Солнце и фаллос

Выше, в главе, посвященной «единой этике», мы упомянули о важности соединения эротического и духовного для телемитского и юнгианского дискурса. Но там речь шла, скорее, о хтоническом, или подземном фаллосе, сейчас же давайте рассмотрим солнечную сторону этого символа.

Телема – Солнечно-Фаллическая традиция. Первой регулярной практикой, которая передается кандидату, является ритуал либер реш – регулярное поклонение солнцу. В Гностической Мессе – главном священнодействии Телемы – есть следующий отрывок восхваления солнца: «Ты, Единый, наш Господь во Вселенной, Солнце, наш Господь в нас самих, чье имя - Тайное Тайных, глубинная сущность, сияньем своим озаряющая миры, а дыхание заставляет и всех Богов, и Смерть трепетать пред Тобой, - под Знаком Света, взойди, во славе Своей, на Трон Солнца».

Обратите внимание, что в процитированном тексте восхваляется солнце и одновременно прославляется некий высший сакральный принцип, который «восходит на трон солнца», как сын восходит на трон отца. Я рискну предположить, что речь идет об источнике сознания или логоса. В подтверждение этого предположения я привожу важную цитату из Юнга, которая проясняет важность солнечного символизма сознания: «Ибо как солнце за облаками, так и солнце справедливости скрыто под человеческой плотью. Соответственно, антропос гностиков тождественен солнцу. Как солнце – бог физического мира, так и маленьким богом мира является сознание».

Таким образом, человек (точнее, та его часть, которая является источником сознания) является тождественным богу. В «Таинстве воссоединения» Юнг пишет, что «если эта природа порождает символ солнца, значит, она выводит тождественность бога и эго». Это находит подтверждение и в первой строке Гностического гимна Кроули, который начинается словами: «О ты, кто есть я, помимо всего, что я есть».

Примирившийся с теснотой душного мещанского бытия, Ричард Нолт ужасается, в первую очередь, юнговским самообожествлением посредством солярного символизма митраистских мистерий. Этот ужас сторонника культа могил перед неистовым сиянием солнца скользит почти в каждой строке «объективного» исследования Нолта. Но – скажем ему и на этом спасибо, ведь он возвращает нам настоящего, солнечного Юнга, очищенного от политкорректного смягчения, которое, по утверждению одного из близких учеников мэтра, Герхарда Адлера, «стало размывать Юнга».

Ричард Нолт пишет, что «согласно Юнгу величественный солярный астрономический и астрологический символизм митраизма является отражением такого поклонения природе, которое не может быть продуктом более поздней цивилизованной жизни людей. Мистерии Митры являются поклонением природе в лучшем значении этого понятия в противоположность христианству с его отвержением красоты мира сего. Юнговское насмешливое отношение к христианству как к продукту цивилизации еще более заметно в следующем обвинительном пассаже: «В истекших двух тысячелетиях христианство выполнило свою работу и соорудило преграды в виде вытеснений, которые загораживают нам вид на свою собственную греховность. Элементарные позывы и движении либидо стали нам неизвестны, так как они протекают в бессознательном, оттого и вера, которая ведет борьбу с ними, стала пустой и плоской. Кто не соглашается с тем, что от нашей религии осталась только личина, то пусть пойдет и посмотрит на наши современные церкви, из которых стиль и искусство уже давно исчезли».

Из этого отрывка мы видим, что поклонение солнцу имеет и другой аспект – восторг жизни, бьющей через край, освобождение энергий либидо и отрицание мрачного, христианского взгляда на жизнь как на юдоль скорби и порока. Надо ли говорить, что основная претензия Кроули к христианству была такой же – это претензия жизни против смерти и угасания, страсти против целомудрия: «Главнейшей целью мудрого должно быть избавление человечества от этой наглости само-пожертвования, от этого бедствия целомудрия; веру должна убить уверенность, целомудрие должно погибнуть от экстаза» (Кроули «Книга Тота»)

Обратите внимание, что Юнг напрямую выводит новый принцип духовности, в котором «сексуальность не исключает духовности, а духовность – сексуальности, ибо в боге все противоположности отменяются». Несмотря на родство юнгианского мировоззрения с древними мистериями и гностицизмом, непосредственная интеграция сексуальности и её включение в ранг сакральных ценностей – это то новое, что должно быть вплетено во вселенную духа эона Гора.

Еще одним важным аспектом солнечного символизма является распятие на колесе, в некотором смысле являющееся более древней и более глубокой аналогией распятия на кресте. Юнг приводит пример – сновидение одного из своих пациентов, который был необразован и понятия не имел о символизме солнечного распятия или мифе об Иксионе, распятом на колесе, что символизирует мучения эго, отождествленного с Самостью и сгорающего в огне. Этот мифологический мотив Юнг часто повторял в своих лекциях и работах (например, в «Тависткоских лекциях»), что свидетельствует в пользу того, что он был для него весьма значим.

В «Сердце, обвитом змеей», одной из Святых Книг Телемы, есть такие строки:

42. Она была разорвана на части Колесом, привязанная к нему руками висельника.

43. Тонны воды пролились на нее, [и] она сопротивлялась, ужасно мучаясь.

44. В конце концов, она лопнула под напором воды и погрузилась в ужасное Море.

45. Так и я, О, Адонай, мой Господь, в водах Твоего невыносимого Существования.

Потопление так же имеет значение в архитепическом символизме перерождения, в чем можно убедиться, изучив «Мистерию объединения» Юнга.

Дата добавления: 2015-07-08