Глава хххVIII 28 страница

ГЛАВА LXI

Теология короля и его нужда в деньгах. - Его несогласия с нижней палатой. Король увлекался церковными делами и богословскими вопросами так жесильно, как своими фаворитами. Порою он высказывал такие суеверныевоззрения, которые смешили даже его современников, не отличавшихся свободойот предрассудков. Эдуард Гоби замечает в одном письме к Томасу Эдмондсу (19ноября 1605 г.): "Король заявил в одной парламентской речи, что считаетчетверг самым счастливым днем в неделе. При этом он ссылался на своеосвобождение из замка Гоури (из рук братьев Рутвен) и на недавнее событие(т. е. на "пороховой заговор"). Он заметил, что оба эти события произошли ктому же 5 числа. И он закончил свою речь требованием, чтобы парламентскиезаседания открывались только по четвергам". Иаков поддерживал духовенство нестолько из-за религиозных мотивов, сколько из желания упрочить королевскуювласть. Вместе с тем он хотел распространить свою любимую теорию, что всевопросы, без исключения, должны решаться последней инстанцией - егопроницательной мудростью. Известно, что тогда светские и духовные судыпостоянно между собою враждовали. Первые очень часто отрицали правопоследних разбирать известные процессы, пока они не докажут своюкомпетентность. Церковь, в свою очередь, утверждала, что оба суда друг отдруга не зависят, и что духовный суд получил свои права непосредственно отсамой короны. В 1605 кентерберийский архиепископ подал королю жалобу насветских судей, а эти последние апеллировали к парламенту. В это самое времяодин из главных защитников пуритан, Фоллер, вел процесс двух людей,обвиненных в ереси. Эти последние порядочно пострадали от церковного суда.Он и стал отрицать право этого суда назначать денежные пени и тюремныеаресты. Он называл это учреждение папским. Впоследствии он сам занеосторожное суждение был приговорен к тюремному заключению и отпущен насвободу только после того, как принес покаяние. Но вопрос о взаимныхотношениях между светскими и духовными судами еще долго потом волновал умы.В этом споре король стоял, конечно, на стороне последних, чтобы избавитьсяот контроля парламента. Напротив, верховный судья Кок защищал светский суд.Однажды он позволил себе заметить, что король обязан уважать законы страны,а эти законы не признают духовных судов. Тогда Иаков поднял руку и,вероятно, ударил бы Кока (как некогда юный Генрих V ударил верховногосудью), если бы испуганный Кок не бросился перед ним на колени, умоляя опрощении. Так как король отличался строгой ортодоксальностью, то он вмешивался вовсе богословские споры. Один голландский профессор богословия, КонрадФорстиус, высказывал, по его мнению, еретические взгляды. Но даже вГолландии, где большинство теологов отличалось правоверностью, никто ненаходил проповедническую деятельность Форстиуса предосудительною.Голландские дипломаты и купцы-патриции склонялись вообще к веротерпимости.Однако Иаков напал на Форстиуса так страстно и так грубо, что его поневолеотставили от должности, боясь расстроить дружественные отношения с Англией.В самый разгар этой полемики были уличены в ереси некие Эдуард Уайтмен иБартоломью Лигет. Последний чистосердечно признался, что он арианец и уженесколько лет, как не молился Христу. Тогда Иаков пришел в бешенство. ЕслиЕлизавета сожгла двух еретиков, то почему и ему не поступить так же, темболее, что общество видело в таком наказании только правосудие, а нежестокость. В марте 1612 года оба несчастных были сожжены. Иаков страдал также манией писательства. Он любил составлятьвсевозможные прокламации. В одном из первых своих указов он издалпредостережение против иезуитов и назначил срок, к которому они должны былиочистить государство. В другой прокламации он требовал установления полногооднообразия богослужебных церемоний для всех вероисповеданий. По этомуповоду один смелый проповедник, Бурджес, произнес в присутствии короля целуюречь о значении этих церемоний. Эти церемонии, говорил он, напоминают мне тебокалы римского сенатора, которые не стоили человеческой жизни. Этот сенаторпригласил императора Августа на пирушку. Войдя в дом, Август услышалотчаянный крик одного из рабов, разбившего драгоценный бокал, готовилисьбросить в бассейн с рыбами. Тогда император приказал отложить на мгновениеисполнение приказания и спросил сенатора, в самом ли деле у него есть такиебокалы, которые дороже человеческой жизни? Сенатор возразил, что,действительно, некоторые из них стоят больше целой провинции. Тогда Августприказал принести все бокалы и все разбить, дабы никто не лишился большеиз-за них жизни. "Пусть ваше величество, - закончил проповедник, - самвыведет нравоучение из этого рассказа". Но король не переставал издаватьсвои прокламации. Ему доставляло особое удовольствие налагать свое veto натакие поступки, которые вовсе не были противозаконными. Когда негодованиенации достигло крайних пределов, то король решил узнать на этот счет мнениеверховного судьи. В 1610 году Коку был предложен вопрос имеет ли корольправо запретить строить в Лондоне новые дома (Иаков в самом деле издал такойциркуляр, боясь, как он выражался, чрезмерного роста столицы) и производитькрахмал (в одной из своих прокламаций король приказал употреблять пшеницуисключительно для еды)9 Судья ответил, что король не может своими указамисоздавать новых законов или подвергать суду Звездной палаты такие поступки,которые лежат вне ее компетенции. Тогда король на время прекратил изданиетаких указов, которые налагали денежные пени или тюремное заключение. В скором времени натянутые отношения между королем и народом настолькообострились, что привели к полному разрыву между Иаковом и нижней палатой.Эта последняя не хотела признать за королем права назначать по собственномуусмотрению подати и расточать безумно деньга. Однажды Иаков потребовал у нижней палаты 500 тысяч фунтов для покрытиясвоих долгов. Когда в парламенте говорили довольно откровенно о егорасточительности, о мотовстве его фаворитов, то он, видимо, страдал отподобных речей. Королю передали также оскорбительный для него слух, будтонижняя палата требует удаления всех шотландцев обратно на их родину. Онлишился чувств и велел распустить парламент в 1611 году. То было началомборьбы между королевской властью и народом, которая продолжалась всю егожизнь, привела в царствование его сына к великой революции и закончиласьтолько 78 лет спустя, когда обе палаты предложили единодушно английскийпрестол Вильгельму Оранскому. Хотя доходы Иакова с каждым годом росли, обыкновенно незаконнымипутями, однако он, тем не менее, вечно нуждался. В феврале 1611 года онраздал 34 тысячи фунтов стерлингов шести своим фаворитам, среди которых былочетверо шотландцев. В марте месяце он назначил Карра рочестерским виконтом, г. е. произвелего в английские пэры. Это был первый в английской истории случай вступленияшотландца в палату лордов, и этот шотландец старался изо всех сил возбудитьвражду между королем и нижней палатой. Позднее финансовый кризис навелИакова на мысль продавать баронский титул. Каждый рыцарь, или эсквайр,пользовавшийся хорошей репутацией и обладавший земельной собственностью, сдоходом в размере 1.000 ф., мог приобрести титул барона за 1080. ф. суплатой этой суммы в три срока в течение одного года. На такую сумму можнобыло содержать в Ирландии 30 человек пехоты в продолжение трех лет. Однакоэта мера не дала никаких положительных результатов: расточительность королябыла слишком велика, а спрос на титул баронета слишком ничтожен. В 1614 году дело дошло до того, что двор не знал, куда деваться отдолгов, несмотря на частую продажу коронных земель. Король задолжал 680тысяч ф. Ежегодные расходы превышали к тому же на 200 тысяч ф. сумму дохода.Гарнизоны, стоявшие в Голландии, уже давно не получали жалованья иготовились к мятежу. Крепости находились в самом жалком положении и давнонуждались в ремонте. Иностранные послы тщетно просили о высылке жалованья.Наконец, король решил снова созвать парламент. Несмотря на бессовестноедавление, оказанное на избирателей, оппозиция в нижней палате получила опятьбольшинство голосов. Накопилось достаточное количество причин длянеудовольствия. Король занял для свадьбы своей дочери 30 т. ф. у лордаХаррингтона, которому предоставил взамен привилегию чеканить медную монету.Затем правительство монополизировало производство стекла и дало одномуакционерному обществу исключительное право торговли с Францией. Когдаверхняя палата отказалась от совместного обсуждения с нижней палатойкакого-то вопроса, то епископ Нейл, один из самых низких лакеев короля,позволил себе оскорбительные выражения по адресу нижней палаты. Тогда тамподнялась страшная буря. Один молодой дворянин обозвал придворных испанскимисобаками (spania - значит испанская собака, а в переносном смысле - льстец)короля и настоящими волками для народа, а другой заметил шотландскимфаворитам, что в Англии может повториться сицилийская вечерня. Иаков пытался в пространных речах перед открытием парламента склонитьна свою сторону нижнюю палату, но он скоро понял, что едва ли чего-нибудьдобьется, и распустил в июне месяце парламент вторично. Чтобы покрыть долги и получить новые средства, при дворе решили оказатьдавление на граждан и заставить их посылать, как бы добровольно, королюденежные подарки. Епископы показали всем пример, предлагая королю своилучшие серебряные сосуды и драгоценнейшие сокровища. За ними последовали всете, которые рассчитывали получить какие-нибудь привилегии от короля. Массалюдей посылала в полное распоряжение правительства большие суммы денег вУайтхолл, где хранились королевские драгоценности. Некоторые даже побуждалиИакова обнародовать воззвание ко всей нации, чтобы хороший пример мог всюдунайти подражателей. Вначале все были убеждены, что этот способ обложениясебя повинностями даст казне громадный доход. Когда же король просил городссудить ему сумму в 100.000 ф., то он получил в ответ (какая разница междуэтим ответом и полученным прежде Елизаветой), что ему охотнее подарят 10.000ф., чем дадут взаймы 100.000. В продолжение одного месяца с небольшим король собрал таким путем23.000 ф. Вскоре, однако, золотоносный поток иссяк. Тщетно правительствопредписало во все графства и ко всем чиновникам всюду рассылать подобныепрокламации. Шерифы повсеместно получали один ответ: если король созоветпарламент, то ему, по всей вероятности, не откажут в необходимой сумме. Впродолжение двух следующих месяцев собрали только 500 ф. Было издано новоевоззвание, оказано новое давление - и не добились никаких результатов.Любопытно, что несчастный Рэлей, знавший обо всем только понаслышке, написалпо этому поводу трактат "О прерогативах парламента". Считая Иакова невиннымв злоупотреблениях, совершенных от его имени министрами, он хотел ему датьдобрый и полезный совет. Он лелеял наивную мечту получить в награду за своесочинение свободу, но его книга была тут же уничтожена. Другая вспышка национального негодования - это известное дело Пичем.Возмущенный поведением чиновников и духовенства, этот человек позволил себенесколько слишком смелых выражений. Хотя при обыске, устроенном в егоквартире, нашли только одну рукописную проповедь, никогда не произнесенную,нигде не напечатанную, тем не менее его подвергли пытке. Сам Бэконбессовестно одобрял палачей. В политических процессах пытка еще считаласьсовершенно естественной процедурой. Иаков был вообще бессердечен. Его жестокость обнаруживались особенноярко в тех случаях, когда он объявлял милость осужденным на смерть. Такихлюдей, как Кобгем, Грей и Маркем, он заставлял ждать два часа под топоромпалача, пока не объявлял им причину их помилования. Современники были не менее жестоки, чем король. В частной перепискетого времени постоянно говорится о том, что одного повесили, другого пытали,третьего колесовали, четвертого обезглавили. И все эти ужасы рассказываютсябез малейшего душевного волнения. Каждая смерть объяснялась как следствиеотравления. Когда умер сын короля, то разнесся слух, что отец, взбешенныйего популярностью, собственноручно устранил его со своей дороги. И есликаждая смерть наводила на мысль о яде, то каждая страсть и каждая болезньобъяснялась не иначе, как волшебством. Колдуны и колдуньи были предметомвсеобщей ненависти; их казнили, но в них верили. Даже такой человек, какдруг Филиппа Сиднея, Фолкгревил, лорд Брук, хотя и смеется в своей книге,озаглавленной "Пять лет царствования Иакова", над колдовством, но говорит онем в тоне глубокого убеждения.

ГЛАВА LXII

Нравы при дворе. При дворе царил довольно пошлый тон. Половые отношения отличались такимлегкомыслием, которое с трудом можно было предполагать ввиду равнодушногоотношения короля к женщинам. Нравы были испорчены, манера объясняться самаягрубая. В одном письме дипломат сэр Дадли Чарлтон описывает приключенияодной брачной ночи. В конце концов король подошел рано утром в дезабилье кпостели новобрачной, разбудил ее и остался с ней некоторое время наедине. В официальных указах Иаков называл свою супругу не иначе, как "ourdearest bed-fellow" (наша дражайшая сопостельница). В нелепой и циничнойпереписке Иакова с Бекингемом (преемником Карра) последний подписывалсяобыкновенно "Your dog", а король величал его постоянно "Dog Steenie". Иаковобращался даже к серьезному Сесилю со словами "litlle beagle" (маленькаягончая). Королева, умоляя Бекингема спасти жизнь Рэлея, называет его также"My kind dog". Вместе с чувством личного достоинства исчезло и чувствоприличия. Даже Дизраэли, этот принципиальный защитник и поклонник короляИакова, должен признаться, что придворные нравы были ужасны, что двор,проводивший свое время в безделье, живший безумно роскошно, был зараженсамыми гнусными пороками. Он приводит один стих из поэмы "Урод" Дрейтона,где говорится о великосветском джентльмене и придворной леди: He's too much woman and she's too much man. {Он слишком женщина, а она слишком мужчина.} Дизраэли находит, далее, характеристику современных нравов, сделаннуюАртуром Вильсоном, совершенно верной. Вильсон рассказывает, что многиезнатные девушки, обедневшие вследствие расточительности родителей, видели всвоей красоте неистощимый капитал. Они торговали собою в Лондоне, получалипотом от своих благодетелей громадные пожизненные пенсии и выходили,наконец, замуж за людей выдающихся и богатых. Все считали их разумными игалантными дамами, порою даже героическими натурами. Мужчины выражались такцинично, что часто можно было услышать фразу вроде следующей, облеченную,однако, в более непристойную форму: "Я предпочел бы только считатьсялюбовником такой-то дамы, не будучи им в действительности, чем находиться сней на самом деле в связи, но тайно, без ведома общества". Дон ДиегоСармиенто д'Акунья, граф Гондомар, считался одним из лучших дипломатовИспании. Положим, он был настолько недальновиден, что воображал вернутьАнглию в лоно католической церкви, но он умел мастерски обходиться с людьми,поражал непоколебимой твердостью, привлекал к себе образцовой гибкостью вобращении, умел вовремя молчать и вовремя говорить и вместе с тем служил спользою своему повелителю. Он имел, подобно английским придворным, правосвободного доступа к Иакову и расположил к себе короля забавными выходками.Он с умыслом говорил варварским латинским языком, чтобы давать Иаковувозможность поправлять его речи. Каждый раз, когда граф ехал домой верхомили в коляске, то на балконах появлялись знатные леди, чтобы ответить на егопоклоны. Дизраэли замечает, что каждая из этих дам была бы готова продатьему свою любовь за большую сумму. Некоторые из них слыли за остроумныхженщин (wits) и имели красивых дочерей или племянниц, которые привлекалимножество гостей в их салоны. Вот, например, один анекдот, рассказанныймногими современниками, так как произвел на них, вероятно, большоевпечатление. Гондомар проезжал однажды в Друри-лейн мимо дома красавицы-вдовы,некоей леди Джакоб. Он поклонился ей. К его неописанному удивлению она вответ только широко раскрыла рот. Невежливость леди смутила испанца.Вероятно, ей хотелось зевнуть, решил граф. Однако та же самая историяповторилась на следующий день. Тогда Гондомар послал ко вдове одногокавалера из своей свиты с поручением доложить ей, что обыкновенно английскиедамы относятся к нему благосклоннее и не отвечают дерзостью на еговежливость. Дама велела ответить, что ей хорошо известно, какой дорогойценой покупал он любовь многих знатных, а у нее такой же рот, как у всех, иэтот рот так же нуждается в пище. Гондомар послал ей немедленно подарок. Женщины следовали в этом отношении только примеру мужчин. Английскийпосланник в Мадриде лорд Дигби понял очень скоро, что тайны испанского двораможно узнать за довольно дешевую цену и постарался извлечь из этогообстоятельства возможно больше выгоды. Так он узнал в мае 1613 г., чтоИспания платила ежегодное жалованье целому ряду высших английскихсановников. Когда он увидел в списке имя адмирала сэра Вильяма Монсона, онпришел в недоумение. Когда же он узнал, что недавно умерший лорд-канцлер,граф Солсбери, также принадлежал до последней минуты своей жизни к числуэтих лиц, он прямо ужаснулся. В декабре месяце ему удалось получить весь список, и он был поражен,как громом, встретив в нем имена тех лиц, которые занимали высшиегосударственные должности, и честность которых считалась выше подозрений. Он не хотел доверить этих тайн бумаге, так как неприкосновенность писембыла тогда не в обычае. Он взял поэтому отпуск, чтобы лично доложить королюэту печальную новость.

ГЛАВА LXIII

Арабелла Стюарт и Вильям Сеймур. Один факт из жизни королевской семьи, вызвавший бы в наше время, пословам Гардинера, негодование всего британского народонаселения, доказываетнаглядно бессердечие короля, отсутствие при дворе и в большой массе чувствасправедливости. Арабелла Стюарт была кузиной Иакова. Она получала еще приЕлизавете казенное содержание и вращалась в среде придворных дам. В ееписьмах обнаруживается прелестное, возвышенное сердце, чуждое всякогополитического тщеславия. В одном письме своему дяде Шрусбери она заявляетжелание доказать всему миру, "что молодая дама в состоянии сохранить своюневинность и чистоту -как это ни парадоксально - даже среди тех безумств,которыми полна окружающая ее придворная жизнь". Она намекает здесь на вечныемаскарады, в которых участвовала "королева со своими фрейлинами в костюмахморских нимф или нереид, к большому удовольствию зрителей". Арабелла стоялав стороне от этого водоворота развлечений. Несколько иностранных князейсватались за нее, но она не хотела выходить замуж за человека, которого незнает. Однако распространился ложный слух, будто она обещала отдать своюруку одному из претендентов, который и заявит от ее имени свои права наанглийский престол. Вследствие этого Иаков заключил ее на рождество 1609 г.в темницу и вызвал к допросу в государственный совет. Затем недоразумениевыяснилось, король позволил ей выйти замуж за кого угодно из его подданных иотпустил ее на свободу. Несколько недель спустя она познакомилась с человеком, который покорилее сердце. Она полюбила его так страстно и так преданно, как шекспировскаяИмоджена Постума. Это был молодой Вильям Сеймур, сын лорда Бьючемпа, одногоиз родовитейших аристократов страны. В феврале месяце он получил доступ в еекомнаты и ее согласие на брак. Обещание, данное королем Арабелле, позволялолюбящим спокойно смотреть в будущее. Но выбор юной принцессы оказалсяроковым. Лорд Бьючемп, сын графа Гертфорда и Екатерины Грей, являлся в самомделе претендентом на английскую корону со стороны ветви Суффолк. Хотястарший сын лорда был тогда еще в живых, и Вильям Сеймур не мог считаться вданную минуту претендентом, но ведь старший сын мог умереть бездетным, что ислучилось в действительности. Что же касается прав ветви Суффолк наанглийский престол, то они были признаны законными в одном парламентскомакте, а парламент, избравший Иакова, не был компетентен изменить порядокпрестолонаследия. Ввиду такого сочетания обстоятельств Иаков совершенно непринял в расчет, что ни Сеймур, ни Арабелла, да вообще никто в Англии недумал лишать его престола в пользу его кузины и ее жениха. Молодых людейпригласили в государственный совет и допросили. Сеймур должен был отказатьсяот мысли жениться на Арабелле. Три месяца он ее не видал. В мае 1610 г.молодые люди тайно обвенчались. Когда Иаков в июне узнал об этом, он пришелв дикий гнев. Арабеллу отвезли в Ламбет, Сеймур был брошен в Тауэр. Тщетно Арабелла пыталась тронуть сердце короля. Но молодая парочкапользовалась в Лондоне большими симпатиями, и тюремное начальство разрешилоим тайные свидания. Когда король узнал об этом из их вскрытой переписки,Арабеллу перевезли для большей безопасности в Дургем и отдали под надзортамошнего епископа. Когда же Арабелла отказалась покинуть свою комнату - еевынесли насильно. Дорогою она заболела так серьезно, что ей позволилиотдохнуть в каком-то местечке. Здесь ей удалось бежать в таком костюме, вкотором обыкновенно путешествуют у Шекспира молодые женщины. Она наделапанталоны французского покроя, мужскую куртку, сапоги красно-коричневогоцвета, мужской парик с длинными локонами, накинула на плечи черный плащ иопоясалась саблей. В таком костюме она убежала в Блэквелл, где ее ожидалфранцузский корабль. В то же время лорд Сеймур бежал из Тауэра. Простойслучай помешал им встретиться. Спутники Арабеллы потребовали, чтобы онаотплыла как можно скорее, хотя молодая женщина горячо протестовала. Наследующий день в Блэквелл прибыл Сеймур. Когда он узнал, что корабль ужеушел, он упросил одного рыбака перевести его в Остенде. Не доезжая несколькомиль до Кале, Арабелла уговорила капитана корабля переждать несколько часов,чтобы дать Сеймуру возможность догнать ее или чтобы получить от негокакие-нибудь сведения. Здесь ее настиг английский крейсер, отправленныйвслед за беглецами из Дувра. Арабеллу привезли в Тауэр. Она умоляла опощаде, но Иаков грубо ответил: "Она вкусила от запретного плода, пусть жетеперь пострадает за свое непослушание". Арабелла лишилась с отчаяниярассудка и умерла после четырехмесячного заключения в нищете и горе. Лишьпосле ее смерти ее муж получил позволение вернуться в Англию.

ГЛАВА LXIV

Дата добавления: 2015-10-24