Родион.

Мы ушли от Женьки часа через два, после того, как этот доморощенный гений практически по полочкам разложил ситуацию, в которой мы находились. Никогда не думал, что у моего брата так хорошо обстоят дела с логическим мышлением. Олег норовил задержаться (кажется, он просто боялся выходить на улицу), но, увидев на кухне недвусмысленную картинку в виде самозабвенно целующихся Женьки и Леона, сам потянул меня на выход.

— Пошли, Родечка. Чая мы всё равно с тобой не дождёмся, а порнуху я предпочитаю на видео, а не вживую.

— Ну и зря! — фыркнул услышавший его Женька, на миг, оторвавшись от своего будущего мужа. — Вживую интереснее. Вот я бы за вами с удовольствием понаблюдал.

— Ой, Женька, а я всегда знал, что ты извращенец. Вейерист — вот!

— Лёньк, мне кажется, или меня сейчас оскорбили? — Женька посмотрел на Леона глазами, в которых буквально искрился смех. — Боже, ванилька, какие ты трудные слова знаешь. Прямо преклоняюсь.

— Интересно, а что оно значит? — задумчиво протянул Леон. — Я о вейеристах ничего не слышал. Мне бежать за словарём?

— Там ты такого слова тоже не найдёшь, я так подозреваю, что Олежка имел в виду вуайеристов. Так, что ли, вундеркиндистый ты наш? — Женька посмотрел на Олега ехидно-насмешливым взглядом, а тот покраснел и смутился. Он жутко не любил, когда его уличали в незнании чего-либо.

— Пошли, Родя! — Олег гордо вскинул голову. — Не любят меня здесь.

Мы с парнями дружно расхохотались, а Олег вдруг кинулся назад и крепко обнял Женьку:

— Спасибо тебе! Спасибо!

Женька улыбнулся и растрепал Олегу волосы.

— Как-нибудь сочтёмся.

Мы отправились ко мне. Очень хотелось взять Олега за руку и не выпускать его ладошку из своей. Но на улице я себе этого позволить не мог. Чёрт бы побрал наше общество с его принципами и понятиями что хорошо, что плохо. Странными понятиями, я бы сказал. Общество не спешит осуждать мужа, который почём зря лупит свою жену. Родителей, которые издеваются над своими детьми. Детей, отправляющих родителей в дом престарелых. Всему придумали оправдание: бьёт, значит, любит, наказывают детей, а как же без этого? Не заботятся о родителях, которые вырастили? Что ж — жизнь сейчас трудная. Но стоит только двум парням или девушкам заикнуться о том, что они любят друг друга, как тут же поднимается хай: неправильно, аморально, недопустимо.

Я продолжал размышлять над этим и дома. Олег, видя мою задумчивость, не мешал мне. Мы сидели на диване, я думал, а Олежка доверчиво прильнув ко мне, смотрел телевизор. Мама с Алексеем Сергеевичем уехали на выходные в Москву, и мы были дома одни.

Я прижался щекой к макушке своего одуванчика и вдруг подумал о том, что его могло бы сегодня не стать. Эти мысли отразились болью в сердце, такой сильной, что я задохнулся.

— Что с тобой? — Олег обеспокоенно посмотрел на меня.

— Ничего, милый. Это сейчас пройдёт, — я улыбнулся ему и вдруг спросил. — Олег, ты не жалеешь, что связался со мной? Встречался бы сейчас с какой-нибудь девчонкой, всё было бы намного проще.

Он посмотрел на меня серьёзным взглядом и кивнул:

— Было бы проще, вот только... что мне делать с тем, что ты, — он взял мою руку и прижал её тыльной стороной к своему лбу, — здесь... и здесь, — он положил мою ладонь себе на грудь в области сердца. — Что мне делать с этим?

Олежка продолжал требовательно смотреть на меня, а я не знал, что ему сказать, хотя как никто понимал его.

И вообще, зачем я снова гружу себя такими мыслями. Нужно просто жить и любить. Вопреки всему...

Я притянул к себе своё синеглазое чудо и нежно коснулся его губ, таких мягких и таких податливых. Олег не сопротивлялся, тут же открывшись мне на встречу. Так умел только он. Не сомневаться, не думать просто, делать то, что нравится. Мы сидели на диване и самозабвенно целовались. Страстно, неистово, как будто завтра наступит конец света и это наш последний день вместе. На секунду Олег оторвался от меня, глянул затуманенным взглядом, и вдруг соскочив с дивана, потянул за собой:

— Пошли в твою комнату, быстро.

Я не стал заставлять себя упрашивать и безропотно пошёл вслед за ним. Олег аккуратно опрокинул меня на кровать, стараясь не причинить лишней боли, сломанной руке и навис надо мной. Его глаза лихорадочно блестели, губы пересохли, и он провёл по ним языком. Он блуждал взглядом по моему лицу, как будто хотел запомнить каждую чёрточку.

— Люблю тебя, просто сил нет, как люблю. Ведь так нельзя, — его щёки лихорадочно алели. — Моя любовь похожа на болезнь. Я болею тобой, Родька, и не хочу выздоравливать.

Он упал мне на грудь и впился своими губами в мои. Я слышал, как глухо и с какой силой стучит его сердце и от этого стука медленно и верно сносило крышу. Каждый новый поцелуй всё продолжительней и страстней. И моё сердце стучало уже в таком же бешеном ритме, как и его. Воздух вокруг нас обжигающе горяч. Олег с тихим стоном тёрся об меня, и я ощущал, насколько он был возбуждён. Пусть идёт к чёрту тот, кто скажет, что всё это неправильно. Для нас всё может быть только так и никак иначе. Олег осторожно снял с меня футболку и тут же вслед стянул джинсы вместе с нижним бельём.

— Красивый, — тихо прошептал он, — какой же ты красивый.

Разделся сам и снова прижался ко мне. Его кожа горела, опаляя мою нестерпимым жаром, но, наверное, я ему казался таким же горячим. Моя возбуждённая плоть соприкоснулась с его, и это вырвало стон из уст нас обоих. Одуванчик осторожно тёрся об меня, а у меня перед глазами танцевали разноцветные радуги. Мне уже было мало просто прикосновений, хотелось оказаться внутри него, почувствовать жаркую глубину его тела. Попытался перевернуть его, подмять под себя, но он не давал.

— Сам, позволь я всё сделаю сам.

Внимательно посмотрел в его глаза и понял, что ему сейчас это нужно. Кивнул головой и откинулся на подушку, отдаваясь в его руки. Олег медленно заскользил губами по моей груди, целовал ласково нежно, почти невесомо. Но каждое прикосновение его губ, даже лёгкое, выжигало новый след на моём сердце. Он не торопится, хотя по частому дыханию я понял, каких усилий ему стоило сдерживать себя. Осторожно обвёл языком один сосок, слегка прикусил, поцеловал, потом другой. Ему не надо смотреть на меня, чтобы проверить нравится мне это или нет, потому что я, не сдерживаясь, стонал в голос и прогибался навстречу его ласкам. Он спустился ниже, нежно прикусывая кожу на животе, и тут же целуя. Его рука легла на мой пах и слегка сжала возбуждённую плоть, горячие губы скользнули вниз по моему животу и вдруг без предупреждения сомкнулись вокруг моего напряжённого члена. С моих губ слетали уже не стоны, а тихие крики. Нежность и плавность движений моего одуванчика просто сводила с ума. Я сам подался ему навстречу, но он отстранился, достал из-под подушки смазку, и обильно смазав мою плоть, насадился на неё без подготовки, сразу вбирая меня на всю глубину.

— Что ты делаешь, Олежка? Это же больно. Любимый, — он отрицательно помотал головой, но я знаю, что врёт, так как слёзы, которые он не смог сдержать, прочертили влажные дорожки на его щеках. — Зачем, Олег, зачем?

Он распахнул глаза и посмотрел на меня взглядом, затуманенным слезами и, как ни странно, страстью.

— Я хочу понять, что я жив, что ты жив. Что мы вместе. Ты лежал в коме, а я каждую секунду умирал вместе с тобой. Я не хочу больше умирать вместе с тобой. Я хочу жить с тобой. Хочу жить тобой.

Он осторожно начал двигаться, и я выпал из реальности. Он такой горячий и узкий, его мышцы настолько плотно обхватили мою плоть, что думать о чём-то другом просто невозможно. Он двигался в своём, известном только ему ритме, а я смотрел на него снизу вверх. На его сияющие глаза, на припухшие полуоткрытые губы, на маленькую голубую искорку серёжки-гвоздика в его ухе, на растрепавшиеся чёрные волосы и понимал только одно: я не могу никому отдать его, он только мой. Моё чудо, моё сокровище. Он ускорил темп, с его губ слетали стоны наслаждения, а я, здоровой рукой обхватив его член, пытался привести нас к разрядке вместе. Толчок, ещё толчок и я не выдержав, выкрикнув его имя, кончил, и он тут же последовал за мной. Обессиленно упал на мою грудь и затих, а я нежно гладил его по спине и упругим ягодицам, ощущая бархат кожи под своими пальцами. Голова абсолютно пустая, ни мыслей, ни переживаний. Наше дыхание выравнивалось медленно и так же медленно успокаивались бешено колотящиеся сердца. Олег приподнялся и посмотрел мне в глаза, увидев в них всё, что хотел, удовлетворённо вздохнул и, вскочив с постели, прогнулся от удовольствия, как кошка, весело проворковал:

— Я в душ! А тебе потом влажное полотенце принесу.

Он не стеснялся своей наготы — это ни к чему: я знаю каждый изгиб его тела, каждую родинку, каждую складочку, просто потому, что люблю. В его мыслях и сердце только я, а он в моих. И этого уже никому не изменить.

Дата добавления: 2015-07-08