Незабываемое

...Есть люди, встречи с которыми не забываются. Их образ вновь и вновь возникает в памяти, заражая нас своей энергией. Прошло много лет с тех пор, как я видел Че Гевару, но образ его не меркнет в моем сердце. Как самую дорогую реликвию храню я фотографию Че с его дружеским посвящением: "Товарищу Кудину, подлинному кубинцу среди советских, самого "агрессивного" экономиста. Че Гевара 1.8.62."

Из семи лет, что я проработал в Посольстве на Кубе в качестве экономического советника, в течение шести я имел счастье встречаться с Че Геварой. Обычно мы встречались 2-3 раза в неделю, иногда выезжали вместе на объекты советско-кубинского экономического сотрудничества и кубинские предприятия, как в столице, так и в других районах страны. Каждая из этих встреч запечатлелась в памяти, потому что я виделся, говорил и иногда спорил с человеком, который бесконечно верил в идеалы революции и отлтичался исключительными достоинствами.

Всегда после этих встреч я чувствовал себя как бы заряженным его энергией, настойчивостью, новыми идеями и мыслями.

Всего таких встреч было много сотен и описать их все невозможно. Особенно врезалась в память первая, которая состоялась вечером в день моего приезда в Гавану - 20 августа 1960 г. в доме, где жил Че Гевара.

Прежде всего меня поразила точность и пунктуальность Че. Приближаясь по узкой тропинке к маленькому одноэтажному, утопающему в пышной тропической зелени домику, ровно в 20.00, мы увидели Че, спускающегося с небольшого крыльца к нам навстречу.

После кратких взаимных приветствий Че Гевара пригласил нас в дом. Познакомившись ближе с этим человеком, я, спустя несколько недель, постепенно понял, что он не только не любил, но терпеть не мог длительных приветствий и церемоний.

Переступив три ступеньки и пройдя коридор, мы оказались в небольшой комнате, в которой стояли деревянный шкаф, стол и три простых стула с жесткими сиденьями. Только шкаф сохранил слабые следы коричневой краски. Все было сработано из грубо отесанного соснового дерева. На столе не было скатерти или клеенки, а простые окна не имели занавесок. В комнате не было никаких украшений. Пол из мраморной крошки не был покрыт ковром или циновкой. С потолка свешивалась лампочка без абажура, которая освещала комнату довольно тусклым светом. Больше, за исключением пепельницы и коробки дешевых сигар на столе, ничего не было.

Че Гевара с юных лет привык к простой жизни и отсут­ствию каких-либо украшений, излишеств, а иногда и, казалось бы, самых необходимых в житейском обиходе вещей. Эти его привычки, которые глубоко отвечали его натуре, еще более ук­репились в горах Сьерра-Маэстры. Такой, казалось, излишне жесткий рационализм не был искусственным. Он представлял черту его характера, органически входил в систему его взгля­дов. Это фактически отражало его постоянное стремление от­дать революции все силы, использовать все возможности и не оставлять лично для себя никаких излишеств.

Перед нами был человек, который, не отвлекаясь на созда­ние внешних условий, живет напряженной внутренней жизнью. Какие-то думы непрерывно занимали его. Но вот он оживился, большие карие глаза, обрамленные длинными рес­ницами, сверкнули огоньком, и по лицу пробежала легкая улыбка. Че Гевара жестом пригласил нас сесть рядом с ним. Мы приняли это не только как знак особого гостеприимства или вежливости, а, главное, как показатель искреннего уваже­ния к представителям Страны Советов.

После того, как я примерно в течение часа изложил про­грамму мер и мероприятий, а также систему работы по прак­тическому осуществлению заключенных советско-кубинских со­глашений об экономическом и техническом сотрудничестве, Че Гевара о чем-то глубоко задумался. Мы не хотели прерывать его раздумья и несколько минут сидели в молчании. Нако­нец, выйдя из задумчивости, он сказал: «Это замечательный план,— и добавил, как бы извиняясь за свое непродолжитель­ное молчание,— я мечтал о том времени, когда мы сможем все это выполнить. Я немедленно доложу об этой программе Фи­делю».

Мы, конечно, были очень довольны таким исходом дела, хотя и не ожидали, что обсуждение станет таким результатив­ным. В ходе беседы Че Гевара поставил ряд вопросов, кото­рые, видимо, давно его беспокоили. В частности, он, как бы желая услышать наше мнение, сказал: «Но как можно осуще­ствить выполнение этой программы? Ведь она охватывает не только одну область — внешние экономические связи, а затра­гивает всю экономику страны».

Че Гевара не без горечи заметил, что иностранные, боль­шей частью американские, специалисты покинули страну и продолжают уезжать в США. Американская разведка, наряду с организацией непрерывных крупных диверсий, организует также саботаж со стороны тех специалистов, которые еще на­ходятся в стране, включая кубинскую интеллигенцию, даже мастеров и квалифицированных рабочих. В некоторых отрас­лях, таких как нефтеперерабатывающая промышленность, не осталось ни одного инженера. Ряд предприятий остановлены как из-за отсутствия импортного сырья, оборудования и запас­ных частей, так и ввиду бегства специалистов (никелевые за­воды, электростанции, некоторые сахарные заводы и т. д.).

По просьбе Че Гевары мы пообещали немедленно доложить Советскому правительству о создавшемся положении и о необ­ходимости осуществить ряд неотложных мер по поставкам сырья, оборудования, запасных частей и командированию спе­циалистов.

Затем продолжалась долгая беседа на самые различные темы. Выпили кофе, который приготовил сам Че Гевара в со­седней комнате. Разошлись лишь на рассвете.

Хотя Че в 1960 г. был президентом Национального банка, а позже министром промышленности (куда первое время вхо­дила вся промышленность Кубы и лишь постепенно начали выделяться министерства сахарной промышленности, метал­лургии, химии и др.), главные вопросы экономики страны, к какой бы отрасли они ни относились, решались с его уча­стием.

Че Геварой было подписано множество документов по раз­личным вопросам экономического и технического сотрудничест­ва, в том числе соглашения, протоколы, обменные письма, крупные контракты.

Иногда мы с Че выезжали на объекты сотрудничества — никелевые заводы, механический завод в Санта-Кларе и др. Помню, в один из приездов заместителя председателя ГКЭС А. И. Алиханова мы пересекли Кубу с запада на восток и по­сетили многие предприятия и стройки.

Когда мы поздно вечером выехали из Гаваны, Че сам вел машину. Примерно через 40 минут Че сказал, что неплохо было бы сделать остановку. Мы подъехали к какому-то ре­сторанчику на берегу моря. На просьбу Че принести что-ни­будь поесть хозяин заведения сказал, что все кончилось, а про­дукты для следующего дня еще не подвезли. Меня крайне уди­вило то, что хозяин ресторана даже не поприветствовал Че, как бы видя его впервые. Мне не поверилось, что в ресторане ничего не было. Че молча встал и пригласил нас в машину. Когда мы отъехали, он сказал, что на Кубе еще много «контр­революции и всякой сволочи». Я достал маленький чемодан­чик, в котором у меня были еще теплые пирожки, приготов­ленные моей женой, и бутылка рома. Мы прекрасно поужи­нали. Че повеселел и сказал, что и здесь советские друзья оказали «экономическое содействие», и добавил, что он сегодня не имел времени даже для обеда.

Мы ехали всю ночь, а на заре заполыхал сахарный трост­ник, который высокой стеной стоял вдоль дороги. Че нам рас­сказал, что контрреволюционеры ночью разбрасывают шарики желтого фосфора прямо по ходу машины, а с восходом солн­ца они самовозгораются. Становилось все жарче и вскоре мы вынуждены были остановиться в поселке у большого сахарного завода. Население приветствовало Че. Несмотря на ранний час, все пришли на борьбу с огнем.

Выходные дни Че обычно проводил на различных разгру­зочных работах в порту. Иногда выезжал из Гаваны на 2— 3 недели на рубку сахарного тростника во время сафры. Пом­ню, как на одной из встреч к концу беседы один из вновь прибывших на Кубу советских специалистов спросил Че: «Зав­тра выходной день. Где будете отдыхать?» Че ответил: «Отдыхать будем, когда покончим с американским империализ­мом». При этом его прекрасные большие карие глаза сдела­лись стальными, все лицо нахмурилось, губы плотно сжались.

Встреча с Че Геварой в апреле 1965 г. стала последней... Эта беседа в кабинете министра промышленности, как и боль­шинство других, состоялась ночью (день у Че Гевары был до предела занят оперативной работой и выполнением важных правительственных и партийных дел).

Мне с самого начала показалось, что он не только, как это обычно бывало, о чем-то сосредоточенно думал, но, может быть, был несколько встревожен и в какой-то степени выглядел грустным.

Когда я сказал, что в ближайшее время в Гавану прилета­ет один из заместителей председателя ГКЭС Алиханов, он спросил меня: «Когда?» Я назвал ориентировочную дату при­езда. После некоторого раздумья Че Гевара сказал, что он не сможет встретить его, так как в ближайшие дни уезжает в провинцию Орьенте, чтобы возглавить бригаду рубщиков са­харного тростника. Я предложил отсрочить его отъезд на не­сколько дней, а еще лучше, чтобы бригадиром поехал кто-либо другой. Однако Че Гевара ответил, что это невозможно, что «быть во главе бригады мачетерос — это большая честь и дове­рие, которыми он очень дорожит. Эти красные бригадиры яв­ляются миллионерами, да, да, не удивляйся, настоящими мил­лионерами — они вырубают за сезон по нескольку миллионов арроб сахарного тростника. По своему трудовому энтузиазму, который и является источником подлинного богатства и изоби­лия, они далеко превосходят всех Меллонов, Дюпонов, Фордов и других миллионеров-янки». Он добавил, что на сафру выезжают также Фидель Кастро, министры и другие кубинские ру­ководители. После небольшой паузы он добавил, что постара­ется, если будет возможность, прилететь в Гавану хотя бы на несколько часов для встречи с А. И. Алихановым, которого он хорошо знал и высоко ценил за неустанную заботу по ор­ганизации экономического и технического содействия Кубе. А пока встретит Алиханова и обсудит с ним все вопросы его первый заместитель лейтенант Орландо Боррего.

Так мы расстались, и я не предполагал, что это была моя последняя встреча с Че. Спустя много месяцев, уже находясь в СССР, я узнал о героической эпопее в горах Боливии.

Дата добавления: 2015-07-10