Из протокола допроса М.М. Смышляева[90], бывшего директора Кояновской МТС Пермского района, осужденного за участие в контрреволюционной повстанческой организации

19 октября 1937 г.

г. Пермь

Вопрос: На допросе от 3 октября с.г. Вы скрыли от следствия свое активное участие в повстанческой организации. Ваши сообщники разоблачены и вынуждены были под тяжестью уликовых данных, имеющихся в распоряжении следствия, в этом тоже признаться. Намерены ли Вы сейчас дать правдивые показания?

Ответ: Да. Я сейчас и не думаю скрывать от следствия своего активного участия и в повстанческой организации, куда я был вовлечен быв. председателем Пермского горсовета СТАРКОВЫМ.[91] Для меня стало очевидным, что следствие располагает достаточными материалами, уличающими меня в принадлежности к повстанческой работе. Поэтому я решил дать исчерпывающие показания по этому вопросу.[92]

Вопрос: Вам предлагается сообщить следствию о всех известных Вам контрреволюционных повстанческих силах, находящихся в распоряжении Пермского повстанческого округа.

Ответ: Всех повстанческих сил и боевых соединений в Пермском повстанческом округе я назвать не могу, так как непосредственного участия в руководящем повстанческом штабе я не принимал. Но мне известно от СТАРКОВА, одного из активных участников этого повстанческого штаба, что в Пермипо решению областного повстанческого штаба утвержден повстанческий округ, а для руководства всеми повстанческими силами создан специальный повстанческий штаб в гор. Перми.

Вопрос: Вам называл СТАРКОВ руководящий состав этого повстанческого штаба?

Ответ: В одном из разговоров в кабинете СТАРКОВА он мне заявил: «организация правых поставила своей прямой задачей свергнуть существующее руководство в стране вооруженным путем, и для того, чтобы это осуществить, в Пермисоздан повстанческий штаб, в состав которого входят:

ДЬЯЧКОВ – б[ывший]/секретарь Пермского ГК ВКП(б),

ПОЛЯНСКИЙ – командир дивизии РККА,

КАНДАЛИНЦЕВ – б/управляющий Камского речного пароходства,

ГОЛЫШЕВ – б/секретарь Пермского ГК ВКП(б),

ЯНСОН – б/заведующий Пермским горпланом, и он, СТАРКОВ,

и что начальником этого штаба назначен ДЬЯЧКОВ, а командующим всеми повстанческими силами ПОЛЯНСКИЙ. Также СТАРКОВ мне говорил, что областным повстанческим штабом руководят: КАБАКОВ, ПШЕНИЦЫН И ГОЛОВИН.[93]

Вопрос: Что еще говорил Вам СТАРКОВ о повстанческой работе?

Ответ: Продолжая информировать меня об организации повстанческого штаба в гор. Перми, СТАРКОВ сказал: «Штаб мне поручил приступить к организации повстанческой работы в округе, т.е. к подбору и вербовке надежных и проверенных командиров повстанческих взводов, которые должны состоять в основном из председателей колхозов, сельсоветов и директоров МТС; они же в свою очередь обязаны приступить к подбору и вербовке рядового состава из кулаков, б/белогвардейцев, церковников и другого антисоветски настроенного и разложившегося элемента, формируя из них повстанческие взводы».[…]*

Вопрос: Что практически Вами было выполнено по организации повстанческого взвода?

Ответ: Практически по заданию повстанческого штаба мною был сформирован повстанческий взвод, в который входили:

Я – СМЫШЛЯЕВ – командир этого взвода,

БЕЛЯЕВ – б/председатель Кояновского сельсовета,

МАКСУДОВ – председатель колхоза «Передовик»,

ИРТУГАНОВ – секретарь сельсовета,

БЕЛЯЕВ – колхозник колхоза «Передовик»,

БАКТИКОВ – б/счетовод сельпо (кулак),

ИМАЙКИН – колхозник колхоза «Передовик»,

БАКТИКОВ – бригадир 1-й бригады колхоза «Передовик» (кулак, белогвардеец),

ИМАЙКИН – б/дорожный мастер,

СТЕПАНОВ – учитель Кояновской школы,

ВОЛЕГОВ – зам. директора Кояновской МТС,

ПОПОВ ВАСИЛИЙ – старший механик Кояновской МТС,

ХОМЯКОВ – б/старший агроном Кояновской МТС,

ПАНТЕЛЕЕВ – бригадир тракторного отряда Кояновской МТС.

Большего количества вовлечь во взвод мне не удалось, так как с апреля 1937 г. основной руководитель повстанческого штаба в гор. ПермиДЬЯЧКОВ был арестован, а вслед за ним были разоблачены ГОЛЫШЕВ, КАНДАЛИНЦЕВ и другие руководящие участники повстанческой организации. Поэтому вся дальнейшая работа по формированию повстанческого взвода на территории Кояновского сельсоветабыла прекращена и вновь не возобновлялась. […]*

Допросил: Пом. нач. Пермского ГО НКВД

-мл. лейтенант госбезопасности Лизунов

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 13706. Л. 24–28. Подлинник. Машинопись.

№ 98
Приговор выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР
М.М. Смышляеву[94]

17 января 1938 г.

г. Свердловск

Именем Союза Советских Социалистических республик выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в составе:

Председательствующего: диввоенюриста т. ГОРЯЧЕВА А.Д.

Членов: бригвоенюристов т.т. ПРЕОБРАЖЕНЦЕВА С.В. и АЛЕКСЕЕВА Г.А.

При секретаре военном юристе 3 ранга т. ШАПОШНИКОВЕ Н.И.

В закрытом судебном заседании, в г. Свердловске17 января 1938 года рассмотрела дело по обвинению:

СМЫШЛЯЕВА Максима Михайловича, 1895 г. рождения, б[ывшего]/ директора Кояновской МТС Пермского района, гр-на СССР, в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Предварительным и судебным следствием установлено, что Смышляев М.М. с 1936 г. являлся участником к-р. террористической и диверсионно-вредительской организации правых, существовавшей в Свердловской области, разделял и одобрял террористические методы борьбы к‑р. организации
в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства, производил вербовку новых участников. По заданию Пермского повстанческого штаба создал и возглавил повстанческий взвод в числе 14 человек, а, работая директором Кояновской МТС, проводил подрывную вредительскую работу путем вывода из строя комбайнов, тракторов и др. сельскохозяйственных машин, а также путем разложения труддисциплины среди рабочих МТС.

Таким образом, установлена виновность Смышляева М.М. в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР. На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР, выездная сессия Коллегии Верховного Суда СССР

ПРИГОВОРИЛА:

Смышляева Максима Михайловича к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. подлежит немедленному исполнению.

Председательствующий: Горячев

Члены: Преображенцев

Алексеев

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 13706. Л. 47. Подлинник. *

№ 99
Обвинительное заключение
по следственному делу М. Карипова и Н. Нигамаева -
участников кулацкой повстанческой группы
в с. БырмаКунгурского районаСвердловской области[95]

15 ноября 1937 г.

г. Кунгур

Свердловской области

Я, пом[ощник] опер[ативного] уполномоченного Кунгурского РО НКВД Зиновьев, 15 ноября 1937 года рассмотрев следственное дело по обвинению:

1) КАРИПОВА МИФТАКА, 1880 года рождения, уроженца села Бырма того же сельсовета Кунгурского района, зять кулака, дезертировал от красных к белым, женат, малограмотный, не судим, до ареста проживал в селе Бырма Кунгурского района Свердловской области.

2) НИГАМАЕВА НИГАМАТУЛЛЫ, 1901 года рождения, уроженца села БырмаКунгурского районаСвердловской области, б[ывший]/ кулак, белодружинник, женат, грамотный, судим, до ареста проживал в селе Бырма Кунгурского района Свердловской области,

УСТАНОВИЛ СЛЕДУЮЩЕЕ:

В порядке кулацкой операции в 1937 г. на территории Бырминского сельсовета Кунгурского района вскрыта к-р. повстанческая группа, в состав которой входили бывшие кулаки, белогвардейцы: 1) КАРИПОВ МИФТАК, 2) НИГАМАЕВ НИГАМАТУЛЛА и другие, в количестве 14 человек. […]*

Руководство к-р. повстанческой группой возглавлял бывший кулак, председатель следственной комиссии при белых – КАРИПОВ ЗАКИР. […]

Своей целью к-р. повстанческая группа ставила: свержение Советской власти путем вооруженного восстания; террор по отношению советского, а также колхозного актива; развал колхозов путем подрывной работы; создание недовольства у колхозников Советской властью путем распространения провокационных слухов и антиколхозной агитации. […]

В практической деятельности по к-р. работе за последнее время участник к-р. повстанческой группы КАРИПОВ МИФТАК вел открыто среди населения:

а) к-р. провокационную агитацию, призывая колхозников к вооруженной борьбе […]

б) вел открыто среди населения антисоветскую и антиколхозную агитацию […]

НИГАМАЕВ НИГАМАТУЛЛА вел открыто среди населения контрреволюционную агитацию, высказывая террористические намерения по отношению советского, а также колхозного актива. […] Терроризировал колхозный актив. […]

КАРИПОВ МИФТАК и НИГАМАЕВ НИГАМАТУЛЛА обвиняются в совершении преступления, предусмотренного ст. ст. 58-11, 58-10 ч.1 и 58-8 УК РСФСР. Виновным себя КАРИПОВ МИФТАК признал полностью. […] НИГАМАЕВ НИГАМАТУЛЛА признал виновным себя частично. […] Кроме того, обвиняемые КАРИПОВ МИФТАК и НИГАМАЕВ НИГАМАТУЛЛА в достаточной степени изобличаются показаниями свидетелей NN*, а поэтому –

ПОСТАНОВИЛ:

Следственное дело за № 15654 по обвинению КАРИПОВА МИФТАКА и НИГАМАЕВА НИГАМАТУЛЛЫ направить на внесудебное заседание тройки УНКВД по Свердловской области.

Пом. опер. уполномоченного: Зиновьев

Нач. Кунгурского РО НКВД

– лейтенант Гос. без.: Разумовский

ГОПАПО. Ф. 643/2. Оп. 1. Д. 27868. Л. 36–37. Подлинник. Машинопись.

№ 100
Прошение В.С. Тарасова
прокурору СССР А.Я. Вышинскому
о пересмотре дела его сына М.В. Тарасова, работавшего директором Ворошиловской МТС, и его жены А.А. Тарасовой,
осужденных как враги народа[96]

10 августа 1938 г.

г. Нижняя Салда

Свердловской области

9 апреля 1938 г. после 3-х-месячных тюремных репрессий, мой старший сын Тарасов Михаил Васильевич, 1902 г. рождения, особым совещанием НКВД в г. Свердловскеосужден по статье 57^**– 2, 7, 11 как враг народа – изменник Родины. Тарасова Анастасия Андреевна, его жена, осуждена тогда же по статье 58-12 сроком на 8 лет как член семьи врага народа. Осталось 2-е детей: 14 и 9 лет.

До ареста Тарасов Михаил работал в Половодовской МТС^*** директором. Жена в дет[ском]саде того же села.

Обвинение произведено на основании свидетельских показаний гр‑на N* и еще одного гр-на (бывших помощников осужденного) по делу Березниковского военного отдела Ворошиловского района Свердловской области.

Товарищ прокурор! Зная точно происхождение, биографию и психологию сына и снохи, не зная биографии свидетелей, я как отец боюсь поверить в правдивость случившегося.

Товарищ прокурор! Я, как старый рабочий, прошу пересмотреть или проверить дело Тарасовых, в особенности жены Тарасова, ради ее детей и ее болезненного состояния (она была 2 раза резана – оперирована), и такое наказание для нее равно медленному уничтожению ее здоровья.

Михаил ушел в Красную Армию [в] 19 лет добровольцем, был в армии лет 7, дети его родились в армии. Имел ранение. Оружие носил до дня ареста. Партийность с 1919 года, член ВЛКСМ, а потом член ВКП(б), не судим.

Жена батрачка, осталась без родителей [в] 12 лет. Я работал на заводчика Демидова 44 года кузнецом по 12 ч[асов] в сутки, чернорабочим – 6 лет. Сейчас на пенсии, мне 64 года, жене 61 год. Семьи с внуками 28 человек. Некоторые живут отдельно. Один сын в Красной Армии на Дальнем Востоке, 4 работают на заводе. Ваакуировался** с красными [в] 44 года, хотя к военной службе был отбракован по статье 42(глухой).

Семья имела – подвергалась репрессиям (обыскам) во время Колчаковщины.

На все имею документы.

Товарищ прокурор! Учтите вышеизложенное и мои уклонные*** года, пересмотрите дело Тарасовой ради ее детей. Пусть она воспитывает детей, а то мне придется работать, пока не свалюсь (детей-внучат отдать жаль), а ведь на отдых я имею право по Сталинской Конституции.

Прошу всем семейством!

Жду ответа.

В. Тарасов

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 12676. Л. 57–58. Подлинник. Рукопись.

№ 101
Справка Куединского райкома
Свердловскому обкому ВКП(б)
о выполнении постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 апреля 1938 г. «О запрещении исключения колхозников из колхозов»[97]

26 августа 1938 г.

с. Куеда

Куединского района

Свердловской области

1. Колхозников, исключенных за 1937–38 г.г. – 202

а) в том числе после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР* –

б) вышло из колхоза колхозников без подачи заявлений –

2. Количество добров[ольно] вышедших в тот же период – 80

а) в том числе после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР –

б) вышедших после подачи заявления –

3. Количество апелляций, поданных исключенными из колхоза за 1937–38 г.г. – 20

а) в том числе после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР

б) из них рассмотрено РИКом и результаты рассмотрения: восстановлено – 17, отказано – 1, не разобрано – 1, один не известно где.

4. Сколько фактов исключения рассмотрено без апелляций и восстановлено – 9

Сколько постановлений об исключении отменено, как необоснованных и незаконных – 9

5. Количество заявлений единоличников о вступлении в колхоз – 137

а) сколько из них удовлетворено за 1937–38 гг. – 137

б) в том числе после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР –

Секретарь Куединского РК ВКП(б) Лаврентьев

ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 4. Д. 98. Л. 26. Подлинник. Машинопись.

Из сообщения исполняющего обязанности прокурора Пермской области И.П. Алексеева прокурору СССР А.Я. Вышинскому о нарушениях законности руководством Коми-Пермяцкого окружного отдела НКВД в 1937–1938 гг.

13 февраля 1939 г.

г. Пермь

Совершенно секретно

При выезде работника обл. прокуратуры в Коми-Пермяцкий округустановлены грубые нарушения революционной законности со стороны ряда работников НКВД, в частности, со стороны начальника окротдела НКВД БЕЛАНОВА, его заместителя КУЛИПАНОВА. Эти нарушения революционной законности имеют место до сих пор.

I. В период конца 1937 года и начала 1938 года БЕЛАНОВ и КУЛИПАНОВ имели контрольную цифру по арестам I-й категории (для расстрела) 700–800 человек, по II-й категории – 1500 человек.[98] Эта контрольная цифра была выполнена в десятки дней, после этого была дана дополнительная контрольная цифра для изъятия 300–400 человек поляков и др. иностранцев*, проживающих на территории Коми-Пермяцкого округа.

В результате этого под репрессию попали сотни совершенно невинных граждан, вместо иностранцев арестовывались украинцы, белорусы, евреи и из других национальностей. Аресты, как правило, производились без санкции прокурора. […] **

За «спешное» выполнение контрольных цифр бывшим начальником Свердловского обл. управления НКВД ДМИТРИЕВЫМ (разоблаченного впоследствии как враг народа) БЕЛАНОВ награжден значком почетного чекиста.

II. При оформлении дел применялись подлоги, составлялись фиктивные документы, протоколы допросов составлялись заочно – арестованный вызывался только для подписи, в тюрьме для искусственного создания дел находился постоянный штатный свидетель из ссыльных переселенцев по фамилии N.***

Допускалось массовое вымогательство показаний путем применения физического воздействия. Заставляли стоять на ногах по 3–5 суток без отдыха, впоследствии этого имелись факты самоубийства арестованных в тюрьме (КАРАВАЕВ П.П. покончил жизнь самоубийством через повешение, ТУКАЧЕВ после допросов и конвоирования в уборную прыгнул в колодец и убился на смерть, БАРАНОВ, не выдержав издевательства – был посажен в амбар, – умер).

III. Как правило, прокуроры в тюрьму не допускались. По этому вопросу БЕЛАНОВЫМ 5 апреля 1938 г. издан был специальный приказ по Коми-Пермяцкому окротделу НКВД. Так, например, в приказе было указано: «Воспретить вход в здание тюрьмы сотрудникам ОКРО НКВД всех подразделений и периферийных органов Коми-Пермяцкого округа, а равно и всем посторонним лицам (прокурорам, нар[одным] следователям, судьям и т.п.) без соответствующих на то пропусков».

В примечании указано, что правом входа в тюрьму без пропусков прокурорский надзор может [пользоваться] лишь с оперработниками УГБ или нач[альником] окротдела РКМ. Таким образом, прокуроры в тюрьму не допускались.

IV. Кандидат ВКП(б) СУББОТИН, быв[ший] работник РКМ, сообщает, что БЕЛАНОВ его посылал ликвидировать несуществующие банды в район, где он находился целый месяц, и что это было сделано БЕЛАНОВЫМ с целью отвлечения от основной оперативной работы. Ему БЕЛАНОВ давал задания: кто украинец – писать поляками.

Член ВКП(б) МОКРУШИН Н.К. указывает, что по установке БЕЛАНОВА арестованные содержались в амбарах до 80 человек, тогда как могло поместиться только 15 человек.

Ему же БЕЛАНОВ давал установку: «арестованных, которые не сознаются, допрашивать стоя, беспрерывно, не давая спать. Злостных садить вплоть до холодной камеры». […]*

И. о. облпрокурора Алексеев

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 12768. Л. 232–234. Копия. Машинопись. Печать Управления КГБ по Молотовской области.

№ 103
Сведения Верхне-Муллинского райкома
Пермскому обкому ВКП(б)
о составе руководящих сельскохозяйственных кадров района[99]

1 июня 1939 г.

г. Пермь

№ п/п	Фамилия, имя, отчество	Занимаемая должность	С какого времени работает на этой работе	Когда утвержден РК ВКП(б)	Когда утвержден Пермским обкомом ВКП(б)	Партстаж с какого года
1.	ПОПОВ Петр Васильевич	Директор Пермской МТС	1/I-34 г.	2/II-39 г.	31/III-39 г.	с 1927 г.
2.	СТЕПАНОВ Игнатий Степанович	Директор Кояновской МТС	21/IV-38 г.	2/II-39 г.	31/III-39 г.	с 1917 г.
3.	ШИРИНКИН Филипп Иванович	Зам. директора по политчасти Пермской МТС	с IX–37 г.	29/V-38 г.	не утвер.	с 1929 г.
4.	БУРЫЛОВ Александр Васильевич	Зам. директора по расчетам Пермской МТС	с 1938 г.	не утвер[жден]	не утвер.	с 1927 г.
5.	МОШЕВ Николай Матвеевич	Зам. директора по расчетам Кояновской МТС	с I–39 г.	2/II-39 г.	16/IV-39 г.	с 1932 г.
6.	КОСТАРЕВ Николай Иванович	Директор В[ерхне].-Муллинской МТМ	с II–39 г.	не утвер.	7/II-39 г.	с VI-1938 г.
7.	КЛИМОВ Павел Михайлович	Зав. В.-Муллин­ского райзо	с IV–38 г.	11/IV-38 г.	не утвер.	с 1921 г.
8.	РОДЭ Иосиф Фердинандович	Уполнаркомзаг*по В.-Муллин­скому р-ну	13/X-38	не утвер.	не утвер.	с 1929 г.
9.	ГУСЕВ Александр Федорович	Директор В.-Муллинского совхоза	с V–38 г.	не утвер.	не утвер.	с IV-1939 г.
10.	СТАРЦЕВ Петр Николаевич	Директор совхоза «Мулянка»	1/I-39 г.	8/I-39 г.	16/IV-39 г.	с 1920 г.
11.	РАЗУМОВСКИЙ Александр Семенович	Директор Осенцовского совхоза	27/III-39 г.	не утвер.	не утвер.	**
12.	АНДРЮХИН Сергей Миронович	[Директор] Данилихинск-[ого] совхоз[а]	15/VIII-37 г.	не утвер.	не утвер.	с 1929 г.

Зав. отдела кадров В-Муллинского РК ВКП(б) Воронов

ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 5. Д. 196. Л. 10. Подлинник. Машинопись.

№ 104
Заявление заключенной УхтижемЛАГа Т.М. Шляпниковой
прокурору СССР А.Я. Вышинскому
с просьбой о пересмотре ее дела и отмене приговора[100]

6 сентября 1939 г.

г. Ухта

Коми АССР

Я была членом колхоза в селе ШляпникиОрдинского р-наПермской обл.

Десятого октября* я была арестована в связи с арестом священника нашей церкви, как член церковного совета и замещающая старосту. Во время следствия следователь Кулешов самым пристрастным образом старался обвинить меня в каком-нибудь антисоветском поступке. С начала он пытался обвинить меня в том, что я вела антисоветские разговоры со священником и агитацию среди прихожан. Ничего подобного не было, так как священник как огня боялся всяких политических разговоров и никогда ни со мной, ни в моем присутствии не говорил ничего антисоветского.

Я беднячка в прошлом, а потом член колхоза, в котором я как работница была на очень хорошем счету, тоже никогда не могла говорить ничего антисоветского. Очевидно, в виду несостоятельности этого обвинения следователь устроил мне очную ставку с одним одноприходцем, который показывал, что я хлопотала после ареста старого священника о новом и что ко мне приходил
безработный священник. На самом деле ко мне, как зам[естителю] старосты, приходил какой-то священник, но в мое отсутствие. Потом следователь пытался инкриминировать мне, что в феврале мес. я была во время праздника у монашки, и там велись антисоветские разговоры. Все эти обвинения, как не соответствующие истине, я категорически отрицала.

Следствие велось необычайно грубо. Неоднократно следователь угрожал мне побоями. Он заставлял меня подписывать все протоколы. Я женщина неграмотная и подписывала все протоколы под угрозой побоев, не зная, что следователь там написал.

В результате такого ведения следствия я по ст. 58-10 по постановлению обл. тройки получила 10 лет испр[авительных] лагерей.

Вот скоро 2 года, как я нахожусь в лагерях, не зная, в чем же, наконец, заключалась моя вина. Может быть, я сижу за то, что я была членом церковного совета? Но ведь по советским законам это не является преступлением.

Прошу Вас, гражданин Верховный Прокурор, затребовать мое дело в порядке надзора и отменить этот несправедливый приговор.

Шляпникова

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 8077. Т. 9. Л. 21. Подлинник. Рукопись.

№ 105
Прошение заключенного АмурЛАГа, бывшего члена колхоза имени
С. М. Кирова Очерского района Л.А. Карелина
в УНКВД Молотовской области
о пересмотре его дела[101]

20 июня 1940 г.

ст. Тохтамыгда

Амурской железной дороги

В октябре 1937 года постановлением тройки УНКВД Свердловской области я был лишен свободы на 10 лет по КРА. Постановление это считаю неправильным по следующим основаниям.

6 августа 1937 г. я был арестован у себя дома в д. ТретьякиОчерского р‑на, тогда Свердловской, а ныне Молотовской области. После ареста меня доставили в районное НКВД. Там при допросе следователь объявил мне, что на меня подано заявление N* о том, что я б[ывший] кулак, засевал от 18 до 20 га земли, имел сельскохозяйственные машины и сапожную мастерскую вместе с братом.

Я просил дать мне очную ставку с N, в этом мне было отказано. По содержанию заявления N я объявил, что земли у меня было 7 га, хозяйство мое числилось в сельсовете середняцким. Индивидуальным налогом оно не облагалось. Права голоса я никогда не лишался и не был выслан. Брат мой Григорий действительно был сапожником, но я с ним вместе не жил с 1909 г. Сельскохозяйственные машины были куплены моими 4 братьями в 1915 г. Я в это время находился на войне. Впоследствии все машины сданы в колхоз.

Кроме того, следователь спросил у меня, служил ли я у белых. Никакого обвинения в агитации при этом предъявлено не было. Показания мои записаны были в протокол. Следствие закончилось 10 августа и больше меня не допрашивали. В районном НКВД я просидел 1½ м-ца. Оттуда меня препроводили в Пермскую тюрьму и еще через месяц по этапу отправили на Дальний Восток. Только здесь, в лагере, объявили статью и срок лишения свободы. […]**

В 1929 г. вступил в колхоз имени С.М. Кирова, то же самое сделали и мои братья, и все сельскохозяйственные машины сдали в колхоз. Я был сначала рядовым членом, потом председателем планово-оперативной группы и членом правления до 1934 г. Затем снова рядовым колхозником, а с 1937 г. кладовщиком, коопорганизатором и председателем школьного совета.

В колхозе осталась моя семья, состоящая из жены и 4-х детей в возрасте от 4 до 15 лет.

Я полагаю, что изолирован неправильно. Осуждение меня за контрреволюционную агитацию ни на чем не основано. Такого обвинения на следствии мне не было предъявлено. Неосновательно также определено мое социальное положение. Хозяйство мое никогда не было кулацким, иначе я не мог бы вступить в колхоз и быть в нем активистом. У белых я никогда не служил. Все обвинение основано на ложном и при том непроверенном доносе N.

Поэтому прошу пересмотреть мое дело, проверить на месте мои объяснения и, убедившись в их правильности, отменить постановление тройки НКВД по моему делу и освободить меня из лагеря.

Карелин Л.

ГОПАПО. Ф. 643/2. Оп. 1. Д. 6916. Л. 26–27. Подлинник. Рукопись.

Большой террор 1930^х годов

Тридцатые годы XX века несмываемо и памятно маркированы 1937-м. Все, что было до него – только первые действия исторической драмы, развязка которой – неожиданная и кровавая – приходится на этот год. В 1937-м подведены итоги внутрипартийных дискуссий, завершен спор об Октябре, поставлена последняя точка в истории гражданской войны, раскрыты тайны социалистического хозяйствования, явлен в своей чистоте и незамутненности проект формирования нового человека.

Если раньше партиец не стеснялся пробовать политические оценки «на зуб», сопоставлять партийные решения с собственным опытом, то с 1937 г. такая практика признается преступной, недопустимой, враждебной. Лояльный советский гражданин лишается права на сомнение. Вот характерный пример. Декабрь 1934 г. По предприятиям и учреждениям проходят партийные собрания, на которых членов ВКП(б) ставят в известность о раскрытии контрреволюционного террористического центра, организовавшего убийство С.М. Кирова. Называются имена. Молодой инженер Н. Оробей, лично знавший некоторых фигурантов дела (выходцев из рабочей среды, комсомольцев первого призыва, членов партийной номенклатуры, оттесненных от руководящих постов после политического падения их патрона – Г.Е. Зиновьева), сомневается в том, чтобы они были способны поднять оружие против своих. Это идейные люди, хорошие организаторы, серьезные ребята, не способные из-за личных дел пойти на убийство. Через два года слова Н. Оробея будут квалифицированы как контрреволюционное преступление. Ворошиловский горком ВКП(б) в г. Березникиисключит его из партии. Особое совещание при НКВД отправит в лагерь (док. № 161). «Теперь слово говорить, нужно подумать», – скажет в разговоре с осведомителем Степан Петрович Романов – беспартийный экономист Березниковского химического комбината, – скажет и уйдет в лагеря «за контрреволюционную агитацию» на долгих 10 лет (док. № 180). Впрочем, все эти календарные сроки – дело условное. Они растягиваются по усмотрению начальства, изредка сжимаются, прекращаются, или возобновляются снова. Так и 1937 год продолжительней календарного года. Он и начинается раньше, никак не позднее августа тридцать шестого, и заканчивается позже – весной 1939.

Политические репрессии 1937 г. отличаются интенсивностью и размахом: «массовидностью террора», поставленной на поток фабрикацией дел, санкционированной жестокостью следственных действий, расстрельными приговорами, неистовой политической агитацией[102]. Но главное, направленностью. Государственный террор, два десятилетия подряд применяемый к классово чуждым элементам, был обращен на партийные и советские кадры. Именно их истребляли прогрессивным квадратно-гнездовым способом: по территориальному, ведомственному, служебному, должностному и национальному признаку.

Это не означает, что власти оставили в покое своих многочисленных исторических врагов: зажиточных в прошлом крестьян, священнослужителей, земских деятелей, либералов и социал-демократов меньшинства, социалистов-революционеров, офицеров старой и белой армий, бывших дворян и нэпманов, реэмигрантов и пр. пр. пр.[103] Все они, а с ними и часть старой интеллигенции, шли под рубрикой «бывшие люди». В течение десятилетия органы рассматривали их как свою законную добычу. Их принуждали к осведомительству. Священник В.М. Новожилов, отказавшийся от сотрудничества с ГПУ по своему «…духовничеству и религиозной настроенности», был в 1932 г. осужден на три года концлагеря (док. №№ 121, 122). До 1937 г. они подозрительны, прежде всего, по идейной части. Время от времени их подвергают аресту. Частные разговоры в тесном домашнем кругу переводят в разряд энергичной антисоветской агитации. После чего передают дела на рассмотрение Особого совещания при коллегии ГПУ, которое распределяет наказания: заключение в лагерь, высылку, или освобождение из-под стражи по нереабилитирующим основаниям (док. № 126). В 1937 г. следователи НКВД подверстывают своих старых подопечных к только что сфабрикованным повстанческим, вредительским, террористическим организациям. Создают амальгамы. Вместе с новоиспеченными троцкистами должны быть обезврежены бывшие белогвардейцы, меньшевики, эсеры, кулаки. Дело, как правило, кончается расстрелом (док. №№ 130-133).

Массовые убийства граждан, вполне сопоставимые по масштабам, совершались советскими учреждениями и раньше. В 1937 г. под террористические практики попала партийная номенклатура, исполнявшая распорядительные функции в новом государстве, то есть те люди, которые в центре и на местах проводили политику диктатуры, пользуясь служебной и социальной неприкосновенностью, а вкупе с нею и многочисленными привилегиями. Высшая власть посредством органов НКВД повела огонь по штабам, ею же и созданным. То, что в этом огне сгорели десятки и сотни тысяч людей, не имевших никакого отношения к партийной бюрократии, можно считать издержками нового курса, плановыми потерями, во много раз увеличенными, правда, общим состоянием страха, неразберихи, сумятицы, вызванной параличом властных институтов, из которых слой за слоем изымали руководящий состав[104]. Добавим неуемное старание агентов террора: новобранцев и ветеранов, стремящихся попасть в такт новым устрашающим директивам, спасти свое положение и самую жизнь, наконец, воспользоваться внезапно возникшими карьерными шансами.

«Что же происходит в стране сейчас? – в сентябре 1938 г. спрашивал Сталина Поликарп Григорьевич Погожев, следственный заключенный пермской тюрьмы; и сам же отвечал, – происходит массовое истребление большевистских кадров. …Все эти кадры огульно объявлены врагами народа – право-троцкистскими реставраторами капитализма, агентами кровавого фашизма, изменниками родины, шпионами, диверсантами, террористами, вредителями, контрреволюционерами. Если принять весь этот кровавый бред сумасшедшего за чистую монету, то получается массовое перерождение большевистских кадров, массовый отказ от социализма, … массовое ренегатство» (док. № 204). Неоконченное письмо не дошло до адресата. Оно было изъято при обыске и приобщено к делу. На следующий день автор – бывший директор пединститута – был приговорен к расстрелу. О том же, естественно, в иных выражениях и в другой обстановке в самом начале 1937 г. спрашивал Сталина немецкий писатель-эмигрант Л. Фейхтвангер. Его удивляло, почему старые революционеры, занявшие высокие посты в советском государстве, превратились в шпионов и вредителей. Сталин ответил, что, во-первых, «…все эти люди… – все они при жизни Ленина вели с ним борьбу»; во-вторых, «они считают, что построить в нашей стране социализм нельзя» и, наконец, в третьих, «они считают, что вся Европабудет охвачена фашизмом, и мы, советские люди, погибнем»… Их «концепция» навеяна паникой перед фашизмом»[105]. Иначе говоря, из страха перед нацистской агрессией часть бюрократии сделала ставку на Л.Д. Троцкого, который, на их взгляд, мог бы с Гитлером договориться. А для этого в массовом порядке завербовалась в немецкую, японскую и прочие разведки и немедленно приступила к диверсионным акциям. Слушателя своего Сталин не убедил: «Если у них такие идиотские «концепции», – недоверчиво спросил Л. Фейхтвангер, – не считаете ли Вы, что их надо скорее посадить в сумасшедший дом, чем на скамью подсудимых?»[106] Сталин предложит в ответ посетить процесс Пятакова – Радека[107].

На Уралеобходились и без показательных процессов, и без иностранных гостей. Пермь, рабочий поселок Молотово (так в те годы называлась Мотовилиха), города Краснокамск, Березники, Лысьваи Соликамскбыли северо-западной окраиной Свердловской области, местом ссылки административной и партийной, явной и скрытой. Кроме «бывших людей» на Западный Урал отправляли и людей с прошлым, подозрительных по части симпатии к левой оппозиции или примиренческих отношений к оппозиции правой. Они приезжали с путевками ЦК, с направлениями Наркомтяжпрома на ключевые посты в промышленности – руководителей или главных специалистов на вновь построенные или реконструированные заводы. Они привозили с собой молодых инженеров, выпускников ленинградских вузов, замеченных в избыточном свободомыслии и вольнодумстве. Здесь их ценили. Награждали орденами. Премировали автомобилями. Повышали по должности. Давали квартиры.

Когда началась кампания по разоблачению новоявленных врагов народа, местные инстанции не спешили в нее включиться. По всей видимости, намеревались откупиться ссыльными оппозиционерами (док. № 154) или рабочими, когда-то служившими у белых (док. № 167). И местные партийцы, за малыми исключениями, не спешили с доносами (док. № 153). На этом рубеже пермской номенклатуре удержаться, однако, не удалось. Власти настаивали на новых разоблачениях. Начальник Свердловского управления НКВД Д.М. Дмитриев ревностно исполнял распоряжения нового наркомвнудела Н.И. Ежова. Он вообще был человеком, беззаветно преданным службе. В октябре 1938 г. снятый со всех постов, исключенный из партии, подследственный заключенный, ожидающий расстрела, он работает «камерной наседкой», пытается склонить к самооговору только что арестованного маршала В.К. Блюхера: «Вы меня послушайте, я вас считаю японским шпионом, тем более, что у вас такой провал. Я вам скажу больше, факт, доказано, что вы шпион»[108]. Подключились и активисты. Один из руководителей завода имени Сталина написал донос на директора завода И.И. Побережского, якобы окружившего себя троцкистами. Так заявитель аттестовал ведущих заводских специалистов. «Учтите, что на заводе № 19 далеко не благополучно, и дальше верить Побережскому воздержитесь. Очистите завод, не дожидаясь приказа свыше» (док. № 157).

За директора моторостроительного завода заступился Сталин, попросивший секретаря горкома «оградить товарища Побережского и его работников от травли и создать вокруг них атмосферу полного доверия» (док. № 158). Тщетно. Напрасно, руководство завода пытается спасти себя, жертвуя своими ближайшими сотрудниками (док. № 155). Вслед за ними пришел черед командармов индустрии – директоров заводов имени Молотова, имени Сталина, имени Дзержинского. Инженерный корпус завода им. Сталина был подвергнут массовым репрессиям в большей мере, нежели на других предприятиях.

Техника репрессий меняется. Если раньше органы двигаются, как правило, ступенчато, снизу вверх: арест подчиненных – получение признательных показаний – арест начальника, то после падения секретаря Свердловского обкома И.Д. Кабакова летом 1937 г. движение начинается сверху (док. № 178). Вместе с большим патроном берут весь клан: семью, ближайшее окружение, подчиненных, обслугу, вплоть до водителей. В фабрикации террористических заговорщических организаций следователи НКВД используют готовую партийно-советскую властную структуру. Областное звено (обком и облисполком) превращается в уральский повстанческий штаб, городское звено – в окружной штаб. Затем следуют штабы районные, командующие повстанческими взводами-колхозами (док. № 187).

Органы действуют и методом аналогии. Если заговорщики разоблачены в Свердловском горкоме, то, стало быть, их следует разоблачить и в горкоме пермском.

Из 9 членов бюро пермского горкома, избранных на эту должность в июле 1936 г., застрелился один, расстреляно 6. В июне 1937 г. избрано новое бюро – из 7 человек. Расстреляно 5. На пятнадцатилетний срок осужден – 1. Пережил чистку – один[109]. Органы НКВД работают по-новому, ударными темпами. «На отработку арестованных … давались крайне ограниченные сроки – 3–5 дней на 400 человек». Больше не нужны доносы. Излишни собираемые прежде учетные материалы. Достаточно взять списки партийно-советского актива или адресную книгу. Наметить лиц, подлежащих аресту, и заставить дать на них показания. Счет идет на сотни. И уже не имеет значения, когда человек занял соответствующий пост – при Кабакове или после. Он является директором завода, или секретарем горкома, главным инженером, или орденоносцем, стало быть, виноват. Для удобства признательные протоколы составляются заранее в двух версиях: для рядовых участников и для руководителей. Причем, протоколы пишут одни следователи, добиваются признательных показаний – другие. На профессиональном языке их называют колунами (док. № 202).

В беседе с Фейхтвангером Сталин объяснил, почему эти закоренелые заговорщики и шпионы признаются: «Это не обычные преступники, не воры, у них осталось кое-что от совести»[110].

Совесть пробуждали разнообразными методами: площадной бранью и плеванием в лицо (док. № 206), холодным карцером – «сдохнуть не дадут, … сделаешься полукалекой, а потом подпишешь» (док. № 199), «многосуточным мучением бессонницей в сидячем, а часто и в стоячем положении, … жестокими избиениями, продолжавшимися по много часов подряд» (док. № 204), отсутствием элементарным гигиенических условий в тюрьме: «ни в одной [камере] нет коек. Вши, клопы и другие насекомые в несметном количестве ползают по заключенным, полу и стенам» (док. № 207). В результате следователи, как правило, добивались своего, получали основания и для новых арестов и для составления обвинительного заключения[111].

Отношение населения к избиению начальства сегодня сложно реконструировать. Публично, на собраниях, одобряют и поддерживают. В домашней обстановке недоумевают: «Получается как-то удивительно странно: на поверхности – митинги и манифестации поддержки, а внутри своих квартир и в гостях своих хороших знакомых – критика» (док. № 140). Да и поддерживают по разным мотивам. Одни приветствуют истребление коммунистов: «Побольше бы убивали таких, как Киров, тогда бы лучше жить было» (док. № 136); другие видят в массовых расстрелах справедливую расплату за привилегии, своеобразную компенсацию за тяжкую скудную жизнь, третьи надеются на гибель нелюбимой советской власти. Спецпереселенцев «…в тюрьме большинство, настроение и разговоры которых враждебные» (док. № 199). Многие испытывают страх: «Из-за этих сволочей сейчас нашему брату будет худо, начнут прижимать» (док. № 136).

Людей, однако, много больше заботят иные – повседневные – проблемы: задержки с выдачей зарплаты, перебои со снабжением, тяжкие условия труда, стахановщина, паспортный режим. И недовольство они выражают неполитическим способом: солеными частушками и прибаутками: «Иоська потому и велик, что обманывать велит» (док. № 160), бранью и угрозами в адрес вождей: «За такие обеды я похоронил бы и Сталина» (док. № 150), критическим отношением ко всем властным инициативам: «Все это лавочка; просто с нашего брата, рабочих, советская власть хочет содрать семь шкур» (док. № 151), слухами, опровергающими официальную пропаганду (док. №№ 151, 164). Обращает на себя внимание и тот факт, как часто в этих разговорах звучат слова: «убить», «расстрелять», «побить» – неопровержимое свидетельство духа эпохи.

Очень немногие сочувствуют репрессированным деятелям Октября: «Кто завоевывал власть, все они сейчас загнаны в подполье» (док. №№ 148, 164). В обнаруженных документах, однако, не удалось найти добрых слов в адрес взятых начальников. Сталинская номенклатура первого призыва уходила из жизни, сопровождаемая неистовыми кликами своих младших собратьев, при равнодушном молчании рабочих масс. Последние почести ей отдаст Н.С. Хрущев, спустя двадцать лет в закрытом заседании XX съезда.

Дата добавления: 2015-07-08