Урсус выслеживает полицию

Как мы уже говорили, по суровым законам того времени обращенное к

кому-либо требование следовать за жезлоносцем являлось для всех

присутствующих при этом приказанием не двигаться с места.

Тем не менее кое-кто из любопытных этому требованию не подчинился и

издали сопровождал группу полицейских, уводивших Гуинплена. В числе их был

и Урсус.

В первое мгновение он окаменел, как только может окаменеть человек. Но

столько раз уже приходилось ему сталкиваться со случайностями бродячей

жизни, со всякими неожиданными злоключениями, что, подобно военному судну,

на котором в минуту тревоги вызывается к боевым постам весь экипаж, он

объявил сам себе аврал, призвав на помощь весь свой разум.

Он поспешил сбросить с себя оцепенение и стал размышлять. В беде нельзя

поддаваться панике, беде надо смотреть прямо в лицо; это долг каждого,

если только он не дурак.

Не доискиваться долго смысла события, но действовать. Действовать

немедленно. Урсус задал себе вопрос; "Что делать?"

Теперь, когда Гуинплена увели, перед Урсусом встал трудный выбор: страх

за судьбу Гуинплена гнал его за ним, страх за самого себя подсказывал

решение не трогаться с места.

Урсус обладал отвагой мухи и стойкостью мимозы. Его объял неописуемый

трепет. Однако он героически поборол все колебания и решил, вопреки

закону, пойти за жезлоносцем, - до такой степени он был встревожен тем,

что могло произойти с Гуинпленом. Видно, он очень перепугался, если

проявил такое мужество. На какие только отважные поступки не толкает порою

зайца смертельный страх! Испуганная серна способна перескочить через

пропасть. Полное забвение осторожности - одна из форм страха.

Гуинплена скорее похитили, чем арестовали. Полиция действовала так

быстро, что на ярмарочной площади, еще малолюдной в этот ранний час, арест

Гуинплена прошел незаметно. В балаганах Таринзофилда почти никто и не знал

о том, что жезлоносец приходил за "Человеком, который смеется". Вот почему

кучка людей, сопровождавших шествие, была очень невелика.

Благодаря плащу и войлочной шляпе, закрывавшим все лицо Гуинплена,

кроме глаз, прохожие не узнавали его.

Прежде чем пойти за Гуинпленом, Урсус принял меры предосторожности.

Отозвав в сторону Никлса, Говикема, Фиби и Винос, он строго-настрого

приказал им хранить обо всем полное молчание при Дее, которая так ни о чем

и не подозревала; ни единым словом не проговориться при ней о случившемся

и для того, чтобы она ни о чем не догадалась, объяснить отсутствие

Гуинплена и Урсуса хлопотами по театральным делам; скоро наступит час ее

предобеденного сна, и, прежде чем она проснется, Урсус возвратится вместе

с Гуинпленом, ибо все это сплошное недоразумение, mistake, как говорится в

Англии; им обоим, ему и Гуинплену, без малейшего труда удастся все

разъяснить суду и полиции, они докажут властям их ошибку, и оба вскоре

вернутся домой.

Урсусу удалось следовать за Гуинпленом совсем незаметно, ибо он

старался держаться как можно дальше от него; и все же он умудрился не

потерять его из виду. Смелое подглядывание - храбрость робких.

В конце концов, несмотря на всю торжественность, с которой арестовали

Гуинплена, быть может его вызвали в полицию из-за какого-нибудь

маловажного проступка. Урсус успокаивал себя, что вопрос может быть

разрешен без проволочки.

Кое-что выяснится тут же в зависимости от того, в какую сторону

направится отряд полицейских, когда дойдет до конца Таринзофилда и вступит

в один из переулков Литтл-стренда.

Если он повернет налево, то это значит, что Гуинплена ведут в

Саутворкскую ратушу. В этом случае опасаться чего-либо серьезного не

приходится: какое-нибудь пустячное нарушение городских постановлений;

выговор судьи, два-три шиллинга штрафа. Гуинплена отпустят, и

представление "Побежденного хаоса" состоится в тот же вечер в обычное

время. Никто ничего не заметит.

Если же отряд повернет направо - дело серьезное; в этом направлении

находились грозные места.

Когда жезлоносец, возглавлявший двойную шеренгу полицейских,

конвоировавших Гуинплена, дошел до Литтл-стренда, Урсус, затаив дыхание,

впился в него главами. Бывают моменты, когда все силы человека

сосредоточиваются в его взгляде.

Куда же они повернут?

Отряд повернул направо.

Урсус зашатался от ужаса и прислонился к стене, чтобы не упасть.

Нет ничего лицемернее слов, с которыми в иные минуты человек обращается

к самому себе: "Надо узнать, в чем дело". В глубине души он совсем этого

не желает. В нем говорит один лишь страх. К тревоге присоединяется еще и

смутное опасение сделать какие-либо выводы. Человек сам себе в этом не

сознается, но он уже охотно попятился бы обратно и, ступив шаг вперед, уже

упрекает себя в этом.

Так было и с Урсусом. Он с трепетом подумал: "Дело принимает дурной

оборот. Я всегда успел бы узнать об этом. Зачем я пошел за Гуинпленом?"

Придя к такому заключению, он - ибо всякий человек соткан из

противоречий - ускорил шаг и, преодолевая страх, поспешил нагнать

полицейских, чтобы в лабиринте саутворкских улиц не разорвалась нить,

соединявшая его с Гуинпленом.

Полицейский отряд не мог двигаться быстрее из-за торжественности

шествия.

Шествие открывалось жезлоносцем.

Оно замыкалось судебным приставом.

Все это требовало известной медлительности.

Все величие, какое только способно воплощать в себе должностное лицо,

сказывалось в наружности этого замыкавшего шествие судебного пристава. Его

костюм представлял собой нечто среднее между роскошным одеянием

оксфордского доктора музыки и скромным черным платьем кембриджского

доктора богословия. Из-под длинного годберга, то есть мантии, подбитой

мехом норвежского зайца, выглядывал камзол дворянина. Внешность у этого

человека была наполовину средневековая: на голове парик, как у Ламуаньона,

а рукава широкие, как у Тристана Отшельника. Его большие круглые глаза

по-совиному уставились на Гуинплена. Выступал он мерным шагом. Вряд ли

можно было встретить более свирепого малого.

Урсус немного сбился с пути среди извилистых переулков, но у церкви

святой Марии Овер-Рэй ему удалось нагнать шествие, которое, к счастью,

задержала драка между мальчишками и собаками - обычная сцена на улицах

тогдашнего Лондона; в старинных полицейских протоколах, отводящих собаке

место впереди детей, она значилась под рубрикой "dogs and boys" - "собаки

и мальчишки".

Человек, которого под конвоем полиции вели к судье, был в то время

самым заурядным явлением, и так как у каждого были свои собственные дела,

кучка любопытных вскоре разбрелась. Один только Урсус продолжал идти по

следам Гуинплена.

Миновали две часовни, стоявшие одна против другой и принадлежавшие двум

сектам, существующим еще и в наши дни: общине "Религиозного отдыха" и

"Лиге аллилуйи".

Затем шествие, извиваясь, переходило из переулка в переулок, выбирая по

преимуществу еще не застроенные улицы, поросшие травой, безлюдные проходы

между домами, и делая много поворотов. Наконец оно остановилось. Это был

глухой переулок. Никаких жилых строений, кроме двух-трех лачуг в самом

начале его. Переулок пролегал между двумя стенами - низкой слева и высокой

каменной стеной справа. Эта почерневшая от времени стена саксонской кладки

с зубцами была укреплена железными "скорпионами" и прорезана узенькими

отдушинами, закрытыми толстой решеткой. Ни одного окна; только кое-где

отверстия, служившие некогда амбразурами для камнеметов и старинных

пищалей. В самом низу стены виднелась маленькая калитка, похожая на дверцу

мышеловки.

Эта калитка с решетчатым оконцем была проделана в полукруглом

углублении массивного свода и висела на узловатых прочных петлях; она была

заперта на большой замок, снабжена тяжелым молотком, сплошь усеяна

гвоздями и словно покрыта панцирем из металлических пластинок и блях: в

ней было больше железа, чем дерева.

В переулке - ни души. Ни лавок, ни прохожих. Но откуда-то поблизости

доносился непрерывный шум, как будто рядом с переулком протекал бурный

поток. Это был гул голосов и грохот экипажей. Возможно, что по другую

сторону почерневшего здания проходила большая улица, вероятно главная

улица Саутворка, упиравшаяся одним концом в Кентерберийскую дорогу, а

другим - в Лондонский мост.

На всем протяжении переулка случайный наблюдатель мог бы обнаружить,

кроме конвоя, окружавшею Гуинплена, только одно человеческое лицо -

смертельно бледный профиль Урсуса, который рискнул наполовину высунуться

из тени, падавшей от стены. Он притаился в одном из коленчатых изгибов

переулка, смотрел и боялся увидеть.

Отряд выстроился перед калиткой.

Гуинплен находился в центре, но теперь жезлоносец со своим железным

жезлом стоял позади него. Судебный пристав поднял молоток и постучал три

раза. Оконце открылось. Судебный пристав произнес:

- По указу ее величества.

Тяжелая дубовая, окованная железом дверь повернулась на петлях,

открылся темный, холодный проем, напоминавший вход в пещеру. Страшный свод

терялся во мраке.

Урсус видел, как Гуинплен исчез под этим сводом.

Дата добавления: 2015-07-08