Заявление А.И. Елисеева[114] в Исполнительный комитет Оханского районного Совета депутатов трудящихся о восстановлении избирательных прав

3 февраля 1930 г.

п. Юго-Камский

Оханского района

Уральской области

29 января с.г. председателем Юго-Камского с[ельского] Совета мне объявлено о лишении меня избирательного права голоса как бывшего белого офицера, активно принимавшего участие [в борьбе] против Советской власти. Не отрицая своего пребывания в рядах белой армии, со своей стороны считаю необходимым сказать нижеследующее:

Родился я в семье рядового казака-хлебопашца и получил техническое образование [за счет] честного труда отца-землероба. Отец занимался личным трудом и никаких наемных рук не имел, т.к. жил довольно бедно, что заставляло его одновременно служить поездным смазчиком на Владикавказской железной дороге и заниматься хлебопашеством. По окончании технического училища я 3 года 5 месяцев служил на той же Владикавказской железной дороге в качестве слесаря, пом. машиниста и машинистом.

Действительную военную службу служил в полковой оружейной мастерской в качестве младшего мастерового, а затем оружейным подмастерьем. После окончания срока военной службы вновь поступил на железную дорогу в качестве помощника машиниста, где и застала меня империалистическая война.

На войну был призван с первых дней мобилизации и с действующей армией был направлен в школу прапорщиков. В связи с войной меня сделало царское правительство офицером, офицером-прапорщиком, на плечах которых перенесены все ужасы империалистической войны.

Мое звание офицера Кубанское правительство использовало в рядах белой армии против Советской власти, не спрашивая моего мнения, т.к. отказ от вступления в армию грозил смертью. Я еще раз повторяю, что был в рядах белой армии в качестве комсостава; но со своей стороны заявляю, что был, с одной стороны, по принуждению; с другой стороны, в то время, в 1918 г. и [19]19 году, я лично политически был совершенно неграмотным человеком и слепо исполнял приказы Кубанского правительства. За время же пребывания в рядах белой армии я смело могу заверить, что никаких расстрелов или подобных явлений над сторонниками Советской Власти или заговоров против таковой с моей стороны не было.

В мае м-це 1920 года по мирному договору Кубанского правительства с командованием Красной Армии я смело перешел вместе с частями бывшей Кубанской армии в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, так как твердо помнил, что Советская власть вполне правильно рассудит и всех насильно мобилизованных против нее защитников простит за их ошибки и накажет только инициаторов всевозможных выступлений против Советской власти.

По переходе в ряды Красной Армии я в числе 76-ти человек комсостава (а его было до 2000 человек) был командирован в город Москвудля прохождения курсов для бывших офицеров и по окончании таковых, безусловно, должен был быть брошен на защиту Советской власти против Польшии Врангеля. Но к окончанию курсов война с Польшей прекратилась, и я вместе с другими был брошен на трудовой фронт для его восстановления.

На трудовом фронте я в течение почти 10-лет честно несу свою службу по укреплению мощи нашей Советской страны и при первом зове правительства первым пойду на защиту ея от хищных капиталистических акул.

Родился и вырос я на честном труде – от отца хлебороба-труженика – и противником Советской власти, тем более в настоящее время, себя не считаю. Лишение права избирательного голоса, а вместе с тем и причисление якобы к вредным элементам Советского правительства в настоящее время меня выбивает из колеи.

Прилагая при сем свою автобиографию, документы и отзывы о работе в период с 1920 года по настоящее время, убедительно прошу выразителей* Рабоче-Крестьянского правительства в лице Юго-Камского с[ельского] Совета и Оханского районного исполнительного комитета восстановить меня в правах гражданства. Надеюсь, что представители Советской власти подойдут с полным вниманием к моей просьбе и дадут мне возможность честно продолжать мою хотя и незначительную работу в деле восстановления мощи нашей Советской страны.

ПРИЛОЖЕНИЕ: копии удостоверений и характеристики на 14-ти листах.

А. Елисеев

3/II – 30 года.

ГОПАПО. Ф. 643/2. Оп. 1. Д. 28484. Л. 70–71. Подлинник. Машинопись.

№ 109
Из протокола допроса
обвиняемого А.Н. Грамолина[115]

28 февраля 1930 г.

г. Пермь

28 февраля 1930 г. уполномоченный Пермского окротдела ОГПУ Уралобласти Севостьянов допросил с соблюдением 128–142 ст[атей] Угол[овно]-Проц[ессуального] Кодекса нижепоименованного в качестве

обвиняемого, который показал:

1. Фамилия, имя и отчество – Грамолин Алексей Николаевич.

2. Возраст – 28 лет.

3. Место рождения – с. РождественскоеНердвинского района.

4. Семейное положение – два человека.

5. Подданство – СССР.

6. Национальность – русский.

7. Пользуется ли избирательным правом – лишенец.

8. Имущественное положение – как священник живет за счет треб.

9. Образование: общее – среднее (окончил духовное училище);

специальное – музыкально-педагогические курсы.

10. Происхождение – из духовенства.

11. Партийность – б/п.

12. Политические убеждения – как у бывшего священника, но лоялен к Сов[етской] вл[асти].

13. Чем занимался: до Февральской революции 1917 г. – учился в Соликамском духовном училище;

с Февральской до Октябрьской [революции] 1917 г. – учился в Соликамском духовном училище и в Рождественской школе повышенного типа;

с Октября 1917 г. по день допроса – на советской работе до 1922 года, с 1922 года дьякон-священник.

14. Последнее место службы или работы и занимаемая должность – священник.

15. Отношение к воинской повинности и занимаемая должность в армии – не служил, состоит на учете тылового ополчения.

16. Адрес квартиры – с. Рождественское Нердвинского района.

17. Сведения о прежней судимости – не судился.

18. Отношение к обвиняемому * –

Показания по существу дела: Воспитание я получил от отца своего священника, каковой меня учил, чтоб я мог заместить его священническую должность, для чего он меня поместил в духовное училище. Мой отец – священник, воспитанию своих детей придавал мало значения, пьянствовал (пил запоями дня по 3–4), но все же из наличия двенадцати (12) человек детей, он всех вывел в люди – учил всех в соответствующих (высших и средних) учебных заведениях. […]**

В соответствии со своими обязанностями, как священник, я своих прихожан вел по направлению, указанному в священном писании, говоря, что жизнь людей на земле есть временное явление, что постоянная вечная жизнь будет за гробом. Забудьте горести и печали и земные мучения; если ударят вас по правой ланите (щеке), то подставьте левую; если есть две рубашки, то одну отдай брату своему. Зажиточная часть населения и все истинные верующие относились ко мне как [к] пастырю-священнику, нередко заходили ко мне и вели беседы на разные темы (укрепления общины верующих, экономического благосостояния страны и местного быта, а также на политические темы – будет или нет война***, об укреплении Советской Власти, Партии и Комсомола и т.п.). Также когда приходилось быть в деревнях (объезжал деревни своего прихода 4–5 раз в год и нередко выезжал по вызовам верующих к больным и т.п.), проводил беседы на темы, что и у себя на дому. После таких бесед прихожане всегда были довольны моим разъяснением и успокаивались. В своих беседах разъяснял: поскольку Советская власть и партия большевиков стремится к закрытию церквей и уничтожению религии, поэтому она не является богом данной властью, а это есть не что иное как искушение для верующих. Все мероприятия Советской власти и партии на местах проводятся без достаточного изучения жизни и быта отдельных крестьянских хозяйств, производится переобложение налогами и недообложение. Государство в последний момент развернуло неимоверно большую стройку новых фабрик и заводов, для осуществления чего государственных накоплений недостаточно, и оно вынуждено обращаться с займами к своему народу – рабочим и крестьянам. Идя навстречу государству, рабочий класс и крестьянство, покупая займы, этим самым ухудшают свое материальное положение.

По части колхозного строительства в деревне приходилось давать ответы крестьянству, что «вам виднее, можете не вступать и можете вступать». Открыто населению я не говорил, что «не нужно вступать в колхозы, не вывозить излишков хлеба, не покупать займов и не платить налогов». А лишь говорил, что «если будут продолжаться искажения директив правительства на местах, то будет положение Советской власти неустойчивым».

О жаловании коммунистов-»головотяпов» я не говорил ни с кем.

Показание оное прочитано,

записано правильно, что своей

подписью подтверждаю А. Грамолин

Допросил: п. уполном. отд. Севостьянов

ГОПАПО. Ф. 643/2. Оп. 1. Д. 26596. Л. 18–19 об. Подлинник. Рукопись.

Дата добавления: 2015-07-08