ИГРА НА РОЯЛЕ

Ной

– Что ж, тогда начнем, – ответил Шерман.

Я услышал, как он, листая бумаги, откинулся на спинку кресла. Господь всемогущий, неужели я через пару минут узнаю все о таинственной Дилейн Талбот?

Но вдруг раздался робкий стук в дверь, после чего она распахнулась и на пороге появилась Дилейн в очень соблазнительной позе: руки подняты над головой, изогнутая спина упирается в дверной косяк, одна нога согнута в колене, мокрые волосы отброшены за плечи. Она была в черных закрытых туфлях на высоком каблуке, на запястье – браслет с моим фамильным гербом, на шее – один из моих черных галстуков. И все…

– Прости. Я тебя отвлекаю? – чувственно проворковала Дилейн. Соблазнительно проведя пальцем по галстуку, лежавшему в ложбинке между умопомрачительными грудьми, она с невинным видом добавила: – Я могу уйти, если хочешь.

Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди, а нижняя челюсть, наверное, отвисла чуть ли не до пола. Она была похотливой сучкой, порнозвездой… богиней.

Мой «парнишка» за какую‑то миллисекунду налился кровью и уперся в ширинку штанов, внезапно ставших слишком узкими. Мне даже подумалось, что этот бравый солдат собрался пробить дыру в ткани, чтобы самому поглазеть на чудо, стоявшее у двери. Это, конечно, было невозможно… Или возможно? Я начинал понимать: с Дилейн возможно все.

– Кроуфорд? – откуда‑то издалека донесся неразборчивый голос Шермана.

Но внимание мое было полностью сосредоточено на моей малышке за два миллиона, тело этой искусительницы заставило меня забыть об остальных желаниях. Она – единственное, что в ту минуту имело значение. Все остальное поблекло, превратившись в ничто.

– Я была в д у ше, и… горячая вода так приятно била в кожу, что я вспомнила о том, как твое тело прижималось к моему, как ты прикасался ко мне пальцами… языком… – Дилейн, закрыв глаза, наклонила голову, одна ее рука прошлась по обнаженному горлу, вторая скользнула между ног, и она вздохнула. – Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.

– Алло! Кроуфорд, вы меня слышите?

Я помотал головой, отгоняя окутавший мысли туман, прокашлялся и заставил себя оторвать от нее взгляд.

– Э‑э‑э, да… Мне нужно кое‑чем заняться. Позвоните завтра утром.

Не дожидаясь ответа, я положил трубку. Он перезвонит – ему нужно будет получить деньги за работу. А что же касается меня… Если две недели я ничего не знал, то следующие десять часов вряд ли что‑то изменят.

Со скоростью света я приблизился к Дилейн и уперся обеими руками в дверной косяк над ее головой. Прикасаться к ней не рискнул – испугался, что оставлю синяки.

– Нельзя безнаказанно говорить такие вещи…

Но закончить мысль я не смог – она стояла передо мной обнаженная, пахнущая возбуждением, живое воплощение порока. Я опустился на колено, поставил одну ее изящную ногу себе на плечо, наклонился вперед. Я решил наказать Дилейн языком за то, что она прервала столь важный деловой разговор, хотя наказание это будет куда приятнее для нее, чем для меня.

Но она легонько надавила тонким каблуком на плечо, отодвигая меня.

– Я тут подумала… Ты случайно не играешь на фортепиано? Просто внизу, в музыкальной, как я поняла, комнате, мне случайно попался на глаза один черный рояль ужасно сексуального вида, и я решила, что было бы очень эротично, если бы я… не знаю… была у тебя перед глазами, пока ты играл бы мне. Видишь, для такого случая я даже оделась официально.

Она взялась руками за галстук, хотя и сказанного оказалось достаточно.

Не говоря ни слова – слова были просто лишними, – я закинул ее на плечо и поспешил в комнату, которую она назвала музыкальной. Акустика там была даже лучше, чем в прихожей, и мне не терпелось услышать эхо ее криков. О да, она будет кричать.

Лейни

Мужчины так предсказуемы!

Достаточно было появиться перед ним практически обнаженной и дать понять, что мне хочется немного внимания, и все, он уже готов лизать мне пятки. Ну… лизать ему хотелось совсем не пятки, но в любом случае я добилась, чего хотела.

Я долго обдумывала рассказ Полли о его лживой бывшей шлюшке‑подруге и решила: буду делать все, чтобы он почувствовал внимание, в котором так нуждался, и понял – я на его стороне. Ведь, если разобраться, именно ее гнусный поступок заставил Ноя опуститься до покупки женщины. Со мной же ему все было понятно: я по определению должна была выполнять любое его желание и хотеть его и только его.

Поймите, я не жалуюсь. Хотя, конечно, я должна была бы презирать себя за то, что с готовностью согласилась играть эту роль. Но я ведь женщина с женскими потребностями (о существовании которых, правда, и не догадывалась, пока не завертелась вся эта история). И потребности мои полностью удовлетворял мужчина, которому в обычной жизни достаточно было пальчиком пошевелить, чтобы уложить меня в постель. К тому же я ведь сама подписалась на это… Я знала, во что ввязываюсь, и, по большому счету, удовольствие, которое приносила «работа», стало немалым бонусом, пусть и случайным, – я же могла попасть и к Джаббе Хатту.

Суперкиска энергично кивала, соглашаясь, но, услышав про этого жирного мерзкого ублюдка, в ужасе содрогнулась.

Ной закинул меня на плечо, как мешок картошки, и я захихикала, словно школьница, когда он повернул голову и куснул меня за ягодицы своими идеальными белыми зубами. Как видно, не только для меня кусание задниц превращалось в фетиш.

Наконец мы вошли в музыкальную комнату. Его урчание саблезубого тигра превратилось в непрерывное гудение, которое я скорее не слышала, а чувствовала телом.

Он очень нежно посадил меня на небольшой кабинетный рояль и встал у меня между ног.

– Ты это представляла? – произнес Ной низким страстным голосом, который, пройдя сквозь все его тело, вышел через руки – ими он упирался в рояль по бокам от меня. Я даже почувствовала, как вибрация передалась девичьим частям моего тела, что заставило меня вспомнить о моем новом лучшем друге – подаренном серебряном вибраторе.

– Вообще‑то нет… Я представляла, что ты сядешь на табурет и начнешь бегать своими талантливыми пальцами по клавишам, – промурлыкала я, водя руками по его груди. – Можешь сделать это для меня, Ной? Сыграй что‑нибудь, вдохновленное видом моей… твоей… девочки.

Я страстно прижалась губами к его губам, но он не пошевелился. Он оставался неподвижным и прекрасным, как изваяние Адониса. Я уже начала подозревать, что мои непристойности не произвели на него сильного впечатления, когда он наклонился ко мне и шепнул на ухо:

– Дилейн?

– М‑м‑м?

– Я, кажется, тоже что‑то придумал.

Прежде чем я смогла сформулировать ответ, он резко оторвался от меня и сел на табурет перед роялем.

Опустив подбородок на плечо и немного изогнувшись, я следила за тем, как его руки мягко скользили над клавишами, еще хранящими молчание. В глазах Ноя появилось выражение благоговейной сосредоточенности человека, который боготворит свой инструмент. Я не могла его винить, ведь и сама находила его «инструмент» достойным преклонения.

Облизав губы, он сел поудобнее и выжидающе посмотрел на меня.

– Ты обещала меня вдохновлять, когда я буду играть.

Одна проблема: если бы я попыталась покрутить задницей, сидя на блестящей крышке рояля, которая на самом деле была совсем не такой гладкой, как казалась, от этого трения наверняка раздались бы самые неподобающие звуки. Сомневаюсь, что мое чувство собственного достоинства выдержало бы такой удар, тем более когда я изо всех сил старалась казаться сексуальной и обольстительной. Поэтому я сделала единственное, что могла.

Я спрыгнула на пол, каким‑то чудом удержавшись на сумасшедшей высоты каблуках (это Суперкиска их выбрала, они подходили под ее настроение), и, призвав на помощь воспоминания о бесчисленных модных показах, которые меня заставляла смотреть мама, подиумной походкой, виляя голой задницей, направилась к Ною.

Думаю, у меня неплохо получилось: он смотрел на меня, как пускающий слюни волк из «Луни Тюнз». Чувствуя себя увереннее, чем когда‑либо, я поставила одну ногу рядом с ним на табурет. Знаете поговорку: «Если бы взглядом можно было убивать…»? Я скажу немного по‑другому: «Если бы взглядом можно было лапать» – клянусь, именно это Ной вытворял взглядом с моими ногами, задом, грудью и Суперкиской. Черт побери, у его глаз было не меньше конечностей, чем у осьминога.

Кстати, о вульвах – моя уже точно была на мокром месте. Но не потому, что двойной агент Киска пускала слюни, а потому, что эта потаскуха‑извращенка заливалась слезами счастья в предвкушении ожидаемого удовольствия. И заливалась в три ручья, надо сказать. Поэтому я невероятно элегантно снова уселась на рояль и скрестила ноги, чтобы скрыть этот факт. Да, я уже догадывалась, что это крайне возбуждающе действует на Ноя, но мне хотелось немного подразнить его. В конце концов, его нужно же было как‑то завести, чтобы он дал мне то, чего хотела я, прежде чем я дам ему то, что хочет он.

Ной начал медленно расстегивать пряжку у меня на лодыжке. Когда с этим было покончено, он снял туфлю и приложился в долгом поцелуе к щиколотке.

– Не хочу, чтобы ты попала каблуками по клавишам, киса, – негромко произнес он, отпустив мою ногу, и принялся за вторую туфлю. – Кстати, напомнишь мне, чтобы я увеличил Полли зарплату.

– Просто купи ей пару таких туфель. Она поймет, что вы в расчете.

Опустив туфли на пол рядом с собой, он стал целовать мою голень, постепенно поднимаясь вверх. Дойдя до коленей, раздвинул их так широко, как я могла, и поставил мои ноги прямо на клавиатуру. При этом клавиши издали такой жуткий звук, от которого мы оба поморщились. Но потом он увидел Суперкиску, и выражение его лица моментально изменилось.

– Я люблю, когда ты истекаешь для меня, – сказал он. Суперкиска тем временем деловито смазывала себя маслами и кремами, брызгала в рот освежителем дыхания, короче, вовсю готовилась к предстоящему выступлению. – Наверное, тебе стоит знать, что до сих пор к моему роялю никто еще и пальцем не прикасался, а тем более ногой.

– Извини. Я могу пересесть, – сказала я, но прежде, чем успела оторвать хоть один розовый пальчик от клавиш, он остановил меня.

– Не нужно. – В спокойствии его голоса было больше веса, чем в любом приказании.

Не отрывая взгляда от моего центра, Ной закатал рукава рубашки до локтей. Потом выпрямил спину и чуть опустил плечи вперед, занося пальцы над клавишами.

– Я давно не играл, – извиняясь, произнес он. – Так что могу сбиваться.

Я это и так знала. Перед самым звонком Ноя (когда он велел мне приехать и встречать его в машине Сэмюэля) мне позвонила Полли. Мы болтали довольно долго, а я расхаживала по дому. Тогда‑то и наткнулась на комнату, в которой теперь и оказалась вместе с Ноем. И тогда же Полли поведала мне о том, что раньше он любил играть на рояле и до разрыва с Джули делал это постоянно. Потом болтушка Полли заметила, что после тех событий он, как ей кажется, вообще ни разу не подошел к инструменту. Вот я и подумала: нужно хотя бы попытаться уговорить его опустить руки на клавиши. Говорят же, что в музыке есть чары, смягчающие самые свирепые сердца. (Я, правда, не была уверена, что и в самом деле хочу, чтобы он смягчился до того, как оттрахает меня до дыма из ушей.) Но все же было бы неплохо, чтобы он выпустил пар или избавился от боли разочарования. А для этого, возможно, ему нужно будет вернуться к какому‑то из старых и любимых занятий.

Рискованно? Да. Но я полагала, что смогу добиться чего угодно, если обращусь к его сексуальности. Полли считала, что я – слабая струнка души мистера Кроуфорда. Конечно, я не собиралась пользоваться этим в корыстных целях, но и не собиралась отказывать себе в удовольствии, которое смогу получить, если снова научу его жить.

Едва он заставил рояль пропеть первый аккорд, я растаяла и превратилась в лужицу мороженого. Пальцы его, двигаясь по клавишам быстро и умело, рождали мелодию незнакомую, но прекрасную. Я даже испугалась, что испорчу полировку его рояля, – если бы он продолжал в том же духе, ему не пришлось бы ко мне даже прикасаться, я бы и так кончила. Хотя он некоторым образом все же прикасался ко мне. Ведь это его пальцы рождали ту прекрасную музыку, вибрации которой передавались через рояль к моим самым уязвимым частям тела.

– Отклонись и ляг на локти, киса, – заявил он, не сбиваясь ни одной нотой.

По крайней мере, мне казалось, что он не сбивался. Нет, я вовсе не эксперт в музыке, но все звучало правильно. Даже более чем правильно. Эротично. Я бы не назвала эту музыку саундтреком к порнухе, но, учитывая, что она явно была еще одной частью самого Ноя – как его пальцы, язык или колоссальный член, – звуки эти воздействовали на мое тело самым непосредственным образом. Они заводили меня, заставляли думать о вещах, которые, наверное, запрещены законами сорока восьми штатов. К тому же, глядя, как его пальцы управляются с клавишами, я начинала понимать, каким образом он научился и другим вещам. Одним словом, король Пальцетрах сделался маэстро Пальцетрахом.

Я оперлась на локти, но глаз от Ноя не отрывала. Когда я говорю, что он смотрел прямо на меня, это значит, что он смотрел не на Суперкиску, а на меня, в мои глаза. Смотрел так напряженно, что я испугалась, как бы он не прожег во мне дырку взглядом.

А потом случилось это.

Продолжая смотреть мне в глаза и не прерывая сексуальной мелодии, он наклонился вперед и поцеловал меня прямо в тот самый комочек нервов. У меня отвалилась челюсть и невольно дернулись ноги. Я, с шипением втянув воздух, задержала дыхание. Конечно же, при ударе моих пальцев по клавишам нарушилась его ангельская песня. Но Ной лишь довольно улыбнулся и продолжил играть. Единственное, что изменилось в музыке, это мощь: звуки стали тяжелее, настойчивее.

Роскошный рот и змееподобный язык тоже продолжали делать свое дело. Уста его, влажные и горячие, как огонь, нежно ласкали мои нижние губы, пока язык, орудуя самой чувствительной точкой у меня между ног, мастерски управлял каждым нервным окончанием в моем теле.

Долго ждать ему не пришлось.

Суперкиска уже разогревала голосовые связки, готовясь дать концерт, достойный всей своей жизни. Конечно, на самом деле петь она не умела, но за короткое время знакомства с Ноем научилась гудеть и мычать от наслаждения. Я хочу сказать, что он оказался чертовски хорошим учителем по вокалу.

Кстати, о мычании: Ной именно это и делал, причем в идеальной гармонии с произведением, которое играл. Похоже, он сам его и сочинил.

Мышцы у меня в бедрах начали непроизвольно сокращаться, ягодицы сжались, когда я попыталась приблизиться к его рту, источнику неописуемого наслаждения. Страстно желая финала, я неожиданно для себя услышала, что громко молю о нем. Музыка вдруг оборвалась, Ной втянул в рот комочек нервов, расположенный между моих ног, и начал сосать его так, будто сама жизнь его зависела от этого. Я, стремительно приподнявшись, вцепилась пальцами в его волосы, стараясь удержать его голову на месте. В тот же миг оргазм овладел моим телом: голова запрокинулась, бедра сжали его голову, и я начала издавать какие‑то бессмысленные звуки… Клянусь, мне тогда показалось, что в меня вселился настоящий злой демон оргазма или какой‑то из его слуг.

Только после того, как волны наслаждения стихли и напряжение в теле ослабло, я вдруг сообразила, что полностью перекрыла Ною воздух. Интересно, в свидетельстве о смерти указывают «скончался от удушения вагиной»? Наверное, нет.

Но было бы здорово, правда?

– О господи! Ты живой? – в панике вскричала я, подняв за волосы его голову.

На лице у него застыло выражение, которое я могла понять только так: «Я – бог, мать его!» Слизнув с губ остатки моего оргазма, Ной ответил:

– Не очень. Но не бойся, я сейчас оживу.

И это была чистая правда: когда он поднялся, штаны его уже были спущены до лодыжек, а циклопический «дружок» глядел вверх, приветствуя меня. Ной снял меня с рояля и снова сел, посадив на себя. У него ушло ровно две секунды на то, чтобы поднять мою задницу, пристроиться к моему входу и резко опустить на себя. Он вообще не терял времени. Снова и снова поднимал меня и обрушивал обратно. Когда я прижала его к себе, его рот присосался к моему соску. Хоть я и находилась сверху, полным хозяином положения был он. Внутри меня, вокруг меня, на мне – он был повсюду.

С каждым ударом он погружался в меня все глубже, пока на лбу у него не выступил пот, так что даже волосы начали слипаться. Я закатила глаза и снова подумала, что одержима, но решила, что окончательно поверю в это не раньше, чем у меня начнет вращаться голова или я почувствую позыв облевать все вокруг гороховым супом. Конечно, я не сомневалась, что ничего такого не произойдет – разве может что‑то настолько прекрасное быть плохим?

Снова кончая, я впилась ногтями в его спину, и мне было наплевать, порву я его дизайнерскую рубашку или нет. Я знала одно: нужно держать его и никогда не отпускать. Это я и делала, даже после того, как Ной, кончив в меня, издал дикий рык, от которого в любое другое время я пришла бы в ужас. Еще пара толчков, и он наконец дошел до полного изнеможения.

Ной прижался лицом к моей груди и обвил руками талию. Он даже не стал выходить из меня. Стояла почти полная тишина. Единственным звуком в комнате было тяжелое дыхание, которое вырывалось из наших грудей, пока мы оба пытались спуститься с небес на землю или просто растянуть мгновения полного кайфа.

Я его не отпускала, гладила по волосам и целовала в макушку, а потом прижалась к ней щекой. Я не могла отпустить его. Черт возьми, я не отпустила бы его ни за что на свете.

Впервые после того, как я приняла решение продать себя, меня охватил настоящий ужас. Когда это произошло?

В ту минуту я поняла, какой остаюсь неопытной и глупой: провинциальная девчонка, решившая сыграть в высшей лиге с мужчиной, который для меня был больше, чем сама жизнь.

Когда прошла, как мне показалось, вечность, мы наконец отпустили друг друга, и я отправилась в ванную, чтобы снова принять душ. Конечно, вымыться было нужно. Но на самом деле я хотела немного побыть одна – собраться с мыслями. Ударили горячие водяные струи, и на глаза навернулись слезы. Я беззвучно заплакала.

Притворство, стена, за которой я пряталась, маска стервозности – все это начинало стремительно рушиться. Я стала обычной девчонкой, влюбившейся в мужчину, считавшего меня только своей собственностью и не воспринимавшего как влюбленную в него женщину. И я действительно принадлежала ему, принадлежала во всех смыслах этого слова.

Я мысленно вернулась к поездке в лимузине. Тогда мне показалось, что он сказал, что любит меня. Сердце замерло и провалилось куда‑то глубоко‑глубоко, на самое дно, где затаилось в ожидании, что его извлекут на свет и преподнесут тому единственному мужчине, которому я могла отдать его добровольно.

Но он совсем не это хотел сказать, верно? Это просто я совершенно неопытная. Глупая, наивная маленькая девочка.

Ной Кроуфорд был человеком, которому принадлежал весь мир, я ничего не могла ему дать. Но, Господи Боже, я полюбила его. Полюбила до безумия.

Словно из ниоткуда появился Ной. Открыв дверь душевой кабинки, он застал меня врасплох.

– Я буду принимать душ в комнате для гостей и просто хотел сказать тебе, что если ты закончишь раньше… – Он вдруг замолчал и нахмурился. – Ты плакала?

Я, отвернувшись от него, начала вытирать глаза.

– Нет… Конечно нет, с чего бы мне плакать? – солгала я. – Что за глупый вопрос? Просто мыло в глаза попало.

Он, взяв меня за подбородок, медленно повернул к себе. Что‑то странное было в его глазах, но, прежде чем мысли мои успели углубиться в страну идиотов‑мечтателей, я сообразила: это всего лишь отражение того, что живет в моих глазах. И от этого мне стало страшно. Снова. Потому что я в ужасе представила себе, какие могут быть последствия, если он поймет, что я чувствую. Наверное, он в ту же секунду отвезет меня вместе с договором в «Прелюдию» и потребует заменить товар или возместить его стоимость.

Ведь он ко мне не испытывал ничего подобного. Ему это было не нужно. Да он просто не мог ничего подобного испытывать.

– Ну ладно, если ты уверена, я пойду… – Он кивнул на дверь ванной.

– Да, у меня все нормально, – сказала я и даже изобразила улыбку. – Иди, а то я сейчас замерзну.

– О, этого мы допустить не можем. – Он наклонился и, пока брызги падали на его обнаженную грудь, поцеловал меня сначала в оба соска по очереди, а потом в губы, после чего подмигнул, усмехнулся и ушел.

Точно так же, как он ушел бы, если бы узнал, какие чувства я начинаю к нему испытывать, что, разумеется, не было частью контракта. Даже более того, противоречило правилу «без всяких условий и обязательств». Теперь мне нужно было разгрести все это дерьмо и оставить минуту слабости в прошлом.

Это было в моих силах. Да, я могла выбросить из головы глупые чувства, оставаясь с ним на том уровне, который выбрал он сам. Мне и не через такое доводилось проходить.

Я не была слабой, легкоранимой натурой. Я была сильной женщиной. Неунывающей. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы помочь родителям, предотвратить потерю любимой мамы – основы всего, что нас объединяло. Я слепо продала себя тому, кто сделал самую большую ставку, чтобы у нее, у нас всех появился хоть какой‑то шанс выстоять в этой борьбе.

Я могу пройти через это. Я должна это сделать.

Ной

Половину следующего утра я, взявшись за голову, просидел в кабинете за столом. Ночью не мог заснуть, потому что перед моим мысленным взором стояло выражение лица Дилейн. Оно преследовало меня. В ее глазах что‑то изменилось. Раньше я уже где‑то видел такое выражение, только никак не мог вспомнить где.

Дилейн солгала мне. Она плакала. Но все равно не призналась бы, вот мне и пришлось делать выводы самому. И это было совсем не сложно: она чувствовала себя пленницей в моем доме. Несмотря на то что я дал ей практически полную свободу, она продолжала оставаться узницей, обязанной удовлетворять меня всякий раз, когда у меня возникает желание. Почему мне раньше не приходило в голову, что для нее это может быть унизительным? Да, я встречал немало женщин, которые сами бросались на меня, но они это делали по собственной воле, а не потому, что им за это платили и ничего другого им не оставалось.

Встав из‑за стола, я направился в личную ванную. Набрав в ладони холодной воды, брызнул в лицо. Еще раз, потом еще… Ничто не могло разогнать туман в голове. Тогда я взял полотенце и вытерся. Но тут заметил свое отражение в зеркале и замер.

Я понял. Я превратился в того человека, которого презирал больше всех на свете, – в Дэвида Стоуна.

В конце концов, я сделал именно то, что мог сделать он, с той лишь разницей, что заплатил за долгосрочный контракт, а не взял ее на одну ночь. Я использовал ее для своих целей, совершенно не задумываясь, как это отразится на ней. Причем использовал, убедив себя, что она сама пошла на это и, следовательно, понимает, что делает. Может, оно так и было, но это не значит, что я должен был этим пользоваться. Что, если у нее с головой не все в порядке? Мне она ненормальной не казалась, однако кто в здравом уме пойдет на подобную сделку? Тот, кого приперли к стенке, вот кто.

Если я пользуюсь чьим‑то безвыходным положением, чем я лучше Дэвида? И то, что я не знаю всех ее обстоятельств, – вовсе не оправдание. Можно было и догадаться: Дилейн, да и любая чокнутая шлюха, решилась бы на такое только в самом крайнем случае. Как ни крути, я повел себя неправильно.

Вернувшись в кабинет, я посмотрел на телефон, стоявший на письменном столе, мысленно приказывая ему зазвонить. Я, словно настоящий мазохист, хотел узнать, какие невзгоды толкнули ее на этот шаг. Живущий во мне благородный рыцарь рвался помочь ей. Вот только на самом деле я был не рыцарем, а злым гением.

Наверное, жизнь с Дилейн, пусть и недолгая, наградила меня каким‑то суперэкстрасенсорным восприятием: уже в следующую секунду чертов телефон начал трезвонить. Вдруг мне расхотелось, чтобы это был Шерман: если он подтвердит мои подозрения, что Дилейн была в психушке, когда приняла это решение, я просто не буду знать, как поступить.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я взял трубку:

– Кроуфорд.

– Здравствуйте, Кроуфорд, это Шерман. Получил нужную вам информацию. Надеюсь, на этот раз не помешал?

Я вздохнул и сам услышал, как горестно прозвучал мой вздох.

– Не помешал, – сказал я и, затаив дыхание, приготовился слушать.

– Хорошо. Ручка и бумага есть под рукой? – по‑деловому осведомился он.

Я достал из кармана ручку и придвинул к себе блокнот.

– Записываю.

– Дилейн Мэри Талбот, она же Лейни Талбот. – Как будто мне это нужно было напоминать. – Двадцать четыре года, живет в Хиллсборо, Иллинойс, с родителями, Фей и Маком Талбот. У меня есть адрес, если нужно, – предложил он.

– Разве не за это я плачу? – возбужденным тоном спросил я.

Шерман назвал адрес и вернулся к рассказу:

– В старшей школе она была круглой отличницей, но я не нашел никаких записей о том, чтобы она училась в каком‑нибудь университете.

Меня нисколько не удивило, что она такая умная. Возможно, деньги ей понадобились на высшее образование?

– Далее: не похоже, чтобы она была компанейским человеком, но это и понятно. Отличники часто бывают затворниками.

Я сам был отличником, потому прекрасно знал, что это полная чушь.

– Все это довольно скучно, если спросите меня. – Я не спросил. – На нее почти ничего нет, поэтому я занялся ее родителями. Отец работал на фабрике, пока его не уволили за прогулы. У него были справки от врачей, но руководство не стало его держать. В документах значится, что он ухаживал за больной женой, Фей. Фей Талбот смертельно больна, в прямом смысле слова смертельно больна, и ей нужна пересадка сердца, – сказал он и замолчал.

В голове у меня промелькнули воспоминания, и, мысленно увидев закрытый гроб своей матери, я уронил ручку. Одновременно я потерял двоих людей, единственных, кого по‑настоящему любил. Вот поэтому я отлично представлял, что должна чувствовать Дилейн. Но она здесь, со мной, а не рядом с матерью. Почему?

Я услышал, как Шерман пошуршал какими‑то бумагами, и в трубке снова раздался его голос:

– Недавно от анонимного спонсора они получили большую сумму денег, но до этого дела у них, похоже, были совсем плохи. Счета за лечение, непогашенные кредиты… Может, они надеялись, что все это покроет медицинская страховка. Хотя если нет работы, то нет страховки.

О боже!

– В полиции на Дилейн ничего. Это все, что я смог узнать. – Шерман, вздохнув, умолк, ожидая моего ответа.

Я не знал, что сказать. Мой мозг все еще переваривал известие о том, что мать Дилейн умирает. В первый раз после смерти моей собственной матери мне захотелось плакать.

– Кроуфорд? Кроуфорд, вы меня слышите? – донеслось из трубки.

Я ничего не мог ответить. Я задыхался от чувств, которые вдруг нахлынули на меня, грозя разрушить дамбу, которую я воздвиг, чтобы их сдерживать. У меня возникло ощущение, что дамба эта построена не из бетона, а из хвороста. Горе, которое я пережил после смерти родителей, едва не погубило меня. Я бы сделал все, чтобы спасти их, если бы это было возможно. Все что угодно.

Я был поражен и даже не заметил, как положил трубку.

Дилейн совершила самый самоотверженный поступок, о котором только можно просить человека. Она пожертвовала своим телом, своей жизнью… чтобы спасти умирающую мать.

Да она святая, черт побери, а я вел себя с ней, как с секс‑рабыней!

Меня начало снедать чувство вины, острее которого я ничего не испытывал в своей жизни. От осознания того, что она сделала и, главное, почему она это сделала, у меня разрывалось сердце.

ПРИЗРАКИ

Ной

С работы я ушел совсем рано. Просто не мог ничего делать, не мог сидеть и притворяться, будто все хорошо, не мог вести дела, как обычно, хотя все было не как обычно.

– Эй, Кроуфорд, – остановил меня Мейсон у выхода. – Куда собрался? Уходишь? Что произошло?

Да, наверное, я должен был что‑то сказать своему помощнику, но мысли в чертовой голове путались, причем с каждой секундой все больше. Непривычно.

– Если мне будут звонить, переправляй на голосовую почту. Сегодня я уже не вернусь… Если кто‑нибудь будет спрашивать, ты не знаешь, где я.

– Но я и так не знаю, куда ты собрался.

– Вот и хорошо.

Развернувшись, я пошел дальше, не отвечая на его: «Что‑нибудь случилось?»

Да, случилось, черт возьми!

Нет, я не желаю об этом говорить. Мне хотелось просто какое‑то время поупиваться чувством вины, а потом найти выход из неприятного положения.

Я знал, что есть только одно место, где можно найти покой и безмятежность, столь нужные, чтобы разгрести это дерьмо, и я не собирался тратить время на дурацкие разговоры. И потому мне приходилось быть грубым. Я и был груб… с несколькими сотрудниками.

Я не отвечал на их дежурное «как дела?» вежливой улыбкой и притворным «отлично, а у вас?». И плевать, что они обижались. Мне было насрать на то, как у них дела, насрать, что у маленького Джонни насморк, или что Сьюзи взяли в танцевальную группу поддержки, или даже что Боб наконец‑то получил повышение. Я не мог думать ни о чем.

Выйдя из здания, я прыгнул в первое же остановившееся такси: ехать с Сэмюелем я не собирался – не хотел, чтобы кто‑нибудь знал, где я. Поступал ли я безответственно? Возможно. Но опять же – мне было плевать.

Сунув таксисту полтинник, я сказал:

– Кладбище Сансет Мемориал.

– Сделаем. А вы случайно не тот самый сын Кроуфордов?

– Нет. Вы меня с кем‑то путаете. – Откинувшись на спинку сиденья, я вздохнул.

Конечно, он понимал, что я вру. В конце концов, я остановил его прямо перед зданием, принадлежавшим «именно тому сыну Кроуфордов». Но он сам был виноват в том, что мне пришлось ему соврать. Нечего задавать дурацкие вопросы.

Вскоре оживленные улицы центра Чикаго остались позади и на затянутом тучами небе показалось солнце. Было как‑то чудно видеть тонкие лучи, пробивающиеся сквозь крошечные просветы. Тучи выглядели так, словно в любую секунду мог разразиться дождь. Но, проследив за лучами, я увидел, что место, куда я спешил, освещено.

Усыпальница Кроуфордов.

Наверное, «мавзолей» – более правильное слово, но «усыпальница» звучит лучше. Так или иначе, это место последнего приюта единственных двух человек, которые по‑настоящему любили меня, любили просто за то, что я есть. Один из них наверняка вышел бы оттуда только для того, чтобы отвесить мне звонкую оплеуху за то, во что я превратился.

– Хотите, чтобы я подождал? – спросил таксист, остановившись перед аллеей у подножия холма, которая вела к могиле родителей.

– Нет, не нужно, – ответил я.

– Уверены? Похоже, сейчас начнется дождь.

– Вот и хорошо, – пробормотал я, открывая дверцу машины. Во всяком случае, проливной дождь как нельзя лучше соответствовал моему настроению.

– Я не могу вас тут оставить одного, хотя бы не угостив чем‑нибудь для согрева. – Таксист протянул мне коричневый бумажный пакет с запечатанной бутылкой «Хосе Куэрво». Любимое виски отца… Надо же.

– Спасибо, – сказал я, сунув ему еще один полтинник и взяв бутылку.

Поднявшись на холм к фамильной усыпальнице, я сел на мраморную скамеечку у входа. Вынул бутылку из пакета, отвинтил крышечку и щедро плеснул на землю. Не мог же я пить сам, не предложив старику.

Я сделал глоток, и обжигающая жидкость разлилась по горлу, заставив меня поморщиться, как в первый раз, когда в тринадцать лет впервые попробовал спиртное, стащив какую‑то бутылку из отцовского бара. Тогда меня Дэвид подначивал. Мне очень не хотелось казаться маменькиным сынком, и я сумел сдержать кашель, надеясь, что Дэвид не заметит, – я был не таким уж крутым, каким себя выставлял. Смешнее всего то, что, когда пришла очередь Дэвида, он выкашлял все, что выпил. Я до сих пор помню, как он целый час после этого зажимал ноздри и жаловался, что печет.

Не удержавшись, я усмехнулся, сделал еще один большой глоток и опустил взгляд в землю. Чертов Дэвид. И чертов я.

Ночь, когда не стало моих родителей, до сих пор не изгладилась из моей памяти. Да и могли я ее забыть? Ведь это я убил их, а подобные вещи так просто не забываются. Может, не своими руками, но все равно виноват в их смерти был я. И это делало меня убийцей.

Мы с Дэвидом тогда были в отключке, как обычно напились в хлам. Мы пили виски, вернее, не пили, а хлестали, как воду. Зачем? Поспорили, кто быстрее выпьет бутылку до дна. Не запивая. Меньше всего мы думали об алкогольном отравлении или о том, что завтра у нас выпускные и нужно вставать на рассвете. Естественно, вести машину не мог никто. Родители возвращались из оперы, когда я позвонил им. Я всего лишь хотел, чтобы они прислали за мной водителя, но отец страшно рассердился, а мама разволновалась. Поэтому они и вознамерились сами заехать за нами.

Мы их так и не дождались. Какая‑то другая пьяная скотина решила, что лучше самому сесть за руль, чем взять такси, и столкнулась с моими родителями на дороге лоб в лоб. Они погибли вместе, держась за руки. Я знаю, потому что был там: прибежал, когда услышал шум и увидел мигалки. Это случилось в трех кварталах от нас.

В ту ночь я победил в нашем с Дэвидом споре, но слишком дорогой ценой. Тогда был виноват я, но мать Дилейн? В том, что случилось с ней, не виноват никто, и особенно сама Дилейн. Она не была испорченным ребенком, родившимся на всем готовом и не задумывавшимся о том, откуда что берется. Она не была кретином с характером, для которого пить и трахать все, у чего есть приличные сиськи и аппетитная задница, – единственное приятное времяпрепровождение. Так почему ей пришлось так дорого платить?

Я, вздохнув, посмотрел вверх, на темнеющие над головой тучи.

– Скажи, что мне делать? – крикнул я, взмахнув в отчаянии руками, отчего в бутылке плеснуло виски. И в тот же самый миг дождевые тучи надо мной решили освободиться от груза.

Я получил ответ. Я должен ее отпустить. Ей нужно находиться рядом с матерью и отцом, однако легко сказать… Я снова поднес к губам бутылку, но, прежде чем жидкий огонь успел опалить язык, опустил ее, а потом швырнул на покрытый травой бугорок слева от мавзолея. Бутылка, упав на его вершину, скатилась вниз, большая часть содержимого разлилась, но не все.

Это было так символично, что я захохотал как полоумный. Дилейн – это дьявольское зелье, способное воспламенить меня и сжечь изнутри. Рядом с ней мой разум терял ясность, а мысли путались. Теперь она была свободна, но какую‑то ее часть я всегда буду носить с собой. Ведь Дилейн Талбот не так‑то просто исключить из жизни… По крайней мере, для меня.

Но я не мог. Я не мог ее освободить.

* * *

На кладбище я просидел еще долго после того, как зашло солнце. Может, даже несколько часов. Пока я предавался тяжким раздумьям, преисполненным к тому же чувством вины, время как будто остановилось. Я чертовски замерз, а зад и ноги вконец занемели от неподвижного сидения в одной позе. К счастью, дождь шел всего полчаса и я успел высохнуть.

На урчание в животе, на пересохший рот и на беспрестанно звонящий сотовый я внимания не обращал. Меня искали, я знал это, и можно было не сомневаться, что в самом скором времени Полли отправит по моему следу ищеек. Но одно имя, высветившееся на моем телефоне, меня заинтересовало. Дилейн.

Не буду врать, ничего на свете мне не хотелось так сильно, как ответить на этот чертов вызов. При первом же звонке я схватил трубку, какую‑то секунду смотрел на нее, а на третьем звонке сжал так сильно, что она хрустнула. Но я не ответил. Что я мог ей сказать?

«Видишь ли, я нанял частного сыщика, чтобы покопаться в твоей жизни, просто потому, что я – любопытный сукин сын с большой склонностью во всем верховодить…» Проклятье, да она взбеленится, когда узнает, что я сделал. Это я, мать его, гарантирую. «И знаешь, что мне стало известно? Правильно. Я знаю, что ты продала свое тело, чтобы оплатить матери пересадку сердца, но я все равно буду продолжать тебя трахать, потому что тоже болен и мне тоже нужна помощь… Шоковая терапия для члена в больших количествах – то, что доктор прописал».

Да уж, такого точно не случится.

Телефон оповестил, что пришло текстовое сообщение, и я поднес трубку к глазам. Легкая дрожь прошла по груди, когда я увидел, что это от Дилейн. Палец машинально нажал «Прочитать». Часы в телефоне показывали десять. Черт, неужели я просидел здесь так долго?

«Ты где? Я совсем одна… в этой большой кровати… голая».

Голодный сукин сын в штанах тут же дернулся, когда я представил картину, которая и мне и ему была слишком хорошо знакома. «Заткнись. Это из‑за тебя мы оказались по уши в дерьме, мелкий похотливый засранец», – выбранил я своего неразлучного друга.

«Деловая встреча. Меня не жди».

«Фигня. Говорила с Полли. Но рада, что ты жив. Сообщу ей».

Слава Богу, что она не стала ничего спрашивать. Естественно, я понимал: когда придется с ней встретиться, шансов у меня не будет. Но она хотя бы отвадит от меня Полли.

«Ложусь спать. Когда вернешься, буди. Если хочешь.;)»

Сунув телефон в карман, я вновь уставился в пустоту. Призрак матери так и не вышел из склепа, чтобы надавать мне подзатыльников. Призрак отца не появился, чтобы выругать меня за разлитое «Куэрво» или посоветовать собраться и перестать вести себя как идиот. Никаких откровений на меня не снизошло, и никаких решений я не принял. Короче говоря, день и вечер прошли зря.

Снова вытащив телефон, я позвонил дяде. Дэниел был кардиологом, лучшим в Чикаго. Но кроме этого, он еще был лично знаком чуть ли не со всем городом, вероятно, из‑за того, что всегда поддерживал все, что так или иначе связано с медициной. Поэтому он и купил практику Эверетта. Это медицинское учреждение привлекало к работе специалистов почти всех областей, а Дэниел, подобно губке, все время пытался впитать как можно больше знаний.

Я понимал, что для звонка сейчас не самое подходящее время, но мне хотелось выяснить, сможет ли он разузнать что‑нибудь о состоянии Фей Талбот и сможет ли ей чем‑то помочь. Никто другой не выдал бы мне этой информации – врачебная тайна и все такое, а если бы и выдал, я все равно ни слова не понял бы. Но Дэниел мог все.

Позвонив дяде и упросив его встретиться, я набрал номер Сэмюеля и попросил заехать за мной. Пора было возвращаться домой, и, хотя я с ужасом представлял, как отреагирует мое тело на встречу с Дилейн, сердце жаждало этого.

Сэмюель благоразумно помалкивал. Наверное, было видно, что я не в настроении для разговоров. Когда приехали, я молча вошел в дом и направился в спальню. Я, конечно, мог найти дорогу с закрытыми глазами, но чувствовал себя так, словно какая‑то невидимая сила тянула меня туда против моей воли.

Да, она была там и влекла меня как магнит.

Впервые за очень долгое время я лег в постель полностью одетым, разумеется, без обуви. Она спала, но лежала лицом к моей стороне кровати. Ангельские черты ее казались умиротворенными, несмотря на тот ад, в который злой рок – и я – ввергли ее.

Каждая клеточка моего тела стремилась к ней, хотела прикоснуться. Но я не мог. Потому что был грязным, а она – нет. И я говорю не о том, что провел день во влажной одежде и до сих пор не принял душ. Я не мог заставить себя замарать что‑то настолько чистое. Однако она уже и так вся испачкалась в моей грязи, верно? Я касался ее повсюду, на этой совершенной коже не осталось места, лишенного моих отметок.

Поэтому я сделал единственное, что мне оставалось. Я лег и стал смотреть, как она спит, запоминая ее лицо, прислушиваясь к дыханию. И в тот миг понял: больше не смогу относиться к ней, как к секс‑рабыне.

Лейни

– Шевели задницей, опоздаем!

Я была в ванной. И весь этот час Полли выкрикивала приказания так, что в конце концов это начало меня раздражать. Я как раз открыла дверь, чтобы попросить ее заткнуться, когда громогласный грохот сотряс дом и метеорит размером с Техас, пробив потолок, обрушился прямиком на голову Полли и вместе с ней пронесся до первого этажа, где приземлился с глухим ударом. Когда я посмотрела через огромную дыру в полу, то увидела руки и ноги Полли, и они не двигались. Динь‑дон, ведьма померла…

– Ну все, пора, – скрипучий голос Полли вырвал меня из мира фантазий. Дыра в потолке исчезла, а вместе с ней растаяли и пробоина в полу, обломки и гигантский метеорит.

Вот это глюки! Надо будет как‑нибудь повторить.

Увидев меня, Полли ахнула и, кажется, на время потеряла дар речи, что было совершенно на нее не похоже.

– Слушай, ты просто… Боже, как я завидую тебе, – сказала она, обходя меня кругом. – Если Ной, увидев тебя в этом платье, не выйдет из своего ступора, то ему уже ничто не поможет.

Я подошла к высокому зеркалу на двери гардероба и посмотрела на себя. Темно‑синее атласное платье и в самом деле было сногсшибательным… Если это можно было назвать платьем, конечно. Спина открыта чуть ли не до ягодиц, передняя часть – две ленты, крест‑накрест пересекающие грудь и охватывающие бедра. Живот оставался голым до того места, от которого начиналась юбка. Юбка, может, и была до самого пола, но что толку, если она разрезом расходилась по всей длине? Хорошо хоть она сидела свободно, а не в обтяжку.

Полли убрала мои волосы на затылок и завязала в узел, оставив пару локонов вокруг лица в стратегически выверенных местах. Макияж был невероятно смелым, сама бы я на такой никогда не решилась, но мне понравилось, как выглядят «дымчатые» глаза. Если бы Дез меня сейчас увидела, она бы точно сказала, что я стала другим человеком, что ей уже не так стыдно показываться со мной на людях.

Хотя я и ощущала себя красивой, я очень и очень сомневалась, что Ной заметит мою красоту. Полли была права, он действительно впал в какой‑то ступор, словно был в обиде на весь мир, и я не знала почему. После той ночи в музыкальной комнате он ни разу не прикоснулся ко мне, после той ночи, когда мы с ним создали самую прекрасную музыку, какую мне когда‑либо доводилось слышать, – наши тела и рояль были единственными инструментами в оркестре. От этой мысли я даже фыркнула на саму себя – так сентиментально это прозвучало. Но ведь правда иногда бывает и сентиментальной.

Я скучала по нему.

Вернувшись со своей «деловой встречи», он не разбудил меня. Это было непривычно для него, расстроило меня и ввергло Суперкиску в безысходное уныние. Мейсон рассказывал Полли, а та передала мне, что Ной вылетел из офиса, словно демон из преисподней, и умчался куда‑то, не сказав ни слова. На звонки он не отвечал, даже на мои, пока я не послала ему эсэмэску.

– Ты меня слышишь? – недовольно спросила Полли.

Я снова задумалась.

– Да. – Это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.

– И что я сейчас сказала? – Полли уперла руки в бока, чуть наклонила голову и посмотрела на меня, всем своим видом говоря: «Если не ответишь правильно, у тебя будут бо‑о‑ольшие неприятности».

– Ной потеряет дар речи, когда увидит платье, и впишет меня в свое завещание, – повторила я. Ну, может быть, она выразилась чуточку иначе, но смысл был примерно таким.

Она прищурилась.

– Обувайся. Мальчики ждут.

Я надела туфли на каблуках, взяла клатч, вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице вместе с Полли (сейчас она представилась мне похожей на маленькую тявкающую чихуахуа).

Спустившись до первой площадки, я увидела Ноя и остановилась пораженная. Выглядел он потрясающе. Черный смокинг, белоснежная рубашка, черные туфли, лицо такое, что глаз не отвести, – все на месте, и все уместно. Он словно был рожден для того, чтобы носить такие костюмы.

Ной бросил взгляд на лестничную площадку, где я стояла, и машинально отвернулся, но потом опять взглянул на меня. Ага, значит, я все же смогла привлечь к себе его внимание. Он как‑то неловко улыбнулся, когда я спустилась вниз, и пригладил волосы, прежде чем взять меня за руку.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал он и поцеловал мою руку, словно настоящий принц из сказки.

И я вдруг подумала, как много общего у меня с Золушкой. Как и она, я – простая девушка из рабочего класса, живущая прекрасными фантазиями. Только вместо крестной феи у меня – контракт на два года.

Увидев на моем запястье браслет Кроуфордов, Ной улыбнулся шире, но потом вдруг отпустил мою руку, и улыбка слетела с его лица. Он, прочистив горло, сунул руку в карман.

– Ну ладно, нам пора идти.

Тут Полли, сама непосредственность, прокашлялась и, когда Ной посмотрел на нее, почти незаметно кивнула в мою сторону и так же (ну почти совсем незаметно!) погладила себя по шее.

– Ах, да! – воскликнул Ной, поняв столь очевидный намек. – У меня есть для тебя одна штучка.

Он полез в карман и достал тонкую платиновую цепочку. Когда он поднял ее, я увидела кулон. Простой голубой бриллиант…

– О, Ной, не нужно было! – Господи, я даже заговорила, как Золушка, вот так на меня действовал этот мужчина.

Ной пожал плечами, однако, не взглянув на меня, занялся застежкой.

– Да ерунда, было бы о чем говорить… Ты заслужила… – Он вздохнул и наконец поднял на меня полные уверенности глаза. – Намного большего.

Это показалось мне странным. Особенно если учесть, что в последнее время он держался со мной, как с прокаженной. Ной обошел меня и, когда застегивал цепочку, легко коснулся грудью голой кожи у меня на спине. Прежде чем отступить, он скользнул пальцами по моим плечам, отчего у меня по коже пошли мурашки.

Я, останавливая его, положила руку ему на предплечье.

– Спасибо, – шепнула и, поднявшись на носки, мягко поцеловала его.

Опустившись, я увидела, как напряглись его желваки, словно он сжал зубы.

Я и в самом деле не могла понять, что его гложет. Всего два дня назад он от меня не отходил, будто не мог насытиться, а теперь… ну с точностью до наоборот. Я не знала, почему вдруг стала ему отвратительна или что сделала не так, но хорошо понимала: меня это начинает раздражать. Хотя, возможно, дело в том случае с Джули… Я же все время старалась быть милой, не проявлять свою стервозность… Вдруг именно это ему не понравилось? Возможно, сам он не изменился. Возможно, это я изменилась и новая Дилейн Талбот просто оказалась ему не по вкусу.

Ну и ладно!

Я выставила подбородок, отпустила его руку и пошла к двери. Но вдруг поняла, что никто не сдвинулся с места. Развернувшись, я посмотрела на них и сказала:

– Ну? Чего мы ждем? Давайте покончим с этим.

* * *

В лимузине мы молчали. Полли с Мейсоном добирались на своей машине, на тот случай, если мы или они захотели бы уйти с бала пораньше. Ной сидел в углу, курил сигарету и смотрел в окно. Перевод: устроил мне пытку под названием «смотри, как я занимаюсь любовью с сигаретой, а тебя игнорирую».

Но потом началось настоящее мучение.

Люди. Очень много народу. И камеры. Вспышки сверкали со всех сторон, пока мы шли по красной ковровой дорожке туда, где собрался высший свет Чикаго. Фотографы орали, пытаясь привлечь наше внимание, и толкались, чтобы занять наиболее выгодное положение для удачного снимка. И кто, как вы думаете, был в центре внимания? Ной Кроуфорд… и его пассия. Я, как могла, старалась прятаться за его широкими плечами или просто отворачивалась. Ной держал меня за талию, улыбался, позировал, махал рукой и приветствовал толпу, умудряясь не слышать вопрос, который был у всех на устах: «Кто эта прекрасная женщина рядом с тобой, Ной?» Наконец мы выбрались из хаоса и оказались внутри, там, где бал уже шел полным ходом.

Когда я облегченно вздохнула, ко мне подошла Полли.

– Готова войти?

– Я думала, мы уже вошли, – удивилась я, оглянувшись по сторонам.

– Глупенькая. Бал компании «Алый лотос» проходит здесь, – сказала она, открывая высокие двустворчатые двери.

Ух! Передо мной распахнулся огромный зал. Нельзя сказать, что я особенно удивилась: все, что делал Ной, было огромным. Повсюду краснели лотосы: в стеклянных посудинах с водой и свечами, в букетах – повсюду. Свисавшие узкие шелковые красные полотнища дополняли алые скатерти и портьеры, как будто в этом месте произошла резня, но прекрасная.

Били фонтаны шампанского. Нет, серьезно, в фонтанах вместо воды плескалось шампанское, и это вдобавок к тому, что по залу сновало человек двадцать слуг с подносами, заставленными узкими бокалами с жидким золотом. Возможно, этим объяснялось, почему все были так возбуждены. Я бы даже сказала, чересчур возбуждены.

Гости выглядели изумительно: элегантные платья и смокинги, стоившие, наверное, больше, чем зарабатывает в месяц средняя семья в моем родном городке. Здесь даже пахло деньгами. Сливки общества умеют указать простым людям на их место. Ной дал мне это прочувствовать по полной программе. Правда, мы никогда раньше не бывали вместе на подобных мероприятиях. До этого вечера мы с ним сидели, как два кролика, за стенами его огромного дома. Теперь же, оказавшись среди его друзей из настоящей жизни, я разглядела истинное положение дел. Если раньше я не особо задумывалась о разнице в нашем общественном положении, то теперь у меня открылись глаза.

– Добро пожаловать в мой мир, – шепнул Ной мне на ухо, после чего взял меня за локоть и повел сквозь толпу. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

В голове пронеслось: боже, сейчас, вот сейчас я по‑настоящему опозорюсь.

– Ной! Я ждала тебя! – пронзительным голосом воскликнула какая‑то блондинка, пристраиваясь к нему. Держалась она так, будто уже перебрала шампанского. – О, ты с девушкой. Я и не знала, что ты с кем‑то встречаешься.

– Менди, то, что мы находимся не в офисе, еще не означает, что я перестал быть мистером Кроуфордом, – твердо произнес Ной и взял с подноса, который держал проходивший мимо официант, два бокала шампанского. Один – для меня, другой – для себя.

– Ой, извините, – пристыженно ответила Менди, после чего начался осмотр. Судя по сморщившемуся носику и фальшивой улыбке, она догадалась, что мне не место рядом с Ноем. – Кто это?

– Не твое дело. Теперь давай, сбегай выпей еще чего‑нибудь, мисс Питерс. – Взмахом руки он отпустил ее.

Блондинка бросила на меня последний недовольный взгляд, а я, чтобы позлить ее, прильнула к Ною, изобразив обожающую улыбку.

– О, здесь Лекси и Брэд! – взвизгнула Полли, указав на блестящую пару в нескольких шагах от нас.

Мне удалось умыкнуть еще один бокал шампанского, прежде чем Полли схватила меня за руку и, чуть не вывернув ее из сустава, потащила к самой красивой паре на свете. Ноя остановили какие‑то люди в роскошных костюмах, но целеустремленная Полли продолжала пробиваться сквозь толпу.

– Лекси! – завопила Полли и, наконец отпустив мою руку, бросилась обниматься с длинноногой рыжеволосой женщиной. С этой девицы, наверное, рисовали Джессику Реббит. У нее все было на месте: идеальный ровный загар, огромные буфера, осиная талия, пухлые вишневые губы. Я даже подсознательно ожидала, что музыканты вот‑вот прекратят играть, чтобы пустить ее на сцену.

– О, Брэд! – передразнивая Полли, девчачьим голосом воскликнул стоявший рядом с ней огромный парень, он похлопал глазами и помахал перед собой ладонями, изображая экстаз. – Я так по тебе скучала! Дай я и тебя пообнимаю!

Полли, отпустив рыжеволосую богиню, взглянула на него, в то время как эта самая богиня отпустила громиле подзатыльник со словами:

– Не будь придурком, придурок. Мы не одни.

Она с любопытством кивнула в мою сторону.

– Ах да, это…

Ной, неожиданно возникший как из‑под земли, не дал Полли договорить.

– Дилейн. Моя Дилейн. – Он положил руку мне на талию и властно прижал к себе. – Дилейн, это моя любимая кузина, Алексис, и ее супруг, Брэд Мэвис.

– Можешь называть меня просто Кроткий Великан, – разрешил Брэд.

– Он – блокирующий защитник в НФЛ, – пояснил Ной.

– Причем самый лучший, черт возьми, – взревел Брэд, раздувая грудь.

– Лекси – его грозный агент, – продолжил Ной, кивнув на рыжеволосую. – По‑моему, он боится ее больше любых клубных агентов‑кровопийц.

– Кто‑то же должен держать его в форме. К тому же он любит, чтобы с ним обходились погрубее, – усмехнулась Лекси.

– Рада познакомиться, – сказала я, протягивая ей руку. – Ной мне ничего о вас не рассказывал, – добавила, неловко рассмеявшись.

– Взаимно. – Лекси пожала мою руку. Можно было решить, что слово «взаимно» она произнесла в качестве обмена любезностями, но у меня сложилось впечатление, что она, кроме этого, имела в виду еще и то, что Ной им обо мне тоже ничего не рассказывал, – вполне объяснимо, но только не для них.

– Итак, Патрик, ты съездил к маме и папе? – спросила она Ноя.

Я, удивленно подняв брови, повернулась к нему.

Он сразу понял смысл моего взгляда. Смущенно поморщившись, пожал плечами.

– Меня в семье всегда называли по среднему имени. Так проще было различать нас с отцом. Не говорить же каждый раз «Ной старший» и «Ной младший».

– Конечно, – кивнула я.

Ему бы стоило рассказать мне об этом, прежде чем называть меня при родственниках «моя Дилейн». Но кто я такая, чтобы указывать? Чувствуя, что начинаю нервничать, я выпила половину бокала шампанского.

– Нет, Лекси, я еще не ездил к ним, – продолжил Ной, вглядываясь в толпу, как будто для того, чтобы исправить это упущение.

– Они где‑то здесь. Наверняка уйдут пораньше, – сказала Лекси, махнув рукой. – Ты же знаешь, как папа не любит подобные мероприятия.

Брэд, Мейсон и Ной завели разговор о какой‑то спортивной команде, но я не обращала на него ни малейшего внимания, потому что большой палец Ноя поглаживал кожу у меня внизу спины, а средний залез под платье, умостившись в начале ложбинки между ягодицами. Полли и Лекси болтали о чем‑то своем. Их разговор я тоже не могла поддержать – что я знала об их друзьях и сплетнях?

Потому занялась единственным, что оставалось: увлеклась игрой «посмотрим, успею ли я выпить все мое шампанское до того, как рядом появится поднос с очередной порцией». И надо сказать, я выигрывала, хотя приходилось нелегко – подносов носили по залу очень много.

Ной, наклонившись, шепнул мне на ухо:

– Умерь пыл, киса.

От этих слов у меня все поплыло перед глазами. Забавно, я выпила четыре, может, пять бокалов шампанского, и ничего, но стоило этому мужчине назвать меня кисой, и я тут же опьянела.

– Хочу писать, – выпалила я.

Разговоры вокруг меня разом прекратились, и все взгляды устремились в мою сторону. Наверное, светские дамы такого не должны говорить, и уж тем более такого не должна произносить вслух спутница Ноя Кроуфорда. Ну что ж, возьму на заметку.

Лекси рассмеялась.

– Я тоже хочу писать. Пойдем. Полли, нам, кажется, всем пора освежиться.

– Лекси! – осуждающе произнесла Полли и повернулась ко мне. – Она, может, и выглядит как дебютантка, но на самом деле под всей этой яркой, блестящей мишурой скрывается настоящая грубиянка.

– Моя девочка, – проворковал Брэд, на прощание хлопнув жену по заду.

– Возвращайся скорее. – Хрипловатый голос Ноя согрел чувствительную точку у меня под ухом. – Я хочу, чтобы ты была рядом со мной весь вечер. – Он незаметно прижался мягкими губами к моей шее, но я прекрасно почувствовала этот поцелуй и тут же растаяла от него, как масло на стопке горячих блинов.

– Господи, Патрик, мы всего лишь идем в туалет. Обещаю, я не буду ей рассказывать о тебе ничего плохого, – сказала Лекси, закатывая глаза.

Ной усмехнулся.

– Удачи. Думаю, Дилейн сумеет не поддаться твоим чарам.

– Иди ты на хрен, – бросила Лекси.

– Я тебя тоже люблю, моя дорогая кузина. – Ной улыбнулся, подмигнул мне и, отпив шампанского, повернулся к своей компании.

Когда мы пробирались через запруженный людьми зал к дамской комнате, Лекси неожиданно остановилась.

– Смотри, кого принесло, – сказала она вполголоса и мотнула головой вправо.

Там в окружении небольшой толпы стоял огромного роста мужчина с лоснящимися черными волосами, обветренной бронзовой кожей, длинными, расширяющимися книзу бакенбардами и сияющими белизной зубами. Женщины вокруг него разве что не виляли хвостами, и ему каким‑то образом удавалось уделять равное внимание каждой. Он действительно обладал изрядным животным магнетизмом.

– Ничего, симпатичный… Если тебе нравятся мужчины типа Росомахи Кена, – фыркнула я. – И кто это?

– Дэвид, – презрительно улыбнулась Лекси.

– Кто такой Дэвид?

Полли, пригнувшись ко мне так, будто собиралась поделиться маленьким грязным секретом, сказала:

– Бывший лучший друг Ноя, вот кто такой Дэвид.

Я ахнула, а потом мне стало невыносимо жарко… под верхней частью платья, не под юбкой.

– К тому же он деловой партнер Патрика, – обронила Лекси, открывая дверь дамской комнаты. – После смерти моих дяди и тети этот ублюдок пытается отобрать у Патрика его долю акций «Алого лотоса».

Так началась моя любовь к Лекси Мэвис.

– Погоди… Что, родители Ноя умерли? – спросила я, не сообразив, что это мне тоже следовало бы знать. Просто я была потрясена. Он никогда мне о них не рассказывал.

– Да, погибли в автокатастрофе шесть лет назад, – ответила Лекси. – Он никогда об этом не говорит. Потому, кстати, я и не удивляюсь, что ты не знала об этом.

Лицо Полли сделалось серьезным.

– Он в один день потерял отца и мать, и это до сих пор его мучает, так что не напоминай ему, ладно? Когда он будет готов, сам тебе расскажет.

– Ладно. – Мне вдруг ужасно захотелось увидеть своих родителей.

Лекси открыла одну из кабинок и пропустила меня внутрь.

– Давай побыстрее, мне еще нужно напиться. Боже, как же я люблю, когда подают бесплатную выпивку.

Я занялась своими делами, пока Лекси и Полли разговаривали. Главной темой обсуждения стало материнство. Полли хотела завести ребенка, но Мейсон еще не был готов, Брэд, напротив, хотел завести ребенка, но Лекси отказывалась беременеть и рисковать карьерой.

– А что у вас с Ноем, Дилейн? – спросила Лекси, когда я открыла дверь.

– М‑м‑м, – неуверенно промычала я, подходя к раковине, чтобы сполоснуть руки.

Как я должна была отвечать?

– Лейни, – вмешалась Полли. – Ей нравится, когда ее называют Лейни, правильно?

– Да, просто Лейни, – сказала я, скованно улыбаясь. – И, м‑м‑м… мы с Ноем еще не говорили о детях. То есть у нас не такие отношения… пока.

– А, понятно, – кивнула Лекси и тяжело вздохнула. – Что ж, пойдем разберемся с этим.

Я закрыла воду и высушила руки.

– С чем с этим?

– Послушай, Лейни. У Ноя нет ни матери, ни отца, ни родных братьев и сестер… Вся забота о нем лежит на моих плечах, – начала она. – Я тебя совсем не знаю, но на первый взгляд ты мне понравилась. И все равно предупреждаю: если обидишь моего кузена, я тебе порву задницу. Причем порву так, что, когда закончу, тебе понадобится пересадка. Мы поняли друг друга?

Мне понравилась ее стальная хватка, честное слово. Но я, женщина, которая, как все считали, встречается с Ноем, должна была сделать ответный ход, иначе меня сочли бы неискренней. Отправив использованное бумажное полотенце в корзину и подбоченясь, я повернулась к ней. Полли, как девочка умная, отступила назад.

– Справедливо. Только на заметку тебе и каждому, кто еще захочет влезть в наши дела: я люблю его и никогда не думала, что смогу так сильно любить кого‑то. Я люблю его без всяких условий и бесповоротно (и это вовсе не ложь, вдруг поняла я), и если кому‑то в этом деле и нужно бояться за свое сердце, так это мне. Поэтому если между мной и Ноем что‑нибудь произойдет и ты почувствуешь, что должна рвать мне задницу, рви. Ты меня не испугала. Так что… если тебе когда‑нибудь захочется кусать, кусай.

Полли тяжело сглотнула. Я смотрела прямо в глаза Лекси, не отводя взгляда. Это была настоящая амазонка. Ей ничего не стоило стереть меня с лица земли, но я не собиралась отступать. Отступить – значило проявить слабость, и хоть я становилась беззащитной, как улитка без раковины, когда дело касалось Ноя, но по натуре слабачкой я не была.

Сдвинутые брови Лекси поднялись, один уголок рта пополз вверх в улыбке. В улыбке, до одури напомнившей улыбку Ноя (Господи ты Боже мой…)

– Ей‑богу, если бы я не была замужем, мы бы с тобой сегодня сбежали отсюда вместе.

Я улыбнулась в ответ, и послышался облегченный вздох Полли.

– Кто бы спорил, вы просто созданы друг для друга. – Она покачала головой. – Девочки, если вы закончили выяснять, у кого яичники больше, может, вернемся к нашим мужчинам?

– Идем, – кивнула Лекси, беря меня под руку. – Кстати, у меня больше.

– Это мы еще посмотрим, – обронила я, когда мы вместе вышли из туалета.

От моей улыбки не осталось и следа – толпа перед нами расступилась, и я увидела Ноя. Он стоял напротив какого‑то красивого темноволосого мужчины постарше, улыбался и кивал. Но внутри у меня все сжалось от вида женщины, державшей Ноя под руку. Одетая так, словно она специально подбирала платье под его костюм, высокая рыжеватая блондинка напомнила мне Джинджер из «Острова Гиллигана». Она обладала внешностью кинозвезды и, похоже, отлично знала это.

– Лекси, пожалуйста, скажи, что это твоя сестра.

– Я тебя умоляю. Разве что в ее мечтах.

– Тогда кто она?

– Это… Джули, – с отвращением произнесла Полли. – Известная в некоторых кругах как Осьмиручка. Говорят, один раз она трахалась с восемью парнями сразу… Конечно, это было уже после того, как они с Ноем расстались. Не спрашивай, как она это делала.

– Осьмиручка, да? Тогда понятно, почему она своими щупальцами облапила моего мужчину, – кровожадно и, признаюсь, с изрядной долей ревности процедила я.

В голове начали всплывать сценки смертоубийств из «Мортал комбат», и я почувствовала, что запросто смогу воспроизвести их все в реальной жизни.

– Хочешь, я пойду скажу ей пару ласковых? У меня уже давно руки чешутся оторвать башку этой сучке, – предложила Лекси.

Я восхищалась Лекси, клянусь. Она стремительно становилась моей лучшей подругой.

– Нет, спасибо. Я справлюсь сама, – сказала я и, отведя плечи назад, направилась к своему мужчине.

За спиной я услышала смех Лекси.

– Давай, порви ее.

Дата добавления: 2015-10-26