Теснота души нараспашку

Сам не поймешь, что с тобой творится. В двадцать (почти) лет вдруг зациклился на себе.

Мучит то, что ты потерял всякую непосредственность. Всегда - как на сцене. Стараешься произвести впечатление на всех - без всякого разумного смысла для себя. Все время как в чужой шкуре.

Стараешься вести себя честно и искренне - а вызываешь у всех подозрения и упреки в лживости.

Товарищи перестали тебе доверять.

Мама придумывает о тебе всякие ужасы.

Папа говорит, что ты изолгался.

В редкие моменты естественности, когда вдруг будто снижается какой-то тормоз, впадаешь в экзальтацию[189]. Хочешь счастливое состояние удержать. Но чем сильнее стараешься, тем глубже увязаешь снова в фальши. Увы!

Ругаешь себя за то, что стал таким. Но что делать, чтобы “перестать”, не знаешь.

Такое состояние не исключительно. Его переживают многие люди - добрые, честные, требовательные к себе.

Оно непременно переживается и в процессе психологического становления личности молодого человека!

Многих оно тяготит и пугает - и тогда затягивается на годы, для некоторых - на всю жизнь.

Теперь, когда бурно взрослеет все наше общество, до такого состояния дорастают многие. Поэтому считаю нужным о нем поговорить подробнее.

Чтобы тебя ругать, существуют друзья и другие любящие тебя люди.

У тебя иная обязанность: принимать себя таким, какой есть, заинтересованно знакомиться с любыми своими свойствами.

Раз они теперь есть, значит, почему-то нужны. Пусть пока тебе не известно - зачем.

Принимать себя вовсе не значит - закоснеть и упрямо отстаивать мешающие тебе свойства. Напротив, это, скорее, - вникать в них, понимать их смысл[190], расти, меняться и терять их, когда они перестают быть нужными, как терял привычку сосать пустышку.

Двадцатилетняя студентка — будущая психолог — спрашивает:

- Вот вы говорите: “Веди себя свободно, естественно!”. Я и веду. Но почему же тогда меня другие не понимают? Не дают мне вести себя, как хочу. Палки в колеса не ставят, но по носу щелкают чувствительно [191].

- “Хорошо быть кисою, хорошо - собакою!..” - такую “свободу и естественность” вы имеете в виду, верно? Но как им достается, бедным кисам и собакам, ото всех!.

Если вы попытаетесь “свободно” идти сквозь стену (вместо двери), то расшибете себе лоб. И не потому, что степа - плохая.

Если “свободно” проигнорируете канаву с осенней жижей, - провалитесь, вымажетесь, промокните, а то и нахлебаетесь. Тоже не оттого, что канава - “придирается” к вам!

“Свободно” наступите на хвост кошке или собаке - они-то уж точно могут “вас не понять”... Стать вам “палками в колесах".

Боюсь, что, когда вы “свободно” опустите мне или кому - либо другому на голову мусорное ведро вашего “естественного" поведения, мы, вами незамеченные, можем тоже “неправильно вас понять” и, в свою очередь, несколько стеснить и вашу свободу - “щелкнуть по носу”.

Свободное поведение требует очень точного приноравливания к действительности, к среде обитания (а это для человека - люди). Иначе эта самая неучтенная среда, свободу которой ты стеснила нечаянно, заставит уже тебя забыть о всякой твоей свободе.

Свобода - это, во-первых, оберегание свободы всех (и всего) вокруг оставаться тем, что они есть. Оберегание их, как себя. Это внимательнейшая забота не нанести никому ненужного тебе ущерба.

Тогда, если ты этот ущерб наносишь, то понимаешь, что вступаешь в войну и не ждешь в ответ пощады. Воевать -тоже твоя свобода, как и их свобода - избавляться от агрессора.

Свобода - это всеми фибрами освоенная необходимость существования других такими, какие они есть, со свойственными именно им реакциями и на твою “свободу”.

Так что - не тычь никому пальцем в глаз! И свободно веди себя, сообразуясь со временем, пространством и... ценностными ориентациями других людей!

Для того, чтобы овладеть и управлять любыми своими свойствами, надо их знать, понимать их место в системе других свойств.

Ты помнишь время, когда подростком вдруг заметил свое тело - и оно стало мешать, казалось угловатым, ты не знал, куда себя деть и спрятать?

Так же непременно приходит пора, когда замечаешь свои душевные и духовные свойства. Тогда все блоки автоматизированного до того твоего поведения теряют непосредственность.

Подростком ты привык к телу (если не избегал его рассматривания) - и обрел статность и красоту юноши.

Так и здесь: внимание к своим переживаниям и поведению так же необходимо, чтобы отсеять ненужное и развить нужное.

В комнате по одной половице ты идешь, ее не замечая. Если поднять ее на два метра над полом - напрягаешься. А если - между двумя двенадцатиэтажными домами?!.. Чтобы пройти, надо натренироваться до раскованности канатоходца.

Прежде чем снова обрести естественность, надо прожить период, когда стеснен разглядыванием себя. Дожить до тех пор, пока внимание не перестанет мешать.

Ты же пытаешься отвлечься от своего интереса к себе, а это теперь возможно только ценой остановки в развитии.

Не отвернувшись от себя, не испугавшись себя однажды, мы осваиваем навсегда “технологию” знакомства с собой неведомым.

Теперь возникает такой вопрос: коль скоро твои переживания нормальны и непременны, то почему ты столько сил тратишь на их сокрытие от окружающих?

Какими ты этих окружающих себе представляешь?

Ведь если они, как и ты, живые, меняющиеся, развивающиеся люди, то

- либо пережили то, что переживаешь ты,

- либо, как и ты, переживают это теперь,

- либо им это (дай Бог!) еще предстоит.

Тогда нельзя лишать их твоего опыта. Ты же не враг им!

Если они твое переживают, то обнаруженная проблема станет общей. Это и есть - занимаясь собой, заниматься и другими!

Если же они уже пережили твое, то близкие, нуждающиеся в тебе люди сумеют вынести твои “болезни роста”. Чужие же потерпят тебя из вежливости.

Только если те, с кем ты общаешься, - тупые монстры, то перед ними, может быть, надо играть жизнерадостного бодрячка.

Нередко ты требуешь от себя какой-то преувеличенной честности с близкими, нарочитой, и себе, и другим неудобной и ненужной искренности.

Юноша сделал своей невесте подарок, ожидая при этом ее радости.

Она, буркнув “спасибо”, продолжала вести себя так, будто подарка и не было.

Он огорчился, потух, решил, что ей подарок не понравился.

Она расстроилась, что он “скис”.

Потом объясняла мне, что “не хотела его обманывать показными проявлениями радости(!?)”.

В действительности она была рада, что он думал о ней, искал подарок.

Если бы подарок сделал кто-то чужой, она бы нашла теплые слова и тон, - не заботясь о том, как их расценят.

Один мой знакомый часами выбирал обращение для поздравительной открытки: “дорогие”? или “родные”? или “уважаемые”? или “милые”? Боялся обмануть адресатов “неискренностью”!

Когда мы начинаем рассматривать в микроскоп свои чувства, то парализуем себя, приводим в замешательство партнера, замечаем это - и еще больше сковываем себя.

Отчего это происходит?

Желая быть добрыми и заботиться о людях, мы не замечаем, как впадаем в грех высокомерия[192]. Пытаемся о другом заботиться прежде и больше, чем о себе (будто мы добрее его), и больше, чем он сам о себе заботится (словно он беспомощен).

Чтобы быть добрым, надо быть, как минимум, живым. То есть доброта требует, чтобы первыми, о ком мы заботимся, были мы сами.

Только тогда у нас есть силы заботиться о другом наравне с собой. Непременно наравне, то есть, во-первых, - о себе, и тогда - о другом.

Непосредственность мы теряем, когда берем на себя функцию нашего партнера: разбираться в степени нашей искренности с ним, то есть за него защищаем его от себя.

Женщина-психолог великолепно ладит с самыми трудными клиентами. (Они же - чужие!) И на многие годы перессорилась со всеми друзьями. У нее чувство, что все они на нее давят, навязывают свое.

Соскучившись по ним и ища сближения, она при встрече в первое мгновение так - назойливо, БЕЗ “пардона” [193] ~ “искренна”, будто рядом живых людей и нет. Одновременно так - напоказ, без надобности - предупредительна, будто друзья тяжело больны. И ждет, что с ней будут так же предупредительны.

Эти ожидания сразу очень стесняют ее друзей. Ей быстро становится трудно с ними, им невыносимо с ней.

А дальше... Едва друзья “выпадают” из ее сценария, она воспринимает это как вероломство и с полным убеждением, что ее снова самым подлым образом обманули, ссорится - зло, обидно, оскорбительно - и, сама же обиженная, исчезает на годы.

Если ты любишь себя и доверяешь своим партнерам, то либо будешь общаться с друзьями такими, какие они есть, не навязывая им стесняющих сценариев. Ты же не опекун, а они не младенцы. Тогда не на что будет обижаться и тебе. Либо будешь с ними общаться формально вежливо или не станешь этого делать, если они тебе не нужны.

В обоих случаях пропадет смысл ломать себя.

Тогда и ты без обиды примешь то, что от тебя отойдут те, кому ты такой, какой есть - подлинный - не нужен.

Итак, если ты принимаешь себя, какой, есть, то перестаешь бороться и со своей естественностью, и со своей нарочитостью.

Ты осваиваешь и то, и другое и используешь, как тебе удобно. Где надо, прикрываешь естественность сознательным артистизмом. Где надо, не мешаешь ее (естественности) проявлению.

Не борись с притворством, а овладевай им, как искусством. Тогда только ты сможешь пользоваться и не пользоваться своим артистизмом по своему разумению.

И последнее.

Если ты надеваешь костюм, более обнажающий тебя, чем тебе удобно, то такая “свобода” тебя сковывает.

Если костюм скрывает тебя больше, чем тебе надо, то ты чувствуешь желание распахнуться - у тебя есть запас свободы.

Стесняющий избытком замков костюм вызывает стремление высвободиться.

Чтобы ощущать себя естественнее, надо не расковываться и натужно демонстрировать непринужденность, а сыграть, - именно сыграть! - более сдержанного, чем ты, более стесненного человека. В таком “костюме” ты будешь всегда ощущать запас свободы и невысказанного содержания.

Играй, что тебе удобно. Ты имеешь право не быть понятным для всех!

Дата добавления: 2015-07-08