда выдавливала из меня жизнь перед тем, как проглотить.

– Ной прав. Родителям я нужна больше, чем ему.

Дэвид

У меня болело сердце. Болело так, словно с двадцатиэтажного дома на меня свалилась бетонная балка. Или скорее одна из люстр, как на «Титанике». Да что там люстра, сам «Титаник»!

Да еще во рту будто кто‑то нагадил.

Приоткрыв один глаз, я осмотрелся. Обычно, когда я просыпался в таком состоянии, рядом со мной валялись две‑три, а то и больше шлюх, от которых нужно было побыстрее избавиться.

В этот раз, слава Богу, я проснулся в своем кабинете в «Алом лотосе» и рядом никого не было. Наверное, шлюшка‑Джули вчера вечером правильно поняла намек (я ей прям в морду сказал, чтобы она валила на хрен). По крайней мере, мне казалось, что я ей это сказал. Тут я вспомнил, как оттрахал ее во все дыры, как же такое не вспомнить!

Жаль, что Кроуфорд этого не видел. Никогда не забуду, как вытянулась его рожа, когда он увидел, что на бал я пришел с Джули. Хотя, конечно, могло быть и лучше. Это наверняка из‑за того, что сам везучий сукин сын был с мисс Дилейн Талбот. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать, что это она была с ним. В прямом смысле. Браслет, который он на нее нацепил, не оставлял вопросов. Он застолбил ее как свою собственность. И от этого мне еще больше захотелось получить ее. Просто надо было собраться с мыслями и придумать план действий. После нашего весьма выразительного разговора вчера вечером стало понятно, что она действительно запала на моего бывшего лучшего друга. А даже если бы не запала? Для того чтобы заманить такую женщину, как Дилейн Талбот, нужно нечто большее, чем пустые обещания и жирный счет в банке.

Это для Джули счет в банке решает все.

Я потянулся и почувствовал, как протестующе застонал каждый мускул в моем великолепном теле. Понятно почему: итальянский, сделанный на заказ кожаный диван с подушками ничего плохого моей пояснице не сделал, а вот слишком частое траханье, которого было более чем достаточно в моей короткой жизни, сделало, и немало. Но, черт возьми, до тех пор пока я могу чувствовать оргазмы, я буду продолжать. Для себя я готов на все. Я не дурак, чтобы думать о ком‑то другом!

Надеясь, что от движения станет получше, я сел и еще раз потянулся, надеясь, что после этого пройдет ломота в спине и шее. Проклятье, стало совсем хреново, даже голова закружилась. Правда, через пару секунд я все же смог встать с дивана и устоять на ногах, не шатаясь. Осторожно переставляя ноги, я зигзагом дошел до ванны (если честно, я все еще был немного пьян) и достал из шкафчика пузырек с болеутоляющим. Бросив в рот одну таблетку, а потом еще одну для верности, я набрал в ладонь воды и выпил.

Увидев себя в зеркале, я улыбнулся. После такой ночи любой другой засранец выглядел бы, как дерьмо на палочке, но только не я – я всегда выгляжу хорошо. Я потянулся за зубной щеткой (надо же поддерживать свою неотразимую улыбку на уровне), начистил свои жемчужины до блеска и шагнул под душ. Потом вытерся и пошел в гардероб за свежим комплектом одежды. Да, в своем офисе я держал и личный гардероб. Как же иначе?

Душ заметно взбодрил и отрезвил, что было очень хорошо – мне еще предстояло провести одну очень важную встречу, и для этого нужно было иметь свежую голову. Судя по тому, что показывали стрелки «роллекса», время в запасе еще было.

Выйдя из кабинета, я был, мягко выражаясь, поражен, когда увидел, как из лифта выходит Кроуфорд. Заметив меня, он тоже зарычал, и я воспринял его рычание как комплимент. Очко в мою пользу. Может, я и не самый простой в общении человек – для тех, кто играет в команде противника, – но мне это было на руку. Чем более гнусным я сделаю его существование, тем больше вероятность, что он все‑таки сдастся и уступит свою часть компании вашему покорному слуге. Хотя бы просто для того, чтобы больше меня не видеть. Если Ной даст слабину, я просто обязан этим воспользоваться.

– Сегодня воскресенье, Кроуфорд. Что ты здесь делаешь?

– Нужно поработать, – сказал он, доставая ключи от своего кабинета и явно собираясь от меня поскорее отделаться. Но я не мог его отпустить, не повеселившись.

– Ты вчера рано ушел, но не волнуйся, я объяснил членам правления и клиентам, что одна горячая штучка требовала твоего внимания, – с улыбочкой обронил я.

Перевод не потребовался, он и сам все понял: я отрезал его яйца и преподнес их им в бумажном пакетике. Еще одно очку в пользу хозяев поля. Его небрежное отношение, отсутствие внимания к ним дает мне преимущество в нашей маленькой игре.

Он усмехнулся и покачал головой.

– Кстати о… Эта Дилейн – настоящая мегера! Да еще с длинным язычком. Как там она меня назвала? – сказал я и постучал себя пальцем по подбородку, вспоминая. – Ах, да. Ремора. Она, дурочка, думает, что у тебя член больше моего. Правда это или нет, но другой твоей шлюшке это не помешало запрыгнуть на экспресс «Дэвид Стоун», верно? Конечно, Дилейн не Джули, она бросилась защищать своего мужчину, да еще как, со страстью!.. Я б с такой замутил.

Бинго! Удар попал в цель.

В его глазах вспыхнула ненависть. Ошибка номер один: чем больше он о ней пекся, тем сильнее я ее хотел. Он подскочил ко мне и прижал к стене, надавив локтем на горло. Ошибка номер два: нападение на рабочем месте только добавляло оружия в мой арсенал.

– Лучше держись от нее подальше, понял? – прошипел он сквозь сжатые зубы. – Чтоб я тебя рядом с ней не видел. Это единственное предупреждение, Стоун. Богом клянусь, я тебя собственными руками удавлю.

Ошибка номер три: угрозы и запугивание насилием. Наверное, теперь мне придется брать в суде приказ об обязательной охране. Я же боюсь за свою жизнь и все такое, и вообще не обязан был работать в обстановке враждебности.

Я торжествующе улыбнулся: все вышло именно так, как было нужно мне. Он отреагировал именно так, как должен был. Я его сто раз предупреждал: «Не привязывайся к бабам, дурень! Это твое слабое место, ты теряешь способность мыслить трезво». Он даже не догадывался, что сам дал мне в руки все, чтобы нанести решающий удар и лишить его самого главного в его пустой жизни. Теперь «Алый лотос», можно сказать, почти мой, только руку протяни. А уж за этим дело не станет.

Зазвонил его мобильник. Поначалу он, кажется, не хотел отвечать, но потом выругался и отошел от меня, открыв мне наконец доступ к воздуху. Стараясь не закашляться, я потер горло. Кроуфорд‑то не слабак. Я прекрасно сознавал, что, случись нам силой выяснять отношения, он стал бы грозным противником. В этом я ему не признался бы никогда в жизни. Но себе‑то должен был!

– Что? – рявкнул он в трубку.

Я же направился к лифту. Если честно, мне стало скучно. Я уже получил от него, что хотел, да и на встречу было пора, так что…

– Полли, помедленнее! Кто? Дез? Какая еще, на хрен, Дез? О черт, нет… Господи, нет! Где она? Нет, нет, все нормально. Университетская? Ладно, только успокойся. Я позвоню Дэниелу, он там работает… Да, поезжай… Будь с ней, Полли.

Я понятия не имел, о чем был этот односторонний разговор, но мне было насрать. Когда звякнул лифт и открылась дверь, Ной бросил на меня быстрый взгляд и опустил трубку.

– Я говорил серьезно, Дэвид. Не приближайся к ней, – снова предупредил он.

– Да, конечно. Даю слово. – Я насмешливо козырнул ему перед тем, как дверь лифта закрылась. Он понимал, конечно, что это просто слова, но, как видно, был уж слишком поглощен неприятными известиями, которые сообщила ему эта мелкая надоедливая мошка. А это открывало передо мной самое широкое поле деятельности.

Спустившись в гараж, я сел в свой красный «вайпер», включил на всю катушку стереосистему и, взвизгнув шинами, выехал из гаража. На дороге машины расступались передо мной, как Красное море перед Моисеем. Хотя, возможно, дело было в том, что утром по воскресеньям движение, как правило, не слишком оживленное, но мне нравилось думать, что это так, потому что я был, мать его, богом за рулем лучшего из средств передвижения, порожденных человеческим гением.

– Все правильно, унылые ублюдки… Дорогу его величеству!

* * *

Я остановился на стоянке куба «Прелюдия», излюбленного места отдыха студентов… и заведения, в глубинах которого успешно заключались крупные сделки. По сути «Прелюдия» была подпольным заведением. На поверхности – молодежная тусовка, под землей – настоящие шлюхи и воротилы бизнеса. Идеальное прикрытие.

Я подошел к двери запасного выхода и постучал. Два раза по шесть быстрых ударов. Дверь тут же открылась, и показался Терренс.

– Мистер Стоун! Как всегда вовремя, – убедительно соврал он. Я опоздал минимум минут на двадцать, но, как я уже говорил, для Дэвида Стоуна время замирало. – Входите, входите.

Я вошел в темный коридор и вздохнул полной грудью.

– Ах, ничто так не бодрит утром, как запах баб и денег, – нараспев произнес я.

– Это точно! – рассмеялся он и хлопнул меня по плечу. – Мистер Кристофер ждет вас.

С ослепительной улыбкой я ответил:

– Конечно, он меня ждет. Я знаю дорогу.

Он кивнул и ушел заниматься своими делами, а я направился по коридору к кабинету Скотта и вошел без стука. Скотт сидел, развалившись, в кресле и курил косячок. Перед ним на столе была разложена дневная норма и блоки товара, который он собирался распространить среди своих клиентов.

– Хай, – лениво приветствовал он меня и выдохнул облако густого дыма марихуаны, за которым почти невозможно было рассмотреть его прикрытых глаз‑щелочек.

Закрыв дверь, я снял пиджак, кивая на пушистые дорожки «снега», которые он насыпал на небольшом прямоугольном зеркале.

– Начал веселиться без меня?

– Да просто решил снять пробу. – Он сел прямо, раздавил окурок в хрустальной пепельнице на углу стола и начал перебирать лежавшие перед ним папки.

Скотт Кристофер был моим бизнес‑партнером, хотя, кроме меня, об этом не знал никто (из тех, с кем я общаюсь, разумеется). «Прелюдия» принадлежала ему, но я обеспечивал финансовую поддержку и приводил большинство покупателей его товара. Точнее – охотников до двух видов товара: секс и наркотики. «Алый лотос» был моим основным официальным источником дохода, но набивали мои карманы аукцион и кокаин. Причем, надо сказать, довольно плотно.

На хрен уличных сутенеров и драгдилеров‑любителей. Все это мелочь. Мы работали с элитой.

Я немало вложил в заведение Скотта, к тому же богатых и могущественных клиентов он мог привлекать только через меня. Среди успешных людей было немало любителей кокаина. Скотт, каким бы крутым дельцом он ни был, просто не имел доступа к людям того калибра, среди которых вращался я. Частенько бизнес‑ланчи и дружеские встречи с клиентами и инвесторами «Алого лотоса» давали мне возможность немного, так сказать, подзаработать на стороне.

Попадала на крючок и крупная рыба. Попадала благодаря моей прозорливости. Стоило им раз попробовать, как мне оставалось подсекать и брать их за жабры. После этого они увязали еще больше, покупая себе женщин для удовлетворения любых желаний, которые возникали в их извращенной фантазии. У нас для каждого находилось что‑то по его вкусу. Для меня же изюминкой становилась осведомленность: я знал все их грязные тайны. Я улыбался им в лицо, жал им руку, хлопал по плечу, но в конце дня засаживал им нож в спину, если это сулило выгоду. Подписание контрактов было необходимо – так у меня появлялось фактическое подтверждение их пороков. Несмотря на риск, наши клиенты воспринимали документы как простое подтверждение платежа. Для меня же, среди прочего, это был залог того, что они встанут на мою сторону, когда я сделаю решающий шаг, чтобы забрать весь «Алый лотос».

Мне нравилась такая жизнь!

– Чем порадует наше второе предприятие? – Я повесил пиджак на вешалку и подошел к столу, чтобы попробовать кокаин.

Я наклонился, взял соломинку, приставил один ее конец к ноздре, а второй к началу аккуратно насыпанной дорожки. Зажав другую ноздрю пальцем, я закрыл глаза и резко вдохнул волшебный белый порошок. Судя по ощущениям, в нос попала пудра, но зелье было настолько чистым, что я не почувствовал жжения, лишь легкое онемение. И такой приход, от которого Майти Маус почувствовал бы себя Халком.

Когда волна прошла через все тело, я медленно открыл глаза.

– О да! Вот это я называю «хороший товар».

Я с первых дней жизни считал, что весь мир лежит у моих ног. Но стоило в нос залететь немного перхоти дьявола, как я начинал понимать, что у моих ног лежит не мир, а Вселенная. Богатым необходимо это ощущение, они привыкают к нему. Учитывая уровень наших клиентов, не стоило удивляться тому, что наш кокаиновый бизнес настолько успешен и почему он вызывает зависть уличных драгдилеров по всему свету.

Я сел и положил ноги на угол стола Скотта. Кажется, ему это не понравилось, но он не посмел ничего сказать.

– Так чем закончился аукцион?

– Все прошло лучше, чем мы ожидали, благодаря той девственнице. Но это ерунда по сравнению с другой новостью. – Лицо его озарилось хищной улыбкой. – У меня есть интересная информация для тебя.

Я вопросительно поднял брови: Скотт вел себя, как человек, вдруг узнавший ответы на все вопросы, и явно собирался сделать мне предложение, от которого я не смог бы отказаться.

– Неужели? Ну, выкладывай.

– Я лучше покажу. – Он выдвинул нижний ящик письменного стола, достал картонную папку и положил передо мной.

Увидев надпись красными чернилами «Дилейн Талбот», я рассмеялся.

Мне вспомнилось, с какой сексуальной улыбочкой она смотрела на меня на балу «Алого лотоса», когда отшивала. Я знал, что среди наших клиентов и их коллег уже поползли о ней разные слухи. Мне стало чертовски любопытно, зачем это Скотту папка с именем моей будущей победы. Открыв ее, я пробежал глазами документ.

Удовлетворенная улыбка заиграла на моих губах: передо мной лежал контракт, по которому два года жизни Дилейн отдавались в распоряжение некого Ноя П. Кроуфорда.

– Чтоб я сдох! Ах, Ной, Ной! – покачал головой я.

– Я знал, что тебе понравится, – с довольной ухмылкой проговорил Скотт.

– Почему ты мне сразу не сказал, что мы ждем такого клиента?

– Я не знал, что он придет. Он же не дурак. Приходил ан

Дата добавления: 2015-10-26