Евгений. Утром проснулся от того, что почувствовал на себе пристальный взгляд

Утром проснулся от того, что почувствовал на себе пристальный взгляд. Значит, Лёнька уже не спит. Я не открывая глаз, прислушался к своим ощущениям, вроде бы особо ничего не болит, правда, я ещё не пытался встать с кровати. Не болит то, не болит, но покапризничать для профилактики стоит. Я распахнул глаза и уже открыл рот для того, чтобы закатить Лёньке профилактический скандал, но увидел его глаза и тут же заткнулся. Он смотрел на меня с обожанием и... испугом. Видимо он с напряжением ждал моего пробуждения и мучился от того, что не знал, что от меня ожидать. Истерить как-то сразу расхотелось, я улыбнулся ему и, притянув к себе, поцеловал:

— Меня завтраком кормить будут? — его глаза засияли, и он тихо засмеялся.

— И тебе доброе утро!

— А кто сказал, что оно у меня доброе? — блин, ну что я за человек, всё-таки не удержался. К счастью, Лёня понял, что это я так только от природной вредности своего характера говорю, поэтому особо моими словами заморачиваться не стал. Я глянул на часы, висевшие на стене, и присвистнул.

— Это что? Уже десять утра? А как же школа? Кто-то вчера грозился, что не даст мне прогуливать?

— Да ладно, — Леон беспечно махнул рукой. — Сегодня пятница, с твоей новой школой познакомимся в понедельник. Тем более, у нас на сегодня планы.

— О как! Может быть, ты меня в наши планы тоже посвятишь? — я, прищурившись, посмотрел на него.

— Олег звонил. Сегодня после обеда выписывают Родьку. Они предлагают это дело отметить. Ты не против?

— Только за. Тем более мне из квартиры надо кое-какие вещи покрупнее одежды забрать. И все-таки, что там с завтраком? — я попытался сесть, но тут же со стоном повалился обратно. Поясницу, как будто опалило огнём.

— Что такое? — Лёнька заволновался.

— Мне нужно в душ. Срочно.

— Так в чём проблема? Иди себе на здоровье, — улыбнулся мой любовник, кажется, после вчерашнего мне можно его и так называть.

— Не, — я отрицательно покачал головой. — Ты сейчас возьмёшь меня на ручки и отнесёшь туда. И если после душа мне не станет легче, я тебя убью. Поэтому начинай молиться.

Лёнька расхохотался и, подхватив меня на руки, транспортировал в ванную, осторожно запихнув в душевую кабинку.

— Дальше сам справишься? Или спинку потереть?

Совершенно искренне задумался над его предложением, и от согласия меня удержало только то, что на сексуальные подвиги я пока не был способен.

— Сам справлюсь, — буркнул я. — С тебя завтрак.

После душа стало заметно легче, и я нашёл в себе силы одеться и выйти на кухню. Недолго думая, плюхнулся на табурет, и тут же взвыв, вскочил. Озвучивать, что я сказал Лёньке после этого, я не буду, потому что единственными печатными выражениями в моём монологе были: “Лёнька” и “твою мать”. Ошалев от моего виртуозного владения русской народной речью под названием “мат”, он даже не нашёлся, что сказать. Но сообразив, что у меня довольно обширный лексикон в этом плане, просто притянул к себе на колени и заткнул рот поцелуем. Я поначалу попытался отбиваться, но быстро сдался. Что поделать, он умеет целоваться, а я, оказывается, люблю этим заниматься. Как много нового я узнал о себе за последние несколько часов.

— Успокоился? — насмешливо спросил он минут через пять. — И не переживай, через пару дней боль пройдёт. Так что давай я тебя покормлю и поедем, — и тут же хитро прищурившись, успокоил. — И не волнуйся, в моей машине мягкие креслица.

Вот гад! Издевается. Ну ничего, я тебе это припомню. Кто-то, помнится, говорил, что не против побывать в положении снизу? Так что я подожду своего часа. Отольются кошке мышкины слёзки.

Олег.

Родьку наконец-то выписывают из больницы. Я, естественно, не удержался и с утра, прогуляв школу, направился к нему. Его мама и Алексей Сергеевич, её кавалер, должны были приехать только после обеда.

— Родька, — я забрался к нему на кровать и потёрся носом об его шею. — Я жутко соскучился.

Он улыбнулся мне.

— Одуванчик, ты же от меня не вылезаешь. Когда же ты успел соскучиться?

— Да я не об этом, — хитро прищурившись, нагнулся и поцеловал его. Он притянул меня к себе здоровой рукой и углубил поцелуй. Я почувствовал, как начинает сбиваться дыхание, а по телу побежали уже знакомые мурашки, которые начали собираться внизу живота. Недолго думая, я перекинул ногу через Родькины бёдра и устроился поудобнее, снова потянувшись за поцелуем. От двери раздалось сдавленное покашливание, и мужской голос спросил:

— Я не помешал? — на пороге стоял претендент на звание Родиного отчима.

— Помешали, конечно, — я, ничуть не смутившись, слез с кровати и с вызовом посмотрел на него.

Дверь снова открылась и с возгласом:

— Я так и знала, что ты здесь! — в палату ворвалась моя мама. — Мне звонила твоя классная руководительница. Ты уроки прогуливаешь.

— Да ладно тебе, мам. Родю сегодня выписывают, а ты о какой-то школе.

— Поздравляю тебя, милый, — Мама нежно улыбнулась Родьке и снова строго посмотрела на меня. — Чтобы это было последний раз.

— Не волнуйтесь, тётя Лариса, я за этим прослежу, — Родька насмешливо посмотрел на меня. — Больше он прогуливать не будет.

— Лариса Викторовна, — отмер, наконец, Алексей Сергеевич, — вы не представляете, какую картину я застал несколько минут назад, — вот ведь гад, решил нас сдать!

— Что вы ещё натворили? — обречённо вздохнула моя мама.

— Они целовались, представляете, целовались!

— А. Так это вам ещё повезло, — пожала плечами моя мама. — Я вот один раз не вовремя из командировки вернулась, так такое увидела, что до сих пор краснею.

— Но это же ненормально.

— Кто это сказал? — о! Это уже Родькина мама. — Алексей, я предупреждаю, будешь доставать мальчиков, уйду.

Алексей Сергеевич вздохнул и вдруг улыбнулся:

— Ну, если родители не против, то кто я, чтобы судить?

— Мам, ну что? Мне можно покинуть больницу? — Родька с надеждой посмотрел на мать.

— Ждём результатов твоих последних анализов. Так что не раньше, чем через час.

Дверь снова открылась, пропуская Женьку с Леоном.

— Всем привет! — синхронно сказали они.

— Привет! Садитесь давайте, — Родька кивнул головой в сторону стульев. Леон тут же плюхнулся на ближайший, а Женька, посмотрев на стул, как на орудие пыток, выдавил из себя:

— Спасибо, я постою.

— Что, Женечка, попа болит? — тихо, но так чтобы все слышали, проворковал я и тут же оказался у Женьки под мышкой. Попытался вырваться, но не тут то было.

— Братишка, — он смеющимися глазами посмотрел на Родьку. — Если ты увидишь следы от ремня на самой горячо любимой тобой части его тела, так предупреждаю сразу, это будет моих рук дело.

Вот такой весёлой и дружной компанией мы и покинули больницу. Не успели выйти, как около нас затормозила машина, из которой показались Родькин отец и его новая пассия.

— Здравствуй, папа, — мой любимый пытался быть вежливым. Мужчина надменно посмотрел на него и промолчал.

— Может быть, ответишь сыну, — зло прошипела тётя Раиса.

— Он твой сын, а не мой, — Родькин отец презрительно повёл плечами. — Воспитала извращенца, сама и расхлёбывай. Женечка, — тут же заулыбался он. — Давно не виделись.

Я смотрел на Женьку и видел, что тот уже кипит. Ой, сейчас что-то будет.

— А тебе не западло со мной здороваться? — Титов зло прищурил глаза метавшие молнии.

— В смысле? — опешил мужчина.

Женька, недолго думая, шагнул к Лёньке и прижался к нему спиной, а тот обнял его за талию. Лицо у Владимира (не знаю, как его там по батюшке) вытянулось, а потом стало злым.

— Тьфу! И второй такой же!

— Я бы на твоём месте задумался, может это не воспитание, а гены? А они у нас с Родькой общие только с твоей стороны.

Женька говорил ещё что-то, но я не слышал. Всё моё внимание привлекла женщина, стоявшая рядом с Родиным отцом. Дело в том, что резким порывом ветра с её шеи сдуло платок и прежде, чем она кинулась его ловить, я увидел следы зубов на её шее. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало мне, что это были следы моих зубов.

Дата добавления: 2015-07-08